- Слово для отчетного доклада предоставляется товарищу Боголепову…
Боголепов поднялся, молодцевато тряхнул глянцево-черными волнистыми волосами, большой и быстрый, и легкой походкой направился к трибуне.
- Хвалиться нам в этом отчетном году, я буду прямо говорить, нечем, - густым, сочным, действительно темно-малиновым басом начал Боголепов. - Осенью мы повесили себе на шею добавочный нищий кошель: к нам влился еще более высокогорный, чем мы, колхоз имени Крупской. Этот нищий, буду говорить прямо, потянул нас на три года назад… По закрепленной за этим колхозом огромной, погектарно облагаемой продуктами полеводства и животноводства площади земли он из года в год не оправдывал себя перед государством: был всегдашним его должником. Урожаи в четыре-пять центнеров ржи собирали вручную. Из-за этого недозаготовляли корма, и животноводство хромало на все четыре ноги. И вот этот-то, буду прямо говорить, кошель нам и надели в добавку к трехлетней засухе…
- Эдак, эдак, Кистинтин Садокович! - слабеньким голосом подтвердил поднявшийся подслеповатый седенький старичок. - Мы спокон веку хлебов не сеяли, а с равнинных деревень его завозили, и намного это нам дешевле обходилось. А теперь допахались до тюки, что ни хлеба, ни муки… - Старичок заморгал выцветшими слезящимися глазами. - Планы на посев спущают непосильные, а на гору один мешок семян на седле лошадь еле везет. Сеем вручную, жнем серпами, как при Николашке, вот и заедают нас эти самые, будь они прокляты, ржаные планы…
Старичок сел, и Боголепов продолжил:
- За границей, в сходных с нами горных местах, давно перешли на высокопродуктивное животноводство. Возьмите альпийские хозяйства Швейцарии, Баварии и некоторые части северного побережья Франции. Я, буду прямо говорить, узнал об этом из учебника, когда готовился к зачету в техникуме механизации.
С каждой минутой Андрей проникался все большим и большим уважением к докладчику: "Оказывается, он и в техникуме механизации учится!"… А тот говорил уже о никому не нужных, разорительных посевах по горным склонам, приводил разительные цифры, называл и обобщал факты…
Доклад открыл Андрею глаза на земледелие в горных районах. Такое "земледелие" под корень рубило животноводство и не давало хлеба.
Андрей стал записывать мысли по этому поводу, но сидевший справа колхозник дотронулся до его плеча и передал ему записку от Леонтьева: "Обратите внимание на крайнего слева в президиуме. Это заместитель председателя колхоза - Колупаев. Метит в председатели. Талантливый клеветник. Коварный Яго. Вместе с безвольным счетоводом-пьяницей Кривоносовым, как лилипуты Гулливера, они опутали Боголепова тысячами нитей".
Андрей отыскал глазами Колупаева. Он сидел, поставив локти обеих рук на стол и подперев ладонями большую голову на тонкой шее. Казалось, не поддерживай Колупаев свою голову, она непременно свихнулась бы набок. "Живые мощи", - подумал о нем Андрей.
Голый череп Колупаева с сильными западинами на висках был туго обтянут пергаментно блеклой кожей. Острый сморщенный подбородок и большие хрящеватые уши напоминали увеличенное изображение летучей мыши. Ни усов, ни бороды на лице Колупаева не росло. С одинаковым успехом ему можно было дать и под сорок и за шестьдесят. В провалившихся глазницах сверкали желтые лисьи глаза с расширенными зрачками.
Колупаев бесстрастно смотрел куда-то поверх голов сидящих и, казалось, не слышал ни слова из того, что говорил докладчик. Но так только казалось. В действительности он весь был напряжен до чрезвычайности. Мефодий Евтихиевич (так звали Колупаева) подсчитывал своих сторонников и с секунды на секунду ждал ошарашивающих реплик с их стороны, чтобы, сбив докладчика, затеять обычный галдеж, подтверждающий справедливость многочисленных сигналов в райком о пьянстве и распутстве Боголепова, о буйстве его сторонниц.
"Сейчас, вот сейчас ахнут его обухом между глаз".
Но Боголепова никто не прерывал.
"Неужто слова, оброненные мной на собрании актива о тройной итальянской бухгалтерии в правлении, отнесены Леонтьевым не к Боголепову? - с напряжением думал Мефодий Евтихиевич. - Все может быть! Но ведь бабы-то налицо! Они и сегодня ему в рот смотрят… С кормами труба: скот падает… Неужто и с кормами разнюхали?"
Доклад близился к концу. Боголепов говорил о перспективах быстрого роста колхоза при условии, если новому правлению удастся добиться снижения плана посевов ржи и пшеницы.
- Я буду прямо говорить: трижды по этому вопросу ездил в район, один раз - в край. Набил шишек на лбу, а ничего не добился. Но, товарищи, во что бы то ни стало, а добиваться этого надо…
Докладчик повернулся к президиуму и говорил теперь, глядя в лицо Леонтьеву:
- Арифметика тут, товарищи, я буду прямо говорить, простая, и рано или поздно, а мы докажем это плановикам… Уборка ржи вручную и лобогрейками сокращает и без того короткие сроки заготовки кормов по крайней мере на три недели. А сколько отрывает прополка! Да выбросьте всегдашние июльские наши дожди и посчитайте… Что остается на сенокос? Остаются рожки да ножки. А рожь подпирает уборка пшеницы, и выходит, что за сенокос мы снова беремся лишь в конце сентября - в октябре. Ну, а какая уж в ту пору трава, я буду прямо говорить, это не трава - дрова…
- Эдак, эдак, Кистинтин Садокович! Дрова, перерослые дудки! - вставил опять знакомый уже Андрею старичок с выцветшими глазами. - С них, с этих дудок, только навоз, а молочка - шильцем хлебать. Обязательно унизить надо ржаные планы!
Боголепов хотел было продолжать, но поднялся рослый колхозник с окладистой бородой цвета монетной меди, Фрол Седых, по прозванию Наглядный факт.
- Я, товарищи, скажу только один наглядный факт, - начал он. - Справедливо говорит Садокович: засекает нас эта самая пустоколосая рожь… - Фрол ребром ладони, как ножом, полоснул себя по дремучей бороде. При этом глаза его закрылись на мгновение, точно и на самом деле он получил смертельный удар. - Комбайн ее, завсегда полеглую, дуром выбуревшую, завсегда сорную, в наших чертоломных крутиках не берет - это же наглядный факт! А попробуй-ка скосить ее косами! И еще наглядный факт, товарищ секретарь райкома: какой мы заготовляем силос? - Фрол уставился на Леонтьева. - Силосуем мы, как нищий кусочки под окнами собирает Христа ради, по логам, по сограм, за много километров от фермы, по невыездному крутоложью, топчем силос в земляные ямы, и получается у нас в сводках центнеров много, а силос дрянь - наглядный факт! И главное еще, что не под руками он, а у черта на куличках - по логам, и забивает его зимами снегом до пяти метров, не докопаешься. Я, товарищи, три года работал в совхозе "Горный скотовод". И там ученые зоотехники пшеницы и ржи этой на зерно горсти не сеют - это же наглядный факт! А сеют они только ячмень и овес на фураж, рожь - на зеленку да корнеплоды. Эдакую агромадную вкусную кормовую овощу, что ее при нужде и сам бы ел… Так у них кормов, - Фрол поднял руку выше головы, - завались!
Седых говорил увлекательно, собрание слушало его "во все уши".
- А мы каждый год, - бородатое лицо Фрола болезненно скривилось, - с марта свистим в кулак: роняем скотину. И захудает она у нас, сердешная, так, что половину лета только свое потерянное тело набирает. Совхозовцы берут от своей коровы-барыни - на середыш - двадцать пять - тридцать центнеров молока за год, а мы от нашей захлюстанной бедолаги - двенадцать. Это же наглядный факт!
Бородач сел, довольный, что его не прервали, и снова с тем же страстным убеждением заговорил Боголепов:
- С высоты птичьего полета, я буду прямо говорить, сплошная ерунда получается. Партия решениями сентябрьского Пленума поставила задачу об улучшении сельского хозяйства, о достижении скорой зажиточности колхозников, а наши плановики в крае и в районе решили всюду одинаково увеличивать посевные площади. Я прямо скажу: ничего не понимают в деле такие горе-плановики. С таким "планированием", буду прямо говорить, не будешь богат, а станешь горбат. Мед, молоко, масло, сыр и мясо нам так же нужны, как и хлеб… Увеличивайте, товарищи плановики, посевы на равнинах, а мы в горах будем развивать скотоводство и увеличивать пасеки. С медом, с мясом, с сыром и хлеба человеку меньше потребуется.
За кого считают нас эти канцеляристы? За детей? Почему они связывают нам руки в делах, в которых мы заинтересованы кровно? А им во что бы то ни стало сей, а что получишь от жилетки рукава - это их не касается. Если же себестоимость одного пуда хлеба, при нашей дьявольской уборке, буду прямо говорить, мы вгоним в непосильную денежку, а из-за этого недодадим государству сотни центнеров меда и масла, мы ни сельского хозяйства не поднимем, ни скорой зажиточности колхозника не добьемся!
Что стране нужен хлеб - это верно, но пора же, наконец, понять, что и не просто хлеб, не любой ценой, а дешевый!..
- Правильно!
- В самую точку! - закричали со всех сторон колхозники. А женщины вскочили с мест и начали так дружно аплодировать, что даже и могучего боголеповского баса стало неслышно.
Андрей невольно взглянул на жену Боголепова. От переполнявшей ее любви, от счастья за мужа из больших печальных ее глаз катились слезы, а полные нежные губы что-то шептали.
Окончив доклад, Боголепов сел рядом с Леонтьевым, вытер платком раскрасневшееся лицо и откинул со лба взмокшие черные кудри.
Первой попросила слова лучшая доярка колхоза Анна Михайловна Заплаткина. На трибуну вышла худенькая, скуластая женщина в ватнике, повязанная серой шалью. Большими темными руками она поправила шаль и робко улыбнулась собранию. Потом сняла шаль и положила ее на трибуну.
- Жарко будет, - объяснила она, волнуясь и не зная, очевидно, с чего начать.
Притихшее собрание следило за каждым ее движением. Анна Михайловна открыла рот, но слова потерялись. Она сделала глотательное движение. Многие дружески заулыбались ей. Все отлично понимали, как непривычно и трудно говорить с трибуны простой женщине.
- Ей легче сотню коров передоить, - сказал кто-то негромко.
- И вот, товарищи, - сдавленным голосом начала, наконец, Заплаткина, - я так думаю: уж если сказывать, так только чистую правду. Я никогда перед народом речей не говорила, а вот сегодня решилась. Константин Садокович не побоялся выложить правду в глаза районному начальству: что нас держит в бедности, что мешает работать, особенно после слияния… - Заплаткина облизнула сухие, рано выцветшие губы. - А какой же колхозник не мечтает? И вот я тоже мечтаю…
Анна Михайловна взяла шаль с трибуны и, помяв ее, снова положила. Она думала, как лучше выразить необыкновенно важную мысль, пыталась найти какие-то особенные слова и не нашла.
- А сильно еще тоже мешает зажиточной справности колхозников распроклятая наша пьянка. Посудите сами: запили вы нынче, Мефодий Евтихиевич, - Заплаткина повернулась к президиуму и в упор уставилась на побледневшего вдруг заместителя председателя, - с вечера пятого ноября. Так ведь, Мефодий Евтихиевич?
- Не знаю, тебе видней, с какого ты числа запила. Меня никто никогда не видел пьяным! - отрезал Колупаев.
- В том-то и дело, что ты и пьешь скрытно, как монах. Это верно, тебя никто не видел пьяным, кроме меня. Но я-то, твоя соседка, знаю, что и в этом году и в прошлом, когда Константин Садокович был в заочном техникуме, ты самовольно хозяйничал, пьешь вмертвую у себя дома, а через закадычного своего дружка, беспутного Кузьку Кривоносика, спаиваешь кого тебе надо для обделки разных дел…
- Это клевета! Это что же такое?! - исступленно закричал Колупаев, но его остановил председательствующий Костромин:
- Не мешай, Мефодий Евтихиевич. Мы и тебе дадим слово.
- Какая уж тут клевета, когда я тебя самолично не один раз чуть тепленького со двора в избу затаскивала.
Анна Михайловна вновь взяла шаль в большие темные руки, подержала и опять положила на трибуну.
- Так вот, запили вы, значит, пятого. Приходим с зоотехничкой Надеждой Васильевной, - вот она здесь, не даст соврать, - приходим на ферму: никого! И давай мы вдвоем с ней и корма возить, и скот кормить, и поить, и доить… И так до десятого! А вы подумайте, раздорогие товарищи, каково скотинке шесть дней без хозяев! И главное - каких дней! Скотина только что с пастбища, а дворы без крыш, корма не подвезены, дороги - ни на санях, ни на телеге… Коровушки голодные, злые, порются. И вот выголодается, вымерзнет скот за неустроенное это время, и весь летний нагул собакам под хвост. Настанет март, и коровы будут шататься, как пьяные, и падать, и мы их будем на веревки подвешивать…
Анна Михайловна выкинула свои темные узловатые руки.
- Вот они, мозоли от проклятых этих веревок! Закостенели! Сами подумайте: лежало у нас нонче весной двадцать пять коров. Корова не овца: ну-ка, понадувайся, поподнимай их! Поднимешь, подвесишь на веревках к матицам - они стоят, едят; наедятся - и снова похилятся на бок. За утро наподнимаешься, к полудню разогнуться не можешь… Так ли я говорю, бабочки?
- Так! В точности так.
- А раз так, то таких руководителей, как запивошка Мефодий Евтихиевич и близко к колхозному управлению допускать нельзя! Вот это я и хотела сказать.
Дрожащими руками Анна Михайловна долго не могла накинуть на голову шаль, а накинув, повернулась лицом к бледному, с посиневшими губами Колупаеву и сказала:
- Хоть ты и ловко хоронишь концы, да от народа не скроешься. Не нами сказано, Мефодий Евтихиевич: неправдой свет пройдешь, да домой не воротишься. - И пошла с трибуны.
Казалось, ветер ворвался в рощу, качнул высокие деревья: зашумели, закачались они.
- Ай да Анна Михайловна!
- Как она его измочалила!
- А что, на самом-то деле, наглядный же факт! Он хочет и с неба упасть, и на дыбки встать! Знаем мы его: он вечно исподтишка клинья вбивает. Плут, наглядный факт!
Андрей различал отдельные голоса и радовался посрамлению Колупаева. Он больше не сомневался, что это Колупаев оклеветал Боголепова.
Мефодий Евтихиевич внешне казался совершенно спокойным. Выдавали его только тонкая длинная шея и хрящеватые уши: они налились кровью, как петушиный гребень. Должно быть, Колупаев знал за собой эту особенность и потому отвернул воротник поддевки, как будто ему вдруг зябко стало.
А к трибуне уже шла грузная, сутулая, немолодая, решительного вида женщина.
- Настасья Тихоновна… - вполголоса заговорили кругом. - Калабушиха… Ну, эта сейчас беспременно что-нибудь про свиней отмочит!
- И отмочу! - сказала Настасья Тихоновна Калабухова, утвердившись на трибуне и оглядывая собравшихся веселыми проницательными глазами.
Все тот же сосед по скамье склонился к Андрею.
- Горя перевидела на своем веку эта женщина - на десятерых хватило бы… А веселая! И в партизанах была. В двадцатых годах они с мужем первые вошли в коммуну. Пахали с винтовкой за плечами. Убили Игната белобандиты как раз под пасху, и осталась она с четырьмя сынами. Всех подняла, а в первый год Отечественной двух старшаков в одну неделю потеряла, танкистами были. Никто не видел слез у Калабушихи. Только сгорбилась, а все еще, видите, какая могутная… А уж хозяйка! А свиней любит!.. Она у нас фермой заведует…
Заговорила Настасья Тихоновна громко, весело, слова произносила с расстановкой, точно один к одному речные голыши укладывала.
- Кто-то распустил слух, будто нашего Константина Садоковича хотят сместить и на его место - Колупаева. Кому только в ум такое взбрело? Если нам поставят преподобного Евтихиевича, тогда, бабочки, и свиньи мои захохочут… - И Калабухова первая засмеялась своей шутке. - Да ведь он куда ни приходил до этого, так всюду раздор пустил. У него, как тут говорил Наглядный факт, чесотка на языке: он не может терпеть, когда люди дружно живут. Ему обязательно надо клин вбить, смуту пустить. Евтихьич как мизгирь - из себя нитку тянет, клевету разную… А так как я была при его председательстве свинаркой, то скажу, что у нас тогда было. Не свиньи, а борзые собаки! С ними только на охоту ездить, лисиц травить. Поросят они рожали по одному, по два, и тех съедали. Ну, сами посудите, как ей, длиннорылой свинье, справной быть, раз она этим рылом траву скусывать не может?.. А кто купил на приплод борзых свиней? Колупаев! А Константин Садокович первым долгом тупорылых свинок завел. И стали они нам по двенадцать, по одиннадцать и восемь десятых поросенка на свиноматку давать.
Калабухова повернулась к Андрею Корневу.
- Теперь метеесовскому главному агроному тоже выложу правду-матку… Одно горе нам с такой "механизацией"…
Андрей покраснел, но не отвел глаза от строгого лица Калабушихи.
- Горе горькое нам с подобной нашей метеес: никакого облегченья от нее в заготовке кормов. На равнинах, сказывают, все машинами; даже по целой копне зараз на стог поднимают. Мы же на плечи, на руки, на деревянные вилы наговариваем. Скажите там этим городским ученым: пусть они к нам в покос хоть на один жаркий денек под стоговые вилы в сеноуборку припожалуют, тогда узнают, на чем свинья хвост носит. Вот и все мое слово! Понимайте, как хотите. - И с чувством исполненного долга, тяжело ступая, она не спеша пошла с трибуны.
Колупаев беспокойно заозирался, ища союзников, но они точно провалились. Даже всегдашний непременный оратор, дедок Костромин, припасший, как было известно Колупаеву, "камень за пазухой" для Боголепова, не только не подавал едких реплик и не просил слова, а спрятался так добросовестно, что его и не отыскать.
А в зале уже смеялись и кричали:
- Подколупнула Колупая Калабушиха!
- Пусть теперь Колупай почухается!
О, как понимал эти насмешки Мефодий Евтихиевич! Больше он уже не мог выдержать и поднял руку.
- Слово Мефодию Евтихиевичу, - объявил председатель, и в помещении разом стало тихо.
В окна с мягким дробным стуком билась снежная крупа. На улице разыгрывалась очередная пурга.
- Выходит, виноват во всем один Колупаев! - тонким голосом заговорил Мефодий Евтихиевич. - Выходит, скот малоудойный - виноват Колупаев, кормов недостача - виноват Колупаев, свиньи захудали - Колупаев…
- Да, ты, шкура, ты! - перекрывая фальцет Колупаева, тоже пронзительно-тонким голосом закричал неизвестно откуда появившийся вблизи трибуны маленький мужичишка с опухшим от пьянства лицом, с вывалянными в птичьем пуху нечесаными волосами.
Незабываемое лицо было у этого колхозника. Андрей смотрел на него, как на сказочного Карлу. Самым же примечательным в лице этого Карлы был нос - крошечный, круглый и совершенно красный, похожий на редиску.
- Кто это? - спросил Андрей своего соседа.
- Счетовод Кривоносов. Бобыль безродный, пьяница, но в счетном деле собаку съел.
Кривоносов был одет в затёртый до глянца коротенький полушубок и в не по росту большие растоптанные валенки.
Изъяснялся он какими-то донельзя изуродованными словами, казалось. Кривоносов и не произносил их, а они самосильно вылетали из его огромного рта.
- И ты лучше смывайся с дебета! - кричал он Колупаеву. - Тебя давно надо списать в расход, потому что ты распроарчибил египетский! Ты липовые сводки о кормозаготовках принуждал меня! И ты людей против председателя наканифоливал. Незамедлительно испаряйся, а не то я такие преступно-уголовные твои фуговки расконспирую, что все ахнут. И сам очищу баланс!