Ты говорила: в день свиданья
Под небом светло-голубым,
В тени олив любви лобзанья
Мы вновь, мой друг, соединим…
А небо здесь в хорошую погоду тоже светло-голубое. Олив нет, это верно. Чего нет, того нет. Ни одного деревца, только низкорослый кустарник в долинах.
Спартак Кантухман позвал ужинать.
После долгого чаепития каждый взял по книжке.
Павлов аккуратно переворачивал проложенные нежной папиросной бумагой страницы пушкинского тома, вспоминая, как в детстве спорил с Гономом, был ли Пушкин буденновцем, потому что очень часто на страницах пушкинских рукописей встречался нарисованный острым пером человек верхом на коне.
Утром Павлов проснулся раньше всех. Конечно, неплохо бы остаться здесь на несколько дней, отдохнуть, всласть поспать в тепле, начитаться вдоволь, но… Пока есть погода, надо ехать. Недели через две, когда солнце высоко поднимется над горизонтом, задуют ураганные южные ветры. Тогда можно остановиться и отдохнуть.
Павлов еще раз оглядел книжные полки, вытащил из своей походной сумки книгу профессора Андреева о биологии северного оленя и поставил ее на полку. Разжег печку и вышел нарубить мерзлого хлеба для завтрака.
Занималась заря. Вся южная половина неба пылала, словно на материке горел огромный пожар. Мороз чуть отпустил - ехать будет хорошо.
Перед тем как тронуться в путь, тщательно прибрали в комнате, загасили печку, чтобы в ней не оставалось ни одного тлеющего уголька. Потом закрыли дверь и для уверенности завалили ее снаружи плотными кубами снега.
Павлов обошел домик и только удостоверившись, что все в порядке, сел на свою нарту и тронул собак. На этот раз он ехал, замыкая караван, следуя за нартой Спартака Кантухмана.
Домик скрылся сразу же. Только труба еще некоторое время торчала над сугробом, чуть потемневшим от двух топок за многие месяцы.
На сердце у Павлова было покойно и светло от встречи с удивительным домиком, в котором хотелось остаться надолго, от встречи с книгой.
Солнце поднялось над горизонтом. Никто не остановился, чтобы наблюдать восход. Это было необычным вчера. А сегодня, и завтра, и всегда - до следующей полярной ночи восход солнца уже будет неизменным, привычным.
От собак, от торосов, от сидящих на нартах протянулись длинные тени.
Оставалось еще раз повойдать полозья - и впереди покажется мыс Блоссом и погребенный под снегом галечный моржовый пляж.
А солнце будет подниматься все выше и выше.
Сначала снег начнет таять на южных склонах гор, в защищенных от ветра долинах. К середине лета большая часть тундры зазеленеет низкой травой, с пятнами голубых и красных цветов. Прилетят птицы, заселят скалистые берега, а белые канадские гуси усеют тундру Академии, словно ненароком летним снегом.
А ближе к осени на мыс Блоссом придут моржи. Сначала одинокие разведчики, старые самцы с обломанными и пожелтелыми клыками, а за ними - самки с детенышами.
Белый медведь начнет выходить на берег.
Словом, жизнь будет бить ключом.
И это будет счастьем для земли и для человека.
Молчание в подарок
Андрей ступил на самолетный трап и на миг остановился, пораженный красотой. Вокруг высились покрытые чистым, белым снегом сопки. Они матово отсвечивали, отражая яркое весеннее солнце: снег слегка подтаял, образовав корку. Она и служила зеркалом солнечным лучам.
На обочине посадочной полосы стояла упряжка, и молодой парень в камлейке с откинутым капюшоном пытливо оглядывал спускающихся на землю пассажиров.
В районном центре Андрея предупредили о том, что до стойбища придется добираться на собаках: в эту пору, перед вскрытием рек, пускаться в путь на вездеходе опасно. "Это прекрасно! - сказал Андрей. - Я так мечтал когда-нибудь проехаться на собачьей упряжке!"
Председатель райисполкома, худая, энергичная женщина, почти не вынимавшая сигареты изо рта, чуть улыбнулась и сказала: "Ну вот и попробуете".
Андрей Хмелев, выпускник ветеринарного института, приехал на Чукотку в конце прошлого года.
Его оставили работать в окружном сельскохозяйственном управлении, где он просидел над бумагами всю долгую зиму, и нынешняя поездка для него, в сущности, была первым знакомством с настоящей тундрой. Надо было обследовать стада Провиденского района перед отъездом.
- Я Андрей Хмелев, - представился он каюру, сбежав по трапу.
- Очень приятно, - хмуро ответил парень и выпростал из оленьих рукавиц теплую ладонь с прилипшими к ней белыми шерстинками.
- Едем! - весело сказал Андрей, бросив рюкзак на нарту и усевшись на громко скрипнувшие две неширокие доски-сиденья.
- Сейчас поедем, - спокойно ответил парень, - только сначала встаньте.
Андрей послушно поднялся. Каюр принялся увязывать груз.
- Больше у вас ничего нет?
- Все мое хозяйство в рюкзаке.
Каюр выкрикнул что-то гортанное, выдернул из снега плотно пригнанную палку с железным наконечником, и собаки, отряхиваясь, начали подниматься из уютно примятых снежных ямок. Нарта двинулась вперед, в гору, и Андрей бросился вслед, закричав:
- Послушайте! Подождите! Вы меня забыли!
- Бегите за мной, - бросил на ходу парень, держась за дугу посередине парты.
Андрей потрусил вперед, проваливаясь по колено в снег, ругаясь про себя. Он совсем иначе представлял себе езду на собаках: снежный вихрь клубится за мчащейся партой, звонко лают собаки, выбрасывая из-под лап комья снега. Сколько раз он видел такое в кино, по телевидению… А тут нарта едва ползла по косогору, собаки, вытянув хвосты и высунув розовые языки, медленно перебирали лапами, поминутно оглядывались и смотрели на каюра и на Андрея ненавидящими глазами.
Андрей чувствовал, что задыхается: давненько ему не приходилось так бегать. Но не хотелось показывать свою слабость этому неприветливому каюру. Ему-то что: он привычный да еще держится за дугу.
Андрей собрал силы, догнал нарту и вцепился обеими руками в дугу. Сразу стало легче. Каюр покосился на Андрея и улыбнулся. Улыбка у него была добрая, чуть застенчивая.
- Как мне тебя называть?
- Оттой - по-чукотски, а по-русски - Андрей.
- Тезки, значит, мы с тобой.
- Выходит, так.
- Я тебя буду называть Оттой, можно?
- Почему нет? В тундре все меня так зовут.
Оттой внимательнее поглядел на приезжего. Чуть постарше его, а уже окончил институт. А вот Оттой не попал в прошлый раз, не прошел по конкурсу. Не захотел воспользоваться льготами для северян, решил сдавать, как все, в Дальневосточный государственный университет. Профилирующие предметы сдал хорошо, сочинение написал на четыре, а по устной литературе схватил двойку. Неожиданно для самого себя. Главное, когда вышел из аудитории, все вспомнил. Но, как говорят спортивные комментаторы, гол в ворота уже был засчитан… В этом году Оттой собирался сделать вторую попытку, упрямо отказавшись и на этот раз от внеконкурсного поступления. Старший брат, пастух оленеводческой бригады, у которого Оттой зимовал, предрекал ему новый провал. Ну и пусть! Если надо, Оттой пойдет и в третий раз сдавать и в четвертый! Всю долгую зиму он читал, готовился к экзамену по литературе. И не жалел об этом. Он понял, что, пренебрегая на школьных занятиях уроками литературы и предпочитая физику и математику, он прошел мимо волшебной горы, не заметив ее, не оглянувшись на нее… И теперь он был по-настоящему потрясен новым прочтением и Пушкина, и Лермонтова, и Тургенева, и Толстого, и Чехова, и Горького… Видимо, в школе у них была просто никудышная учительница по литературе, которая только и умела требовать от учащихся, кого и с какой силой изобличил в своем произведении изучаемый писатель. А ведь, кроме обличения, было и другое - внутренняя красота человека, то, что не видно снаружи, неуловимо даже в разговоре, но оно, это прекрасное, трепетное, всеобщее для всех людей, чудесное, как рождение первого теленка…
Нарта поднялась на перевал. Собаки почти выбились из сил, да и люди тоже. Надо передохнуть. Оттой тихо произнес:
- Гэ-э-э-э! - И собаки тут же остановились и залегли. - Привал.
Андрей глубоко вздохнул и сел на нарту. Сердце бешено колотилось, и парню казалось, что стук его слышен далеко вокруг.
- Устал с непривычки, - виновато произнес Андрей.
- Я тоже устал, - признался Оттой, садясь рядом с Андреем. Движением плеч он передвинул висевший на спине малахай на грудь и меховой оторочкой вытер вспотевшее лицо.
Отдышавшись, Андрей огляделся. С высоты открывался широкий вид на долины, еще полные снега. Но уже кое-где обнажился синий лед, под которым чувствовалась готовая вырваться на волю вешняя вода. Синева неба отражалась в снежных сопках, густо ложилась на затененные склоны. Прозрачный воздух открывал Дальний хребет, словно нарисованный неумелым художником на стыке неба и земли. Все кругом было наполнено величайшим спокойствием, возвышающим душу человека.
- Как здесь прекрасно! - громко произнес Андрей, и его слова разорвали воздух, спугнув собак и заставив вздрогнуть Оттоя.
Андрей нагнулся, взял пригоршню снега и только открыл рот, как услышал:
- Не смейте этого делать!
Андрей испуганно выронил снег и недоуменно посмотрел на каюра.
- Снегом не утолите жажду, - мягче сказал Оттой, - только разожжете ее. Вот, если хотите пить.
Оттой выпростал из поклажи термос. Чай был крепкий, горячий и сладкий. Андрей с удовольствием выпил два стаканчика-колпачка.
- Мне здесь безумно нравится, - произнес он громко. - Такая величественная, спокойная красота! И все кругом так девственно чисто, нетронуто. Как хорошо!
Андрей шумно вдохнул и выдохнул воздух.
Оттой отошел к собакам поправить постромки, но ему хорошо был слышен голос Андрея.
- И как подумаешь, что скоро доберутся и до этой красоты, - грусть берет… Как хорошо, что загрязнение окружающей среды еще не достигло этих мест…
Оттой поправил алык у передовой пары, осмотрел лапы собак. В эту пору снег острый, колючий, с растущими кристалликами, образовавшимися от солнечного тепла, и псы часто ранят подушечки лап до крови. На этот случай Оттой держал на нарте несколько пар кожаных чулочков.
- Даже такие огромные водные пространства, как океан, уже нельзя считать чистыми, - продолжал Андрей. - Тур Хейердал, плывя на своем папирусном корабле "Ра", прямо посреди океана встречал загустевшие комочки нефти, пластмассовые бутылки и разный мусор… Это поразительно! Человечество может утонуть в собственных нечистотах, если не принять решительные меры!
Осматривая лапы собак, Оттой дошел до нарты, и голос Андрея теперь гудел у него над самым ухом.
- Понимаешь, сейчас уже почти нет естественно чистых продуктов за очень редкими исключениями. Все надо подвергать предварительной очистке перед потреблением. В Центральной Европе вы уже не можете просто вот так наклониться над лесным ручьем и напиться: а вдруг где-нибудь поблизости химическое предприятие спускает неочищенные стоки или проходит канализационная труба? А продукты? Все выращивается с помощью химических удобрений, и даже в животноводстве для форсирования привесов мы вынуждены обращаться опять же к химическим добавкам…
- Поехали, - коротко произнес Оттой.
Андрей, замолкнув на секунду, вскочил на ноги.
- Сейчас можно сидеть, - сказал Оттой, - под гору поедем, собакам легче будет.
"Жалеет животных", - уважительно заметил про себя Андрей.
Собаки бежали не спеша, легко, и нарта катилась - здесь был уклон, хотя и не очень крутой.
- Ты сколько классов кончил? - спросил Андрей.
Оттой ответил.
- В институт не подавал? В университет?.. Ничего, не огорчайся, со второго захода должно получиться… Нынче в вузы большие конкурсы, но если у человека цель - он своего добьется. Нужно только упорство. Любишь животных?
Оттой пожал плечами. Он никогда над этим не задумывался. Просто олени и собаки были рядом с ним с самого детства.
- Я это заметил, - с торжествующей улыбкой сказал Андрей. - Вот когда мы ехали в гору, ты не позволил сесть на нарту. Жалко тебе было собак, верно?
Может быть, действительно ему было жалко собак. Только Оттой прекрасно знал: если бы они оба уселись на нарту, собакам просто не под силу было бы сдвинуть груз с места. Только при чем тут любовь?
- Хороший человек познается по его отношению к природе, к животным… Ты читал статьи Сергея Образцова о любви к животным? Нет? Надо почитать! Очень поучительные рассуждения.
Собаки чуть замедлили бег: упряжка выехала на речной лед, на котором лежал набухший водой снег. В следах от полозьев вода не исчезала, оставаясь двумя голубыми ленточками.
Оттой думал о своем. Через месяц-полтора ему снова плыть во Владивосток. Прекрасный город, такой неожиданно волнующий, встающий из сопок и зеленых склонов белоснежными высокими домами. Он снова поселится в общежитии и вечером, когда голова загудит от занятий, будет бродить по ярко освещенным, оживленным улицам, пройдет в морской порт и долго будет сидеть в ресторане, где прямо в большие окна заглядывают океанские корабли.
Ему всегда хотелось жить в городе. Столько людей вокруг, весело, словно живешь в непрерывном празднике…
- Город, - словно отзываясь на его мысля, продолжал Андреи, - по мнению многих авторитетных социологов - среда, вредная для человека. Излишняя урбанизация, ты понимаешь это слово?
- Какое слово? - переспросил Оттой.
- Урбанизация.
Оттой кивнул.
- Так вот. Излишняя урбанизация лишает человека его естественных связей с природой, его единения с окружающей средой, - продолжал Андрей. - Интересно отметить, что пастушеское скотоводство, куда входит и оленеводство, невозможно без того, чтобы человек не ощущал себя частью природы, естественным продолжением всего живого…
"Интересно, - подумал Оттой, - когда он устанет и замолчит?"
Но ветеринару казалось, что он нашел благодарного и понимающего слушателя. Когда собаки потянули нарту на склон и пришлось идти, держась за дугу, Андрей все равно не умолкал. Он рассказывал о себе, об учебе в ветеринарном институте, о радости, когда узнал, что ему придется работать в таком романтическом краю, как Чукотка…
Солнце уже давно перевалило за полдень. До стойбища оставалось еще километров десять. Оттой поначалу опасался, что дорога займет больше времени: вдруг пассажир вздумает все время сидеть на нарте? Но Андрей к середине пути втянулся, знал, когда надо соскакивать с нарты, помогал собакам. Одно было плохо: он не умолкал. Добро бы говорил сам, но все время пытался втянуть Оттоя в разговор, заставлял его отвечать на вопросы и даже понуждал высказывать свои суждения.
- Понимаешь, здесь даже чай имеет другой вкус, чем в городе. И причина этому - особая чистота воды. Ведь основная масса воды на Чукотке - это талая снеговая вода, богатая ионами, полезными для здоровья…
Показались яранги. Раньше их почуяли собаки, туго натянув постромки и позволив Оттою и Андрею подъехать к стойбищу на нарте.
Андрей впервые видел чукотское оленное стойбище. Три яранги стояли на возвышении, увенчанные столбиками синего дыма. Вокруг расстилалось огромное чистое пространство голубого воздуха, белого снега, обнажившихся кое-где моховищ и синели ленты набухших готовых вскрыться рек.
Андрей чувствовал необыкновенный подъем, восторг. Поздоровавшись с бригадиром, ветеринар, пригнувшись, вошел в древнее жилище тундрового кочевника. Сначала в глаза бросились предметы, выделявшиеся на общем фоне: книжная полка, забитая потрепанными, зачитанными томами, радиостанция, установленная на ящике из-под болгарских фруктовых консервов, и целая батарея примусов. Потом Андрей разглядел типичные предметы тундрового обихода: чааты, деревянные кадки, какие-то непонятные приспособления, похожие на теннисные ракетки, и несколько тщательно вычищенных, поставленных в ряд ружей.
- Как доехали? - спросил бригадир.
- Отлично! - восторженно ответил Андрей. - Я даже ничуть не устал. У вас тут так хорошо, просторно, чисто…
- Извините, но вам придется поместиться в пологе.
- Это же прекрасно! - воскликнул Андрей.
- Мы пологи целый день держим на снегу, так что можете не бояться, - продолжал бригадир.
- О чем разговор! - сделав обиженное лицо, заметил Андрей.
У костра хлопотали женщины. Молодая девушка поставила столик. Вошел Оттой, распрягавший собак, и молча примостился у столика.
- Когда мы подъезжали к стойбищу, мне вдруг стало ясно, почему ваш народ так любит свою землю: такой простор, такие величественные, широкие горизонты и ощущение неограниченной свободы… Это так прекрасно, не правда ли?
Бригадир вежливо отозвался:
- Это правда.
Девушка поставила небольшой тазик с вареным мясом. Соль лежала отдельно, на пластмассовой тарелочке. Бригадир протянул Андрею нож.
- Только осторожнее, он очень острый.
- Вы знаете, - проглотив первый кусок, заговорил Андрей, - оленье мясо по своим питательным свойствам стоит на первом месте. И это научно доказано. В книге известного специалиста по северному оленеводству профессора Андреева есть сравнительная таблица питательности мяса разных животных…
Бригадир что-то сказал, девушке, и та, порывшись на книжной полке, достала книгу Андреева.
- Вот-вот! Именно в этой книге, - обрадованно сказал Андрей и принялся дальше рассуждать о свойствах оленьего мяса. - Оно легко усваивается организмом. В желудке оно не давит, вы не ощущаете его тяжести…
Оттой слушал и с некоторой завистью думал о том, что будь у него так же ловко подвешен язык, запросто сдал бы экзамен по литературе. И откуда у гостя берется столько слов? Все говорит и говорит, а на лице никакой усталости.
- Вот почему человек, живущий в тундре, с точки зрения современной медицины, ведет наиболее оптимальное существование: здоровая, полноценная пища, чистый воздух и постоянное движение позволяют ему находиться в состоянии полного телесного и душевного равновесия…
Девушка убрала мясо и поставила на стол огромные кружки.
- Вам кофе или чай? - спросила она гостя.
- Конечно, чай, - отозвался ветеринар. - По последним данным медицины, кофе способствует возникновению сердечно-сосудистых заболеваний, а чай, наоборот, полезен. Это хорошо, что вы предпочитаете чай.
Бригадир, воспользовавшись тем, что гость сделал глоток, спросил:
- Какие новости в Анадыре?
- Анадырь строится, - живо ответил Андрей. - Сдали два новых жилых дома, новую школу…
- Гостиницу достроили?