Из-за светящихся изнутри бумажных стен маленького домика была слышна песенка: Женщина пела ее, стучась в чувства каждым слогом. Мяукал и стройно дергался ее голос. Мелодия тянулась тремя убогими нотами.
Ве-чер! Тень! Сосна!
С гор! Ползет! Лу-на!
Оглянусь - вез-де
Только ты одна!
Эта песенка проходила ноги и спину… "В кинематографы, молодой человек, в кинематографы, молодой человек!.. Дочь заводчика… Мог ли бы жениться на такой?.. Очень красивая шея… Нет!"
Теперь Аратоки внимательно глядел по сторонам. Он искал чего-то глазами. Смотрел под ноги. Видел слякоть, связывавшую шаг. Смотрел на женщин, выглядывавших из-за бумажных дверей. Слушал крики, стук дальнего завода, бормотанье, хлюпанье ног.
- Гей-гей! Джап!
- Ту-ту! Фэллоу!
- Сен ов э бидж! Япошка!
Диги-ди-гей!
Занимая всю улицу, из каких-то ворот вывалилась компания выпивших американских моряков. Все были, как на подбор, гиганты с длинными руками и ногами, узкими плотными плечами, в белых вязаных шапочках, шикарных костюмах, песочных галстуках с искрой, одеты с франтовством кочегаров.
Они скандалили. Это была предпоследняя ступень кочегарского кутежа. Они были накалены и ждали только повода для драки.
- Джап, поди сюда!
- Мумочка, какой он коротышка!
- Поди сюда, мой младенец! Тюп-тюп!
- Обезьяник надел офицерский мундир.
"Застрелить, как собак? Невозможно, их восемь.
Затеять драку? Сбегутся корейцы. Потом придет полиция. Потом еще полиция. Человек двадцать полиции. Жандармы. Потом схватят этих, побьют до бесчувствия в участке и увезут на американский корабль. Перед Аратоки извинятся… Как бы избежать истории?"
Стараясь держаться независимо, - проклятый маленький рост, - Аратоки прошел между боками двух гигантов. Надулся. Выпрямил и без того прямую фигурку. Напыжил грудь. Плечи сделал четырехугольными.
Прошел мимо.
Они обсвистали его, задели воздухом движения. Качаясь, исчезли за поворотом, с криком и мяуканием.
"Ты можешь быть сто раз героем, но если ты маленького роста… Все, как на подбор, гиганты… Американский флот… Проклятая раса! Мягкокожие, рыжие - обидно попасться в драку. Быть побитым - позор".
Раскрылась дверь дома. Унылый гнусавый женский голос сказал кому-то ломаным портовым языком:
- Вы мужик красивый, пожалуйста, приходите завтра в ночь.
В ответ было ругательство.
Вышел, шатаясь, негроид с выпученными глазами. Рябой. В фетровой шляпе. Должно быть, палубный с филиппинского судна.
Аратоки задумался.
"Который час? Осталось час пятнадцать минут. Ну ее в море, эту кореянку, когда за пятьдесят сен можно получить то же удовольствие".
- Пожалуйста, одну иену - деньги вперед.
- Дай-ка мне вон ту, на правой фотографии.
- Извините, господин офицер, этой нет, - уехала, извините, в Сеул.
- Эй ты, сволочь-сан! Выставила обманный прейскурант?
- Не угодно ли, пришлю самую лучшую девочку. Ее фотографию купил один русский капитан.
- Все равно.
- Пожалуйста, не ушибитесь о верхнюю ступеньку… Гинко!
- Здравствуйте, господин.
- Давай эту.
- Можно поставить четыре бутылки пива?
- Давай!
- Вы, должно быть, с аэродрома? У нас часто бывают с аэродрома.
- Давай!
- Сейчас.
- Давай!
- Пожалуйста, извините.
- Сюда!
- Вот. Так. Пожалуйста, извините. Ложитесь сюда.
- Кто кричит?
- Это на улице, летчик-сан. Теперь сюда.
- Погоди.
- Сейчас. Сейчас, сейчас. За поясом кимоно. Рисовая бумага. Вы мужик красивый, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.
- Есть у тебя красивые подруги?
- Вечером приведут всех, летчик-сан. Извините, сейчас вернусь. Можно еще четыре бутылки пива?
- Давай!
"Грязный этот вертеп… надо пойти в южный конец Оурамаци. Там дорогие. Наверное, старшие офицеры там… Цыновки все в каких-то пятнах… Пахнет красками… Сколько осталось? Час еще… "Ах, как весело итти в ночной плеск, слышать хлюпанье воды, свист машин. О, пение сквозь дождь! Сонный бред, голос ночи, крик скользящих шин.." Не помял ли китель?.. Смотрите - книжка… "Опасный бандит Мураги, совершивший семнадцать убийств и взрезавший брюхо многим невинным девушкам"… Что это такое?.. Эй, кто за створкой?.. Скверный вертеп! На одну девку - еще гость… Она, наверно, пошла еще к третьим…"
- Эй, сюда! Эй, эй, сюда! Эй, сюда! Кто это у тебя еще такое?
- Это, извините, летчик-сан, это двое, они немножко выпили, остались немножко ночевать.
- Какое право имеешь ты сразу принимать нескольких гостей? Ты, я вижу, баба-сволочь! Хотел дать тебе на чай. Теперь не дам. Сейчас буду жаловаться…
- Пожалуйста, вот сюда, летчик-сан, пожалуйста, еще летчик-сан.
- …чтоб хозяйка нахлестала тебе по морде.
- Извините, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.
- Пошла!
- Вы мужик красивый, пожалуйста, еще приходите сегодня в ночь.
Разглядывая китель, Аратоки пошел по улице в противоположную сторону. Слабо пригревало солнце. В небе была нежная зимняя синева. Он чувствовал в теле пустоту. Все в порядке… Довольный, Аратоки засвистел. "А надо все-таки еще раз повидать дочку Сен Ок-хиона… Ну погоди, подкопаюсь я под проклятого корейца!.. Под двести тысяч, если не под пятьсот… Да, подходит под пятьсот тысяч иен…
…В задыхающейся пляске вод,
Плотной падавших стеною вниз,
Слышно пение шагов и струй,
Тонкий, чистый, одинокий свист…
Все в порядке… Никакого позора нет…"
И пошел по направлению к телеграфному оффису, откуда отходит автобус на аэродром.
Молодой неизвестный человек.
Он отпраздновал сегодня двадцать лет.
Он просто очень тихий человек,
Он не маклер, не убийца, не поэт.
Он готов любой подвиг совершить.
Он готов любую подлость показать,
Чтобы только грош счастья получить,
Чтобы ужин с бургундским заказать.
Слышишь, - чей там голос песню гомонит?
Всюду ливень, всюду сон и легкий плеск.
Я не буду ни богат, ни знаменит,
Если я не столкну вас с ваших мест.
Это счастье я с кровью захвачу.
Это счастье я вырву из земли.
Я хочу быть великим… Я хочу
Быть великим… Я хочу… Быть… Вели…(Пат Виллоугби)
Глава десятая
АРАТОКИ НА АЭРОДРОМЕ
Подскакивая, бежал автобус. На крыше сверкала крохотная модель самолета. Вертелся игрушечный пропеллер.
Аратоки, откинувшись, смотрел по бокам и вперед.
Вот снова улицы Кион-Сана.
Холмистые коричневые переулки, наполненные белой толпой.
Здесь живут люди.
Здесь сидят, стоят, дремлют, бродят, дремлют, щелкают вшей, дремлют, бреются, плюют, курят длинные чубуки, бранятся, хохочут, кашляют, говорят, бреются, торгуют, поют люди. Транспаранты с золотыми иероглифами реклам перекинуты между домами. На углах зеленщики торгуют морской капустой, осьминогами, сушеными и связанными в веники, красными плодами каки.
Автобус пробегал скверы, храмы. Переходя дорогу, остановился перед самым носом машины лысый монах. Объявление: "Кто (вступить желает в брак, - пусть пойдет к невесте…" Горели электрические фонари над лавками, украшенные резаной бумагой. В дневном свете их желтые огни были бледными и не давали тени.
МEХОВОЙ МАГАЗИН А-К И-ТA
Сбоку была нарисована полосатая голова тигра, с белыми усами, прямыми, как ножи, с косыми глазами монгольского императора.
ЗУБНОЙ ТЕХНИК ЦОЙ ВАН-ГИР
Вывеска изображала свирепую челюсть, окруженную сияющими скальпелями.
Потеплело.
Над крышами беспрерывно двигался воздух. Город казался мирным, непонятно - весенним, спокойным. Быть может, другой человек на месте Аратоки заметил бы в этом спокойствии странные черты. На перекрестках ходили одинаково одетые, бесцветные люди, вглядываясь внимательно в прохожих через очки. Их резиновые серые плащн развевались по ветру.
На мотоциклете с дымом и треском проскочил связист.
Издали казалось, что стены заляпаны краской. Вблизи видны были на трех языках объявления. Кто-то сорвал одно из них. Оно болталось, держась краем, щелкая по ветру; сбоку был пририсован неприличный иероглиф.
СООБЩЕНИЕ
1. Пребывание карательных отрядов на территории Кентаи, как нашего, так и манчжурского, имеет целью не вести войну для войны и заставлять от этого страдать МИРНОЕ НАСЕЛЕНИЕ, а войска настойчиво лишь преследуют тот элемент населения, который нарушает порядок и спокойствие и деятельность путей сообщения.
2. Все лица, состоящие в красных бандах, оказывающие бандам содействие и относящиеся к ним сочувственно, рассматриваются войсками как разбойники, как враги, как пагубные для страны гусеницы и стрекозы.
3. Принимая во внимание вышеизложенное, японские войска слагают с себя всякую ответственность за возможные убытки, причиненные деревням, в случае если таковые будут признаны свирепо опасными или будут давать приют и оказывать содействие красным бандам.
То же относится и к городским жителям, уличенным в сношениях с разбойниками. УБЫТКИ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ ВОЗМЕЩАТЬСЯ НЕ БУДУТ.
Командир бригады генерал-майор Цугамори.
Начальник штаба бригады полковник Куроми.
Город жил своей странной жизнью.
Прошли корейские похороны. Мертвеца тащили на белых носилках. Передние держали его на плечах. Задние выталкивали носилки на высоко вытянутых руках, чтобы покойник двигался к костру с поднятой головой.
Проскочил железный мост.
Слева от дороги были обрывы; по ним свисали огромные ледяные сосульки, частыми каплями уходившие в глину: по утрам все еще были заморозки. Из-под колес взлетали брызги. Лужа. Вокруг появилось много земли. Дома стояли реже. По рельсам к станции проехал, дымя, товарный поезд. Шоссе вышло из города.
Здесь был аэродром.
Шли почти два километра по сухому полю с прошлогодней травой. Дул сильный ветер.
- Океанский, - сказал, проходя, человек в кожаном пальто и шлеме с прикрепленными к нему очками.
В траве лежали солдаты. Рядом с ними была разостлана цветная материя - знак для подходящих к посадке самолетов.
- Сейчас я вас познакомлю с вашим командиром, младший летчик.
Изменив мгновенно голос, офицер гаркнул:
- Смирно!
Аратоки вытянулся. Каблук к каблуку, носки врозь, рука у козырька на сорок пять градусов.
- Честь имею доложить, господин полковник, явлен в эскадрилью младший летчик-наблюдатель Аратоки.
- Честь имею явиться, господин полковник, с письменным предписанием командующего, младший аэронавигатор Аратоки.
- Здравствуйте. Из школы в Токио?
- Так, полковник-донно. Одиннадцатый выпуск.
- Рад. Чувствуйте себя как дома в нашей маленькой семье. Сейчас вы познакомитесь с нами. Вот ваш летчик - командир, так сказать, экипажа.
- Честь имею.
- Через восемь минут начнется разбор учебных действий сегодняшних полетов. Вы примете в нем участие.
Aратоки опять попал в знакомую обстановку, cовершенно точно напоминающую обстановку летной школы, хотя здесь был гарнизон. Шли беспрерывные занятия. Летчики твердили вслух поучение командира, вели разбор полетов, беспрерывно повторяли полученные в школе знания. Это были уроки для взрослых детей, но странные были иногда предметы: искусство взрывать вокзалы, расстрел с высоты уходящего обоза или еще - стрельба по человеку, бегущему по земле, во время падения в воздухе с парашютом.
Сидели в штабе эскадрильи за длинным зеленым столом, наклонясь над картами и бумагами. Разбор вел полковник. Аратоки с удовольствием погрузился в тихую учебную жизнь гарнизона.
- Сегодняшние полеты, господа офицеры, были произведены в общих чертах нормально. Задания наши выполнены. Поздравляю вас!
"Ого! Гарнизон, должно быть, крепкий, - надо подтянуться".
- Замечания у меня есть только по поводу некоторых мелочей. Пилот Хирасуки! Бомбометание ваш навигатор вел сегодня правильно. Расчет был безупречен. Я любовался тем, как точно вы поджигали северо-западные стога.
("Здесь инсценируют сражения? Не то, что в школе, - стрельба по квадрату на полигоне…")
- Несколько ошибочно поступили вы, выбирая мишенью амбары, тогда как надо было брать скопления повозок и крестьян. Есть у вас некоторая нечистота в разворотах. Между прочим, командир соединения Хамада делал боевые развороты точно так же. Вы знаете его конец. Вы пикируете, милый мой, но выходите со склоном на двадцать градусов. Стыдно! Изложите-ка быстро сегодняшнее задание!
- Мы имеем расположение разбойничьих банд в районе пункта ААН по полукилометровой карте, - забарабанил пилот. - Задача - уничтожить банду и подорвать ее материальную базу в корейских деревнях, не касаясь хуторов японских колонистов-новосёлов. Эскадрилья тратит четыре тысячи пятьсот килограммов бомб за четыре часа.
- Понятно?
Эге, охотник,
Прыгай вон на ту скалу.
Прицел проверен.
Вдаль несутся облака.
Со скалы упал олень.(Адмирал виконт Сатоми)
Над озером Бива
Наклонились три сосны.
Так в нашей жизни:
Верность, исполнительность
И презрение к себе.(Аратоки Шокаи)
Глава одиннадцатая
НАУКА НАБЛЮДЕНИЯ
Японский летнаб должен уметь опознавать мир с воздуха. Он может, например, по неуловимым для простого человека признакам определить, занята ли местность повстанцами. Он должен быть воздушным Шерлок-Холмсом, воздушным Цукамото.
Аэронавигаторы тренируются для этого каждый летный день. Они просиживают ночи, приучаясь читать на-глаз фотограммы. Они изучают детали, пятнышки ландшафта, цвета. Летнаб с каждым полетом видит все острее и острее. Он может рассказать все, что делается на земле. Под конец он достигает виртуозности.
Он может рассказать, принадлежит ли видимая сверху слабо намеченной черточкой крестьянская арба богатому или бедному крестьянину. Уже с полуторы тысяч метров он отличает движение колонны японских войск от колонны партизан, не имеющих японского интервала между шеренгами.
- Помещичье владенье, например, всегда можно отличить от арендного и от крестьянского, - учат летнаба опытные фотограмметристы. - Крестьянские земли расположены обычно в оврагах и на каменистых склонах-холмов, поэтому линии запашки кольцеобразны. Корейцы имеют обыкновение кругами опахивать возвышения. Линии помещичьих запашек - прямы и длинны. Земля здесь несколько иного цвета, плодородного, густожелтого. Арендные земли выглядят, как кости в игре мадзьян. Они прямы, но нарезаны продолговатыми маленькими клетками, отгороженными тенями заборов. В некоторых районах вы можете безошибочно бомбить все строения, расположенные на кольцевых запашках, зная, что попадете на бандитские землянки и дома. Понятно?
Помощник командира, подполковник Садзанами, сказал с Аратоки несколько слов и отпустил его. Аратоки не чувствовал себя с ним свободно: он оценивал взглядом недостатки летчика (так казалось Аратоки). Сам он был сухой, тихий; маленькие, детских размеров, руки, угловатыми складками лежащий мундир, узкий таз, мертвое, острое и желто-бледное лицо.
Аратоки пошел вместе со своим пилотом в офицерскую столовую. Его звали Муто Кендзи. Он был совсем молодой человек, заросший рыжими рябинами. С прыщавым лбом, красивый, он смотрел на Аратоки беспокойными глазами циника. Аратоки старался говорить с ним в тон.
В столовой он быстро со всеми сдружился.
В гарнизоне общий тон разговора был совсем иной, чем в школе. Чтобы не показаться резонерствующей крысой, Аратоки старался не возражать, но и соглашаться он не мог, чтобы не прослыть радикалом.
На всякий случай он сказал:
- У нас в школе здорово уважают ваш гарнизон - вы настоящие герои.
Встретил его гогот:
- "Они в школе уважают"!..
- И мы их уважаем за то, что они бьют шоколадными бомбами по картонным бандитам….
- Вы же привилегированные…
- Если они "уважают", то почему никто из десятого выпуска не пошел на материк - все остались в управлении и штабе?..
- "Настоящие герои"!..
Аратоки смутился, но возражать резко не посмел.
- Наш народ - герой всегда и повсюду.
- Народ-герой, если велят…
- Что вы только говорите?! Ведь это японский народ!
- Утверждаю, что наш мохноногий мужичишка не думает ни о чем, как только запихать в рот лишнюю горсть риса, - не думает ни о родине, ни о японской чести, ни об императоре…
- Так нельзя говорить.
- Мы с вами, если понадобится, каждый день умрем. Но это - мы с вами.
К концу разговора у Аратоки прошло первое смущение.
"В Академии за такие слова выбрасывали из армии. Здесь их слушают офицеры. Боевой гарнизон. Значит, так надо.
Бить бандитскую сволочь и корейцев и не входить в рассуждения. Прекрасно! Такой, значит, принцип. Прекрасно! Будем знать теперь раз и навсегда.
В Корее - редко населенная земля с обильными природными богатствами, с отсталым по сравнению с нами и менее талантливым населением. Его семнадцать миллионов. И по ту сторону моря - мы. Цивилизованный, стесненный узкими островами, гениальный и сильный народ.
Из этого совершенно ясно, что японский народ по своему историческому предназначению должен заселить материк. Вот лекарство от социальных болезней".
(Недавно в Сеуле судили нескольких рабочих "за злостную пропаганду". Один из них говорил: "Не позже завтрашнего дня нужна революция" - он получил шестнадцать месяцев тюрьмы. Другой рабочий утверждал, что в Японии нет никакого угрожающего перенаселения, если бы был другой государственный строй, место нашлось бы для всех. Нынешние хозяева - плохие хозяева. Он получил за это восемь лет каторги.)
"Первый принцип управления Кореей - заселение ее японцами.
Второй принцип управления Кореей - изучение ее японцами.
Третий принцип управления Кореей - освоение ее японцами.
Этими моими правилами мы должны регулировать деятельность конституционных учреждений, которые возникли в результате реформ 1919 года".
Таковы три принципа адмирала Сатоми - политграмота японского офицера.
К концу учебного дня подполковник Садзанами снова вызвал к себе Аратоки.
- Разрешите поехать в офицерский городок, занять комнату, отдохнуть, если разрешите, подполковник-сударь.
- Вам придется поехать в город. Нужно знать работу гарнизона. Послезавтра я отправлю вас в операцию… Сегодня отправитесь на завод промышленника Сена. Он выполняет заказы текущего ремонта.
- Я познакомился с ним, подполковник-сударь.
- Предупредите, что восемьдесят бомбодержателей, заказанные у него для наших самолетов, должны быть готовы не через пять дней, а завтра. Проследите за исполнением.
И Аратоки отправился снова в город.