…Правление колхоза выросло перед глазами неожиданно.
Гулко и часто билось сердце.
Чтобы успокоиться, Андрей прошел мимо и вернулся. Окна в доме были ярко освещены: "Занимается, а я как неприкаянный шатаюсь". Но желание увидеть Веру было так велико, что Андрей решительно направился к крыльцу. "Вот сейчас открою и увижу".
Он уже держался за холодную дверную ручку. "А люди?.. Они же по глазам, по лицу поймут все". И Андрей решил еще раз пройти мимо дома. "Если подождать, когда она кончит, и потом встретиться, будто случайно? И проводить…" Но он отверг эту мысль. "Что еще за комедия? Нет, лучше я погуляю часок и к концу занятий зайду. А потом вместе домой…" Андрей пошел на другую окраину села. Он совсем не чувствовал мороза, не замечал ни домов, ни встречных: перед ним все время стояло лицо Веры, каким оно запомнилось в последний вечер.
И вот он снова у дверей. Во рту пересохло, дышать трудно. За обшитой войлоком дверью тихо. "Ну, раз, два…" - Андрей осторожно потянул на себя дверь, иона с пронзительным скрипом отворилась.
Прямо против входа, в большой комнате, где обычно происходили общие собрания колхоза, Андрей увидел Веру. Она держала в руках какой-то плакат. Сидящие спиной к вошедшему люди повернули головы.
"Мешаю! Дернуло же ввалиться до перерыва!" Но деваться было некуда: Андрей прикрыл за собой дверь и снял шапку.
Вера уронила плакат, наклонилась за ним, подняла и опять выпустила из ослабевших рук. В ее светлых глазах, как утренняя росинка на солнце, блеснула слеза и тотчас исчезла. К счастью, никто, кроме Андрея, не заметил этого: все смотрели на главного агронома.
Андрей молча, с достоинством, поклонился и сел на заднюю скамью.
- Продолжайте, Вера Александровна, я посижу, послушаю. Я зашел… Мне очень интересно… Хочется ваш опыт распространить… - Чувствуя, что весь багровеет, Андрей опустил глаза.
Вера забыла, о чем она, только что говорила. Мучительно силилась вспомнить, но, так и не вспомнив, словно проверяя внимание, слушателей спросила Наташу Бахареву:
- Ну, вот хоть вы, Наташа, скажите, на чем я остановилась?
Круглолицая румяная девушка встала и от растерянности только моргала плазами.
- Ну, как же это так, Наташа? - Вера укоризненно покачала головой.
Со скамьи поднялся дед Беркутов.
- Вера Александровна, дозволь внучку выручить.
- Пожалуйста, Агафон Микулович.
- Ты говорила о квадратно-гнездовой посадке картошки и показывала, как пропашной трактор "Белая Русь" обрабатывает промежрядья, - ответил дед и довольный, сел:
- Правильно. Я только что демонстрировала вам продольное и поперечное рыхление междурядий картофеля, посеянного картофелесажальной машиной марки "СКГ-4". Ну, а теперь, Наташа, не припомнишь ли, почему я стала показывать вам этот плакат и вообще все начало моей беседы.
- Теперь вспомнила, Вера Александровна, - обрадовалась Наташа. - Нынешней весной мы будем сажать картошку квадратным способом. И даже не только картошку, а и подсолнушки и кукурузу. Как есть он, этот квадратный способ, наиболее доходчивый; а также дозволяет ослобонить колхозные руки от прополки тяпкой и возлагает все это на чугунные крыльцы машин…
- Не крыльцы, а плечи, и не чугунные, а стальные, - уточнила оправившаяся от смущения Вера. - Но беседу ты, Наташа, поняла хорошо.
Довольная похвалой учительницы еще более порозовевшая, девушка опустилась на скамью.
Андрей невольно задержался на лице молодой колхозницы: в ее глазах было столько радости оттого, что она, Наташа Бахарева, принимает участие в большой и важной работе! "Замечательная девушка! Как же я не разглядел ее раньше… вот из таких и сколачивать актив".
Вера вела беседу, не глядя в сторону Андрея, но все время чувствовала на себе его взгляд. "Пришел все-таки! - пело в ее душе. - Я докажу тебе, что за зиму мы не теряли времени напрасно…" И Вера перешла ко второй теме сегодняшнего занятия: - "Кукуруза и квадратно-гнездовой посев".
- Вы только всмотритесь в этот сочный зеленый лес! - говорила Вера. - Хорошо выхоженный стебель кукурузы достигает четырехметрового роста, а корень ее проникает в землю до полутора метров. До полутора! - повторила Вера. - Из злаковых кукуруза, без преувеличений, растение-гигант. В мировом земледелии она занимает второе место после пшеницы. Как же мы будем выхаживать эту драгоценную для животноводства культуру? А вот как… - и Вера подробно начала рассказывала о посевах кукурузы.
- Вот она какая, матушка-кукуруза?
Андрей понял, что слушатели горячо полюбили Веру. Да и сам он, как ему накаталось, впервые по-настоящему увидел тут эту девушку. Что-то строгое, величественное было и во всей ее фигуре, и в лучистых глазах.
"Не сорвись! Только не сорвись, милая!" - начал почему-то волноваться за Веру Андрей.
Но опасении его были напрасны: учительница в совершенстве владела материалом.
Вера не была хорошим оратором. Порой ее речь как бы засекалась, точно девушке не хватало воздуха, но она вкладывала в то, что говорила, столько души, так глубоко была убеждена в необходимости агротехнических мероприятий, что внимание слушателей не ослабевало.
"Какая, нет, какая она! А я, идиот, о такой белоручке Мечтал! Да и можно ли вообще сравнивать?"
Вера взглянула на часы и спохватилась: время занятий давно кончилось.
- На сегодня достаточно. Будем собираться домой, - произнесла она обычным голосом, но Андрей радостно вздрогнул от этих слов. "Сейчас все уйдут, и мы останемся вдвоем!.."
Но все получилось по-иному. Слушательницы и даже дед Беркутов не тронулись с места, пока Вера не спеша собирала и скатывала в две большие трубки плакаты.
Только когда она оделась и потушила лампу-"молнию", все одновременно, как говорят на Алтае, "в одну дверь", вывалились на морозный воздух.
"Ну, теперь-то уж разойдутся!" - подумал Андрей, но Наташа Бахарева и Авдотья Тетерина, державшие в руках по свертку плакатов, пошли вместе с Верой и Андреем, позади них.
Андрей собрался было начать разговор о подготовке семян, но сразу возникло затруднение: в "тот" вечер они расстались на "вы", а теперь ему хотелось сказать: "Мне с тобой, Веруша…" И не мог.
Молчали. Только Наташа и Тетерина беспечно смеялись по всякому поводу.
"Заговорю о Леонтьеве, - решил Андрей. - Но как?"
Все внимание он, казалось, сосредоточил на том, как удобнее пройти по глубокому, рыхлому в переулке снегу.
"Как ему тяжело со мной! - думала меж тем Вера. - Но что я могу поделать?"
Дом, где жила Вера, был уже близко, и она убыстрила шаги. Ей хотелось как можно скорее покончить с этим тягостным молчанием.
"Сейчас они проводят ее и уйдут", - думал Андрей.
- Какая нынче снежная зима, Вера, - нашелся он наконец.
- На редкость снежная, Андрей Никодимович.
И опять замолчали.
У ворот Вера остановилась.
- Ну, девушки, давайте мои плакаты. Теперь уж я как-нибудь сама справлюсь. - И Вера попыталась улыбнуться.
- Вера Александровна! А вы обещали нам выкройку кофточки. Той, с прошивочкой…
- Верно, верно. Заходите, девушки… До свиданья, Андрей Никодимович. Спасибо, что заглянули в школу, - и Вера протянула ему холодную маленькую руку. Андрей крепко сжал ее, стараясь вложить в это короткое рукопожатие все, что скопилось в его душе.
Хлопнула калитка. В соседнем дворе залаяла собака, и не стало слышно удаляющегося скрипа Вериных валенок.
"Поговорили, называется!" - Андрей надвинул шапку на горячий лоб и медленно побрел домой.
Глава пятнадцатая
В незабываемую зиму 1953/54 года страна двинулась в поход за изобилие - на Алтай, в Казахстан, в дальнюю путь-дорогу на освоение целинных земель Москва провожала лучших своих сыновей и дочерей. По почину столичных комсомольцев движение разрасталось: на веками дремавшую целину наваливались всем миром.
Молодых людей увлекала романтика преодоления трудностей, неукротимая жажда деятельности, святая готовность первыми броситься в самое жаркое место схватки.
- На целину - зовет партия, так как же я могла усидеть?!. Только чур, на Алтай, на Алтай, девочки! Вот уж где степи, горы, леса, красота! - Груня Воронина говорила захлебываясь, спеша, точно боясь, что ей помешают рассказать все, что она узнала об Алтае из книжек и газетных статей.
Но подруги не перебивали, слушали, загораясь ее восторгами.
- А озера, а водопады, а реки Чарыш, Бия, Ка-а-ту-унь! - протянула Груня. - Подумайте, по-алтайски Катунь значит девушка! Влюбленная девушка, понимаете? И такая есть легенда про эту реку - чудо! - Груня упоенно махнула рукой.
Коренастая, но обидно маленькая, с лицом подростка, комсомолка Груня Воронина с двумя подругами - Ниной и Леной Гридневыми - шла в райком комсомола за путевками на алтайскую целину. Все с Московского завода малолитражных автомобилей: Груня - технический контролер, Нина и Лена - токари по металлу.
Все эти дни Груня и работала и спала плохо: грезился Алтай. Не закрывая глаз, она видела себя глухой ночью на диком скакуне с важным поручением от МТС. Путь ей преграждают то дымящиеся пропасти, то бурные речки; конь стрижет ушами, храпит; Груня рвет поводья, пригибается к самой его шее, и только ветер поет в ушах… А по степи рыщут волки… Страшно! Мурашки бегут по телу… Но будь что будет, Груня не повернет вспять, не выполнив поручения, от которого зависит подъем целинных земель!
…То, что произошло в райкоме, оглушило Груню. Сестер Гридневых оформили, ей отказали. Уж как просила Груня, как требовала, даже плакала, - не помогло.
- Детей на целину не посылаем, подрасти. - с улыбкой сказал ей председатель комиссии; рослый и даже длинный парень с толстым, как показалось Груне, на редкость несимпатичным лицом.
- Ка-ак подрасти?! - у Груни помучнело лицо, но парень не склонен был ни слушать, ни объяснять.
- Следующий! - крикнул он.
Проплакавшись, Груня с нескрываемой злостью сказала поджидавшим ее подругам-сестрам:
- Везет же блондинками!
В тот момент Груне почему-то показалась, что будь она тоже блондинкой ее оформили бы. Ведь вот же перед ней, двум блондинкам путевки дали, а сухонькой болезненного вида брюнетке, машинистке тоже отказали…
"И все равно завтра снова пойду!.. Не примут - до ЦК дойду, а добьюсь!" Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю оформиться ей не удалось.
Тогда она пошла на хитрость: надела туфли сестры на высоченных каблуках, поверх ватной телогрейки натянула замасленный комбинезон, нахлобучила на голову папаху, нос, щеки и руки вымазала машинным маслом и назвалась токарем. Но и маскарад не помог. Председатель комиссии, тот же угрюмый здоровяк, засмеялся:
- Ты эти штучки брось! Я тебе сказал, подрасти! Такие недоростки на целине не нужны.
И тут произошло неожиданное: Груня схватила своего мучителя, взметнула вверх и снова посадила. Лицо девушки при этом побагровело, короткая шея напружинилась.
- Сам ты недоросток! - зло выдохнула она. - Не дашь путевку, драться буду!
Все засмеялись и хохотали долго: на весь райком. Потом "недоросток", председатель комиссии выписал Груне путевку.
По длинным очередям, толкучке, по возбужденному оживлению в райкоме комсомола казалось, что на целину едет вся молодежь Москвы.
- Алтайцы-целинники - это, черт возьми, звучит гордо!
- А чем хуже - Солнечный Казахстан?!. Где еще есть такие ковыльные степи?! А какая там охота!..
- Нет, мы на голубой Алтай!..
Они познакомились в райкоме комсомола.
К Груне Ворониной и сестрам Гридневым, рассматривавшим свои путевки и громко разговаривавшим про Алтай, подошли три девушки-трактористки из подмосковных МТС, строгая, как сразу определила ее Груня, "застегнутая на все пуговицы", светловолосая Фрося Совкина, ее напарница, такая же замкнутая Валя Пестрова и полная противоположность им - подвижная, веселая, с небольшим миловидным, чуть тронутым оспой личиком, говорунья Маруся Ровных.
- Давайте, девочки, будем дружить… И чтобы обязательно в одну МТС, - затараторила Маруся.
- Ну, конечно, конечно, чего там! - чуть приокивая, веско сказала маленькая Груня и пожала руки трактористкам.
В этот момент и появился высокий худенький парень с большими голубыми глазами.
- На Алтай, девушки?
- На Алтай! - за всех ответила Маруся Ровных.
- Александр… Сашка Фарутин… Тоже туда, - отрекомендовался парень. - Тракторист… Принимайте в свою компанию, - чуть тише закончил он и окинул девушек такими обрадованными глазами, как будто дружил с ними уже много-много лет и только что вернулся откуда-то издалека.
- Пожалуйста, - опередив Марусю, согласилась Груня Воронина и первая протянула Сашке руку.
Пожимая жесткую его ладонь, девушка не отводила взгляда от глаз молодого тракториста. Казалось, Груня утонула в них: так они были глубоки!
- Для скрепления дружбы вношу предложение вместе сходить в кино, - сама дивясь своей смелости, сказала Груня и уставилась на Сашу.
- В кино, в кино! - подхватила Маруся Ровных.
- Там когда еще доведется… Да и будет ли… На целину едем… - с явным удовольствием произнося слова "на целину", говорила Груня.
И они всей гурьбой направились в ближайший кинотеатр.
В эту ночь Груня спала без сновидений, как в детстве. Проснулась и в постели запела.
…На вокзале собрались все заводские. Приехала и старшая сестра Люсечка в крохотной зеленой шляпке с огромным ярким пером и дорогой сумкой в руках. Груне почему-то было стыдно своей "расфуфыренной" сестры, и она не познакомила ее ни с кем из целинников.
Гремел оркестр. Парни и девушки плясали, пели. Некоторые, обнявшись, стояли парами и, не стесняясь, целовались - прощались.
- По вагонам, товарищи! Отходим!
Под звуки марша поезд медленно тронулся. Ребята и девчата стояли на подножках и махали шапками, платками, кепками.
Груня никого из провожающих не искала глазами, как это делало большинство отъезжающих. "Он" ехал вместе с ней.
Громыхая на стрелках, поезд набирал ход. Нина Гриднева, стоявшая рядом с Груней, сказала:
- Когда-то увидим тебя, Москва… Милая! - добавила она и смахнула слезу.
Потом начали разбирать и укладывать вещи. Чемодан Груни оказался тяжелее всех.
- Да что у тебя в нем, Грунька? - спросила Фрося Совкина.
- Книги. Там, я слышала, ничевошеньки… Сама понимаешь - целина… - Что-то большое, светлое трепетало в душе Груни: начиналась новая жизнь!
В марте в Войковскую МТС приехал новый директор, Константин Боголепов.
- Орел вернулся в свое гнездо, - обрадованно сказал по этому поводу друг Боголепова еще по тракторной бригаде добродушный Поль Робсон.
Когда-то о дружках говорили: "Верблюды: запряги парой в тракторные сани - "С-80" перетянут".
Врид директора Илья Ястребовский назначался главным инженером, а радисту Игорю Огурцову поручалась организация диспетчерской связи со всеми двадцатью четырьмя тракторными отрядами. Через неделю прислали и секретаря райкома партии по зоне МТС ленинградца Тимофея Павловича Уточкина.
Ястребовский отпросился у нового директора на несколько дней к семье в город. Как человеку, связанному с тракторным заводом, ему была поручена отгрузка в МТС крупной партии новых машин.
Игорь Огурцов, в простоте душевной считавший, что понижен в должности из-за молодости, отпустил жиденькую белесую бороденку, начал курить трубку и глубокомысленно хмуриться.
- Давно бы нашего Огурца в радисты перевести! Теперь бы у него и разумности поднапрело и борода бы, как у старовера, до пупка вымахала, - смеялся Шукайло.
В Москву, на двенадцатый съезд комсомола, поехала назначенная бригадиром женской молодежно-комсомольской тракторной бригады Маша Филянова.
Иван Анисимович сразу же после ночной смены добровольно вызвался отвезти Машу до железнодорожной станции. И отвез и вернулся на работу минута в минуту.
- Ой, прищемила Машутка нашего верзилу! - подсмеивались над Шукайло.
А тот, казалось, не слышал, не понимал намеков. Новенькие тракторы, сеялки, тракторные плуги прибывали и прибывали. На подъем целинно-залежных земель молодежь ехала уже не только из Москвы, но и с Кубани, с Украины, с Урала. Размещать людей было негде. Временно их устраивали в колхозах. На площадке МТС спешно начали сборку трех стандартных домов, здания столовой, общежития.
Новый директор спал у себя в кабинете на старом продавленном диване. Как и Андрею, Матильда готовила ему "коф". Директор и главный агроном завтракали вместе и за кофе не переставали говорить о подготовке к первой "целинно-залежной", как все называли ее, весне.
Под влиянием ли Андрея или по своей инициативе, но хорошо знакомый войковцам, когда-то и сам "наступавший на пробку", бывший бригадир Костюха Боголепов приказал вынести с территории МТС ларек с водкой.
- На босу ногу теперь не завернешь, не заправишься, - шутили трактористы и ремонтники.
А зима, казалось, и не собиралась свертываться: даже в начале апреля трещали морозы, падал снег, завывала вьюга. Кое-где в колхозах уже потравили и гнилую солому с крыш. Начался падеж скота. Сказались и прошлогодняя засуха, и небывало суровая зима, и запаздывающая больше чем на месяц весна.
По гиблой осени, по завальным снегам, по вьюгам да по красному огню в печках весна должна быть поздняя, а лето мокрое, градобойное, говорили старики.
1954 год входил в летопись земледелия на Алтае как необычный по размаху намеченных работ, по тяжелой борьбе за спасение поголовья скота.
Директор собрал механизаторов в кабинете. Справа от него за столом - еще совсем юный, смущающийся своей молодости, секретарь райкома по зоне МТС Тимофей Павлович Уточкин; слева - большой, на полголовы только пониже Боголепова, Шукайло, рядом с Уточкиным - главный агроном Корнев. На передних рядах разместились бригадиры тракторных бригад, диспетчер-радист Огурцов с неизменной трубкой в зубах, Вера Стругова в низко опущенной на лоб морозно-дымчатой каракулевой шапочке, четыре, как на подбор, крупные девушки, только что приехавшие из Одесского сельскохозяйственного института, вернувшийся из города главный инженер Ястребовский и плановик Творогов. А у стенки - ввалившиеся скопом мастера-ремонтники, заведующий ремонтной мастерской Кочкин и сменивший Машу Филянову целинник-москвич механик толстяк Колобов.
Это было первое собрание в МТС под председательством Боголепова. Иван Анисимович Шукайло и Андрей волновались: "Какой возьмет тон?"
Директор поднялся.
- На повестке вопросы: качество ремонта машин и борьба с падежом скота. По первому разрешите мне…
Боголепов улыбнулся, но сведенные брови его не разошлись, а, казалось, сдвинулись еще больше. Такая "улыбка" не предвещала ничего хорошего ремонтникам и заведующему мастерской, и они беспокойно задвигались.
Директор крутил карандаш.
- Я буду прямо говорить: качество ремонта тракторов и прицепных орудий не-удовле-етворитель-ное! - и голосом и ударом огромной своей ладони по столу усилил он последнее слово.
"Правильно начал: нельзя давать спуску в этом деле", - одобрил Андрей.