- А ты приезжай после ярмарки дня через три в гости. У меня сестра именинница.
- Ладно. Едем, - согласился Бекмурза.
Фирсов с Никодимом вернулись в гостиницу под вечер.
Увидев их, Федор Карлович изобразил на своем лице сладчайшую улыбку и заговорил восторженно:
- О! Ви наконец-то. Элеонора спрашивал: где молодой Фирс. Он ошшень благородный. Не дал обижайть своего знакомого. - Наклонившись к уху Сергея, он затараторил: - Элеонора топала ногой на офицера, Элеонора закрыл свой комнайт, - вынув платок, Федор Карлович поднес его к глазам, - и ошшень плакал. Элеонора хорошая девушка.
- Если хорошая, так женись на ней, - оборвал его грубо Никодим.
Вибе вытаращил на расстригу изумленные глаза и, выпятив грудь, произнес с петушиной гордостью: - Майн фрау Амали ошшень умная женщина.
- А ну тебя к лешакам! Все они умные, когда спят, - махнул тот рукой.
Стараясь сгладить выходку Никодима, Сергей спросил:
- Телеграмм нет, Федор Карлович?
Вибе хлопнул себя по лбу и засеменил к конторке.
- Извините, господин Фирсоф, - подавая телеграмму, шаркнул он ножкой.
Сергей прочитал Никодиму:
"Закупай скота больше. Имею контракт интендантством. Подыши компаньона. Выезжай. Отец".
Спрятав телеграмму, молодой Фирсов поднялся с расстригой к себе в комнату.
Через несколько минут послышался осторожный стук, и круглая голова Федора Карловича просунулась через полуоткрытую дверь.
- Вас просит, господин Фирсоф, к себе Элеонора.
- Хорошо, скажите, что приду.
- Берегись аспида и василиска в образе женщины, - погрозил ему пальцем Никодим и, подняв руку, продекламировал:
…Этим ядом я когда-то упивался,
И капля страсти слаще мне была,
Чем океан необозримый меда…
- Я вижу, ты непрочь в этом меду свою бороду обмочить, - усмехнулся Сергей.
- Нет, - помотал тот головой. - Я давно сжег свои корабли.
Когда Сергей вышел, Елеонский опустился на стул и поник головой.
Ночью Никодим проснулся от неясного шума, который доносился из комнаты Сажней. Приподняв голову с подушки, он стал прислушиваться. Вскоре послышался звон разбитой посуды и падение какого-то предмета на пол.
Поднявшись с кровати, расстрига быстро оделся и вышел в коридор.
Была полночь. Из комнаты певицы доносились возбужденные голоса.
- Так играть нечестно, - донесся до Никодима голос Сергея. Открыв дверь, расстрига увидел молодого Фирсова, стоявшего за столом против какого-то господина, одетого в штатское платье.
- У вас крапленые карты. Ими играют только жулики! - Сергей стукнул кулаком по столу.
- Вы пьяны, милостивый государь! - Одутловатое, с нездоровым оттенком лицо игрока приблизилось к Сергею. - Вы забыли, что находитесь в порядочном обществе. Щенок! - презрительно бросил он.
Сергей рванул скатерть со стола и, заглушая грохот посуды, крикнул в бешенстве:
- Мошенники!
В комнате поднялся невообразимый шум. Ударом кулака Сергей сшиб с ног первого игрока и накинулся на второго. Стоявший возле Элеоноры казачий офицер схватился за эфес шашки. В тот же миг к нему подскочил Никодим и рванул за темляк. Запнувшись за лежавшего на полу пьяного трагика, офицер упал. Расстрига навалился на господина с помятой физиономией и, схватив его за горло, злобно прошипел:
- Деньги!
По комнате металась испуганная певица.
Прибежавший на шум Федор Карлович сунулся было к Никодиму, но, получив крепкий пинок ногой, он, ойкнув, отлетел в угол.
- Майн гот! Мой бог! - пролепетал он в испуге и в страхе заполз под диван.
- Деньги! - задыхаясь, прохрипел Никодим.
Шулер пошарил рукой в кармане и, вынув пачку ассигнаций, сказал: - Отпусти…
Ломая руки, Элеонора кинулась к Сергею:
- Оттащите его от господина Бойчевского. Задушит.
- Никодим, брось ты его, а то на самом деле отправишь на тот свет. Ну их к чертям! - потрогал он за плечо своего друга.
Елеонский поднялся во весь свой огромный рост и, сунув деньги за пазуху, с ненавистью посмотрел на Сажней.
- Облапошить хотите парня, не выйдет, - и он вместе с Сергеем вышел из комнаты.
Утром, когда город еще спал, они выехали на заимку Толстопятова.
Глава 11
Заимка Дорофея стояла на полпути от станции Прорывной к Марамышу. Обнесенная высоким частоколом, с массивными воротами, она напоминала скорее пересыльную тюрьму, чем жилье.
В ограде, заслоняя деревья, стоял большой крестовый дом, сложенный из толстых бревен. Справа от него, прячась в зелени старых берез, - старообрядческая молельня. Хозяин был беспоповец, не признавал икон и новых церковных книг.
За оградой, на опушке леса, виднелось несколько ветхих избушек, где жили толстопятовские работники.
Дорофей встретил гостей радушно.
- Уж не обессудьте, - говорил он, поглаживая бороду. - Живем в степи, добрых людей видим редко, чем богаты, тем и рады. - Сергей с любопытством рассматривал потолок и стены, расписанные яркими красками каким-то проезжим маляром.
- Семья у меня небольшая, - продолжал хозяин, - сам да старуха, Агриппиной зовут, да дочка Феония. Только не дал бог ей счастья. Маленькую роняли с крыльца, теперь с горбом ходит, - вздохнул он, - да и, признаться, умишком-то не богата. - Дорофей побарабанил пальцами по столу и, заслышав скрип двери, оглянулся. - Да вот и она сама.
Из-за косяка выглянуло бледное с синими прожилками лицо горбуньи. Хихикнув, девушка скрылась. Вошла жена Дорофея, высокая, худая женщина с мрачным лицом. Молча поклонившись гостям, она стала собирать на стол.
- Хозяйство, слава те восподи, немалое. Одних работников держу осемнадцать человек. Из переселенцев, рассейские, всех обуть, одеть надо, а начнешь на работу посылать, - хлеба, говорят, дай. А где я им его напасусь. Ну и стряпают бабы с лебедой да с отрубями. Едят, слышь ты, - обрадованно закончил он. - Присаживайтесь к столу, - пригласил он гостей.
- С дорожки-то по маленькой выпить надо, - выбивая пробку, он хлопнул бутылкой о ладонь и налил рюмки.
Агриппина поставила пироги с капустой и свиное сало. Сергей после рюмки водки с аппетитом принялся за еду. Не отставал и Никодим.
- Добавь-ко, - мотнул Дорофей жене. Та вынесла из чулана большой, чуть розоватый кусок сала и, разрезав его на мелкие части, поставила на стол.
- А добренькое у тебя сало, Дорофей Петрович, - сказал Никодим хозяину.
- Боров был подходящий, пудов на шесть. Вот только заколоть пришлось не во-время.
- Почему?
- Парнишку у поселенки съел, - ответил спокойно Дорофей.
Никодим от изумления разинул рот и, выронив кусок сала из рук, спросил чуть слышно:
- Как так?
- Притча такая. Просто сам дивлюсь, - развел руками хозяин. - Дарьин-то парнишка, так зовут поселенку, ползунок был, не больше года. Ушла, значит, она на покос и оставила его со старшим братишкой. А Дарьина-то изба стояла рядом со свинарником. А свиней-то у меня, слава те восподи, штук тридцать, не считая поросят. Ну вот, ушла, значит, на покос, наказала старшему, штоб глядел за годовиком. А ейный-то парнишка, стало быть, уснул, а маленький-то, лешак его возьми, несмышленыш-то, выполз из избы, да и пополз к свинарнику. Добрался, значит, до жердей, потянулся ручонками и кувырк в загон.
А свиньи што, известно, сгрудились вокруг него и давай катать. Взрослых-то никого не было. Я со старухой отдыхал в сенках. А боров-то у меня был чисто зверюга, людей близко к себе не допускал. Ну, стало быть, кинулся на мальчонку и разорвал. Я, значит, сплю, прибегает Дарья, вся раскосматилась, глаза дикие, завыла: "Будь вы прокляты! Дитя мое съели". Я ей говорю, не вой. Пудовки две хлеба отсыплю, борова заколю, мясца исшо дам. Друг ты мой, - покачал головой Дорофей, - што она тут делала. Билась о землю головой, рвала волосы, а остатки сынишкиной-то рубашонки прижала, слышь, к груди, да так это дико завыла, што у меня мороз по коже пробежал. А борова-то пришлось все-таки зарезать, на людей стал кидаться, - вздохнул с сожалением Дорофей. - Давайте исшо по рюмочке, - предложил он гостям.
Сергей почувствовал тошноту и вышел из-за стола. Подняв изумленные глаза на хозяина, Никодим спросил с трудом: - Ну, а Дарья что?
- А что Дарья? Известно, повыла да и перестала. Куда ей деться? У кого найдет лучше? Только вот стал я примечать, - понизил голос Дорофей, - с умишком-то у ней неладно что-то стало. Как бы не свихнулась баба совсем, а хлебом-то она у меня забралась до рождества. Убыток, - вздохнул он. - Может, еще покушаешь? - подвинул ему Дорофей сало.
- Спасибо, - ответил сухо Никодим, - сыт по горло.
Молодой Фирсов вышел на крыльцо и, навалившись грудью на перила, мрачно посмотрел на вечерний закат.
"Людоеды мы", - подумал Сергей и спустился с крыльца.
Стоял теплый вечер. Юноша вышел за ограду в степь.
Чем дальше он удалялся от жилья, тем сильнее им овладевало прошлое. Вспомнил Устинью, с которой он встречался украдкой, тихие ночи в переулке ее дома, и, отдавшись думам о любимой девушке, он не заметил, как ушел далеко в степь. Показались звезды. За курганом поднималась луна, заливая своим мерцающим светом равнину. Пахло полынью, пряным запахом богородской травы и кипреем, которым так богаты степи Южного Зауралья.
Сергей возвратился к заимке, когда стояла уже глухая ночь. Его потянуло в Марамыш. С заимки выехали на рассвете.
Глава 12
Расстрига запил. Случилось это накануне именин Агнии. Никиты Захаровича в тот день дома не было. Сергей ушел на охоту. Василиса Терентьевна уехала с дочерью к Дарье Видинеевой, которая жила на даче в в трех верстах от города.
В доме оставалась одна лишь работница Мария. Никодим явился в полдень и, закрыв на ключ свою комнату, вынул из-за пазухи бутылку водки.
С тяжелым вздохом Никодим налил стакан, посмотрел на свет жидкость и с жадностью ее выпил. Налил второй и так же молча опрокинул его в рот. Он обвел мрачным взглядом стены, потолок и, опираясь рукой о стол, поднялся со стула.
Комната наполнилась печальным гудением:
- Милая Стеша, мать дьяконица, подруга дней моей молодости. Спишь в земле. А я вот бодрствую и не могу найти покоя.
Расстрига тяжелым шагом подошел к висевшей в углу иконе и опустился на колени.
- Да вознесется молитва моя, как фимиам перед лицом твоим, - произнес он глухо…
В комнате послышался звук, похожий на рыдание. Закрыв лицо руками, Никодим прошептал молитвенно:
- Господи, владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия, празднословия, не даждь ми…
Огромное тело Елеонского было распростерто на полу. Стукнувшись лбом об пол, расстрига поднялся на ноги, подошел к столику и, взяв бутылку, с жадностью припал к ее горлышку. Через несколько минут он, прищелкивая пальцами, весело горланил, искажая арию герцога из "Риголетто":
…Если красавица,
В объятия кидается,
Будь осторожен… -
и, промычав концовку, он раскрыл в пьяной улыбке широкий рот.
Дня через два расстрига явился в дом Фирсова в рваной рубахе и в старых галошах на босую ногу. Он хотел было проскользнуть незаметно в свою комнату, но неожиданно столкнулся в коридоре с Никитой.
- Как погулял, добрый молодец? - спросил тот ехидно и, сделав строгое лицо, добавил: - Следуй за мной.
Закрыв дверь, Фирсов подошел к Никодиму и, не спуская с него ястребиных глаз, жестко сказал: - Если ты не умеешь держать себя в моем доме, можешь итти на все четыре стороны. Понял?
- Хорошо, - хмуро ответил тот и повернулся к выходу. - Я уйду, но без меня тебе будет плохо, жалеть будешь, ибо одна у нас с тобой дорога - в геенну огненную, а итти туда тебе одному как-то скучновато, - усмехнулся он.
- Убирайся вон! Кутейник! - затрясся от злобы Фирсов. - Кто из нас угодит к сатане, будет видно. Но пьяницам туда дорога верная.
Никодим выпрямился.
- Сколопендра ты рода человеческого, - язвительно сказал он и, хлопнув дверью, вышел.
Оставшись один, Никита забегал по комнате.
"У меня ли ему не житье? Обут, одет, при деньгах, что еще надо?" Успокоившись, Фирсов сел к столу и забарабанил пальцами. "Пожалуй, зря его выгнал, - подумал он с раскаянием, - пригодится еще. С интендантством хлопот много. Сергей молод, а на того ученого надеяться нечего", - вспомнил он про старшего сына.
Сергей вернулся с охоты под вечер. Узнав от отца, что он прогнал Никодима, забеспокоился.
- Надо его найти и привести домой, - заявил он решительно отцу. - Никодим честный человек.
- Не вижу.
- Если вы не хотите видеть, так я знаю. Его нужно найти сегодня же, - заявил твердо Сергей.
- Ну, пошли работника по кабакам, раз он так уж тебе нужен, - сердито произнес Никита.
В это время пьяный расстрига спал в харчевне.
Проснулся Елеонский от ощущения, что его кто-то сильно толкает в плечо. Открыв отяжелевшие веки, он равнодушно посмотрел на запачканные стены трактира, на стоявшего перед ним Сергея.
- Пойдем, Никодим Федорович, домой, - сказал тот мягко.
- Милое чадо! Нет у меня пристанища на земле, ибо я уподоблен древнему Иову и валяюсь где попало. Сир и наг и деньги все пропиты.
- Пойдем, я дома достану.
Никодим грузно поднялся со стула и тяжелым взглядом посмотрел на юношу.
- Запой у меня, - положив руку на плечо юноши, сказал он глухо. - Не бросай меня, Сергей. Пригожусь тебе еще в жизни. Поддержи в эти минуты. А то свихнусь, - вырвалось у него. И, повернувшись к своему другу, он вместе с ним вышел из харчевни.
Глава 13
Андрей приехал в Марамыш за день до именин сестры. Переодевшись, зашел в ее комнату. Агния встретила брата приветливо. Усадив возле себя, начала рассказывать городские новости.
- Скоро в кинематографе Степанова пойдет картина "Камо грядеши" по роману Генриха Сенкевича, - заметила она, - говорят, очень интересная. В особенности сцена в римском цирке. - Да, чуть не забыла, - она посмотрела в глаза брату, - в городе живет очень интересная особа, зовут ее Нина Дробышева. Я тебя познакомлю с ней на пикнике, смотри не влюбись, - шутливо погрозила она пальцем.
Андрей улыбнулся.
- На этот счет будь спокойна. У твоей Нины Дробышевой, вероятно, целый хвост поклонников, где уж нам, степнякам, - вздохнул он деланно. - Кто она?
Агния пожала плечами.
- Не знаю. Говорят, она дочь присяжного поверенного и выслана в Марамыш за связь с революционными кружками где-то на юге России. Между прочим, - добавила Агния, - на днях прибыли еще трое политических ссыльных. Один из них бывший студент, остальных не знаю. Да, еще новость. Приехал Штейер. Ты его помнишь, сын аптекаря. Он окончил юнкерское училище и гостит у стариков.
- К старикам ли он приехал? - Андрей лукаво посмотрел на сестру. Девушка вспыхнула. Он знал, что Агния неравнодушна к Штейеру.
- Кто еще будет на пикнике? - перевел он разговор.
- Коля Пучков, Виктор Словцов и другие.
- Виктор здесь?! - спросил живо Андрей. - Давно?
- Недели две. У него неприятность: исключили из университета.
- Вот это новость, - протянул Андрей. - Надо навестить Виктора.
Словцов жил на окраине города у старой просвирни. Фирсов нашел его на огороде занятым окучиванием картофеля. Бросив тяпку, Виктор раскрыл объятия и крепко расцеловал Андрея.
- Наконец-то явился. А я, признаться, собирался к тебе на мельницу, но Агния Никитична не пустила: скоро, говорит, будет в городе. Ну, пойдем в мое убежище, - похлопал он приятеля по плечу.
- Надолго? - спросил Андрей Словцова.
Виктор развел руками:
- Как тебе сказать. Пожалуй, насовсем, - усмехнулся он. - Чаю хочешь? - И, не дожидаясь согласия друга, крикнул в боковушку: - Марковна, поставь-ка самоварчик.
Из маленькой комнаты вышла старушка и, увидев Андрея, всплеснула руками.
- Господи, Андрюша! А мой-то Алексеевич, - взглянула она добрыми глазами на Словцова, - каждый день вспоминал. Собрался было итти в степь на мельницу, я и котомку ему с сухарями подготовила.
- Ну-ну, Марковна, не выдавать наших семейных секретов, - улыбнулся Виктор.
Когда женщина вышла, Андрей озабоченно спросил:
- Я слышал, у тебя по университету неприятность?
- Да, исключили, - он зашагал по комнате.
- Ну, хорошо, - остановил его Фирсов. - Исключили из университета, а дальше что думаешь делать?
Виктор пригладил волосы и подошел к столу.
- Пойду пока по стопам отца, устроюсь учителем, надеюсь на твою протекцию, - улыбнулся он.
Андрей поднялся со стула и подошел к приятелю.
- Просчитался, дружище. С протекцией Андрея Фирсова у тебя ничего не выйдет, - усмехнулся он.
- Не понимаю, - пожал плечами Словцов.
- Здешнее начальство поглядывает на меня косо. Тебя удивляет?
- Признаться, да.
Андрей рассказал о ссоре с отцом и намекнул о своей связи с революционными кружками Петербурга.
- Вот оно что, - протянул Виктор. - Я, признаться, считал тебя лишь богатым либералом и только. Ты мне и раньше нравился своей прямотой и честностью взглядов, но то, что ты сказал сейчас, меня радует.
Друзья уселись за чай.
- Агния мне говорила о какой-то Нине Дробышевой, ты ее знаешь? - спросил Андрей.
- Встречал раза два, - ответил тот. - Она убежденная марксистка. Не советую тебе вступать с ней в спор, - улыбнулся Виктор, - разнесет в пух и прах.
- Посмотрим. Может быть, общее в споре что-нибудь найду.
- Сомневаюсь, - заметил Виктор. - Компромиссов она не признает.
Андрей пожал плечами и, помолчав, спросил Виктора:
- Агния мне говорила, что в Марамыш прибыли еще трое политических ссыльных. Кто они?
- Не совсем точно. Двое административно высланные на год. Третий ссыльный - по решению суда. Его фамилия Русаков Григорий Иванович, по профессии слесарь. Как человек и собеседник очень интересен. Я тебя как-нибудь познакомлю с ним, между прочим, он имеет большое влияние на Нину Дробышеву. Если она неплохо теорию знает, то у Русакова сочетается теория марксизма с революционной практикой. Остальные двое меньшевики. Фамилия первого - Кукарский, это типичнейший экономист. Второй - Иван Устюгов. Взгляды последнего на политическое переустройство страны весьма оригинальные, - усмехнулся Виктор.
Андрей напомнил Виктору о пикнике.
- Буду обязательно, - пожимая руку Фирсова, ответил тот. - Передай Агнии Никитичне привет.
Андрей вышел от Словцова поздно. Город спал. Повернув на одну из улиц, он заметил фигуру человека, который неслышно шел за ним, прижимаясь к деревянным заборам домов.
"Шпик", - подумал Фирсов и прибавил шагу.
"Однако этот тип не отстает. Проучить разве?" Повернув круто обратно, он направился к незнакомцу. Тот притворился пьяным и, шатаясь, прислонился к забору.
Чиркнув спичкой, Андрей посмотрел ему в лицо. Перед ним стоял Феофан Чижиков - отставной коллежский регистратор.