Школа была на краю деревни, и пока мы прибежали к месту происшествия, тут уже толпился народ. По высокому в резных балясинах крыльцу я сразу же узнал дом бригадира. Свет электрической лампочки на столбе и из широких окон сторосовского дома освещал возбужденные, перепуганные лица людей, которые горячо и шумно обсуждали случившееся.
- Только стала укладываться, - говорила наша бригадная повариха Катя, - вдруг слышу, как жахнет из одного ствола. Потом слышу, кричит человек, батюшки, не иначе как убили. У меня ноги так и подкосились.
Катя даже присела, показывая, как это было.
- Потом слышу, как жахнет из другого ствола. Ну, думаю, все, добил, горемычного.
- И зачем эти ружья им держать разрешают? - откликнулась незнакомая мне женщина. - В Сковородино вот так же один своего соседа убил. В лесах все перестреляли, так стали за людьми охотиться.
Расталкивая локтями любопытных, я протиснулся в центр круга, куда было обращено внимание собравшихся. Поначалу я не поверил своим глазам. Там, на пятачке, с ружьем в руке, в порванной окровавленной рубахе стоял Бородин. Неподалеку от него, судорожно всхлипывая, держась руками за живот, видимо его жертва, возился на траве какой-то мужчина. Лица его я не мог разобрать, так как оно также было в крови.
Я во все глаза глядел на Бородина. Откуда у него это ружье? По крайней мере, в доме я его ни разу не видел. И с кем решил Бородин сегодня в ночь на петров день свести свои счеты? Какая чертовщина, подумал я, и окликнул своего хозяина.
Он недоуменно, с трудом соображая, кто бы это мог его звать, повел головой по сторонам.
Я отделился от толпы.
- А, это ты? - удивился он, и тут я заметил большую ссадину на его виске и разбитую, запекшуюся кровью губу.
- Что случилось, Василий Петрович?
- Так, пустяки, - устало отозвался он, обернув лицо к дому Сторосова, где в коридоре слышался подозрительный шум. Должно быть, звонят в район, чтобы вызвать милицию, забрать Бородина, - почему-то решил я.
Корчившийся на траве мужчина с трудом, кряхтя, стал подниматься. На помощь ему бросился пацан лет четырнадцати, которого я, кажется, видел сегодня вечером под ветлами.
- Отойди, - зло выкрикнул мужчина, - чтобы я тебя, поганца, больше не видел.
Парень испуганно отшатнулся к толпе, словно ища у нее защиты.
Я абсолютно ничего не мог понять.
Все так же кряхтя и сплевывая, мужчина подошел к Бородину.
- Свидетелей бы надо взять, - сказал он. - А то из правого в виноватые угодишь.
Бородин, как-то странно усмехнулся.
- За себя, что ли, боишься?
- А за тебя, что ли? Тебе-то что!
- Да ладно, не дрейфь, Старков. Ступай лучше умойся. Или до завтра будешь ходить так?
- Вещественное доказательство, что ж ты хотел, - отозвался тот, кого звали Старковым. Что-то знакомое вспомнилось мне. Но что? Неужели тот самый боцман Старков, о котором рассказывал Бородин. Так, значит, он тоже живет в Студеном, в одной деревне с Бородиным? Ну и ну!
Бородин не сводил глаз с освещенного крыльца сторосовского дома.
Старков подвинулся ко мне.
- Ухлопал бы меня Сторосов в два счета, если бы вот не он!
- Да ладно, хватит народ пугать, - отозвался Бородин.
Но Старкову после пережитого хотелось выговориться:
- Мой стервец в огород к Сторосову полез, будто своих огурцов мало, ну тот его схватил и давай охаживать, мой кричать, я вызволить его хотел - ну мы и сочкнулись. А кулак у Сторосова вон какой - быка свалит. К тому же пьяный. Потому я палку схватил, а он это самое ружье. Первый раз промазал, а второй бы наверняка был мой. Да вон он, - Старков обернулся к Бородину.
- Ладно, хватит, - нетерпеливо перебил тот, - оба хороши.
На крыльце дома объявилась молодая женщина в халате, - видимо, сторосовская супруга.
- Ружье отдадите, или как? - спросила нерешительно она.
Бородин, словно только сейчас вспомнив о нем, поднял ружье, посмотрел на него, разломил стволы, видимо еще раз желая убедиться, что они пусты, защелкнул замок и закинул ружье за спину.
- Там видно будет! - ответил он и, обратившись ко мне, сказал: - Пошли домой!
Решив, что больше ничего интересного не произойдет, люди стали расходиться. Я простился с Асей и поспешил следом за своим хозяином, который, придерживая приклад ружья, шел крупным шагом. Заслышав мои шаги, он оглянулся, потрогал припухший глаз, губу.
- Красив я? - спросил он, угрюмо улыбаясь.
- Красив!
Он и впрямь меньше всего походил на потерпевшего, казался скорее даже победителем.
- Достанется мне теперь на орехи, - усмехнулся Бородин. - Моя ведь разлюбезная из города вернулась! Ночным приехала.
Жена Бородина - маленькая женщина с добрым лицом встретила нас на крыльце. Она уже обо всем знала и, бегло окинув мужа, нисколько не стесняясь меня, набросилась на него. Голос у нее был резкий, неприятный.
- Посмотри, на кого похож! - двинулась она навстречу мужу. - Нет, ты только посмотри.
Лицо его при этих словах передернулось словно от боли, и он, поставив в угол ружье, устало махнул рукой.
- Чего машешь, - не унималась она. - Тебе всегда больше всех надо. Кто просил тебя встревать в эту драку? Кто? Они сами без тебя разберутся. Тоже выискался мне защитник. Нашел за кого заступаться. Да случись что с тобой, Старков и пальцем не пошевелит. Нет, видимо, был дураком, дураком и помрешь.
При этих словах она постучала по своему маленькому лбу.
Было видно, что Бородин не имел ни малейшего желания продолжать начатый женой разговор.
Мне стало обидно. Какая-то невзрачная горластая бабенка учит его жить, хотя сама, должно быть, не испытала и десятой части того, что досталось ему.
- Да после того, что Старков сделал тебе, я бы не только не побежала на помощь, я бы…
- Ладно, - не выдержал наконец Бородин. - Хоть бы гостя постеснялась.
- Что мне гости твои, - пыхнула зло она, косясь в мою сторону.
Мне как-то сразу стало неуютно. Я почувствовал себя лишним в этом доме и решил, что, пожалуй, пора собирать чемодан. Хотя, конечно, уехать сейчас из Студеного, не разобравшись, что к чему, не смог бы.
- Не обращай на нее внимание, - сказал Бородин, когда жена скрылась в коридоре, - она у меня такая: понесет - не остановишь. Так что ты не очень принимай к сердцу ее болтовню. Жен, как знаешь, не выбирают.
Я хотел было возразить ему, но тут снова объявилась Бородина, продолжая по-прежнему гундеть.
Простившись с Бородиным, я полез к себе на чердак. Деревенская улица снова была тиха.
XII
Утром в Студеном появился участковый уполномоченный Коржев - ряболицый, мясистый, крупный. Голос, однако, у него был тонким и совсем не соответствовал его внушительной фигуре.
Участковый присел к столу, отирая несвежим платком крупную красную шею, шумно, тяжело дыша.
- Эта? - кивнул он на ружье в углу.
Бородин протянул с готовностью двустволку, но Коржев равнодушно махнул. Вытащил из офицерской сумки, перекинутой через плечо, блокнот, из кармана - простенькую шариковую ручку и приступил к расспросу.
По тому, как вяло и нехотя задавал он вопросы и столь же равнодушно выслушивал ответы, было видно, что Коржева мало занимает вчерашняя история. Ну подрались между собой мужики - экая редкость. Ружье в ход пустили - вот это худо. Опять же счастье - никого не задело.
- Василий Петрович, - спрашивал Коржев, - может, Сторосов не имел намерения стрелять в Старкова, может, он с одной только целью - попугать его - вынес это ружье.
Бородин пожал плечами.
- Ты у Сторосова отнял ружье после того, как он выстрелил второй раз, или когда собирался стрелять?
- Когда собирался.
- Так, так, - сказал многозначительно, что-то вычисляя про себя, "деревенский детектив". До прихода к Бородину он успел встретиться с противными сторонами и теперь, слушая показания Бородина, должно быть, прикидывал, как лучше повернуть, представить дело, чтобы обошлось оно тихо-мирно, без лишней мороки. Его не смущало то, что он поступается истиной. "Было бы что серьезное, - должно быть, рассуждал он, - другое дело. А из-за этого стоит ли раздувать сыр-бор?" К тому же потерпевший Старков оказался человеком покладистым. Вина-то его в случившемся самая прямая - не чей-нибудь, его пацан полез в сторосовский огород. Из-за этого все-то и началось. Так что Старков, как понял Коржев, жаловаться куда-либо вряд ли станет. А если к тому же и Бородин согласится простить Сторосову вчерашнее, тогда можно устроить и мировую.
- Здорово он тебя, - сказал Коржев, подбрасывая этот каверзный вопрос в качестве пробного шара.
- Пустяки, - ответил мой хозяин, трогая ладонью ссадины. - Но и я ему врезал как следует.
- Да он уж говорил, - засмеялся Коржев, хотя видимой причины для веселья не было. Просто участковый наверняка уверовал в правильность задуманного хода. Давний опыт работы в колготной должности убеждал старшего лейтенанта в том, что всюду, где это только можно, нужно подталкивать людей к примирению. Какой толк от вражды? Сам себе отравляет житье, да и другим создает беспокойство. И, убедившись, что Бородин ничего против Сторосова не имеет, участковый облегченно вздохнул и попросил у Бородина кваску.
Попив холодного квасу, Коржев, прежде чем натянуть на свою крупную, лысеющую голову фирменную фуражку, долго, изучающе глядел на Бородина.
- А ты молодец! - похвалил он. - Я же помню, как он тебя по-всякому выставлял. А ты вот не посчитался с обидой, за него заступаться полез.
- Да что же зло носить, - откликнулся Бородин. - Кому от этого радость и польза?
- Н-да, - каким-то своим внутренним мыслям отозвался задумчиво Коржев, поднимаясь со скрипнувшей табуретки, оправляя мятые форменные брюки. - Ну бывайте. Как говорят, спасибо этому дому, пойдем к другому. Делов-то у меня много, а я один.
Проводив участкового за порог, Бородин, глядя мимо меня, прошелся по комнате, потирая пустое плечо.
- Ноет, - признался он. - К погоде, что ли? Хотя по небу не видать.
- Коржева-то уже давно знаешь? - поинтересовался я.
- Давно. Лет двадцать, если не больше. Тогда он еще в сержантах бегал - щупленький, шпингалетистый, а сейчас вон какие зады наел. Где уж тут хулиганов ловить.
- А Старков что же, вместе с тобой сюда в Студеное приехал?
- Нет, позже! Он на станции, в райцентре поначалу устроился. Знаешь, есть такая контора - кожсырье. Ну, где шкуры всякие принимают. Так вот он этой конторой заведовал. Пока его оттуда метлой за всякие делишки не погнали. Вот он сюда к нам и перебрался.
Сославшись на то, что ему нужно кое-что взять в сельмаге, Бородин, схватив дерматиновую сумку, скрылся за дверью. А через каких-нибудь две-три минуты объявился Старков. Правая скула слегка была припухшей. А так вид вполне приличный. Я с особым любопытством стал присматриваться к нему. Мой интерес не остался незамеченным Старковым.
- А что же вы, специально к Бородину приехали? - спросил он, оглядывая комнату, словно лишний раз желая убедиться, что нас в ней только двое.
- Специально, - подтвердил я.
- А зачем, если не секрет? - спросил настороженно он.
- Да так, ради любопытства, - ответил уклончиво я.
- Ясно, ясно, - сказал Старков, видимо поняв всю бестактность своих вопросов.
XIII
- А не пойти ли нам в рощицу? - предложил Бородин. - Хорошо там сейчас, привольно.
Он положил в потертую, дерматиновую сумку нехитрую закуску - с десяток картофелин, пучок зеленого лука, пяток яиц, горбушку хлеба, соль. И лукаво подмигнул мне.
- В Англии это, кажется, зовется пикник. Так вот мы с тобой на пикник и отправимся.
И мы пошли с ним через проулок, за выгон.
У своего дома возился с изгородью Сторосов. Заметив нас, он отложил молоток и, видимо не желая видеться с нами - наверняка было стыдно за вчерашнее, - скрылся на веранде своего просторного дома.
Мы поднялись в гору, где на самом верху, на юру, чуть заметно трепетали полной июньской листвой березы.
- Тут-то и сядем, - предложил Бородин, высмотрев место под старой березой, провисшей ветвями до самой земли.
- Так на чем мы с тобой прошлый раз остановились? - спросил Бородин, расстилая свой выгоревший серый пиджак, поудобнее устраиваясь на нем.
- На том, как вы очутились на острове, как Старков стал у вас за старшего.
Я хотел сказать ему о сегодняшнем визите Старкова, но почему-то промолчал.
- Вот с этого-то, - вспомнил Бородин, - можно сказать, и начались все наши беды. Это он сейчас такой тихий, покладистый. Ты бы его тогда видел. Поначалу я думал, что это у него от дурости, от ума небольшого, а после понял, что человек он вовсе не глупый, а умный, очень даже хитрый. Он, Старков, оказывается, все далеко наперед рассчитал.
Капитан наш тогда совсем уж плох был. Все путал, своих не узнавал. Ну и Старков, видя, такое дело, всю власть взял в свои руки.
Оставаться долго в палатке нам было никак нельзя. Все это могло кончиться для всех очень плохо. Нужно было искать другое жилье. Мы решили: раз это остров, то, может, что-нибудь на нем для нас и найдется. Могли же что-нибудь оставить зимовщики, зверобои, рыбаки или кто другой, кто когда-либо бывал здесь. Нам и думать не хотелось, что остров этот голый. Все-таки не за тридевять земель расположен, а рядом с Европой, быть может, где-то даже вблизи бойких морских дорог. Эта мысль в дальнейшем укрепилась прочно, потому что часто над нашим островом летали самолеты. Жаль, правда, что были они немецкие.
Решено было искать жилье. И мы, разбившись по команде Старкова на две группы - одну из которых возглавил я, другую - матрос Бабкин, - двинулись в разные стороны, условившись к вечеру встретиться у палатки. В моей группе было семеро. Столько же у Бабкина. В палатке остались капитан, Надюша да пристроившийся к ним Старков, который сказался на свое нездоровье. Хотя должен тебе заметить - выглядел он и тогда и потом здоровее каждого из нас. Он и, сейчас, как ты видел, здоровьем не обижен…
Так и потопали мы - дружок мой Сорокин, Федоров, Двуреченский, Лобанов, Новиков да Дубров. Вышли при хорошей погоде, но ты же знаешь, как все на севере обманчиво. Не успели оглянуться, как налетел ветер и пошло пуржить. "Как бы не замело, - заволновался Федоров. - Может, вернуться?" Глядя на него, и другие заколебались. "Поворачивай, вожак", - кричат мне. Я же подумал, что коль взяли определенный курс, так и нужно держаться его, а взад-вперед шарахаться - лишь силы попусту тратить, поиски ведь все равно придется вести. Но если сейчас сила в нас хоть какая-то есть, то тогда, быть может, на карачках придется ползти, поскольку продукты наши были уже на исходе. И если говорить о спасении нашем, то оно для нас только в движении вперед.
Изложил я ребятам все, что думал, жду их решения. Они подумали и, конечно же, согласились со мной. И от этого совместного решения, от такого хорошего взаимопонимания всем нам, как мне показалось, легче стало. И хотя мело все так же, навстречу, дела веселее пошли, хотя, честно признаться, были мы тогда ходоками никудышными. Сказались болезни, да и харч наш неважнецкий. Как ни крепились ребята, а все ж потихоньку сдавать стали, а тут, как на грех, темень подступила.
Тебе ведь не надо объяснять, что такое полярная ночь. Рассветает поздно, на несколько часов нальется небо слабым сереньким светом, и снова темень. Помню, в Мурманске в эту пору, бывало, как зажгут свет, так уже и не гасят. Полярная ночь - все уже этим сказано. А теперь вообрази себе эту ночь на острове! Остров был небольшой. Каких-нибудь пять-шесть миль в длину. Здоровому человеку там три часа ходу. А мы же день шкандыляли.
На беду еще, свалились в какую-то расщелину, словно бы заранее приготовленную для нас могилу, из которой карабкались, раздирая в кровь пальцы о ледяную корку, почти всю ночь. Мне удалось выбраться первым, затем, связав наши тряпки наподобие веревки, вытащил остальных. Тогда я еще был при обеих руках…
Так вот, только под утро выбрались мы из этой чертовой расщелины и снова увидели впереди себя море. Дальше дороги нам не было. Ветер тут, на оконечности острова, резал как ножом, глаза поневоле слезились, но плакали мы еще и потому, что этот изнурительный наш поход, по сути, оказался никчемным. И, думая об этой жестокой несправедливости, мы и предположить себе не могли, что метрах в трехстах от нас, за холмом, как награда за все наши хлопоты и невзгоды, стоит дом. Господи, мы кинулись к нему, этому старому, полуразрушенному, давно брошенному дому, чуть ли не наперегонки. Мы кричали от радости, славя тех, незнакомых нам людей, желая им всем земных и небесных благ. В том, спасительном нашем домике мы обнаружили непочатый мешок с мукой, в сараюшке рядом с ним нашли бочку с бензином. В нашем положении это было уже не мало. Даже, я бы сказал, чертовски много. И вчерашние страхи оставили уже нас. Хотелось жить.
Недаром говорят, что радость удваивает силы. Да и потом, дорога к дому всегда короче. И торопились же мы к своей палатке, думая о том, как обрадуем своих товарищей, как прокричим им эту весть: "Ура! Мы нашли до-ом!"
Но кричать нам радостно не пришлось. Без нас там, у палатки, случилась беда.
XIV
- И знаешь ли, всему виной эта штука, - Бородин многозначительно постучал ногтем по горлышку бутылки. - Точнее, не водка, а то, что они в горячке приняли за нее… Группа Бабкина, возвращаясь назад к палатке, нашла в камнях банку. Ребята решили: спирт! Поэтому, как только заявились в палатку, сразу же пустили банку по кругу, оставив и на нашу долю. Те, кто поменьше принял, уцелели, другие же в ночь от этой заразы сгорели.
Так что, когда мы вернулись, семеро наших во главе с Бабкиным - Лежали рядком на снегу, с подветренной стороны палатки, каждый прикрытый своей шинелью. Надюша сидела убитая, как будто во всем случившемся была повинна она. И в том, что позволила им выпить неизвестно что, и в том, что не могла спасти ребят…
И осталось нас ровным счетом десять душ. Девять мужиков да Наденька - наша безутешная сестра милосердия. В таком составе и двинулись мы, простившись с погибшими товарищами, к нашему новому месту жительства. Метель, которая, как показалось нам поначалу, отпустила, снова начала потихоньку накручивать, а нам предстояло пройти мили три. Да не по прямой, а через всякие лощины да косогоры… Хорошо еще, что я топорик с собой прихватил, а то бы совсем худо было. Топорик тот я в домике обнаружил. Подъемы крутые, скользкие, голыми руками их не возьмешь. А топориком потихоньку стук да стук. Одну ямку выдолбил, над-ней другую. Поставил ногу, зацепился рукой, глядишь, и выкарабкался. Без ногтей остался, пока до нового своего жилья добрались.
- Да ты выпей, - прервал свой рассказ Бородин, - я тоже с тобой пригублю. Давай ребятишек наших помянем. Пусть им чужая земля пухом будет.
Стакан дрогнул в руке Бородина, и он, чтобы скрыть эту слабость, это нервное, старческое дрожание руки, торопливо выпил вино, замочив при этом подбородок.
- Никудышный я питок, - признался Бородин, сделав шумное движение кадыком. - Да и вообще я не большой любитель этого дела. До войны и вкуса-то вина не знал. Это вот когда меня дергать начали, всякие показания брать. С этих пор и познакомился с ним…