Мой голос был слишком громким, и говорила я слишком поспешно. Ну скажи хоть что-нибудь, Стийна!
- Вполне возможно, - прошептала Аэт и погладила тетрадь.
Стийна сидела, уставившись в высокое стрельчатое окно. Они ждали, чтобы я ушла… Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и выбежала в коридор.
Коридор был длинным и темным, я на бегу ушибла колено о какой-то стол или шкаф и упала. Слезы текли по щекам и уголкам губ - солоноватые и теплые.
- Так тебе и надо, так и надо, так и надо! - шептала я сама себе. - Ты была одна - и одна останешься! Стийна больше не дорожит тобой ни капельки! А уж Аэт ты и подавно не нужна. До сих пор тебе единственной Стийна показывала свою розовую тетрадь, а теперь ее читает Аэт. Читает и все понимает, не сомневается и не задает таких дурацких вопросов, какие задавала ты, не насмехается над Раулем, которого обожает Стийна… Кого ты вообще-то любишь? Ах, Мярта? Чистая ложь - тому, кого любят, не доставляют боли никогда! Поделом, поделом тебе, "дева Маарья"! Ничего ты не знаешь, ничего не умеешь! Ты не умеешь никого любить! И нет в тебе ничего особенного, ничего достойного любви. Напрасно мать и отец тревожатся из-за тебя. Если бы они знали, какова их дочь на самом деле, они взяли бы из детского дома какого-нибудь симпатичного ребенка! Более человечного, более благородного. И вообще - имеют ли право существовать на свете такие, как ты? Тетя Мария готова отдать за тебя жизнь, а ты только высмеиваешь ее и дразнишь. Если теперь ей смертельно худо, то это из-за твоего легкомыслия и вранья! И всю жизнь чувство вины будет грызть твою душу!
Я терла колено и даже сожалела, что боль стихает, - мне досталось поделом…
Вдруг раздался щелчок, и в коридоре стало светло. В двери стоял Сареток и с недоумением смотрел на меня. Я вытерла рукавом щеки, но мне хотелось исчезнуть, хоть сквозь землю провалиться, чтобы в конце концов никто не мешал мне выплакаться.
- Маарья? - спросил командир Сареток. - Что опять случилось?
- Я… я ударилась коленом! - Тут я увидела, что сижу возле пестрого серо-черного сейфа.
Когда же наконец перестанут литься эти слезы!
- Что-нибудь серьезное?
Я кивнула.
Каарел Сареток подошел ко мне. Наверное, он здорово пожалел, что не отослал нас отсюда сразу же куда-нибудь подальше - то осы, то колено!.. Много крику, мало толка!
- Уже прошло, - сказала я, когда Каарел присел возле меня. - И вообще, это было совсем не колено! - Я попробовала засмеяться.
- Глаза-то у тебя мокрые, как у записной плакальщицы! - изумился Каарел и выпрямился. - Помочь тебе встать?
У него были большие и жутко волосатые руки, словно лапки пчелы. Но стоило мне подумать о пчелах и о доме, как моя водяная мельница заработала с новой силой.
С помощью Каарела я поднялась и, пряча лицо, отвернулась к стене.
- Кто-нибудь сказал что-то обидное? - спросил он растерянно.
- Мымм-м! Никто ничего не сказал! - ныла я противным и жалким голосом.
- В пинг-понг поиграть не хочешь?
- Я уже три раза проиграла, - ответила ему и вдруг рассмеялась. Честное слово, как ненормальная!
- Поди разберись в настроении молодой девицы! - Командир Сареток развел руками.
Наверное, голова его трещала от бессилия придумать какое-нибудь утешение. Шел бы лучше спокойно своей дорогой!
- Может, просто хочешь побыть одна? Иногда бывает такая потребность…
Есть, конечно, есть. Но я не хотела, чтобы он считал меня жаждущей одиночества плаксой.
- Я всю жизнь была одна! - сказала я, улыбаясь и плача одновременно.
- Ах, вот как! - сказал Сареток задумчиво. - А мне-то показалось, что у тебя очень много друзей и знакомых…
- Но у меня нет ни одного настоящего друга, - ответила я и вдруг почувствовала неловкость за свое нытье.
Каарелу-то какое до меня дело. Может, мы видим друг друга в первый и последний раз, и в этот единственный раз я предстаю перед ним девчонкой-плаксой!
- Одного настоящего друга? - переспросил командир Каарел.
Ага! Я знаю, о чем он думал: мол, что значит для девчонки моего возраста один настоящий друг, что она под этим подразумевает? И откуда он, командир отряда Сареток, студент-историк, может достать ей такого друга? А вдруг он подумал, будто я намекаю, чтобы он стал моим настоящим другом?! Уфф! Но ведь я совсем так не думала!
- Слушай, девочка, - сказал Каарел. Он выпятил нижнюю губу, наверное, пытался придумать что-то значительное, потому что мой приступ самоистязания мигом прошел, когда я увидела мучительно наморщенный лоб командира. Может быть, Каарел хотел сказать, что такой друг обязательно однажды появится, поднимет алые паруса и так далее? Но он никак не мог решиться произнести что-нибудь, и - вот грех-то! - я почувствовала радость, следя за его замешательством. Из этого Каарела Саретока выйдет хороший учитель! Настоящий! - Ах, вот как! - наконец сказал командир. - Говорят, что в детстве каждый будущий спортсмен должен попробовать заниматься различными видами спорта. Именно для того, чтобы понять и знать, какой вид ему ближе.
Вот тебе принц и красные паруса!
Каарел смотрел на меня, склонив набок голову, как синица, и улыбался.
- Это лишь сравнение. Сам-то я довольно посредственный гимнаст. Хотел провести для тебя параллель между молодым человеком и молодым спортсменом…
Я прыснула.
Каарел покачал головой.
- Ну да, оратор из меня тоже не получится! Я считаю вот что: смолоду надо увидеть много дорог и много людей, чтобы, повзрослев, знать точно, какая дорога твоя и кто твой человек - ну, чтобы не прыгать во все стороны, как кузнечик, и не позволить заботам одолеть тебя. Так что… поплачь пока!
Но я больше и не думала плакать. Надо носить с собой луковицу, чтобы лить слезы по заказу! И ведь смеяться-то гораздо приятнее.
- А знаешь, что делает сейчас твоя тетя? - спросил Каарел. - Попробуй отгадать, даю три попытки.
- Лежит в больнице?
- Холодно.
Ox, как хорошо! Стало быть, тетушка жива и здорова!
- Читает кому-нибудь назидание? - продолжала отгадывать я.
- Мхм… теплее.
- Едет в Таллин?
- Холодно-холодно! - Саареток засмеялся. - Сейчас она печет блины!
- Кому?
- Нам всем! Всей "колонии"!
Вот это сюрприз!
Каарел усмехнулся:
- Пойди поутешь ее!
Командир показал мне, как пройти в кухню. Она находилась рядом со спортивным залом.
Тетя в белом халате стояла у гигантской четырехугольной плиты. Она весело махнула мне сковородкой, и полупрожаренный блин шлепнулся на конфорку.
Ух ты! Никогда в жизни не поверила бы, что, увидав тетушку, стану так счастлива - готова была даже кинуться обнимать ее! Тетя Мария бросила быстрый взгляд на белобрысую девочку, сидевшую за столом и размешивавшую в тазу начинку для блинов.
- Ах, какая неудача! - сказала тетя небрежно. - Лаура, откройте-ка окно! Неужели вы не видите, что в кухне полно чаду!
С помощью огромного ножа она соскоблила блин с плиты и весело обратилась ко мне:
- Ну, Маарья, деточка?
- Как здоровье? - спросила я. - Моя помощь не потребуется?
- Здесь, в этом чаду? И не заикайся! Лучше погуляй немного на свежем воздухе! Понимаешь, я хотела сделать для детишек "комморгенвидеры". Ну знаешь… Из творога с тмином, которые ты так любишь! Но этот милый молодой человек, этот Сареток, сказал, что не имеет смысла переутомляться: их пришлось бы испечь штук двести пятьдесят - триста, и творога нужно очень много, да потом еще долго растирать, словом, хлопот не оберешься. А здоровье, сама видишь, в порядке. Спасибо за беспокойство! На ночь еще намажу глаза сметаной - вот увидишь, завтра буду красивее, чем раньше.
Блин уже начал подгорать.
- Если тебе не нужна помощь, я действительно немного погуляю!
- Погуляй, конечно! - одобрила мое намерение тетя. - Уж не переутомилась ли ты там, в поле? Ну ладно, ладно!
Через полчасика блины будут готовы! Только смотри не подходит близко к воде! И не ходи по дороге, где лошади ездят! Слышишь?!
Да, тетя была жива и, как всегда, в форме…
ГЛАВА 16
Я стояла в парке и смотрела на закругленное сверху боковое окно, за которым Стийна и Аэт читали стихи. И почему всегда так получается, что если три подружки начинают делать что-нибудь вместе, эта троица вскоре распадается на 2+1? Почему бы всем троим не держаться вместе? Ой, да, я знала, конечно, что огорчаюсь оттого, что раньше мы со Стийной держались вместе, а Аэт же оставалась в одиночестве. Теперь я была одна - уж не для того ли, чтобы понять, каково было Аэт без нас.
Нет, ведь я ни разу не показывала Аэт, будто считаю ее хуже, чем мы со Стийной. Ах, чего об этом раздумывать! Что прошло, то прошло!
- Ты готова?
Тийт! А ведь я совсем забыла про его предложение показать мне нечто особенное. Он накачивал шины какого-то необычно длинного велосипеда. Меня уже начало интересовать, что же такое - это "нечто".
- Скоро ужинать. - В моем ответе было слабое возражение.
- На велике мы быстро вернемся! Ты когда-нибудь ездила на тандеме?
Только теперь я поняла, почему велосипед Тийта показался мне странным: у него было две пары педалей и два седла!
- Откуда у тебя такой?
- Сам сделал - из двух старых получился один новый! Мы с Рейно приехали сюда на тандеме - ну, что-то вроде испытательного пробега. Прекрасно выдержал!
Забавный зверь! Если бы второй руль был у него повернут в другую сторону, он выглядел бы точно как Тяни-толкай.
- Я буду править, а ты садись на заднее седло, - сказал Тийт.
Я опасалась, что не сумею ехать на заднем сиденье, но оказалось, это удивительно просто: когда оба едущих одновременно нажимают на педали, велосипед легко несется вперед, словно сам по себе. Когда хочешь дать ногам отдых, оставляешь свои педали в покое, другой катит велосипед в одиночку. Мы поехали в противоположную сторону от поля, где работали днем. Тийт правил через погруженный в вечерние сумерки парк в пахнущий сырым мхом старый ельник, по изрезанной колеями лесной дороге на луг и затем возле какого-то домишки свернул вправо. Он что-то крикнул мне через плечо, я из вежливости ответила "да" и энергично нажала на педали, полагая, что Тийт хочет добавить "газу", и… Мы мгновенно оказались в канаве, затылок Тийта пребольно стукнул меня по лбу, а рукоятка руля воткнулась мне под мышку.
- Ты глухая, что ли? - заорал Тийт, но, увидав мой несчастный вид, рассмеялся.
Откуда я могла знать, что он хотел тут остановиться?
- Ну остановились же! - огрызнулась я и потянулась лбом, на котором росла шишка, к холодному никелированному рулю - может, он подействует так же хорошо, как серебряная ложка. Ну и досталось же сегодня всем!
Тийт поднял велосипед - он был цел.
- Все обошлось! Почти удачное несчастье!
- Это и было твое нечто?
- Нет. - Тийт засмеялся. - Оставим велосипед здесь и пойдем пешком. Это место почти рядом, за осинами.
Я пролезла под оградой из колючей проволоки, Тийт ловко перескочил через нее, и мы оказались на красивом лесном покосе, такие есть и в моих родных местах вокруг хуторов. Осины дрожали, белели ромашки, но Тийт, сунув руки в карманы, стремительно шел дальше. За осинами был ольшаник, который разделяла надвое высокая и плотная ограда из колючей проволоки.
- Через эту нам не пролезть, - сказала я.
Тийт усмехнулся и молниеносно - хоп! - поднял меня над проволокой. Безо всякой подготовки, словно ребенка! Я стояла по другую сторону ограды, а Тийт, отступив на несколько шагов, разбежался и легко перемахнул через ограду, хотя она была не меньше метра высотой!
- А ты силач! - пришлось признать мне. - Словно каждый день перекидываешь таких, как я, через ограду.
Тийт усмехнулся.
- Если хочешь знать, я подкидывал донн и потяжелее!
- Зачем? Пофасонить хотел, что ли?
- Вот именно! - Тийт улыбнулся. - Я ведь несколько лет занимался фигурным катанием.
Этого я бы нипочем не отгадала - по-моему, все фигуристы хрупкие и нежные, они скользят по льду, будто цветы, как женщины, так и мужчины. Коренастого Тийта я никогда не причислила бы к фигуристам… Впрочем, пожалуй, красота таит силу, которую с первого взгляда не замечаешь. Я сочла свою мысль такой удачной, что высказала ее вслух.
- Погоди, погоди, - остановил меня Тийт.
Я решила, что снова увижу какие-нибудь силовые номера, но оказалось, что Тийт привел меня посмотреть на чудо природы: пять удивительных черемух, которые сплелись своими стволами и ветками, несколько стволов расползлись по земле, будто змеи.
- Ну, что скажешь? - спросил Тийт гордо и в то же время застенчиво.
- Во время цветения это может быть удивительная картина.
- А сейчас разве не удивительная? - спросил Тийт. - Ты посмотри, какое чудо: деревья растут почти по кругу, будто кто-то специально посадил их так. И видишь, здесь ствол изогнулся, и образовалось два места для сидения - будто на качелях. Я сразу подумал, когда увидел эти черемухи, что тебе тут понравилось бы. Это как бы специально придумано для тебя.
Я села на ствол черемухи. Странный парень все же этот Тийт: пришел сюда и ни с того ни с сего решил, что эти деревья мои!
- Как ты вообще сюда попал?
- Нас с ребятами послали ставить эту ограду из проволоки.
- И ты сделал такую мощную ограду, чтобы сюда не так-то просто было проникнуть?
- Нечего тут околачиваться всем и каждому, - пробурчал Тийт. - И… если хочешь знать: другие даже внимания не обратили на это место - ни Рейно, ни Теэт, ни даже Ильмар. Будто этих деревьев вообще не существует.
Ну и мистика! Ведь не мог же тот озорной водитель микроавтобуса, который привез нас сюда, быть посланцем Тийта!
- Мы с дядей каждое лето нанимались ставить ограды. Вообще-то сперва я и не особенно собирался записываться в дружину - летом в деревне, в одиночку, если умеешь работать, заработаешь гораздо больше… Но когда увидел, что почти все ребята записались…
- Так ведь вместе же лучше, веселее! Мне очень хотелось поработать в дружине, но… Как бы тебе объяснить? Дело же не только в деньгах!
Тийт сел на другой ствол черемухи. Он немного помолчал, а потом сказал:
- Тебе легко рассуждать так. У нас в классе, кажется, никто даже не представляет себе, что чувствуешь, когда мать осенью удлиняет твои брюки и рукава пиджака и охает при этом, как ты быстро растешь.
Хм! Ведь Тийт не такой уж великан, он не намного выше меня.
- Я знаю, многие из наших после окончания каждого класса выпрашивают себе или магнитофон, или фотоаппарат, или транзистор… Но разве я могу приставать к матери, чтобы купила мне новые джинсы, если вижу, что она годами носит одно и то же зимнее пальто, у которого меховой воротник уже совсем вытерся? Некоторые вообще себе не представляют, что значит - нельзя! Если хочешь иметь транзистор, или электронные часы, или выходные туфли, заработай деньги. Чудес не бывает, а если и бывают, то не за деньги и не ради денег.
- Но… разве… отец вам не посылает?
- Видишь ли, мать у меня очень гордая. Раньше я не понимал и злился на нее за это, но теперь думаю, что она все-таки права: гордость тоже чего-то стоит.
- Я, наверное, тоже не стала бы унижаться.
Тийт посмотрел на меня и рассмеялся.
- Правильно делаешь, дева Маарья! Слушай, а ты не сердишься на меня за то, что я называю тебя так?
- Пожалуйста! Бывают прозвища и гораздо хуже!
- Нет, знаешь, тебе это прозвище как-то подходит, ну у тебя иногда такое… чистое лицо мадонны и… Но, конечно, не тогда, когда ты ходила с той жуткой прической, как баран!
Опять эта несчастная афроприческа!
- Если тебе не нравится, так прямо и скажи! - попросил Тийт.
- Честно говоря, конечно, не нравится!
- Ладно, сделаем так: каждый раз, когда я назову тебя девой Маарьей, будешь штрафовать меня на две копейки!
- Деньги для телефона-автомата!
И тут меня внезапно осенило: телефон! До чего же просто. Как же я раньше до этого не додумалась!
- Скажи, Тийт, а тут позвонить откуда-нибудь можно?
Тийт помрачнел.
- Куда ты хочешь звонить?
- Неважно, если тут поблизости почта?
- Господин Кадак ждет, да?
- Никто не ждет, - ответила я сердито, хотя и подумала, что было бы неплохо вдруг позвонить Мярту домой и сказать… сказать, пусть можжевельник растет. Но нипочем не поделилась бы сейчас этой идеей с Тийтом - он выглядел таким несчастным.
- Маме надо позвонить, - объяснила я. После исповеди Тийта мне не хотелось упоминать об отце.
- Отделение связи совсем близко от школы. Только, пожалуй, сейчас оно уже закрыто, по-моему, оно работает до пяти.
- Э-эх! - произнесла я огорченно, вспомнив, что денег-то у меня все равно нет. Ничего не поделаешь, придется мне потерпеть, и пусть домашние тоже потерпят хотя бы до завтра.
- Но можно все-таки попробовать, - предложил Тийт.
На сей раз я ни на миг не дала отдыха своим ногам - хотела быстро-быстро доехать к телефону. Конечно, дверь отделения связи - маленького деревянного дома - была заперта. Но Тийт велел мне подождать, обошел дом, постучал в заднюю дверь и вошел внутрь. Вскоре он появился вместе с молодой светловолосой женщиной, которая держала в руке связку ключей. Она открыла дверь отделения связи, впустила нас и сказала мне:
- Давайте ваш номер!
Я назвала номер телефона отцовского лесничества, она подняла трубку, вызвала центральную станцию и проворчала:
- В другой раз извольте заказывать разговор заранее.
Поговорив с центральной, она положила трубку и сказала:
- Связь через несколько подстанций, так что не ждите хорошей слышимости…
- Тийт, у тебя деньги есть? - шепотом спросила я.
Тийт пошарил по карманам и затем сказал, что быстро смотается "домой". Разговор дали неожиданно быстро. Женщина протянула мне телефонную трубку, а сама стала просматривать какой-то журнал. В трубке сперва послышался треск, и затем едва различимый женский голос:
- Лесничество слушает!
- Мама! Ты меня слышишь? Мама, это ты, да?
- Алло! Говорите громче!
- Мама! - завопила я так, что дежурная вздрогнула и отошла от стола.
- Маарья, ты, что ли? - спросила мать.
- Да, я! Как твое здоровье?
- Держи трубку поближе ко рту, - поучала мать. - Ты где, в Риге, да?
- В дружине! В дру-жи-не! И тетя Мария тоже здесь! Завтра приеду домой!
- Тетя Мария? Нет, не звонила!
- Она и не могла звонить. Она здесь и печет блины!
- Блины? Хочешь блинов?
- Не хочу! Я завтра приеду домой! - орала я во всю глотку.
- Теперь поняла! Очень хорошо, что приедешь! - И голос матери почти совсем пропал.
Я изо всей силы прижала трубку к уху и скорее догадалась, чем услыхала:
-…подумали, что ты могла бы подменить меня в библиотеке на время отпуска. В будущем месяце тебе ведь уже исполнится шестнадцать, и…
- Говори громче!
-…тебя командиром отряда школьного летнего трудового лагеря, но уж ты сама решай!