- Ну что пристал? Завтра вставать-то, знаешь, когда! - Она повернулась и побежала с косогора. Михаил молча двинулся за ней. Село спало. Только где-то вдали, у клуба, слышались частые переборы гармоники, да кое-где у ворот раздавался приглушенный смех.
Подойдя к своей калитке, Таня взялась за щеколду. Но Михаил потянул ее за рукав:
- Таня…
Она обернулась.
- Таня, я…
- Опять - я! Вчера - я, позавчера - я. А дальше что?
- Да пойми, наконец, что я…
- Понятно! Спокойной ночи. - Таня решительно тлкнула калитку и, быстро поднявшись на крыльцо, с силой захлопнула дверь.
- Ты что, полуночница, дверями-то гремишь? - послышался заспанный голос матери. - Тише! Постоялец в боковушке спит.
- Какой постоялец?
- Председатель привел. Говорит, ненадолго.
- Кто же он? Откуда?
- Чудной такой! Говорит, из города, с ниверситета, что ли. А сам одет - так себе. За плечами - мешок. В руках - молоток. Ну, чисто печник или жестянщик какой. Да больно уж молодой.
- А зачем он к нам?
- Да, вишь, овраги ему наши понадобились. Изучать, говорит, буду.
- Много их, таких-то! Ездят, изучают, а толку - ни на грош.
Таня сбросила туфли и, не зажигая света, налила из кринки молока. Какого толку хотелось ей от тех, кто ездит и изучает, она и сама не знала. Сегодня ей все было не по душе…
Наутро Таня поднялась раньше обычного. Наскоро поплескалась у рукомойника и, не дожидаясь, когда закипит самовар, принялась за простоквашу. Время от времени она посматривала на дверь боковушки и прислушивалась. Но там было тихо.
"Ну и спит! Все они, городские, такие", - подумала Таня с неприязнью. Она торопилась уйти на работу до того, как встанет их гость, а между тем ей хотелось хоть краешком глаза взглянуть на постояльца.
Но уже и самовар вскипел, и мать возвратилась от стада, а дверь боковушки все еще не открывалась. Таня с досадой отодвинула недопитый стакан и, собираясь на ходу, бросила матери:
- Буди своего постояльца-то! Заспится.
- И-и, милая! Да он уж давным-давно ушел. Я еще только самовар начинала ставить, а он молока выпил, схватил свой молоток и - поминай, как звали! Чудной…
Вот тебе и городской! Ни слова не говоря, Таня повязала косынку и вышла на улицу.
***
А тем временем "чудной постоялец", аспирант Андрей Бардин, стоял на берегу Волги, у подножья высокого обрыва, и внимательно рассматривал мрачные голые уступы. За спиной Андрея искрилась на солнце широкая гладь водохранилища. Вправо и влево по склону сбегали почти к самой воде пышные заросли орешника. В густой росистой траве вспыхивали то тут, то там алые глазки шиповника. А он смотрел только на обрыв, не видя ничего, кроме этой каменной громады, взметнувшейся на высоту десятиэтажного дома.
- Ну и красота! - сказал он самому себе.
Давно уже собирался Андрей осмотреть это обнажение. Еще в прошлом году заметил его с борта катера среди яркой зелени береговых уступов и уже тогда прикинул, что здесь должны выходить на поверхность те неуловимые верхневолжские слои, в поисках которых он облазил все окрестные овраги и исколесил не один десяток километров по ручьям и речкам, сбегающим с водораздела.
До сих пор Андрею не везло, - всюду, где ни бывал, они оказывались прикрытыми мощным чехлом современных наносов. А здесь все на виду, открыто. Словно специально для него природа срезала огромный массив осыпи и обнажила почти всю толщу осадков древнего юрского моря, некогда заливавшего большую часть Русской равнины.
Андрей сорвал с головы кепку и взъерошил волосы. Немало надежд возлагал он на это обнажение, но действительность превзошла все ожидания. Прямо перед ним возвышалась гладкая, будто срезанная ножом, стена голубоватых мергелей. Они поднимались метров на пять-шесть и там венчались узким, чуть выступающим карнизом известняка. Белый, ослепительно сверкающий на солнце, известняк тянулся вдоль всего обнажения. А над самым карнизом огромным многоярусным уступом нависла толща черных мергелей и глин, прорезанных пластами горючего сланца и прикрытых пачкой искрасна-бурых, тонко исчерченных жилкой глауконитового песка конгломератов.
В этой объемистой пачке, где-то в верхней части ее, и лежали неведомые слои, ради которых Андрей приехал сюда и которые манили его теперь со своей недоступной высоты.
"Да-а! Снизу к ним не подобраться. Разве, сверху? - Андрей отошел в сторону и прикинул высоту обрыва. - Но без хорошей веревки об этом нечего и думать. Так что, хоть и близок локоть…" - Он вынул тетрадь и начал набрасывать общую схему обнажения.
Между тем солнце поднялось. В подсохшей траве застрекотали кузнечики. Становилось жарко.
- Ну, что же… Сегодня здесь делать больше нечего. Впрочем, неплохо бы осмотреть овраг выше по течению.
Андрей в последний раз окинул взглядом обрыв и, подхватив рюкзак, нырнул в заросли орешника. Овраг был глубокий и темный. Склоны его поросли густым кустарником, а по дну пробирался маленький ручей. Вначале ноги тонули в вязких голубоватых мергелях. Но когда он поднялся на перепад, образованный знакомым известняком, сразу стало суше. Теперь под ногами хрустели обломки горючего сланца. Потом исчезли и сланцы, а ручеек начал теряться под грудой черных фосфоритовых желваков. Они тянулись долго. И когда в дне оврага показались черные меловые глины, это был уже не овраг, а небольшая пологая ложбина, поросшая густой мягкой травой.
Андрей выбрался наверх и огляделся. Вокруг расстилались поля. Немного поодаль, на пригорке, чернел омет прошлогодней соломы. За ним ощетинился стропилами заброшенный полевой стан. А еще дальше, у самой Волги, виднелось знакомое село в двумя ветряными мельницами.
К селу шла накатанная дорога. Андрей направился было по ней. Но тут его внимание привлекла небольшая промоина. На дне ее темнели крупные фосфоритовые желваки.
"Верхневолжские фосфориты? Да, тут могут быть только они. Но почти такие же, как в нижневолжском ярусе. Так вот оно что! Теперь понятно, почему так долго искал эти отложения. Их просто трудно отличить от нижневолжских. Но сколько здесь фосфоритов! - Взгляд его скользнул по ровному полю. - И почти на самой поверхности! Да это же целое месторождение! А между тем о нем никто не знает".
Он вспомнил разговор, состоявшийся две недели назад на Ученом совете факультета. "Юрские фосфориты Поволжья - примитив, - говорил профессор Бенецианов. - Они не заслуживают ни малейшего внимания". Андрея это не убедило. Конечно, юрские фосфориты на Волге маломощны, и едва ли целесообразно создавать на их базе какое-то крупное предприятие. Но почему не использовать их для местных нужд? Об этом говорил и руководитель Андрея профессор Греков.
"Вот будет подарок Леониду Ивановичу!" - подумал Андрей, прикидывая запасы месторождения.
Он сложил в рюкзак образцы фосфоритов и зашагал к селу. Неподалеку от дороги две женщины выкапывали что-то из земли и грузили на повозку. Андрей подошел к ним ближе, остановился: женщины выбирали фосфоритовые желваки. Бардин даже присвистнул от удивления. Они у себя на факультете спорят, рассуждают, стоит ли разрабатывать юрские фосфориты, а здесь давно их опередили. Вот что значит народная смекалка! Но, интересно, как тут их используют?
Андрей подошел к женщинам:
- Добрый день, хозяюшки.
- Здравствуй, мил человек! - ответила та, что постарше, поправляя сбившийся платок.
- Вы, должно, из того села? - спросил Андрей, показывая на виднеющиеся вдали крыши.
- Нет, мы со Свияги.
- А разве там у вас нет такого камня?
- Как нет, есть. Да больно мелок.
- Ну и что же? Все равно молоть.
- Молоть? Зачем это?
- Так что же вы, так прямо в землю их заделываете?
Женщина окинула Андрея подозрительным взглядом. А ее товарка отвернулась и хихикнула.
- Ты что, парень, смеешься, что ли, над нами? Или мы для того их выкапываем, чтобы опять в землю запихивать!
- А для чего же? - смутился Андрей.
- Как для чего? Не знаешь, что ли? Баню строим. А какая баня без пара!
Теперь пришла очередь удивляться Бардину:
- Да при чем же здесь фосфориты?
- Какие фосфориты?
- Ну, эти вот камни…
- А на каменку. Неужто в самом деле не знаешь? Видно, не здешний. Чей будешь-то?
- Я издалека.
- Оно и видно… У нас каждый знает: самый ядреный пар от этого камня. Без него и баня не в баню.
Распрощавшись, Андрей подхватил рюкзак и зашагал к селу.
"Вот тебе и народная смекалка!" - усмехнулся он, подсчитывая на ходу ямы, накопанные вдоль дороги любительницами попариться, и прикидывая, сколько же бань было "удобрено" верхнеюрскими фосфоритами.
***
Довольная и веселая взбежала Таня на крыльцо. Хорошо сегодня поработало звено, даже председатель похвалил. И сказал, что вчера погорячился: земля на их участке, действительно, плохая. Нужно ее удобрять. А где их взять, удобрения? Мало отпускает район - хоть пригоршнями дели. Но так и быть, кое-что председатель им подбросит.
Она взялась было за щеколду, готовясь, как всегда, рывком раскрыть дверь, но вдруг вспомнила про постояльца и, поправив косынку, легонько нажала на скобу. На этот раз постоялец был дома. Таня увидела его в полуоткрытую дверь и потому вошла тихо, опустив глаза.
- Здравствуйте, - сказала с порога.
Совсем еще молодой человек со вздернутым носом и густой копной русых волос поднялся из-за стола и неловко отодвинул в сторону коробки с камнями.
- Добрый вечер, - ответил он, покраснев.
- Надолго к нам? - Таня уже разглядела, что постоялец так себе: собой невидный, стеснительный, в старом потертом пиджаке и без всякого обхождения.
- Да нет, не очень, - ответил он, еще больше краснея. - Вернее, так я предполагал. А теперь… даже не знаю. Много интересного здесь у вас. Придется, пожалуй, задержаться.
- Что же вы нашли у нас интересного? Уж не золото ли?
Андрей невольно улыбнулся:
- Нет, золота здесь быть не может. А это вот, - он указал на фосфориты, - вещь стоящая.
- Так этих камней в любой бане полно! - Таня стянула с головы косынку и, не сказав больше ни слова, скрылась в углу за пестрой занавеской.
Андрей, посмотрев ей вслед, начал торопливо укладывать образцы, чтобы перенести их к себе в боковушку. Но не успел он собрать - и половины коробок, как Таня вернулась:
- А, может, вы скажете, как вас зовут?
Андрей снова покраснел. Она уже успела переодеться и теперь, в белой шелковой блузке, высокая и стройная, без тени смущения на лице, показалась ему очень красивой.
- Да, простите, пожалуйста. Конечно, мне следовало представиться. Меня зовут Андрей… Андрей Бардин.
Она почему-то усмехнулась:
- А меня - Таня… Что же вы, Андрей, собираетесь делать вечером? Пойдемте в клуб, там сегодня танцы.
- Спасибо. Но… я так устал за день.
- А мы, по-вашему, весь день отдыхали?
- Нет, я понимаю. Но я не танцую, знаете…
- Не танцуете? Что же вы делаете там, у себя в городе?
- Как что? Работаю…
- Все время?
- Да, почти все время. По крайней мере, в последние годы. Я, видите ли, аспирант. Приходится много работать. Надо успеть столько сделать за три года.
- А после?
- Что после?
- После будете меньше работать?
- Как вам сказать… В первое время, едва ли.
Она рассмеялась:.
- Ну и работайте на здоровье!
Прошло три дня. Каждое утро Андрей вставал рано и уходил на берег Волги, к высокому обрыву, где земля так щедро раскрывала свои недра.
Для всех это была просто земля - неудобная, голая, каменистая. Но для него каждый слой ее являл собой страницу великой Книги Природы, где сложным кодом минерализации записана история исчезнувшего моря. Море это катило свои волны много миллионов лет назад, в далекую юрскую эпоху. И было оно громадным и бурным. По топким берегам его, покрытым зарослями саговых пальм, бродили гигантские ящеры - динозавры. Почти над самой водой, касаясь волн косыми перепончатыми крыльями, реяли зубастые птеродактили. А в темных глубинах сновали хищные рыбоящеры - ихтиозавры и быстрые, как молнии, белемниты.
Теперь всех этих диковинных животных не встретишь ни в одном уголке земного шара. Они вымерли вместе с исчезнувшим морем. Осталась только эта многометровая толща осадков, давно уже высохших, отвердевших, превратившихся в твердые породы. Они-то и запечатлели историю моря. И Андрей Бардин пытался прочесть ее, осторожно, слой за слоем, вскрывая молотком пласты и тщательно отбирая все то, что могло пролить свет на давно минувшую жизнь.
Вот молоток вонзился в черную вязкую глину. Андрей отколол от нее кусок, другой… Пусто! Ни отпечатка раковины, ни скелетика губки, ни хотя бы иголочки морского ежа: это осадки больших глубин - холодных, неподвижных, безжизненных. Ни крупицы солнечного света не проникало к этим глубинам. Никакой, даже самый сильный шторм ни разу не всколыхнул беспросветной пучины вод. Лишь мельчайшие частицы ила медленно оседали на дно, да время от времени падал сверху обломок раковины погибшего моллюска…
Над глиной - более светлый, почти каменистый мергель, переполненный остатками раковин и длинными тонкими рострами, напоминающими наконечники копий. Такие осадки уже не могли возникнуть на больших глубинах. Уровень моря упал. Воды его стали заметно прогреваться солнцем. Частые волнения насытили их кислородом. Богатая жизнь пришла в подводный мир. Бесчисленные колонии двустворок заселили дно. Медленно ползают между ними ленивые брюхоногие моллюски, везущие. на себе тонкие известковые домики. Стремительно проносятся похожие на торпеду белемниты. Плавно скользят, будто парят в толще воды, свернутые в изящную спираль аммониты. Несметные массы извести осаждаются вместе с глиной на дно. Без устали буравят эти осадки прожорливые илоеды…
Новый слой - хрупкий тонкоплитчатый горючий сланец. Огромное количество органики заключено в этой породе. Она сформировалась из осадков совсем уж мелкого моря. Солнечный свет пронизывает всю толщу вод. Густая растительность покрыла донные илы. Целые леса водорослей протянулись на многие километры. Мощные толщи гниющих остатков скапливаются в низинах. Губительный сероводород гонит оттуда все живое, заставляя донных обитателей переселяться в более высокие места, где еще достаточно кислорода для жизни и где сила прибоя не дает укореняться подводным зарослям…
Над горючими сланцами лежит слой фосфоритовых желваков - море окончательно обмелело. Штормы взмучивают его до самого дна. Огромные волны выдирают с корнем нежные стебли водорослей, разбивают вдребезги хрупкие раковины животных, разрушают илистое дно, с грохотом обрушиваются на подводные скалы. Море размывает свои собственные осадки. Лишь тяжелые прочные фосфоритовые желваки, окатанные и идеально отшлифованные волнами, все больше накапливаются на голом дне, да грубый песок, перемешанный с обломками раковин, пересыпает их в затишье.
Слой за слоем проходят перед глазами Андрея, и шаг за шагом развертываются судьбы древнего моря, связанные с историей вековых колебаний земной коры и записанные на каменных страницах летописи земных недр.
Летопись Земли… Можно ли быть равнодушным к событиям, формировавшим лик планеты? Можно ли остаться бесстрастным наблюдателем, когда перед тобой встают картины жизни, исчезнувшей миллионы лет назад? И Андрей забывал обо всем на свете, раскапывая все новые и новые слои, определяя составляющие их породы, отыскивая минералы-индикаторы и окаменевшие раковины вымерших животных. День пролетал незаметно.
По вечерам же, прежде чем лечь спать, он мерил шагами свою боковушку или опять шел к Волге и подолгу смотрел вдаль с высокого косогора.
Так было и сегодня. Андрей взобрался на косогор и, прислонившись к стволу старого, разбитого молнией дуба, подставил лицо свежему ветру с Волги. Ночь была темной, беззвездной. Лишь время от времени далеко на востоке вспыхивали яркие зарницы, тогда глубоко внизу открывалась водная гладь, окаймленная кипящей пеной прибоя.
Ветер крепчал. Он шумел в тяжелых ветвях дуба, забирался под рубашку, нес щекочущий запах воды и ту острую пьянящую свежесть, какая бывает лишь весной на больших просторах.
Андрей смотрел на тревожные сполохи зарниц, на хмурые, отороченные седыми гребнями волны и видел себя на берегу иного моря, того, которое плескалось тут миллионы лет назад и над которым также опрокидывалось черное небо, и шли дожди, и полыхали зарницы, и дули крепкие весенние ветры.
Эти ветры несли соль колючих брызг и острую, неодолимую, всепобеждающую жажду жизни. А навстречу им, стряхивая последние путы зимнего оцепенения, поднималось все живое. И наливалось новой силой, готовясь к яростным схваткам за право жить во что бы то ни стало, жить во имя жизни.
Жить во имя жизни… А человек? Во имя чего должен жить человек?
Андрей задумался. Но мысли его неожиданно прервал прозвучавший рядом смех. Он машинально прижался к дереву. В то же мгновенье мрак ночи раздался, в небе полыхнула зарница.
- А-а! Вот где вы проводите вечера!
Андрей вздрогнул. Прямо перед ним стояла Таня. За ее спиной маячила фигура высокого чубатого парня. Меньше всего Андрей хотел сейчас такой встречи, но прятаться было поздно. Он молча шагнул к молодым людям.
- И вам не скучно? - продолжала Таня.
- Да нет. Здесь так красиво. Даже ночью… Эти зарницы и ветер. Забываешь обо всем плохом, что есть в жизни, и начинаешь верить, что где-то в будущем… - Андрей замолчал.
- Что же в будущем? - спросила Таня вполголоса. Но чубатый спутник перебил:
- Хватит о будущем! Пошли с нами в клуб. Или еще что сообразим…
- Спасибо, но я… Мне надо еще кое-что продумать. А что там, в клубе?
- Ничего, кроме танцев! - сказала Таня. - Кино, и то раз в неделю привозят. Вы бы хоть прочли нам лекцию.
- Что же я могу прочесть? Я ведь петрограф. Занимаюсь горными породами. Вам это покажется скучным…
- А в прошлый раз говорили, интересного у нас много. Вот об этом и расскажите.
- Интересного у вас действительно много, - сказал Андрей. - Взять хотя бы агрономические руды…
- Какие? Агрономические? - переспросила Таня.
- Да, удобрения для полей. Вы же ходите по фосфоритам!
- Что вы сказали? У нас удобрения?