- За мной! - закричал Бахарев и побежал прямо на пулемет, стремясь догнать своих стрелков и вместе с ними открыть автоматный огонь по вражескому пулемету. Он бежал что есть силы, но расстояние сокращалось медленно, и эти мучительные метров сто равнины казались длиннее километра. На небольшой воронке он споткнулся, плашмя упал на землю, не чувствуя боли, вскочил и что есть силы закричал: - Ура-а-а! Молодцы танкисты!
Там, где только что изготовились к стрельбе вражеские пулеметчики, ползала родная тридцатьчетверка с белой цифрой "20" на башне. Это была хорошо знакомая Бахареву двадцатка - машина командира танковой роты капитана Кисленко. Она медленно ползла вдоль вражеской траншеи, подминая гусеницами все, что попадалось на пути. Около нее уже были стрелки второго взвода. Справа в траншею ворвался третий взвод. С этого момента к Бахареву вернулось его прежнее спокойствие. Он отчетливо видел теперь не только свою роту, но и все поле боя, где ползали танки, бежали, стреляли, кричали такие же, как и его, стрелковые роты, передвигались пушки и пулеметы, в разных направлениях сновали посыльные и связисты, санитары перевязывали раненых.
- Узнать потери во взводах, - приказал Бахарев связным и взглянул на часы.
Скоро вернулись связные и доложили, что убитых нет и только в первом взводе ранен один стрелок.
То, что не было серьезных потерь и рота легко овладела первой траншеей противника, продолжая стремительно продвигаться в глубину вражеской обороны, окрылило Бахарева. Самое страшное осталось позади, и теперь главное - выдержать направление наступления, не потерять связь с соседями и сохранить взаимодействие с танкистами, пулеметчиками и артиллеристами.
Все шло хорошо, точно так, как было продумано и разработано при подготовке боя. Так же легко и без потерь взяли еще две траншеи, преодолели заболоченный ручей, вышли на высоту, где по данным разведки, проходила вторая позиция противника, а сейчас были только развороченные траншеи с видневшимися кое-где трупами немцев.
Вдали открывались смутные очертания города Секешфехервар, заманчивые и далекие, куда по плану должны были ворваться к вечеру.
- Вон он, этот самый Секешфехервар, - сказал Бахарев связным, показывая в сторону города, - там ужин и - снова вперед.
- Язык поломаешь, пока выговоришь, - ответил Анашкин.
В низине за высотой Бахарева догнал низкорослый, перепачканный грязью связной командира батальона.
Он пытался приложить руку к ушанке, но от волнения только махнул ею возле уха и протянул капитану конверт.
- …немцы… контратака, - договорил он какую-то только для него одного ясную мысль и опустил голову.
Командир батальона предупреждал Бахарева о скоплении сил противника в городе Секешфехервар, приказывал немедленно овладеть высотой 122,7 и подготовиться к отражению контратак противника.
- А где же батальонные телефонисты?.. - прочитав записку, спросил Бахарев. С самого начала атаки телефонисты отстали, и он за два часа наступления ни разу не поговорил с комбатом.
- Тянут, тянут, совсем недалеко, - не дав договорить капитану, выпалил связной, - комбат их ругал, ругал, а все одно не поспели.
- Доложите гвардии майору: приказ понят, высота будет взята, к отражению контратак противника рота готова.
- Слушаюсь! - выкрикнул связной и опрометью побежал назад.
Предупреждение командира батальона о подготовке противником крупных контратак обеспокоило Бахарева. Он махнул рукой связным от взводов и побежал за стрелковыми цепями. Они скрывались за полем неубранной кукурузы.
Где-то за холмом была и высота 122,7. Бахарев торопился взглянуть на нее и решить, как лучше встретить контратаку противника.
Рядом с капитаном, то опережая его, то чуть приотставая, бежал Анашкин. Он, по неписаному закону ординарцев, все время стремился быть возле своего командира и без слов понять его мысли.
На кукурузном поле мелькали пехотинцы. Они часто падали, стреляли куда-то, снова вскакивали и бежали, пригибаясь к земле. Впереди стрелков на желтом фоне отчетливо рисовались танковые башни. Они едва заметно удалялись к голой высоте, наискось перерезанной широкой полосой шоссе. По скату высоты чернели свежие окопы. Бахарев без бинокля рассмотрел немецких пехотинцев. Они, проворно работая лопатами, лежа окапывались.
"Скорее вперед! Не дать закрепиться", - думал Бахарев. Едва успел он пробежать еще несколько шагов, как впереди перед самой высотой раздался оглушительный взрыв. Бахарев увидел взметнувшееся пламя и под ним, на земле, осевший набок танк.
"Минное поле", - догадался Бахарев.
С высоты по танкам в упор били две немецкие пушки. Из-за шоссе стреляло еще несколько орудий. Их снаряды с треском рвались возле танков. Тридцатьчетверки, отстреливаясь, медленно пятились назад.
Бахарев понял, что противник сумел закрепиться и теперь придется силой сбивать его с высоты. Он хотел поднять роту в атаку, без танков ворваться на высоту и овладеть ею, но все стрелковые взводы лежали под сильным пулеметным и автоматным огнем противника. Вспыхнул еще один танк. Остальные поспешно отходили в кукурузу. Сейчас перед противником остались только рассыпавшиеся по всему полю пехотинцы.
Бахарев прилег в маленькую канавку. Над головой взвизгивали рикошетные пули, нарастающим воем сдавливая воздух, проносились снаряды и рвались где-то позади.
Слезящимися глазами он пытался рассмотреть, что делалось впереди, но чернокоричневый дым застилал все поле. Свист пуль прижал капитана к земле. В горле пересохло, и звонко стучало в висках. На мгновение Бахареву показалось, что все кончено и ему никогда не удастся встать с этого проклятого поля. Он правой рукой потянулся за лопатой, но земля дрогнула, в лицо ударил горячий воздух и над головой тоскливо запели осколки.
Задыхаясь, Бахарев вскочил, но тут же упал. Воздух вскипал от пронзительного пересвиста.
Впереди виднелись ноги в сапогах со стоптанными каблуками. Совсем рядом виднелись еще чьи-то ноги в обмотках и новеньких ботинках; одна обмотка размоталась, и хозяин ее, видимо, не замечал этого.
"Упадет ведь, когда побежит", - подумал Бахарев и сразу же вспомнил, что он командир роты, что ему подчинены десятки людей и что за этих людей он отвечает не только перед командованием, но и перед своей собственной совестью. А сейчас эти десятки людей лежали под губительным огнем противника и каждую минуту обрывалась жизнь то одного, то другого.
Он рывком вскочил на ноги и, ничего не видя, во весь голос закричал:
- Огонь! Пулеметы, огонь! Автоматчики, огонь!
Попрежнему взвизгивали пули, урча проносились над головой снаряды, пороховые газы мешали дышать, но Бахарев ничего не слышал и не чувствовал. Перед его глазами были только солдаты его роты, которые вразброс лежали на кукурузном поле.
- Первый взвод, огонь по восточным скатам высоты! - не замечая, что он стоит во весь рост, кричал Бахарев. - Второму и пулеметному - по окопам на гребне высоты! Третий взвод, огонь по насыпи!
Со всех сторон доносились винтовочные выстрелы, к ним присоединилась дробь автоматов.
Солдаты словно опомнились от сна и стреляли, стреляли без конца, кто - лежа на земле, кто - привстав на колени, кто - сидя, поджав ноги. Все кукурузное поле окуталось сизыми дымками и полыхало выстрелами.
- Телефон, товарищ капитан, телефон, - радостно крикнул Анашкин.
Бахарев облегченно вздохнул; позади Анашкина два связиста устанавливали телефон.
- Комбата, - подскочив к ним, рванул трубку Бахарев. Он приник к аппарату. Теперь провод связывал его с большой жизнью, с целым миром.
- Артиллерии, товарищ майор, дайте огонь артиллерии! - задыхаясь, выкрикивал он, мучительно ожидая, что провод вот-вот порвется и его рота снова будет отрезана от батальона, от всех наступающих войск.
- Даю, Толя, даю, - услышал он близкий и сейчас такой родной голос. - Сейчас саперы придут, разминируют и с танками - вперед! Один не атакуй, только с танками. И соседи атакуют.
Бахарев передал трубку телефонисту, привстал на колени и осмотрелся по сторонам. Его рота вырвалась далеко вперед, уступом огибая высоту.
К полю неубранной кукурузы, где, поспешно окапываясь, лежали взводы Бахарева, артиллеристы выкатывали пушки. Две уже успели развернуться и беглым огнем били по противнику. Позади пушек виднелась маленькая группа людей. Впереди нее, пригнувшись, бежал офицер. Бахарев узнал неутомимого Минькова.
Как ни силен был огонь стрелков Бахарева и артиллеристов, противник не прекращал яростного обстрела.
Привстав, чтоб лучше рассмотреть, откуда бьют вражеские пулеметы, Бахарев увидел перед высотой беспорядочное нагромождение камней. Это были остатки разрушенных домов. Использовать их как укрытия сейчас было нельзя. Вражеская артиллерия, ведя огонь по танкам, почти сровняла их с землей.
Всматриваясь в груды камней, Бахарев замер от изумления. Возле крайней развалины, где темнело какое-то углубление, привстала маленькая фигурка в белой рубашонке с двумя черными ленточками помочей на плечах и в коротких черных штанишках. Фигурка выпрямилась, мелькнули босые ноги, и Бахарев увидел мальчика лет шести или семи. Его лицо, очевидно запыленное, было совсем темным. Он спокойно прошел несколько шагов, что-то рассматривая на земле. Обстрел с той и другой стороны не стихал. Еще яростнее вели огонь пулеметы и автоматы, в разных местах беспрерывно рвались снаряды.
Бахарев бросился вперед, намереваясь немедленно подхватить мальчика и отнести его в безопасное место. Но едва он добежал до ближнего пулемета, как рядом с ним протопали тяжелые шаги и впереди замелькала высоченная фигура в короткой шинели, с неуклюже размахивающими руками. Это бежал Анашкин. В несколько прыжков он подскочил к мальчику, схватил его и, прижав к груди, помчался обратно. Позади него метнулось пламя. Анашкин споткнулся, свалился на бок, но тут же выпрямился и побежал еще быстрее. Из-под его рук виднелись две босые ноги, на груди темнела черноволосая головка.
Анашкин прыгнул в глубокую воронку.
- Ах, постреленок ты этакий, - тяжело дыша, бормотал он и прижимал мальчика к земле, - что ты бродишь-то невесть где, мать-то, небось, волосы рвет на себе!..
- Не ранило? - подполз к нему Бахарев.
- Слава богу, не задело. Целехоньки оба.
- Быстрее в тыл его и старшине передайте, чтобы отправили в ближайшую деревню.
Мальчик обвил руками шею ефрейтора и, прижимаясь к нему всем телом, с любопытством осматривался. Анашкин прижал его к груди и, пригибаясь к земле, побежал через кукурузу.
Бахарев рукавом шинели вытер вспотевший лоб и облегченно вздохнул. Эта сцена, длившаяся не больше минуты, до дрожи взволновала его.
- Атакуем? - подбежал к нему командир танковой роты капитан Кисленко.
Бахарев взглянул на затянутую в комбинезон стройную фигуру танкиста, и ярость от только что пережитой опасности с неудержимой силой охватила его.
- Что же ты, договорились вместе, а сам драпанул! - сурово проговорил он, не имея сил сдерживать накипевшую обиду.
- Минное поле, понимаешь, две машины потерял… - ответил танкист.
- Две машины… Две машины… А у меня могли всю роту положить.
Стонущий гул артиллерии заглушил их слова. Они стояли друг против друга - оба рослые, один в расстегнутой шинели, другой в замасленном комбинезоне - и укоряли друг друга. Бахарев никак не мог простить танкисту, что его экипажи в самое трудное время отошли и оставили стрелков без поддержки, а Кисленко доказывал, что он поступил правильно, спас от напрасной гибели своих людей и боевые машины, но никак не мог подобрать убедительных слов для объяснения этого.
- Где прикажете проходы делать? - прервал их подбежавший Миньков.
- Один вот здесь, прямо у тех воронок, а еще два левее, - показал Бахарев и обернулся к танкисту: - Вас устроят проходы в этих местах?
- Безусловно, - согласился Кисленко, - только пошире.
- Строго по норме, - успокоил его Миньков и побежал к саперам.
- Ну, ладно, капитан, не злись, - миролюбиво проговорил Кисленко, - нам ведь с тобой немало еще придется горяченького хлебнуть. Как думаешь высоту-то брать?
- Вот артиллерия обработает - и в атаку, - холодно ответил Бахарев.
- А знаешь что, давай-ка десантом.
- Десантом? - переспросил Бахарев.
Предложение Кисленко понравилось Бахареву, но он еще никак не мог успокоиться и упрямо возразил:
- Нет, уж мы лучше по-старому. Не хочу своих людей в мишени превращать.
- Какие мишени? - удивился танкист. - Мы же с тобой еще вчера об этом говорили.
Бахарев знал, что Кисленко прав. Во время подготовки наступления они вместе продумывали различные варианты действий и договорились при возможности захватывать опорные пункты противника выброской десантов на танках. Они заранее распределили, кто на какой машине должен ехать, и все люди в роте знали, где кому сидеть при действиях танковым десантом.
- Вот и бог войны, - показывая в сторону, сказал Кисленко, - он нас огоньком поддержит.
Бахарев увидел вприпрыжку бежавшего командира батареи капитана Саушкина, и обида с новой силой закипела в нем.
- Хороши! Лучше некуда, - ворчал он, - все вы перед боем хвастаетесь: мы поддержим, мы обеспечим, все для пехоты, а чуть прижало - и в кусты.
- Ну, знаешь, сам виноват, на других не сваливай! - зло выкрикнул артиллерист. - Мы же с тобой договорились: стрелков выделять для помощи расчетам в передвижении пушек. А где твои стрелки? Рванулись - и хоть бы им что. Твоим стрелкам-то легко. Беги, и только. Ты попробуй пушки выкатить по такому грунту.
- Выкатить, выкатить! - не успокаивался Бахарев. - А ты попробуй без огня атаковать. Это тебе не за триста метров из-за бугорка снарядики пускать.
- Вот, чорт возьми, шел в стрелковую роту, а попал на спектакль! - раздался позади капитанов насмешливый голос.
Они обернулись и увидели подполковника Крылова. Он стоял, придерживая автомат правой рукой, и молодо смеялся. Подавив смех, строго спросил:
- Ты что же это от артиллеристов требуешь поддержки, а сам им помогать не желаешь?
- Товарищ гвардии подполковник… - пытался оправдаться Бахарев.
- Что гвардии подполковник? Я и полковником буду, а тебе майора присвоят, если, конечно, поумеришь свой пыл и не будешь забывать о взаимной поддержке. Ложись, что тянешься-то? Это тебе не строевая подготовка.
Бахарев послушно лег, досадуя и на себя, и на Кисленко, и особенно на Саушкина, который, стоя на коленях, так нагло и вызывающе смотрел на него.
- Ну, продолжайте свою работу, а я пойду к танкистам.
Крылов встал и, пригибаясь к земле, по-юношески резво побежал за высоту.
- А ты не мог напомнить, - радуясь, что Крылов ушел, говорил Бахарев артиллеристу, - сам знаешь, в горячке-то забудешь. А теперь вот красней. Он мне до конца войны не забудет этого.
Артиллерия и минометы с нарастающей силой продолжали вести огонь по высоте 122,7. Клочья дыма и бурая пыль скрыли вражеские позиции. Противник снова был подавлен. Стрелки молча смотрели на работу артиллерии. Чумазые танкисты хлопотливо расхаживали возле своих машин. Казалось, они наслаждаются долгожданной возможностью свободно походить по земле. Среди них виднелась приземистая фигура Крылова. Он переходил от одной машины к другой, что-то говорил, показывая рукой в сторону противника. Артиллерийские расчеты застыли возле пушек. А впереди всех, там, где догорали разбитые танки, ползали по земле саперы. Они расчищали от мин дорогу танкистам и пехотинцам.
Бахарев поставил задачи взводам, проверил людей и боеприпасы в роте и прилег на землю, ожидая окончания огневого налета артиллерии и минометов. Прежнее спокойствие и уверенность в успехе вернулись к нему. Нарушенное взаимодействие было восстановлено. Теперь рота опять будет наступать при поддержке танков и артиллерии.
Раздумье Бахарева прервал Анашкин:
- Товарищ гвардии капитан, ракеты!
Это был сигнал для переноса огня артиллерии в глубину расположения противника и начала атаки пехоты и танков.
Не успел Бахарев подбежать к машине Кисленко, как справа, слева и в середине три танка на полной скорости двинулись вперед. На броне густо сидели стрелки и пулеметчики. Переваливаясь с боку на бок, танки устремились к махавшим флажками саперам. Воздух снова вздрогнул от мощного залпа.
Несколько рук подхватили Бахарева и втащили на броню. Вокруг открытой башни сидели Анашкин, связные от взводов и Васильков.
Танкист что-то кричал, показывая рукой вверх. В синеве неба виднелись большие группы штурмовиков. Советские самолеты направлялись к городу.
Бахарев встал во весь рост и махнул рукой командиру танковой роты. Первые танки уже прошли минное поле и ворвались на высоту 122,7. С них в разные стороны прыгали автоматчики и куда-то стреляли. Высунувшись из люка, Кисленко склонился к Бахареву и прокричал:
- Красота, Толя, красота!
Но Бахарев лишь пожал плечами. Сейчас решалась судьба боя за высоту. Если противник еще не успел опомниться от огня артиллерии, то рота без потерь овладеет высотой. Но если откроет огонь хоть один пулемет, то многие останутся лежать в этой ложбине.
На высоту ворвались еще три танка. Теперь уже шесть машин ползали по ее изрытой горбине.
- Скорее, скорее! - кричал Бахарев, торопя командира танковой роты.
Минное поле, наконец, осталось позади. Промелькнула маленькая фигурка Минькова, махавшего флажком. Вслед за танками устремились тягачи с пушками на прицепе.
- Скорее, скорее! - кричал Бахарев, сам ничего не слыша от рева танкового мотора, и, рванув автомат, больше инстинктивно, чем сознательно, дал длинную очередь по извилистому окопу, где показались трое немцев. Тотчас же Анашкин, Васильков и связные один за другим попрыгали с брони танка и бросились туда, куда стрелял Бахарев. Высоченный Анашкин опередил всех, и не успел Бахарев спрыгнуть с танка, как ефрейтор уже вытаскивал из окопа кого-то маленького в зеленой шинели. Это был пленный пожилой солдат с искаженным от ужаса лицом и бессмысленными круглыми глазами. Он что-то бессвязно лепетал, все время высоко держа руки над головой.
- Давай, давай! Хватит, отвоевался. Одним меньше - победа ближе! - подталкивал его Анашкин, держа в одной руке свой, а в другой немецкий автомат.