- Косенко, - назвал Васильков и с жаром продолжал: - и все его отделение, а еще из третьего взвода второе отделение. Там двое не комсомольцы, но солдаты очень хорошие, сегодня они подали заявления в комсомол. И мне с этим отделением разрешите поехать. Командира отделения ранили перед городом, я временно командовал. Если разрешите…
Васильков не договорил, почувствовав сильную руку Бахарева на своем плече.
- Хорошо, Саша. Я так и думал. Надеюсь на вас. Пойдете по правому проходу, как только проскочите первые окопы, развернуться влево, обойти здание и атаковать левый дальний угол. Что там у противника - неизвестно, все загораживает стена. Поэтому действуйте самостоятельно. Главное - как можно быстрее ворваться внутрь здания и сразу же захватить огневые точки. Все решает быстрота и смелость. Малейшая заминка - гибель!
Васильков слушал капитана и чувствовал, как где-то в груди нарастала мелкая дрожь. Он до боли прикусил губы, сжал кулаки, но дрожь распространялась по всему телу, и он никак не мог успокоиться.
Один за другим к Бахареву подползали командиры взводов.
Он рассказывал, кому, что и как нужно делать, а Васильков всем существом вбирал его слова, думал, как ему самому придется действовать, и, когда капитан смолк, в сознании Василькова отчетливо сложилась картина предстоящего боя.
Он теперь видел не только тех нескольких человек, которые пойдут вместе с ним, но понимал смысл и значение действий каждого человека в этом бою. Те две группы, которые первыми шли на танках, были только частичкой большого коллектива, и, собственно, на эту частичку в первые минуты боя должны были работать все: и стрелки, и пулеметчики, и саперы, и артиллеристы, и минометчики. Нетерпеливая дрожь сменилась радостным волнением. Васильков по-новому осознал теперь то, что проходило перед ним каждый день, что он видел и знал, но еще не мог оценить во всей значимости и величине. Нет, не один человек и не маленькая группа решали успех дела. И судьба человека зависела не только от него самого. Все определялось действиями коллектива, соединенными усилиями многих людей.
Впереди разгорелась ожесточенная перестрелка. К Бахареву подскочил Кисленко и, упав на живот, прошептал:
- Саперов не пускают к переднему краю.
- Ничего страшного, - спокойно проговорил неизвестно когда подошедший командир батальона. Он лежал на куче щебня позади всех и смотрел в сторону противника.
- А мины? Напоремся на них, - возмущенно ответил Кисленко.
- Никаких мин перед вами нет, - решительно ответил майор, в упор глядя на Кисленко, - мы артиллерийским и пулеметным огнем все прощупали, нигде ни одного взрыва.
- Разрешите командирам взводов приступать? - спросил Бахарев.
- Да, приступайте, - ответил майор.
От Бахарева в разные стороны побежали люди. Глядя на них, Василькову хотелось каждому пожать руку и сказать, что он выполнит то, что ему поручено, что он надеется на каждого и уверен, что каждый, если случится неожиданное, поможет ему.
Он резко вскочил и пошел к отделению. На небе все ярче разгорались крупные звезды. В прохладном воздухе дышалось удивительно легко. Он вспомнил Валю и подумал, что следовало бы сегодня отправить ей письмо. Видимо, пришла теперь из института и готовится к занятиям, а мама ее рядом сидит, смотрит на нее, и, как обычно, чем-нибудь недовольна. Хорошая она, только ворчливая и властная. А Валя мало на мать похожа. Правда, властности и у нее много. Посмей только возразить, сразу рассердится, но зато успокаивается очень быстро. Так и не удалось им учиться вместе, а сколько об этом мечтали! Она третий курс института закончила, а он в десятилетке не успел доучиться.
Солдаты укрылись за грудами кирпича возле крайнего дома. Они, видимо, знали, какая задача поставлена отделению, и, едва Васильков приблизился, шопотом, наперебой заговорили с ним:
- Кто танком командует?
- А когда артиллерия огонь откроет?
- Саперы тоже с нами пойдут?
Отвечая на вопросы, Васильков всматривался в каждого и чувствовал, что все настроены бодро, боевую задачу воспринимают не как простую обязанность, а как почетный и ответственный долг.
Подводя отделение к дому, где должен был стоять танк, Васильков услышал позади приглушенный вздох и едва различимый шепоток:
- Эх, ночка! Что-то принесешь ты нам?
Это мимолетное восклицание было произнесено с затаенной тревогой. Васильков хотел обернуться, но в это время его окликнули, навстречу вышел танкист и протянул руку:
- Лейтенант Полтавцев. Жду. Моя машина здесь.
Васильков смотрел и нигде не видел танка.
- Вот здесь, слева, - пояснил Полтавцев.
Оказывается, танк стоял у самой стены, закрытый большим плетнем. Из-за плетня виден был только ствол пушки.
Едва успели командиры сблизиться, как танкисты и стрелки перемешались, называя фамилии, имена и пожимая друг другу руки. Кто-то нашел земляка и радостно говорил:
- Сенька, чертяка, ты ли это? А? Вишь, встретились-то где, под самым Будапештом. Да ты смотри, какой стал! Я же тебя карапузом помню, а сейчас и шлем танковый и плечи - косая сажень. Из дома-то пишут, а? А я вчера только получил. Ждут, брат, ждут не дождутся.
- Убрать плетень, - скомандовал лейтенант.
За плетень с обеих сторон взялись люди. Он качнулся, дрогнул и пополз в сторону. Теперь на белом фоне стены отчетливо вырисовывалась красавица тридцатьчетверка. В открытую башню один за другим влезали танкисты.
Наша артиллерия открыла огонь. Ее гул поглотил все звуки. Васильков не мог разобрать, что говорил ему лейтенант. Только по взмахам его рук он понял, что лейтенант рассказывал, как надо сидеть на броне и что делать, когда танк прорвется к зданию. Васильков осмотрел своих солдат. Они лежали правее, левее и позади башни. В мерцающем, неровном свете у всех были суровые, сосредоточенные лица.
Танк рванулся и, раскачиваясь из стороны в сторону, ходко пошел вперед. Теперь отчетливо был виден весь передний край противника. Слева шел второй танк. Рядом промелькнули какие-то люди. Наконец проскочили окопы, где в полный рост стояли два солдата и, видимо, что-то кричали, ожесточенно махая руками.
Танк резко развернулся влево. Васильков чуть не слетел с брони, едва удержавшись руками за край башни. Лейтенант до пояса высунулся из башни и куда-то показывал рукой. Совсем близко была стена метра в два высотой. Танк вплотную прижался к ней и остановился.
- Через стену прыгай! - что есть силы крикнул Васильков и, встав на башню, вскочил на стену.
Чьи-то руки снизу подтолкнули его, и он ухватился за холодные кирпичи. Впереди чернело пустое пространство. Васильков чувствовал, как рядом с ним взбирались на стену стрелки.
- За мной! - крикнул он и прыгнул в темноту. Под ногами зашуршал щебень, колено ударилось об острый выступ.
Не чувствуя боли, Васильков двинулся вдоль стены. Он видел только темное пространство впереди и всем телом ощущал, что позади и слева бегут солдаты. Рокот танкового мотора, автоматная стрельба и гул артиллерии мешали слышать то, что делалось впереди.
А впереди, всего в нескольких шагах, должен быть противник. Васильков сейчас ни о чем не думал. Его охватило то состояние, когда все силы человека сосредоточены в одном стремлении - защитить себя и убить врага. Он стрелял в темноту и вдруг увидел едва различимое полукружье. Это, видимо, была амбразура, и там должны сидеть фашисты. Он не успел подскочить к ней, как замелькали розовые отблески и горячий ветер прошелся над головой. Васильков метнул гранату и, падая на кучу камней, крикнул:
- Ложись!
Взрыва не было. Он уже схватил вторую гранату, но впереди с треском ахнуло и осколки засвистели над головой.
Васильков бросился к амбразуре. Около нее стояла пушка и лежали трупы. Увлекая солдат, он рванулся дальше. По всему зданию трещали автоматные очереди, рвались гранаты, раздавались беспорядочные крики.
Пройдя несколько шагов, Васильков натолкнулся на поперечную стену. За ней, видимо, была вторая комната и вторая амбразура.
- Гранатами! - крикнул Васильков и, дав очередь из автомата, прыгнул через стену. В бледном свете навстречу ему встали две темные фигуры с поднятыми руками.
- Прекратить огонь, - перекрыл шум звонкий голос капитана Бахарева.
Васильков остановился и только теперь понял, что все было кончено. У амбразуры стояла еще одна пушка. Федоров и Карпенко обезоружили пленных и о чем-то разговаривали с ними.
- Как у вас? - подбежал лейтенант Махов.
- В порядке, - стараясь успокоить дыхание, ответил Васильков, - захвачено две пушки и двое пленных.
- Хорошо. Пленных - к командиру роты, а отделению оборонять захваченные амбразуры.
- Пошли наши, пошли! - закричал Иванчук, рукой показывая на амбразуру.
Васильков прилег на кирпичи и всмотрелся в белесую равнину. По ней за танками бежали цепи стрелков.
- Наша дивизия пошла, - над ухом проговорил Бахарев.
Васильков пытался вскочить, но Бахарев остановил его.
- Лежите, лежите. Отдыхайте.
Он постоял немного, всматриваясь в пролом в стене, и пошел в другие отделения. Всего за несколько минут рота захватила четырнадцать пушек, девять пулеметов и взяла в плен восемьдесят шесть гитлеровцев. Силы противника в этих развалинах превышали все предположения и командира батальона и Бахарева.
- Начальство, - с испугом проговорил Анашкин, показывая в ту сторону, где всего час назад лежала рота.
По пригорку к захваченному зданию шла большая группа людей. Впереди всех шагал невысокий, полный человек в генеральской бекеше и папахе. Позади него - высокий, широкоплечий не то генерал, не то полковник.
Бахарев узнал командующего армией и пошел навстречу ему. Он сейчас видел только лицо генерала - полнощекое, строгое, с внимательными глазами - и, сам не понимая почему, вдруг почувствовал удивительную легкость.
- Здравствуйте, товарищ Бахарев, - подал руку Алтаев. - Покажите результаты своей работы.
Генерал армии шагал легко, пролезая через проломы и обходя кучи щебня. Лежавшие у бойниц солдаты поднимались, отдавали честь командующему и смотрели на генералов.
У стены, где в проломе Бахарев приказал оборудовать наблюдательный пункт, генерал армии остановился.
В неуверенном свете раннего утра открывалась равнина, плавно спускавшаяся далеко вниз. По ней двигались стрелковые подразделения, танки, пушки, пулеметы. То и дело в воздухе появлялись синеватые дымки выстрелов.
- Дайте списки всех, кто отличился в этом бою, - приказал Алтаев: - своей роты, танкистов, артиллеристов, саперов.
- Слушаюсь, - ответил Бахарев, недоумевая, почему все наступают, а его рота осталась здесь, почти в тылу, и командующий приказывает готовить списки для награждения. Неужели все кончено и Будапешт окружен?
- Смотрите, Дмитрий Тимофеевич, - указывая вперед, сказал Алтаев Шелестову, - все-таки карты наши очень точные. Молодцы топографы! Карта абсолютно соответствует местности.
- Да. Это действительно последний естественный рубеж, - ответил Шелестов, - а дальше долина и слева горы.
- Ну что ж, вводим танковую группу, как раз время, - обернулся Алтаев к стоявшим позади него генералам. - Давайте команду танкистам - вперед! Артиллерии обеспечить ввод. Подымайте авиацию для сопровождения танков.
Он присел на край пролома в стене и взял бинокль.
Солнце еще не взошло. Промерзший воздух был чист и прозрачен. В окулярах бинокля рисовались наступающие войска. Они спускались в низину, где виднелись реденькие группы отступающего противника. По тому, как шло наступление, Алтаев понял, что противник деморализован и не скоро может оправиться от поражения. За сутки советского наступления противник свои резервы израсходовал, понес огромные потери, и немецкое командование, видимо, потеряло управление на этом участке фронта. Это было заметно по тому, как беспорядочно отступали гитлеровцы.
- Орлов, - подозвал летчика Алтаев, - нацеливайте штурмовиков на дороги. Парализовать движение, не дать отвести тылы, поставить их под удар наших танков.
Высоко в небе показались первые пары советских истребителей. Их уже освещали лучи солнца, и серебристые машины ослепительно сверкали, проходя над наступающими войсками.
Вслед за истребителями с ревом пронеслись эскадрильи штурмовиков. Распластав крылья, они шли низко над землей, устремляясь к дорогам, где в суматохе отступали вражеские войска и обозы.
Из-за города, из-за высот, которые только сейчас преодолели войска гвардейской армии, донесся едва слышный многотонный гул. Этот гул все нарастал и нарастал. И теперь казалось, будто надвигается могучая штормовая волна, всплескивая, разбрызгиваясь и переливая тысячи тонн воды. Гул растекался в стороны, захватывал все больше и больше пространства и вбирал в себя все звуки огромного поля битвы. Не стало слышно ни людских голосов, ни стрельбы, ни рокота авиационных моторов.
Из-за высоты, из садов и окраин города на полной скорости мчались тридцатьчетверки, за ними - самоходные пушки, а еще дальше - бронетранспортеры, грузовики с мотопехотой, тягачи, вездеходы. Первые танки обогнали пехоту и устремились на север.
В небе появилась новая партия штурмовиков и пошла дальше на север, в тылы противника, к городам Бичке и Естергом.
Все сейчас устремилось по широкой долине на север. Справа начинались небольшие высоты, за которыми километрах в двадцати лежал город Будапешт. Западнее в лучах солнца синели горы Вертешхедьшэг, скрывая равнины западной Венгрии и австро-венгерскую границу.
Над горами показались первые группы вражеских бомбардировщиков. Навстречу им устремились эскадрильи советских истребителей.
От гор по долине могучим разливом нарастало советское наступление. Головные танки прошли вперед и скрылись в реденьком тумане. За ними шли танковые колонны, пехота, артиллерия, обозы. Во вражеской обороне была пробита огромная брешь. Будапешт был обойден с запада. Теперь оставалось только преодолеть расстояние до города Естергом и, соединившись с войсками Второго Украинского фронта, замкнуть кольцо окружения вокруг будапештской группировки немецко-фашистских войск.
- Воронков, - позвал Алтаев начальника оперативного отдела, - новый командный пункт вон на той высоте, - Алтаев показал в сторону холма, к которому только еще подходили передовые танки, - организуйте перемещение. Как списки отличившихся?
- Вот они, - Шелестов подал тетрадь, - я просмотрел и приказал построить подразделения перед этим зданием.
- Где кадровик? - спросил Алтаев, перелистывая тетрадь.
- Здесь, товарищ командующий, - подбежал худощавый майор с интендантскими погонами и большим портфелем в руках.
- Ордена и медали привезли, товарищ Пиляев?
- Так точно, товарищ командующий, - бодро ответил майор Пиляев.
- Хорошо. Пойдемте к подразделениям.
Алтаев, Шелестов, а за ними майор Пиляев пошли к стрелкам, пулеметчикам, танкистам, артиллеристам, саперам.
Гвардейцы стояли шеренгами возле почерневших полуразрушенных стен.
Алтаев всматривался в взволнованные лица и невольно начал волноваться сам. Он помолчал немного, раздумывая, что бы сказать этим замечательным людям. А они стояли строгие, молчаливые, глядя на него и, видимо, ожидая каких-то особых слов. В эти короткие мгновения перед Алтаевым промелькнуло все, что передумал и перечувствовал он в дни подготовки и проведения этой операции.
- Товарищи гвардейцы, - тихо заговорил генерал, сам еще не зная, что скажет дальше, - вы первыми открыли дорогу для окружения будапештской группировки противника. Уничтожением этого узла вы спасли десятки жизней наших советских людей и помогли быстрее и лучше выполнить задачу, поставленную Верховным Главнокомандованием. В этих развалинах вы доказали, на что способен наш советский человек…
Он на секунду смолк, развернул поданный Шелестовым список и заговорил строгим, чеканным голосом:
- За отличные боевые действия при овладении тактически важным опорным пунктом вражеской обороны под Будапештом и проявленное при этом воинское мастерство, мужество и отвагу награждаю орденом Красного Знамени гвардии капитана Бахарева Анатолия Ивановича.
Пока подходил Бахарев, Алтаев правой рукой взял поданную Пиляевым коробочку с орденом, протянул ее Бахареву, затем пожал его руку.
- Поздравляю вас, товарищ Бахарев, с высокой правительственной наградой.
- Служу Советскому Союзу! - звонко ответил Бахарев и тихо добавил: - Спасибо, товарищ гвардии генерал, от всей роты спасибо.
Алтаев еще раз пожал руку Бахарева и прочитал:
- Гвардии ефрейтора Василькова Александра Петровича.
Взволнованные и счастливые, кто четким строевым шагом, а кто запросто, вразвалку, забыв об уставных требованиях, подходили к командующему солдаты, сержанты, офицеры, пехотинцы, танкисты, артиллеристы, минометчики, саперы. Вручая им ордена, Алтаев старался запомнить каждое лицо.
Отдав последнюю медаль, Алтаев взглянул на часы. Прошло всего двенадцать минут. Он передохнул, шагнул вперед и заговорил:
- Здесь, на венгерской земле, мы отстаиваем свою Родину, защищаем жизнь и свободу, отвоевываем мир для свободолюбивых народов. Пройдут годы, десятки лет, и новые поколения будут с гордостью вспоминать о ваших боевых подвигах.
Стрелки, пулеметчики, танкисты, артиллеристы, минометчики, саперы единым вздохом подхватили "ура". Радостные, взволнованные лица, ликующие возгласы были ответом на слова командующего.
А над высотой с победным ревом стремительно проносились новые эскадрильи истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков. Из советских тылов выдвигались новые колонны танков, самоходок, артиллерии. Они устремлялись туда, где завершилось окружение будапештской группировки немецко-фашистских войск.