* * *
Агничка очнулась от холода. Мокрое платье липло к спине, груди и коленям. Рядом, на скамейке, лежал спавший с её плеч пиджак, забытый Володей, в руке всё ещё был зажат обмякший пучок травы. Сколько же прошло времени? Почему она здесь сидит одна и её новенькие босоножки в грязи? Испорчены босоножки… Отчего так щиплет глаза? Что сейчас? Утро, день, ночь?
Дождь унялся. Где-то очень высоко, в непроглядной тьме, зябко дрожали крупные звёзды. Робко пахло липами - наконец-то распустились! Словно на островке мёртво белел одинокий аист. Холодный лунный свет пятнами лежал на его распростёртых мраморных крыльях. За оградой простучал колотушкой сторож…
Ночь…
Агничка подобрала отяжелевший мокрый пиджак, бесцельно побрела по аллее.
Что произошло? Она старалась вспомнить и не, могла. Вначале она даже не поняла смысла их разговора, только слышала приглушённый голос, видела, как шевелятся губы Володи, и лишь позднее… Позднее почудилось, что опрокинулось серое небо, где-то над головой отчаянно закричали, заметались в испуге грачи… Налетел ветер. Злой, свистящий, он валил с ног, срывал с тополей ещё неокрепшие молодые листья…
Бушевал ветер, бушевал дождь… А они шли, и шли, и шли…
Потом сквозь свист и вой она, наконец-то, поняла, о чём говорил этот мальчишка, закричала на него, в гневе затопала ногами, погнала прочь! У него задрожали губы, щёки.
Мямля! Его бы в операционную, где каждый день она, Агничка, видит кровь, слышит стоны людей, - наверное бы умер со страха!
Хлюпик! Это тебе не травка, не пшеничные всходы!.. Девушка разжала кулак, размахнулась, собираясь швырнуть пучок травы…
Нет, он не хлюпик! Он схватил её за руки, больно сжал пальцы… Он заявил, что если даже обрушится мир, то и тогда он не отступится от неё! Он не позволит никому, даже матери, даже Галине Ивановне, разрушить их счастье!
Потом Агничка осталась одна…
Огромная обида не давала дышать, путала мысли, гнала куда-то вперёд. Значит, отец держал на коленях этого мальчишку? Значит, и ему рассказывал сказки? Теперь понятно, от кого он слышал легенду о белом аисте! Но чем этот мальчишка лучше её, Агнички, и чем та, которая лежит в палате, лучше мамы? Красивая? Толстые косы? Умеет вышивать жар-птиц? Наверное, отец никогда не видел маму у операционного стола! Когда она держит в руке скальпель и спасает человеку жизнь, то красивее её нет на свете женщины!
Мать… Как она смела обманывать! Всегда вспоминала об отце одно лишь хорошее! Ни разу не проговорилась! На месте мамы она даже пальцем не притронулась бы к этой больной! Вот сейчас она пойдёт и скажет, она потребует от матери… Кажется, сегодня мама дежурит в клинике…
Неожиданно Агничка приостановила свой бег. Причудливая, расплывчатая тень преградила ей путь. Девушка в недоумении подняла голову и вздрогнула от испуга, разглядев в темноте на камне громадную однолапую лягушку. Тёмная и мокрая, она, казалось, разверзла свою беззубую пасть ещё шире, вот-вот соскочит с камня, придавит всей тяжестью.
Атничка ринулась в сторону к боковому входу "для персонала".
Профессорская пустовала. Мать, очевидно, была в одной из палат. Постояв у порога в горестном раздумье, Агничка сняла промокшие босоножки и в ожидании матери устроилась в большом кресле. Стало легче, будто пришла домой. Вот так же случалось и во время войны. Тогда мать почти не выходила из клиники, и Агничка прямо из школы бежала сюда. Однажды так и заснула здесь. Проснулась уже среди ночи, испугалась и пошла разыскивать мать. Как сейчас видится длинный коридор, заставленный койками, - на них спят, стонут раненые… В операционной - свет. Агничка приоткрывает дверь. Белый высокий стол, над ним словно опрокинутая светлая чаша - рефлектор. На столе прикрытый простынёй человек. И мать вся в белом… Она стоит спиной к двери, на скамеечке, чуть склонившись над человеком. Пахнет эфиром и ещё чем-то непонятным. Агничка забывает и страх, и обиду, и голод - она не спускает восхищённых глаз с матери. Храбрая и очень красивая её мама! А человека уже снимают со стола, и тут же на его место кладут другого… Этих людей привозят откуда-то издалека, где идет бой. И папа тоже там… А вдруг и его привезут и положат на этот стол… Нет, мама не может оставить этих людей, Агничка не сердится на неё, она потерпит…
Всё это происходило очень давно, а сейчас… Вскочив с кресла, Агничка подобрала босоножки, бросилась разыскивать мать. Она приоткрывала по очереди двери палат, заглянула в операционную.
Мать уже ушла…
И снова Агничка бежала по пустынным ночным улицам, залитым огнями.
Вот и дом… В угловом окне второго этажа - спокойный, ровный свет настольной лампы. Старый доктор всё ещё работает-готовится к поездке в Москву. Он собирается рассказать на конференции о своих опытах операций на сердце, которые начал проводить ещё когда-то на фронте.
А мама спит… Наверное, только что легла…
На лестничной площадке Агничка в нерешительности остановилась. Неизвестно как случилось, только вместо того, чтобы открыть ключом свою дверь, она нажала кнопку звонка квартиры напротив.
Кондратий Степанович выглянул в своем рыжем тяжёлом халате. Приспустив на самый кончик носа очки, он внимательно и быстро окинул взглядом поникшую фигуру девушки, неопределённо гмыкнул, обнял, повёл к себе.
В просторном кабинете, заставленном книжными шкафами, пахло валерьянкой. Усадив девушку на диванчик, старик устроился в ветхой качалке.
- Вот и расчудесно, что заглянула, - проговорил он. - А что это за трава у тебя, Агнюша?
Агничка растерянно разжала кулак. - Это, это пшеничные всходы, - сообщила она запинаясь. - Новый сорт пшеницы…
- Скажи-ка на милость! Новый сорт!.. Сними-ка пиджак, Агнюша… А дождичек знатный был. Теперь тепло наступит…
- Наступит, - пролепетала Агничка, сглатывая подступивший к горлу колючий солёный комок. Неожиданно всхлипнув и точно боясь, что её могут остановить, она заговорила стремительно и страстно.
Потирая больное колено, старик терпеливо слушал её скомканную речь.
…Кажется, совсем недавно эта девушка ходила в коротком платье, забегала к нему, требовала рассказать сказку о белом аисте и живой воде. Совсем недавно она выпрашивала у него "Трех мушкетеров" и с наслаждением посасывала липких сахарных петушков на палочках…
А теперь вот сидит перед ним, съёжившись в комочек, прижимает к груди рукав мокрого серого пиджака и с возмущением говорит о странных, непонятных вещах. На первый взгляд это было по-ребячьи, не серьёзно, не существенно… Не всё ли равно, кто из хирургов проведёт операцию больной? И всё же…
Давно прошла молодость. Давно отцвела первая весна, и запах черёмухи не волнует, не кажется тревожно-острым и сладким. Чем же может помочь он, старик, этой юной и глупой? Как возвратить ей счастье первой весны, как заставить цвести черемуху даже глубокой осенью?
Он в раздумье задержал взгляд на столе, на разложенной рукописи, на пузырьке с бурой жидкостью - сегодня что-то особенно шалило сердце, видно, переволновался во время операции. Ничего, через несколько дней все болячки исчезнут. В поезде отдохнёт, а на конференцию, наверняка, съедется немало фронтовых друзей - давно не виделись…
Поднявшись с качалки, Кондратий Степанович подошёл к одному из шкафов, отодвинул стеклянную дверцу. Любовно проведя ладонью по тиснённым золотом корешкам, он снял несколько книг с полки и неожиданно сунул их в колени притихшей Агничке.
- Давно собирался, Агнюша, сделать тебе презент. Тут Консуэло и твои любимые мушкетеры. А эту закладочку не выбрасывай! Её Петяшка оставил. Так и не дочитал, на фронт ушел…
Девушка подняла заплаканные глаза.
- Не надо. Я ведь так пришла! На душе что-то нехорошо. - Помявшись, она жалобно попросила: - Маме не говорите. Пусть сама… Только, если она не поможет Климовой, то…
- А что может тогда случиться? - Старик рассердился. - Ишь чего выдумала! Мама твоя и думать забыла о старом. Мало ли что приключилось при царе-Горохе!
Впервые за вечер Агничка улыбнулась и облегчённо вздохнула. Спустя несколько минут, проводив гостью, Кондратий Степанович подобрал с диванчика забытый пучок травы, осторожно положил его на подоконник, поставил на полку не взятые девушкой книги и, присев за стол, в раздумье начал листать рукопись.
Утром снова лил дождь. И когда Галина Ивановна спустилась вниз, то к своему удивлению увидела в подъезде соседа. Старик стоял с обнажённой головой, зажав в руке шапку, и, неприязненно поглядывая на серое небо, сокрушался вслух. Оказывается, накануне забыл в клинике зонтик.
- Придётся вам, матушка, пригреть растяпу, - сказал он, отбирая у неё маленький зонтик с костяной ручкой.
Шли медленно, молча, занятые каждый своими мыслями. Кондратий Степанович был дурно настроен, хмурился. Искоса поглядывая на серую шляпку спутницы, спущенную на лоб, он неожиданно заговорил:
- Хочу огорчить вас, милейший коллега. Галина Ивановна приостановилась, испуганно спросила:
- Терентьев?
- Ну, так сразу и Терентьев! Здравствует наш тракторист. Десять минут назад справлялся. Спит! Другое у меня. Его глаза хитровато блеснули. - С сердцем у меня худо. А тут нога забастовала. - Старик незаметно улыбнулся. - Так что, матушка, придётся вам меня выручить. Страшновато мне ехать в Москву. Пожалуйста, без протеста! Дело важное. Конференция предстоит интереснейшая, и терять места нам нельзя.
- Но… - Галина Ивановна стряхнула пальцем со щеки дождевую каплю. - Я не могу, не имею права…
- Обо всем уже договорились. Профессор на днях возвращается. Справимся без вас, - не давая ей возразить, продолжал Кондратий Степанович. - Понимаю, беспокоитесь за ту больную… Как её фамилия? Ах, да! Климова. Её доверьте мне. Сам возьмусь, - помолчав, он чему-то рассмеялся. - А славный у неё сынок! - вдруг вспомнил он. - Способный юноша! Новый сорт пшеницы вздумал выращивать.
- Наденьте шапку, простудитесь, - тихо и запоздало посоветовала Галина Ивановна.
- Писанину мою с собой захватите, - продолжал старик, не слушая её. - На досуге, в поезде, полистаете, если стоящая, то передадите там куда следует. Ну вот, кажется, и пришли. - Он снова рассмеялся, натянул на голову шапку. - Знаете, а я опростоволосился! Зонтик-то всё же дома! Поставил за шкаф и запамятовал. Склероз, матушка! Ничего не попишешь…
* * *
Агничка проснулась рано. Вскочив с постели, она первым делом заглянула в расписание. Две первые лекции можно было пропустить. Сегодня на утро назначена операция Климовой. Кто будет проводить операцию, Агничка не знала. Последние дни она старалась как можно меньше бывать дома, почти не разговаривала с матерью и об отъезде её узнала лишь накануне. Вечером увидела уложенный чемодан, а на рассвете, когда за окном просигналила машина, мать была уже одета в дорожный серый костюм. Прощание вышло коротким, - мать спешила на скорый проходящий поезд. Отъезд матери ошеломил и опечалил Агничку до слёз. Возможно, такое разрешение вопроса было самым правильным, и всё же в душе Агнички словно что-то надломилось.
Пересиливая стыд и горечь, она впервые шла в клинику неохотно, дальней дорогой, обойдя сторонкой больничный парк.
Она сразу же прошла в двенадцатую палату. Мария Петровна встретила её вопрошающей испуганной улыбкой.
- Не волнуйтесь, - ободрила девушка. - Я буду около вас. - Уцепившись за её руку, женщина пыталась о чём-то спросить и, кажется, не решалась. Так и привела её Агничка в операционную за руку.
Там было всё наготове. Хирурги в ожидании начала операции вполголоса переговаривались. Наталья Павловна стояла у разложенных на столике инструментов. Кондратию Степановичу натягивали резиновые перчатки. Лицо у него было немного усталое и грустное.
Завидев вошедших, он кивнул Агничке, тихонько кашлянул.
- Страшно, - шепнула Мария Петровна, опираясь рукой на край белого высокого стола.
- Не пугайтесь, матушка! Вы и не услышите Ложитесь себе спокойно, - ободрил старик.
- Я ничего, - отозвалась женщина. - Только здесь как-то странно пахнет…
Она уже лежала на столе и медленно обводила обступивших её врачей большими испуганными глазами. Агничка догадалась, кого женщина отыскивала взглядом, отвернулась.
- Воздух весьма нормальный, самый свежий, - добродушно гудел Кондратий Степанович, делая на коже больной коричневую йодную полоску. Подняв голову, он снова глянул на Агничку и, как показалось ей, даже подмигнул. Белая маска, закрывающая его лицо до самых глаз, заколыхалась. - Приступим! - вполголоса сказал он, и наступила тишина. В тазик бесшумно, словно багровый цветок, упал первый, насыщенный кровью тампон, за ним второй, третий…
Слышалось осторожное дыхание людей, позвякивание инструментов, короткий, скупой шёпот. Держа руку женщины, Агничка не отрывала очарованных глаз от пальцев старого хирурга. Она забыла обо всём, ничего не слышала и не видела, кроме этих пальцев. Кто-то вошёл в операционную, кто-то остановился рядом с Кондратием Степановичем…
Понятливые умные пальцы хирурга! Они безмолвно и неторопливо творили своё дело. Они умело раздвигали ткань, осторожно что-то искали, что-то подрезали, нащупывали…
- Всё хорошо, - шепнула женщине Агничка, почувствовав, как та шевельнулась.
И вдруг… Пальцы Кондратия Степановича будто споткнулись, задрожали. Девушка недоуменно подняла голову, на миг увидела неподвижные синие глаза старика над кромкой белой маски. Кондратий Степанович почему-то смотрел на окно, завешенное простынёй. "Ему плохо", - догадалась с испугом Агничка и вновь вздрогнула, услышав приглушенный голос операционной сестры:
- Скамейку Галине Ивановне!
Мать… Она вернулась с вокзала! Она не выдержала и пришла сюда.
Мать ласково и осторожно оттеснила Кондратия Степановича, встала на скамеечку и сделалась сразу выше и строже.
- Как чувствуете себя, больная? - задала она привычный вопрос.
- Хорошо, - едва слышно отозвалась Мария Петровна.
- Чудесно! Кстати, ваш сын здесь, в парке…
Агничка невольно повернула голову к занавешенному окну. Там, за этой желтоватой простынёй, сквозь которую упрямо пробивались солнечные лучи, стояли молодые тополя и белый аист… Конечно, Володя ожидал её там, и она сразу же, как только закончится операция…
Встретившись с сияющим взором дочери, Галина Ивановна слегка улыбнулась.
- Кто разрешил студентке присутствовать? Почему не на лекции?
- Моя вина, - прогудел виновато Кондратий Степанович.
- Скальпель!..
Наталья Павловна протянула матери скальпель.
И снова Агничка следила за пальцами хирурга. Тонкие, чуткие, изумительно быстрые, теперь это были пальцы её матери, самой умной и красивой женщины в мире.
__________
Людмила Георгиевна Молчанова
БЕЛЫЙ АИСТ
Редактор С. М. Гинц. Художник В. С. Измайлов. Художественный редактор М. В. Тарасова. Технич. редактор К. Г. Сукманова. Корректор Э. К. Актищева.
Подписано к печати 23 |Ш 1961 г.
Формат бумаги 84х108/32 0,75 бум. л. 1,5 печ. л. Усл. - изд. 2,45 л. Уч. - изд. 1,9 л. ЛБ05О22 Тираж 50000 экз. Цена 6 к.
2-я книжная типография облполнграфиздата. Пермь, ул. Коммунистическая, 57. Зак. 402,