Неторопливо произнося эти слова, Яков Семенович одновременно выдвинул ящик в столе и заглянул, точно сверяясь с какой-то памяткой.
- А тут еще новые цирковые здания подымаются. Новое здание - новые заботы. Изволь каждый цирк обеспечить достойной программой. Номера на свет не выскакивают, как цыплята из-под курицы. Номер, сам знаешь, придумать, отрепетировать, поставить надо. А зритель - он разве станет ждать? Ты ему сегодня, сейчас подай наилучшую программу.
- Это-то все понятно, - перебил, наконец, Сагайдачный - вы лучше объясните мне, Яков Семенович, к чему азбуку эту втолковываете?
- Объясню, - пообещал старик. Закрыл глаза и, точно окончательно восстановив все в памяти, голову наклонил. - Помню наш уговор. Из Южноморска переезжаешь в Сочинский цирк, потом в Сухуми. Не отрицаю, был такой уговор. Однако предварительный, только лишь предварительный!
"Не зря заподозрила Аня!" - пронеслось в голове Сагайдачного. Ходить в потемках он не любил и потому решил форсировать разговор:
- Что же дальше, Яков Семенович? Недоговариваете чего-то.
- Как хочешь, Сережа. Если уж так тебе не терпится - могу договорить. Не только договорить, но и поздравить! Хорошую точку подготовили мы тебе взамен!
- Взамен? Какую же?
- Очень даже хорошую. Горноуральск!
- Вот оно как? За какие же провинности?
- Что ты, что ты, Сережа. Слушать даже странно. Это же бурно растущий индустриальный центр!
- А в цирке тамошнем что творится? Думаете, не знаю? На последнее место скатился Горноуральский цирк. Зритель ни ногой, план горит, директор во хмелю.
- Князькова убрали, - поспешил успокоить Неслуховский. - Новый директор назначен.
- Того не легче! Мальчишек сажаете, а нам расхлебывать?!
- Не сказал бы, что мальчишка. Полковник в запасе. И до того настойчивый. Слыхал бы, как он тебя добивался, Сережа!
- Кто же он - новоиспеченный этот?
- Я ж говорю - полковник в запасе. Костюченко звать, Александром Афанасьевичем Костюченко. Да ты погляди только, какую крепкую программу он себе выторговал.
Сагайдачный смотреть не захотел, резко отстранил протянутый листок:
- Вот что, Яков Семенович. Знакомы мы давно, уважаю я вас, но это не означает, что могу согласиться. Дело здесь не только в предварительном уговоре. Часть багажа замаркирована на сочинский адрес. Реклама туда же отослана.
- Да нет, - ласково поправил Неслуховский. - На этот счет я команду дал. Задержали рекламу!
Это было слишком. Переменясь в лице, Сагайдачный чуть не напомнил в сердцах о своем почетном звании: дескать, с каких это пор дозволено заслуженным артистом как пешкой распоряжаться. Но удержался и только добавил:
- Не стану я препираться с вами, Яков Семенович. Лучше пускай наверху начальство решает. Прямо от вас к нему и пойду!
- Что ж, это идея, - не без облегчения вздохнул Неслуховский. - Мне ли тебе препятствовать, Сереженька. Сходи!
Он и в самом деле был доволен таким оборотом разговора. Как знать! Характером Сагайдачный не обижен: возможно, и в самом деле отобьется.
Яков Семенович излишне обострять отношения с артистами не любил. Тем более с ведущими.
3
Тем временем на втором этаже сделалось по-дневному шумно.
Какой цирковой артист, проезжая Москву, не заглянет в свой главк: один - договориться о репетиционном периоде, другой - о новых костюмах, третий - о репертуаре. Если же нет неотложных дел - все равно приятно повидаться с товарищами, новостями последними обменяться. В дневные часы коридор на втором этаже неумолчен.
"Ничего не скажешь: хитро обошлись! - думал Сагайдачный, подымаясь по деревянной лестнице. - Сначала чин чином - нуждаемся в вашем совете, спасибо за помощь. А потом…"
Полнясь все более сердитым упорством, он решил без промедления переговорить если не с самим управляющим, то с его заместителем. Но дойти до его кабинета не успел.
- Сергей Сергеевич! - преградил дорогу Сагайдачному мужчина средних лет - высокий, худощавый, с костистым лицом, удлиненным залысинами. - Рад нашей встрече!
При этом воздел обе руки ладонями вверх - тем плавным и нарочитым жестом, какой обычно свойственен иллюзионистам. Так оно и было: перед Сагайдачным стоял Леонид Леонтьевич Казарин. На афишах он именовался Лео-Ле, а номер его: "Чудеса без чудес. И все-таки чудеса!"
- В данном случае особенно рад! - с жаром повторил Казарин.
- В данном? Что вы имеете в виду?
- Только одно. Насколько знаю, вас переадресовывают, Сергей Сергеевич, в Горноуральский цирк?
- Предположим.
- Потому и радуюсь. Давно мечтал поработать в одной программе с вами!
Час от часу не легче. Все труднее становилось Сагайдачному таить дурное настроение. "Мало того, что маршрут нарушают. К тому же фокусника этого подсовывают!"
- И еще одному я порадовался, - продолжал Казарин; он точно не заметил, как угрюмо замкнулось лицо Сагайдачного. - Порадовался предстоящей встрече с сестричкой. Как она, Анечка? Давно не видел!
- Спасибо. Жена здорова.
Анна Сагайдачная родом была из старинной цирковой семьи. Прадед - Луиджи Казарини - когда-то, столетие с лишним назад, пришел из Италии, и с тех пор семья успела пустить глубокие корни в русскую почву. Леонид Леонтьевич Казарин, еще в юные годы видоизменивший свою фамилию, приходился Анне двоюродным братом. Рано осиротев, он воспитывался в ее семье.
- Одного не пойму, - отрывисто кинул Сагайдачный. - Какой резон прокатывать нас в одной программе. Номер ваш, насколько слышал, до того разросся, что самостоятельным аттракционом стал.
- Преувеличение, клянусь, преувеличение! - снова воздел Казарин руки. - И во сне не позволил бы себе зваться аттракционом. Многого еще недостает для этого! Кстати, именно потому и еду в Горноуральск. На одном из тамошних заводов для меня аппаратура новая изготовляется. Вот когда аппаратуру эту освою - тогда и развернуться смогу!
Сагайдачный промолчал. Все претило ему в родственнике жены: аффектированность жестов и интонаций, ненатуральный блеск глубоко запавших глаз - тем более ненатуральный, что черты лица сохраняли холодную скованность. Да и самый номер - все эти чудеса без чудес - вызывал у Сагайдачного раздражение. Привыкший вкладывать в свою цирковую работу не только строжайший расчет, но в равной мере и мускульную силу, физическое преодоление, Сагайдачный свысока относился к иллюзионному жанру, считал его второсортным искусством.
И еще имелась скрытая причина для неприязни. До Сагайдачного доходили слушки, будто в молодости Казарин был неравнодушен к Анне и она… Да нет, пустые, вздорные слушки. Ни разу Анна не дала повода для подозрений! И все же Сагайдачному было неприятно, что кто-то может связать имя его жены с этим Лео-Ле, с этим фокусником!
- Что ж, Леонид Леонтьевич, - проговорил наконец Сагайдачный (это прозвучало все равно как - что тут поделаешь!). - Раз начальство решило - значит, ему видней! - А про себя подумал: "Тем более надо принять все меры, отбиться от Горноуральска!"
Он собирался двинуться дальше, но Казарин опять загородил дорогу:
- Одну минуточку, Сергей Сергеевич. Вы и не подозреваете, какую новость я припас напоследок. Зуеву, Надю Зуеву, полагаю, не забыли?
"Зуеву?" - переспросил Сагайдачный одними глазами. Лицо его сразу обрело напряженность.
- Вижу, что не забыли, - кивнул Казарин. - Так вот. Занятное совпадение! Зуева сейчас находится в Горноуральске. Она сначала на Волге жила, а потом.
- Откуда знаете?
- Чистая случайность. Недавно заезжал в Горноуральск и повстречал на улице.
- Занимается чем?
- Все тем же, - пожал Казарин плечами и точно афишу вслух прочел: - Цирк на сцене. Надежда Зуева со своими четвероногими друзьями. Замечу в скобках: сдала, обрюзгла, излишне к рюмочке тянется. Вы ведь, кажется, давно не виделись?
Сагайдачный лишь кивнул. Сделав шаг вперед, он еще раз попытался закончить разговор. И опять Казарин воспротивился этому:
- Еще не все, Сергей Сергеевич! Честь имею доложить: там же, в Горноуральске, вы сможете полюбоваться и дочерью.
- Вы говорите о Жанне? Жанну тоже видели?
- Не совсем, - чуть замялся Казарин. - То есть видел, но лишь на фотокарточке. Мать, хвалясь, показывала. Действительно есть чем похвастаться. Привлекательная, интересная девушка. К тому же, чувствуется, с характером. Удивляться не приходится: наследственность, в отца!
В последней фразе мелькнуло нечто ироничное. Однако Сагайдачный не услыхал или не захотел услышать. Лишь досадливо тряхнул головой:
- За новость спасибо. А теперь прощайте. B Москву я на день всего, дел еще уйма, спешу!
Казарин отступил, но, пропустив Сагайдачного, успел крикнуть ему вслед:
- Ваша дочка на заводе трудится. Слышите, на заводе. Выходит, все же дала наследственность осечку!
Сагайдачный не обернулся, не откликнулся. Идя дальше по коридору, он поймал себя на странном ощущении - одновременно и удивления, и досады, и какого-то внезапно прихлынувшего волнения. И еще почувствовал нечто такое терпкое и жгучее, что даже не сразу мог разобраться, что же это такое. "Гляди-ка, куда Надежду с Жанной занесло. В Горноуральск, в тот самый Горноуральск. Действительно, совпадение!"
Дойдя до кабинета замуправляющего, Сагайдачный взялся было за дверную ручку, но тут же ее отпустил. Еще с минуту постоял, переступая с ноги на ногу. И отошел, направился в находившееся неподалеку буфетное помещение.
Здесь было безлюдно. Буфетчица, мурлыча под нос, расставляла закуски. Присев машинально к столику, Сагайдачный спросил себя: "Чего же ты, брат, отступил? Ведь собирался же настоять на своем, наотрез отказаться от Горноуральска!"
Но в том-то и дело - что-то остыло или переменилось внутри. Или же заслонилось только что услышанной новостью: "Надя в Горноуральске! И Жанна! Выходит, смог бы повидаться!"
Пятнистый кот, изловчившись, вскочил на стойку. Буфетчица прогнала его, шлепнув полотенцем.
"Ну и что с того, что обнаружились? Тем более незачем мне в Горноуральск ехать, прошлое ворошить. Столько лет прошло!"
Решительно встав, Сагайдачный намеревался вернуться к дверям замуправляющего, но тут обнаружился еще один знакомый, на этот раз дрессировщик.
- Сергей Сергеевич! Радость-то у меня какая! Поздравить можете! Господи боже ты мой, неужто позабыли? Я еще при прошлой встрече жаловался вам. Обезьянка моя, Бетси, ни за что не хотела на ходули становиться. Совсем уже надежду потерял. И вдруг она сама. Ну прямо чудо! Сама, по собственному желанию, взобралась и зашагала, зашагала, зашагала!
Дрессировщик даже изобразил, как идет его Бетси - вразвалку, высовывая от усердия язык.
Сагайдачный поздравил, и вполне искренне: он знал цену всему, что упорным трудом добывается на манеже.
И снова, едва отошел словоохотливый дрессировщик, сказал себе строго: "Хватит раздумывать! Входи! Действуй!"
Сказал - и опять отступил от дверей.
Неслуховский удивился, увидя вернувшегося артиста:
- Что так скоро, Сережа? Договорился?
- Да нет, не стал я. - медленно, с трудом ворочая языком, ответил Сагайдачный. - Под конец, ежели разобраться, не такой уж принципиальный вопрос. Ладно. Ради старого нашего знакомства. Пускай по-вашему будет!
- Превосходно. Не пожалеешь! - обрадовался старик.
Но все же, когда Сагайдачный окончательно ушел, призадумался: что сей сон означает? Откуда эта неожиданная перемена?
Яков Семенович славился всегдашней, полнейшей осведомленностью обо всем, что происходит на цирковой периферии - в любом из цирков, с любым из артистов. А вот этого, видимо, не знал. Да и откуда ему было знать, что на одном из горноуральских заводов работает Жанна - Жанна Сагайдачная, дочь Сергея Сагайдачного, - дочь, которую отец не видел добрых пятнадцать лет.
4
Куда же теперь податься?
Обычно, бывая в Москве, Сагайдачный не торопился покинуть главк, шел из отдела в отдел, из кабинета в кабинет, всюду встречая радушный прием. Теперь же поймал себя на желании уединиться, разобраться в только что происшедшем.
Сперва попытался отмахнуться от этого желания, не придавать случившемуся какого-либо значения. Подумаешь! Ничего особенного не произошло! Еще ничего не значит, что на Горноуральск согласился!
Однако тут же припомнил разговор с женой перед отъездом в главк и как заверил ее, что не потерпит изменений в маршруте.
Да, но ведь тогда он еще понятия не имел, что первая его семья отыщется в Горноуральске. И разве не законно желание поглядеть на повзрослевшую дочь? "Надежда - это одно. С ней у меня давно все кончено. Но Жанна, дочка. Аня должна меня понять!"
Выйдя из главка, Сагайдачный отправился в район, где жилищный кооператив цирковых артистов отстраивал многоквартирный дом. Не имея постоянного жилья, Сагайдачные состояли в кооперативе пайщиками.
"Ты съезди, погляди, как идет строительство, - попросила накануне Аня. - И внутри одну из квартир погляди. На втором этаже или на третьем". - "А почему не выше? - усмехнулся он. - Дом-то ведь семиэтажный. При жеребьевке можно и последний этаж вытянуть!" - "Нет, не допустят этого, - убежденно возразила Анна. - Ты же ведущий артист!" И опять усмехнулся Сагайдачный: "Странно ты рассуждаешь!"
Однако добравшись до строительной площадки, он и в самом деле ограничился вторым этажом. Не потому, что разделял хитроумные предположения жены. Если в чем и был уверен - лишь в неизменной своей удачливости. Разве она не сопутствовала ему во всех жизненных начинаниях и перипетиях?
Простым рабочим парнем пришел Сагайдачный в цирк. Начал с заводского физкультурного кружка, а достиг вот чего - стал артистом, имя которого повсюду произносят с уважением. Даже в труднейшие годы Отечественной войны, когда распались многие номера, - Сагайдачный сумел сохранить не только аппаратуру, но и отличную артистическую форму. И не потому, что где-нибудь в тылу пережидал. Напротив, с первой же цирковой бригадой отбыл на фронт, выступал на передовой, иногда под обстрелами, бомбежками. И здесь, на фронте, продолжала сопутствовать удача: царапины малой не получил. А после, когда воротилось мирное время, снова с головой ушел в работу: один за другим создал несколько оригинальных номеров, занял достойное место в первом цирковом ряду, по праву удостоился звания заслуженного артиста. Так как же было не надеяться, что судьба и на этот раз - тем более в такой малости, как домовая жеребьевка, - пойдет навстречу, поможет вытянуть желаемый билетик?!
Квартиры второго этажа были уже отделаны внутри, стояли на просушке. Войдя в одну из них, Сагайдачный осмотрел комнаты и кухню, ванную. Вышел затем на балкон и залюбовался кварталами новых домов, их просторной, полной света планировкой.
"Ишь красотища какая! Довольна останешься, Аня!" - подумалось ему. И тут же остановил себя: "Верно, что и квартира хороша и все вокруг. Но ведь жить-то будем здесь всего какой-нибудь месяц-полтора в году, лишь в отпускное время. Ладно, пока не буду разочаровывать Аню. Пускай себе тешится!"
Ближе к вечеру - только начало смеркаться - заявился к Мореву:
- Принимай, брат. Ехал к тебе сейчас и размышлял: дожили мы до чего. Партнерами были когда-то, цирковую жизнь делили поровну, а теперь я к тебе, точно визитер официальный, иду. Ничего, явление временное. Скоро пропишусь в столице, и тогда.
Как это часто бывает в приятельских отношениях, Морев и Сагайдачный во многом, и не только внешне, отличались друг от друга. Недаром в молодые годы Сагайдачный подтрунивал: "Эх, Коля-Николаша! Все-то тебя на рассуждения, на философию тянет. Ну прямо интеллигент!" Позднее жизнь и самого Сагайдачного принудила о многом призадуматься. Перестал он подсмеиваться над товарищем. И все же разность сохранилась. Сказалась она и в том, что несколько лет назад Морев решился покинуть манеж, уйти на педагогическую работу в Цирковое училище.
Шага этого Сагайдачный никак не мог себе объяснить. Куда годится? Несмотря на свои сорок пять, он чувствовал себя по-прежнему полным силы, энергии. А ведь Морев моложе. Правда, на репетиции сорвался, связки на ноге повредил. Но разве это достаточный резон? Трудно стало в эквилибристике - другой выбирай себе жанр. Какой угодно, но так, чтобы не сходить с манежа.
Об этом же Сагайдачный завел разговор и теперь. Увидя битком набитый книжный шкаф, воскликнул:
- Ого, брат, сколько литературы набрал! Самоучители, словари. Можно подумать, к длительной зарубежной поездке готовишься!
- Да нет, - серьезно ответил Морев. - Затеял я написать учебник по эквилибристике, а для иностранных источников знание языка требуется. Ничего не поделаешь! Приходится наверстывать!
- Учебник? - хмыкнул Сагайдачный. - Ты не подумай, Коля, что я против. И все же скажу откровенно: по сей день непонятно мне, как мог ты с манежем, с цирком расстаться?
- Ошибаешься. Не расстался я.
- Понимаю. Учеников растишь, опыт передаешь. Опять же этот учебник. Нет, лично мне этого было бы мало. Сам знаешь, я никогда не отказываюсь проконсультировать, подсказать. Но чтобы самому с манежа уйти - дудки. Хочу еще и так и этак силы свои собственные к нему приложить, трюки новые освоить. И чтобы меня, персонально меня приветствовал зритель. Иначе не хочу!
При последних словах Сагайдачный накрепко сжал увесистый, крупный кулак. А затем, видимо решив, что одного этого доказательства мало, подошел к обеденному столу, схватил его за ножку и поднял высоко, да так, что ничто не шевельнулось, не сдвинулось - ни тарелки с закуской, ни бутылка вина с окружавшими ее фужерами.
- Ишь ты! - уважительно произнес Морев. - Самому Роману Буйнаровичу под стать!
Сагайдачный лишь улыбнулся уголками губ. Продолжая удерживать стол на весу, он пружинисто присел, опять поднялся, откинулся всем корпусом назад. Лишь затем вернул стол на место.
- Говоришь, с Буйнаровичем тягаться могу? Тот битюг, конечно, гору сдвинуть может. Но и у меня кое-какие силенки, как видишь, остались. Согласен?
Он спросил об этом, потому что вдруг различил во взгляде Морева нечто странное: не только одобрение, но и припрятанный за ним ироничный прищур.
- Ну, а коли согласен - чего так смотришь?
Морев вместо ответа подтолкнул его к столу:
- Давай-ка, Сережа. Верно, проголодался за день. Уж ты извини, что у меня по-холостяцки, без разносолов. Я очень порадовался, когда узнал, что тебя пригласили участвовать в обсуждении заявки Красовского. А то как же. Давно мы с тобой вот так не сидели - друг против дружки.
И все-таки разговор этот не был еще настоящим. Сагайдачный ответил, что тоже рад, что со всеми московскими делами покончил и может потому весь вечер провести за дружеской беседой. И все-таки разговору еще недоставало плотности, он только-только еще завязывался.
- Что же ты про семейство свое молчишь? - спросил затем Морев.
- А что тут говорить? Ажур!
- Жена как?
- Без перемен. Хозяйка добрая, мать заботливая. Ну и партнерша, конечно.