- Сколько угодно! Ведь камни, что вы на каменку в бане кладете, это фосфориты. Достаточно их размолоть, и получится фосфорное удобрение. Но это еще не все. Видели тонкие зеленые пески тут, в обрыве?
- Так их везде полно!
- Но это глауконитовые пески. Они содержат калий. Стоит глауконит смешать с известью и обработать азотной кислотой, получится калийная селитра, самое лучшее удобрение. А ваши пески ни с чем и мешать не надо. Они сцементированы углекислым кальцием.
- Да что же вы до сих пор молчали? - упрекнула Таня. - Ведь мы пропадаем без удобрений. Просто задыхаемся! Теперь-то уж мы от вас не отступимся. Об этом и расскажете нам подробней. А мы соберем народ…
***
На следующий вечер Андрей выступил в колхозном клубе с лекцией. Слушали его внимательно, - и о юрском море, и о происхождении Земли. Однако особенно всех заинтересовал вопрос о местных удобрениях. Под конец на сцену поднялся председатель правления Иван Сергеевич Фролов и, пожимая руку Андрею, сказал:
- Спасибо вам за лекцию. И уж от всего колхоза будет низкий поклон, если поможете найти нам эти самые камни. Опять же, как их там использовать, покажете нашим людям.
- Пожалуйста, Иван Сергеевич. Завтра же зайду в правление, и там обо всем договоримся. Только людей выделяйте.
- Люди будут! Как не быть. Ради такого дела. Между тем на сцене появился гармонист, и в зале загремели стульями. Молодежь готовилась танцевать. Андрей стал пробираться к выходу, но его задержала Таня:
- Потанцуем?
- Так я же говорил вам, что…
- Не танцуете? А у нас - не в городе. Кто как может.
- Нет, спасибо, Таня. Да и жарко здесь.
- Тогда пойдёмте на воздух.
- Это другое дело! - Андрей раскрыл дверь, пропуская Таню вперед. На крыльце путь им преградил Зайцев:
- Куда это?
- Пойду провожу нашего лектора.
- А что это ты, товарищ Бардин, убегаешь от колхозной молодежи? - сказал Зайцев. - Организовали бы сейчас еще какое-нибудь мелопри… мероприятие.
- Ты уж успел организовать. И как следует. Пошли, Андрей!
- Пошли… Пошли, значит? - не отставал Зайцев. - И я с вами… за компанию.
- С нами? Это еще зачем? Тебе вроде бы не по пути.
- Ну, хор-р-рошо! - Зайцев рывком распахнул дверь и тяжело перевалился через порог. - Девки-и!
За дверью послышался хохот.
- Пойдемте, Таня, - сказал Андрей и первым сошел с крыльца.
Несколько минут они шли молча. Но вот село осталось позади. Повеяло речной прохладой. Андрей замедлил шаги.
- А вы не курите? - спросила Таня.
- Даже не пробовал.
- Жаль…
- Жаль?!
- Конечно. Если бы курили, мне бы не было так неловко идти рядом, когда вы молчите.
- Вот оно что! А если бы я был еще навеселе?
- Ой нет! Пьяных терпеть не могу. А в городе, говорят, много пьют.
- Нет, почему же! Только те, кто не знает, чем заняться. Если же у человека есть большое дело…
- Вы имеете в виду работу?
- Хотя бы.
- Так нельзя же все время работать. Вот вы прошлый раз говорили, сколько работаете, и мне даже жалко вас стало. Так никакой радости в жизни не увидишь.
- Радости в жизни? - Андрей взглянул на Таню. - А как вы представляете эту… радость жизни?
- Ну как? Обыкновенно! Как все.
- А все-таки?
- Да как вам сказать… - Она замолчала, видимо, собираясь с мыслями. В это время послышались частые переборы гармошки и с улицы донеслась разухабистая песня, выводимая хором нетвердых голосов.
- Пойдемте наверх, - предложила Таня.
Они поднялись на косогор и остановились возле знакомого дуба.
- Так вам, говорите, жалко меня стало? - начал Андрей. - А мне вот жалко их, - кивнул он в сторону поющих. - Они действительно еще не знают радостей, которые может дать жизнь.
Таня молчала. Андрей подошел к самому обрыву.
- Радость жизни… Это смотря как понимать ее… Вы знаете, что сказал однажды композитор Скрябин. "Я так счастлив, - говорил он о своей работе, - что если бы хоть одну крупицу этого счастья я мог передать людям, то жизнь показалась бы им цветущим раем". А как работают настоящие ученые? Они забывают обо всем на свете! И думаете, эта работа - тяжелая, изнурительная- не доставляет им радости?
- Так вы говорите о необыкновенных людях.
- Нет, радость эта доступна всем. Даже вот здесь, когда я роюсь в осадках древнего моря и стараюсь понять, как возникли те или иные породы и минералы…
- Вы, наверное, очень довольны своей работой?
Андрей помедлил с ответом.
- Работа геолога мне, конечно, по душе. Но то, чем я занят сейчас, признаться, не совсем удовлетворяет.
- Почему?
- Как вам это объяснить… Слишком отстала наша геология от других наук. Я вот работаю над диссертацией. Готовлюсь стать, можно сказать, ученым. А что делаю? То же самое, что делали десятки лет назад. Молоток в поле, микроскоп в лаборатории. Все это нужно, разумеется. Но нельзя же без конца топтаться на месте.
- Ну, и как же вы?
- Брошу, наверное.
- Бросите геологию?!
- Нет, что вы! С геологией я ни за что не расстанусь. Тему свою брошу. У меня уже есть одна интересная мысль. Только вот…
- Не со мной об этом говорить?
- А кроме как с вами, Таня, я вообще ни с кем еще не говорил об этом.
- Почему же?
- Боюсь, не поймут.
Она рассмеялась:
- А я пойму!
- Больше всего не понимает тот, кто не хочет понять. Да словами здесь ничего и не докажешь. Нужно работать.
- Опять - работать! Мы же совсем о другом начали говорить. Или вы забыли?
- Нет, не забыл. Но я никогда не разграничивал жизнь на работу и неработу. Это, по-моему, и невозможно.
- Но вы все время говорите о работе. Интересной или неинтересной, но все-таки работе. А что вас интересует, кроме работы? Вас лично.
- Работа, действительно, занимает много места в моей жизни, как, наверное, и у всех других. Но у меня есть и еще одно дело… Только об этом не знает еще никто. Я немного пишу… Ну, сочиняю, что ли. И вы знаете, как это может захватить! У меня очень мало свободного времени, и все-таки я каждый день урываю часок-другой и пишу… В такие часы я забываю обо всем. Так что это, по-вашему, работа или отдых? А для меня - самая большая радость. Впрочем, не меньшую радость доставляет и музыка. Сам-то я музыкант неважный, да и редко приходится играть. Но слушать музыку готов без конца.
- А что вы пишете? Роман?
- Я даже не знаю, что получится. Пишу о людях, о науке…
- Только о любви не пишете.
- Почему вы так думаете?
- Да вот вы так много говорили о радостях жизни и ничего не сказали о любви. А ведь некоторым людям она приносит столько радости.
- Некоторым?
- Да.
- Нет, любовь приносит радость всем. И жуликам, и поэтам. И глупцам, и великим ученым. Но может она быть красивой и чистой, а может - жалкой и пошлой… - Он замолчал и долго смотрел в ночную тьму. Молчала и Таня. Лишь внизу, под берегом, глухо били волны, да откуда-то издалека, должно быть, с идущего парохода, ветер доносил какую-то песню.
***
Когда Таня вошла в правление, там собрались уже почти все девушки ее звена, правленцы, комсорг Вася Груздев и ребята из комитета. Все они тесно обступили стол председателя, за которым, кроме Фролова, сидели Андрей и колхозный агроном Петр Тимофеевич.
Андрей что-то чертил на большом листе бумаги. Петр Тимофеевич щелкал на счетах, а Фролов торопливо подписывал бланки требований и тут же бросал их кладовщику Никите, который был явно не в духе и всем своим видом показывал, что уж он-то понимает, чем закончится вся эта затея.
- А-а! Вот и сама звеньевая! - встал Фролов, навстречу Тане. - Проходи, проходи! Будет задание. Тут вот наш гость, товарищ Бардин, предлагает установить мельницу для помола фосфоритовых камней, а чтобы обжигать этот самый… глауконит, поставить печь и этот… Как его?..
- Реактор, - подсказал Андрей.
- Да, реактор, чтобы, значит, кислотой ошпаривать Одним словом - целый химкомбинат! Мы тут прикинули. Все обойдется недорого. Шаровую мельницу попросим у дорстроя - она у них третий год стоит без дела. Кирпич у нас есть. Установим все у ближнего стана, там и фосфориты под боком. Ну, а строителями решил я выделить твое звено, Татьяна. Работы сейчас у вас в поле немного. Зато первый мешок удобрений - на твой участок.
- А как же поле, совсем забросить?
- Зачем совсем? До обеда будете в поле. А после полудня - на стройку. Идет?
Таня оглянулась на подруг:
- А если не справимся?
- Ну, несколько ребят я вам, конечно, подброшу. Мельницу там установить или что другое. Да и девчат, которые посвободнее, будем посылать. Но главной, основной ударной силой будет ваше звено. Отдаем тебя, так сказать, в полное распоряжение товарища Бардина. А?
Таня взглянула на Андрея. Тот, по-прежнему не поднимая головы, что-то чертил на бумаге.
- Идет! - с неожиданной для себя решимостью сказала Таня. - Только чур, с удобрениями, как говорили.
С утра работа закипела. На несколько дней девчата стали печниками, землекопами, строителями. Одни рыли ямы, выбирали из земли фосфоритовые желваки, свозили их к стану. Другие выкладывали там длинную плоскую печь и каменный реактор. Остальные помогали ребятам устанавливать мельницу.
Начальником Бардин оказался никудышным. Вместо того, чтобы заставлять и требовать, он только просил. И не иначе, как на "вы", с обязательным "пожалуйста".
"Разве может такой понравиться", - твердила себе Таня, а сама, едва наступали сумерки, снова шла к старому дубу.
Всякий раз они будто удивлялись, увидев там друг друга. И первые минуты смущенно молчали. Потом Андрей начинал о чем-нибудь рассказывать, и перед Таней раскрывался новый мир, где удивительно уживаются и древние летающие ящеры, и "Итальянское каприччио" Чайковского, и сверкающие кристаллы алмазов, и мыслящие электронные машины…
Их встречи не остались незамеченными. И первому в этом пришлось убедиться Андрею. В солнечный полдень он и Зайцев возвращались с химзавода, где Андрей договорился о кислоте для колхоза. Хорошо было ехать полевой дорогой, смотреть на буйный разлив зеленей и чувствовать, что ты сделал хоть и небольшое, но нужное людям дело. Ради этого стоило потерять не одну неделю. Да и колхоз не остался у Андрея в долгу. Ребята сделали по его просьбе такую расчистку в нижнем обнажении, с какой он сам не справился бы за месяц. Славный здесь народ! Жалко будет расставаться с ними, особенно с Таней…
Андрей задумался.
- Послушай, Бардин, - обратился к нему Зайцев, - давно я собираюсь поговорить с тобой об одном деле, да все как-то несподручно было.
- Пожалуйста, - сказал Андрей.
- Долго еще собираешься жить у нас?
- Нет, уже не долго. Вот запустим наш "комбинат", опишу расчистку, что ваши ребята сделали, схожу на Свиягу, посмотрю, нет ли там чего интересного. Ну, Пожалуй, и все. Так что самое большее - неделю. А что?
Зайцев повернулся к Андрею:
- А то, что Татьяну ты оставь. Слышишь? Говорю пока по-хорошему. Ты приехал да уехал. А ей здесь жить.
У Андрея перехватило дыхание:
- Не поднимаю. Вы кто ей, родственник?
- Пока не родственник, а скоро буду. Потому и говорю. Не самой же ей объяснять, что не след жить парню в доме, где одни бабы.
- Вы считаете, что я их стесняю?
- Сам должен понимать, не маленький.
- Но ведь это председатель меня туда направил.
- Что председатель! Откуда ему знать, сколько ты жить будешь. А теперь что получается: девка замуж выходит, а у нее в боковушке - парень…
- Она сама говорила вам об этом?
- А то нет!
- Ну что ж, я сменю квартиру.
- И вообще…
Лицо Андрея окаменело:
- А что касается "вообще", - проговорил он глухо, - то имейте в виду, я не стал бы разговаривать с вами о таком даже в том случае, если бы вы уже были ее мужем.
- Почему?
- Хотя бы потому, чтобы не ставить вас в глупое положение.
- Это как понимать?
- Как сможете.
- Ну, смотри! У нас ночи темные…
- Остановите-ка лошадь. - Андрей соскочил с брички. - А теперь поезжайте к председателю и доложите о нашей поездке. Я пойду на стан…
В тот вечер Таня возвращалась с работы одна. Оказав подругам, что хочет посмотреть всходы на дальнем участке, она свернула в Верхний бор, где была поляна, сплошь усеянная в эту пору цветущими ландышами. Андрей не раз говорил, что любит цветы, и сегодня, когда на "комбинате" закончились последние работы, они будут очень кстати.
Домой она вошла на цыпочках и сразу же взглянула в сторону боковушки. За ее раскрытой дверью никого не было. Вот и хорошо! Таня с цветами скользнула туда. Но что это?
В комнате было пусто. Нет ни образцов, которыми еще вчера был завален дальний угол, ни книг, в беспорядке разбросанных по столу. Нет брезентового плаща, который обычно висел у двери.
- Мама! - крикнула Таня, выскочив на крыльцо.
Но мать уже сама поднималась ей навстречу.
- А постоялец-то ушел…
- Как ушел?
- Совсем. На другую квартиру. К Мироновым, что ли…
У Тани упало сердце.
- Почему же так, мама?
- Видно, не показалось ему у нас.
- А, может, ты что-нибудь…
- Упаси бог! Да с чего бы мне? Парень тихий. На днях вон приемник починил. Играет теперь. Я, чай, к нему всей душой…
- Так что же он?
- Ума не приложу. Думала, что промеж вами вышло.
Не пришел он в тот вечер и к дубу. Напрасно Таня прибежала туда сразу, как только наступили сумерки. Напрасно ждала его до ночи, с надеждой прислушиваясь к любому шороху.
А когда вернулась к дому, из темноты послышался пьяный голос Михаила:
- Татьяна, я…
Она отшатнулась.
- Нет, постой! - Он подошел к ней почти вплотную. - Сегодня пришел сказать в последний раз…
- Уйди! Видеть тебя больше не могу! - Таня метнулась к калитке. Но Михаил преградил дорогу:
- Ну, вот что, хватит… Помудровала ты надо мной. А теперь… - Он обхватил ее за плечи.
- Не смей! - Таня вырвалась и прижалась к забору.
- Ну, не-ет, никуда не денешься! - Он снова протянул руки.
- Уйди!
- Не-е-ет! Сегодня я тебя не отпущу. И не вздумай кричать. Никто не поможет. Хахалю твоему я вправил мозги.
- Что?!
- А-а, заело! Дал ему от ворот поворот.
Таня выпрямилась.
- Да как ты смел! Какое право…
- Право? Вот оно, мое право! - Зайцев поднес к ее лицу кулак. - Видала? И если он еще… - Но в это время лицо его дернулось в сторону, потом в другую.
- Вот тебе! Вот!
Всю свою силу и все горе вложила Таня в эти удары. Михаил отступил. Таня метнулась в калитку и, вскочив на крыльцо, захлопнула дверь. С улицы донеслась пьяная брань. Девушка задвинула второй засов.
"А он? Что мог подумать? Ведь он видел их вдвоем с Михаилом и, значит, мог поверить ему. Какой ужас!"
Таня упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.