- Буду прямо говорить: с отъездом Филяновой в Москву, а главного инженера - в командировку, новый контролер, - директор остановил суровый взгляд на покрывшейся капельками пота лысине толстяка Колобова, - проявил недопустимую беспечность. Не этого мы ждали от москвича, прибывшего по зову партии на подъем целинно-залежных земель. Нет, не этого! Не до конца еще, видимо, ты, Григорий Григорьевич, осмыслил великий поворот в сельском хозяйстве.
Механик вытащил платок и начал поспешно вытирать им взмокшую лысину.
- А товарищи ремонтники, буду прямо говорить, безответственно отнеслись к святому своему долгу: выпущенные из ремонта тракторы и прицепные орудия имеют серьезные изъяны. Моторы у тракторов после ремонта, буду прямо говорить, хрипят, как простуженные, прицепные орудия хромают на все ноги… И это называется ремонт! Халтура! Мое мнение… - Директор неожиданно повернулся к главному агроному. - Немалую долю вины несет за это и наш товарищ главный агроном…
Вся кровь прихлынула к лицу Андрея.
- Андрей Никодимович, увлеченный подготовкой семян, планировкой и отводом целинно-залежных площадей в колхозах, за последнее время был редким гостем в ремонтной мастерской. А вам ли, Андрей Никодимович, как специалисту не знать, что получается, если не отрегулированы диски или неисправны высевающие аппараты?!
Боголепов ни на секунду не отрывал горячих глаз от смущенного лица Андрея, а тому хотелось немедленно вскочить, попросить слова и оправдаться. Но он подавил это желание и продолжал сидеть.
- Если мы и дальше так же будем готовиться к получению высокого урожая, - продолжал директор, - то, я буду прямо говорить, высокого урожая нам не видать и посевную площадь - около ста тысяч га - вовремя не освоить… Второе… - Директор снова обратился к собранию, и главный агроном облегченно вздохнул. - Буду прямо говорить: увлеклись обновками. Дескать, дают и еще дадут! Махнули рукой на старые машины, без разбору начали валить их в лом. Иван Анисимович! - Услышав свое имя, Шукайло уставился на Боголепова. - Говорят, это по твоей вине уже рядом с кладбищем оказался выбракованный "С-80". А таких ли инвалидов мы с тобой поднимали в Отечественную войну? Я хорошо осмотрел машину. Нужно сменить только поршневую группу да муфту сцепления, трактор станет в строй и еще не одну тысячу гектаров вспашет…
Черное всегда улыбчивое лицо весельчака Шукайло посерело, в больших умных глазах были и смущение и стыд.
- Вот так-то, Иван Анисимович! Предлагаю, - уже спокойнее продолжал директор, - создать комиссию для строжайшей проверки отремонтированных машин… - Боголепов взял со стола бумажку и прочел: - "Главный инженер Ястребовский, главный агроном Корнев и вновь назначенный бригадиром первой тракторной бригады Шукайло". Думаю, товарищи учтут все, что я сказал. Кто еще желает по первому вопросу повестки?
Андрей дернулся, чтобы попросить слова. "Ведь я же делал свое, главного агронома, неотложное дело… Не так-то просто было зимой, под снегом, изыскать дополнительных десять тысяч гектаров под пашню…". Он вспомнил напряженные дни и бессонные ночи, когда и сам и Творогов валились с ног от усталости. Но другая мысль остановила его: "А что получится, если неисправные машины в разгар сева откажут? Правильно высек меня директор. Надо успевать всюду".
Главный агроном потупился и долго сидел, не поднимая головы: ему казалось, что все смотрят только на него. Тяжелее всего было взглянуть в третий ряд, где сидели девушки с Верой Струговой в центре. Андрей понимал, что Вере сейчас так же больно и стыдно, как и ему. И когда он, наконец, поднял голову, то поразился: все девушки смотрели на Боголепова, вытирающего белым платком лицо. Только Вера, словно не видя никого, глядела на него, на Андрея.
Поднялся Поль Робсон.
- Мне кажется, братишечки, сама себя раба бьет, коль не чисто жнет! Попало нам с легкой рученьки товарища Боголепова… - Шукайло покосился при этом на мощную руку Константина Садоковича. - А нам и крыть нечем: прав. При нужде, как говорится, и по яйцам пройдешь, ни одного не раздавишь, а мы и на ровном споткнулись. - Шукайло оглядел собравшихся. - Но, видно, на крепкий сук - острый топор. И этим топором, товарыщи, мы действительно должны зарубить себе на носу. Главное…
Иван Анисимович помолчал, собираясь назвать то, что нужно зарубить на носу.
- А главное для нас - высокое качество весенних полевых работ. За этим будет следить весь народ. А народ, как говорится, и сквозь жернов видит… Прошло времечко, когда наша забота сводилась только к тому, чтобы как можно больше вспахать "мягких" гектаров. Не для натуроплаты, а для ради высокого урожая наша работа. На то кузнец и клещи кует, чтобы руки не жечь. Партия выковала нам хваткие клещи - материальную заинтересованность в высоком урожае и тракториста и колхозника. И государству и нам с вами нужны не только гектары, а прежде всего высокий урожай. Вот тут я и кончу, по своему обычаю, шуткой: на чужую работу глядя, сыт не будешь, а давайте-ка мы все до единого так начнем ремонтироваться, чтоб не краснеть…
Иван Анисимович сел. Боголепов взглянул на часы.
- Я буду прямо говорить: предпосевное время дорого, штаны просиживать по этому вопросу больше не будем. Все ясно. Слово имеет товарищ Уточкин.
Секретарь райкома встал, полистал блокнот и закрыл его. Потом поднял к потолку глаза и, казалось, принялся рассматривать на нем хорошо оструганные сосновые доски.
Андрей уставился на Уточкина: он хотел определить этого незнакомого ему еще человека на глаз. "Умен или глуп? Вспыльчив или сдержан? Хвастлив или скромен? Образован или невежда?"
По возвращении из памятной поездки с Леонтьевым Андрей решил вырабатывать у себя уменье определять характер и способности человека по внешним признакам, но успеха пока не имел. И сейчас, глядя на обычное безусо-молодое лицо с небольшими голубенькими глазками, правда довольно светлыми и живыми, на невысокий, явно не сократовский лоб, на дробненькую фигурку, он мучился: кто же перед ним? Ординарная ли особь, чиновничьим усердием по части составления отчетов и радужных сводок выдвинувшаяся на ответственный поет, или это молодой, но уже смелый орленок, расправляющий крылья для самостоятельных смелых полетов?
"Бесцветный истолкователь чужих докладов, - решил Андрей. - Пороха не выдумает…" И он еще раз взглянул на Уточкина сбоку. "Ой, ошибусь! Опять ошибусь!"
- Товарищи! - чуть слышным голосом начал секретарь и тут же осекся.
Андрей беспокойно задвигался на стуле. "Да что он, как Евстафьев, жилы-то выматывает!"
- Товарищи, - немного громче повторил Уточкин и, покраснев до шеи, прокашлялся. - То, что я узнал здесь за несколько дней о Животноводстве в колхозах, настолько потрясло меня, что я попросил директора включить… вызвался выступить… Честно сознаюсь: я не совсем готов; не собрал еще всех цифр, не все еще выяснил по всей зоне. Но дело, настолько не терпящее отлагательства, что…
Голос Уточкина, вначале сиплый и неуверенный, от фразы к фразе очищался, крепчал, наливался волнением.
- Я думаю, вы простите мне неподготовленность. Во многих колхозах гибнет скот, падают рабочие лошади, супоросные свиньи, дорогие тонкорунные овцы… - Уточкин по-юношески облизнул спекшиеся губы. - Сегодня мне рассказали, как плакала доярка Анна Михайловна Заплаткина из колхоза имени Жданова о павшей корове-рекордистке… - У оратора как-то нервно передернулось лицо. - И это, товарищи, в год, когда партия подняла неслыханный по масштабам поход за крутой подъем всех отраслей сельского хозяйства! - Уточкин оглянул людей беспокойными глазами.
"Вот он, оказывается, каков наш секретарь!" - в глазах Уточкина и беспокойных и гневных в одно и то же время Андрей увидел горячего, страстного коммуниста, готового пойти на все за интересы народа, верным сыном которого он являлся.
"Этот, конечно, сам вызвался на целину!.. Таких, только таких сюда и надо, а не ожиревших Колобовых", - думал Андрей, почему-то с первого же дня невзлюбивший всегда равнодушно-спокойного толстяка Колобова, назначенного контролером вместо Маши Филяновой.
Андрею показалось, что Тимофей Павлович вырос на голову. Даже плечи его как будто стали шире. "Ошибся! Опять ошибся!" - радостно думал об Уточкине молодой агроном.
А секретарь райкома уже разбирал причины, вызвавшие такой падеж скота в горных, местах, где, бывало, несмотря ни на какую засуху, по крутым логам и лесным полянам можно было заготовить кормов с избытком.
- Наш район больше чем наполовину животноводческий, горный… В погоне за товарным зерном его вот уже много лет карьеристы-очковтиратели искусственно стараются обратить в полеводческий… Нынешний падеж скота в горных колхозах - результат неумного планирования. Горе-плановики не желают учитывать ни недостатка рабочих рук в колхозах, ни невозможности производительно применять машины при обработке посевных площадей в горных местах.
Андрей и Боголепов многозначительно переглядывались. "Сам ли он так быстро разобрался, или это Леонтьев ввел его в курс?" - думал каждый из них.
- В падеже скота виноваты и мы, механизаторы. Да, товарищи, виноваты! До сего времени первостепенными мы считаем только работы, связанные с полеводством. Представьте на одну минуту, - Уточкин вышел из-за стола, - какая поднялась бы кутерьма, если бы где-либо в области погибал выращенный в течение пяти месяцев урожай? А молочный скот и лошади растут, как известно, не пять месяцев. И вот сейчас дохнет скот, а тревоги никакой. Не могу допустить, чтобы никто, кроме меня, не видел, не понимал нелепости положения с животноводством в горных районах. Вывод: необходимо драться за упорядочение этого… - Уточкин нервно сжал кулак.
Боголепов наклонился к Андрею и шепнул: "Характер-то, видать, у парня!" Андрей кивнул.
- Но сейчас, товарищи, не время заниматься анализом причин падежа в Алтайском крае: необходимо принять экстренные меры к спасению наличного поголовья. - Уточкин взял со стола какую-то бумажку. - Вот тут мы, посоветовавшись с директором, набросали кое-что для начала…
С Верой до собрания актива Андрею так и не удалось увидеться. Не раздумывая о "неловкости", он подошел к ней, стоящей в коридоре вместе с девушками из одесского института.
- Каков зональный-то секретарь, Веруша!
Вера подняла засиявшие глаза и, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе, ответила:
- И секретарь и директор… Такой хозяин и тракториста и агронома всякий огрех на полосе лопатой вскопать заставит…
Подошел Игорь Огурцов. Не вынимая трубки изо рта и глубокомысленно наморщив лоб, он молча поклонился всем и встал против хорошенькой, курносой хохотушки Люды Хруниной. С отъездом Маши Филяновой, вокруг которой, по выражению Витьки Барышева, Игорь вертелся как "округовелый баран", влюбчивый Огурцов успел уже "втюриться" в Люду.
Девушки говорили о директоре: он поразил их воображение атлетической фигурой и красотой.
- А вы обратили внимание, девочки, какие у него черные-пречерные и густенные-прегустенные брови! Ну, словно кто кисть в голландскую сажу макнул и со всего размаха - раз вправо, раз влево! А руки - мать ты моя родная! Расперли гимнастерку круглые, как футбольные мячи, мускулищи! Да если он этими футболами хоть один разок обнимет… - и Люда звонко захохотала.
Все время молчавший Игорь вынул, наконец, трубку изо рта.
- Сколько нынче снегу на полях… обязательно урожай будет!
И так эти его слова всем показались некстати, что даже хохотушка Люда вначале опешила и, только оправившись, сердито отрезала:
- Я думала ты сейчас, Игорь, глубокую философскую истину откроешь миру, а ты - молоко скисшее суть простокваша… - И она снова залилась на всю контору.
Андрей и Вера стояли рядом. И, смеясь, они все время смотрели друг на друга, как после долгой разлуки.
"Куда делся твой чудесный загар? А глаза еще больше стали… Как похудела-то!" - думал Андрей.
А Вера ни о чем не думала. Сердце ее было переполнено до краев: он назвал ее, как прежде: "Веруша".
Глава шестнадцатая
30 марта радио сообщило, что в Кремле, на съезде комсомола, бригадир женской комсомольской тракторной бригады Маша Филянова приняла вызов на социалистическое соревнование от бригадира тракторной бригады комсомольца Алексея Казарина, прибывшего из Тамбовщины на целинные земли Казахстана. Номера газет, в которых были напечатаны об этом статьи и портреты Маши Филяновой и Алексея Казарина, войковцы рвали друг у друга из рук.
- Дайте, братишочки, и мне поглядеть на Машу! - запыхавшись, сказал прибежавший в мастерскую Иван Анисимович Шукайло. Он осторожно взял газету в узловатые черные пальцы и долго смотрел на снимок девушки.
- Люблю за смелость! Не где-нибудь выговорить эдакое - в Кремле! Со всесоюзной, с мировой вышки: "Обязуюсь вспахать не менее тысячи пятисот гектаров… собрать урожай не менее ста пудов с каждого гектара!" А косички-то, косички-то заплела! Ай да Машенька! - Иван Анисимович был счастлив, хотя изо всех сил старался не показать этого.
Игорь Огурцов, потеряв напускную серьезность, носился по цехам, как прежде, без трубки, с ошалело счастливым видом.
- Я всегда говорил, далеко шагнет моя Машенька! Андрей, братка! - закричал Игорь входившему в мастерские главному агроному. - Бюро! Не откладывая ни минуты, готовиться! Ты понимаешь, что это такое?
Андрей взял "Комсомольскую правду" и на первой странице увидел тоненькую Машу Филянову рядом с лобастым, крепким пареньком в сапогах и в пиджаке.
- Ну что ты, секретарь, на мое предложение скажешь? Ты-то, надеюсь, понимаешь, что это не мое только личное торжество, хоть я и всегда говорил, что моя Маша…
Между Андреем, Шукайло и Игорем, точно из-под земли, вырос веснушчатый, как перепелиное яйцо, Витька Барышев. Презрительно сощурившись, он заглянул Игорю в глаза и издевательски зачастил:
- "Моя Маша", "моя Людочка", "моя Матильдочка", "мои испанки", "мои англичанки"… Ты хоть и бороду отпустил, Игорь, а все тот же - Ветер Ветродуевич… Неужто без тебя не знают, что надо бюро? Даже Витька Барышев и тот отлично понимает, что теперь только держись наша комсомольская организация! Теперь и захотел бы вздремнуть - не дадут, повалят со всей страны и корреспонденты и разные фоторепортеры… - Витька помолчал и, подмигнув Андрею и Шукайло, закончил: - На твою окладистую бородищу будут любоваться и спереду и сзаду да на твою трубку, раз уж знаменитая Маша - твоя…
Это было уж слишком. Снисходительно улыбавшийся Игорь не выдержал и только хотел было схватить озорника за оттопыренное ухо, как тот нырнул за широкую спину Поля Робсона.
- Я тебя, конопатая тля, все равно оттреплю! - покраснев до кадыка, пригрозил Игорь.
Андрей, точно не замечавший перепалки между двумя вечно ссорящимися членами бюро, сказал:
- Ты прав, Игорь. Надо собрать всех трактористок и прицепщиц из Машиной бригады и разъяснить им значение соревнования. И немедленно начинать подготовку. Витя правильно сказал: теперь повалят к нам со всей страны…
- Витька вышел из-за спины Шукайло и, толкнув локтем Игоря в бок, прошипел:
- Слушай, сердцеед несчастный, что про Витьку секретарь говорит, и мотай на бороду… Мотай, тебе говорят! - Витька взял газету и приблизил ее к самым глазам Игоря. - Смотри, каким он возле нее козырем! А она и глазки опустила… Отбил у тебя Машу Алексей Казарин.
Но ни Игорь, ни Андрей, ни нахмурившийся Шукайло не отозвались на шутку Витьки, и он замолк.
Андрей думал о словах Ивана Анисимовича: "Нелегко будет Маше работать с почти незнакомыми девушками…"
- Тут пишут, - Андрей указал на газету, - что Казарин уже принял новенькие тракторы. Ясно: ни комсомольская, ни партийная организации там спать не будут.
- А мы? Я, - Витька Барышев ткнул кулаком себя в грудь, - я и то понимаю, на какую вышку поднялась Маша. Ну как же можно позволить ей упасть оттуда?! Тогда и нам позор на веки вечные… Забивай меня, Андрей, как гвоздь, куда угодно, по самую шляпку…
Его прервал Игорь Огурцов:
- Расхвасталась гречневая каша! Что о вашем ремонте Боголепов говорил? Иди-ка ты лучше к станку, теперь каждая минута дорога.
Андрей и Шукайло переглянулись: "Ай да Огурец!"
В помещении, где зимой Вера Стругова проводила занятия, было шумно. Там собралась увеличившаяся теперь втрое комсомольская организация Войковской МТС.
Нежданно появились Боголепов и Уточкин. Первым заметил их Витька Барышев и по школьной привычке негромко прошипел:
- Ди-рек-ция!
Андрей, Вера, Игорь и Витька подвинулись на скамье. Гости, сбивая на ходу снег с одежды и валенок, сели, с любопытством оглядывая комсомольцев. Картина и впрямь была живописная. Большая комната пестрела платками, беретами, яркими кофточками и рубахами. Смеющиеся лица раскраснелись от жары, от радостного возбуждения. Всюду виднелись вихрастые чубы: и черные, и рыжие, и светлые, как пшеница. Мелькали быстрые сильные руки.
Когда движение улеглось, Андрей сказал высокому худенькому пареньку Александру Фарутину:
- Продолжай, Саша… Хотя обожди минутку… - Андрей повернулся к гостям. - Саша Фарутин в пургу, когда все тракторы на приколе, сделал две ездки за кормами и прямо с машины, заглушив ее под окнами, прибежал к нам, чтобы послушать и снова ехать. - Андрей волновался. - А почему мы это затеяли? Про прибывших на целину москвичей в Предгорном пустили дурную славу: "За длинным рублем погнались, а сами пьянствуют, дескать, хулиганят, бегут от трудностей…"
А дело обстояло так: прибывший в Войковскую МТС по путевке московского комсомола тракторист Семен Кузнецов неожиданно скрылся. Еще в дороге он дебоширил, а на третий день по приезде пристал к заведующему кадрами. - "Отдай трудкнижку! Не отдашь - оставлю на память". И уехал. Трудкнижка у него вся в пометках: "Уволился по собственному желанию".
За Кузнецовым сбежал буян и пьяница шофер Некрылов: ему заработок мал показался.
Отсюда и пошло. Комсомольцы-москвичи потребовали поставить на бюро вопрос "о стиле работы целинников-москвичей".
- Вот Саша Фарутин и рассказывает о себе, что его привело на Алтай и как он собирается работать, - выяснил Андрей. - Продолжай, Саша.
Смущенный Фарутин переминался с ноги на ногу.
- Чего забуксовал, Сашка? Дуй на третьей скорости!
- Ну ладно… - Фарутин поднял брови. - Я из деревни Хлопки Московской области. Работал в МТС. И отец, и мать, и дед - в колхозе. Услышал я по радио призыв партии на целинные земли и думаю: "Вот тебе, Сашка, и твой передний край!" Поговорил с дедом, с матерью. Мать - в слезы: "Куда ты, в пустыню!" Уговорил. Одним словом, прибыли мы в Барнаул, спрашиваем: где больше трудностей? Вот и выбрали Войковскую… Смешно, как вспомню про страхи некоторых: "В снега, к волкам, к медведям едем…" На третий день привезли нам койки с сетками, подушки, одеяла… Не терпелось - вышли на ремонт. А утром двадцать седьмого марта я принял новенький "ДТ-54" и двадцать седьмого же отправился в первый рейс. Бюро комитета интересуется про душевное состояние? Кривить не буду: родители есть родители, а родной край - родной край… Но уже начинаю привыкать: чувствую себя как дома. Народ такой же, машины такие же, только что родственников нет. - Фарутин виновато улыбнулся. - Когда ехали, все смотрели в окна вагона и поражались: сколько земли гуляет! Степи - глазом не окинешь! И ровные как стол! И где-то, бог знает где, горы маячат. Загляденье!
Мечтательными глазами Саша окинул притихших слушателей.