Марфа всю жизнь ждала случая, когда Павел станет председателем или бригадиром. Ждала того дня, когда она пойдет с ним под руку по деревне и все встречные будут им кланяться и вести с мужем серьезные разговоры, спрашивать советов, благодарить за науку. Когда она выходила за него замуж, то виделось ей: дом пятистенок, корова, большой огород, лошадь, гуси, куры. В то время в деревне процветал нэп. Лавочник Терентьев, гремя колокольцами, гонял тройки на масленой, из Ярославля наезжали закупщики и давали хорошие деньги за зерно. Отец Павла Клинова, жадный рыжий старик, хитро посматривая на молодуху, частенько говаривал: "Родишь внучонка, пятистенок отстроим. Хозяйство поведем шире". Марфа знала: у него есть деньги в кубышке. По догадкам - немалые. Проходили года, родился Костя, а старик все ждал, словно не верил, что к нему придет смерть, и не трогал денег. Смерть пришла внезапно. Свекор упал с сеновала. Когда к нему подбежал Павел, он был уже мертв. И кубышка осталась где-то в земле. Сколько ее ни искали, так и не нашли. Павел до того рассердился на отца, что даже отказался делать поминки, и если бы не Марфа, то, может, похоронили бы старика без обряда. С тех пор ровно что надломилось в семье Клиновых. На хорошую, легкую жизнь не надеялись. Но нет-нет, да и раздумается Марфа о той жизни, какая виделась ей в девичестве. В такие дни она была ласкова с Павлом, верила, что он и сам, если захочет, сможет поднять пятистенок. А Павел, слушая ее, начинал раздувать ноздри и важно говорил: "Могу!" Но стоило ему выйти на работу, как все его решения и планы выдувало из головы, словно ветром. Приходя домой, он начинал жаловаться на председателя, на бригадира, уверял, что они заедают его, нарочно дают самую трудную работу, что, чем так мучиться, уж лучше и не работать. Марфа слушала его, соглашалась и негодовала на жизнь. Надо сказать, что она до сих пор еще верила в мужа и ругалась с колхозниками, если они называли его лентяем.
Сотрясая дом, хлопнула дверь. На пороге стояла в коротком ситцевом платье Полинка.
- Чего тебе? - сердито оглянулась на нее Марфа.
- Никандр велел всех комсомольцев собрать. Пускай Костя через час в наш дом является.
Но Марфа только махнула на нее рукой, а Клинов, будто не замечая Полинки, продолжал, обращаясь к Субботкину:
- Изъявляю свое согласие… К тому же у меня и сын комсомолец. А что касается гусениц, так мы не в обиде. К слову пришлось…
Полинка удивленно слушала. Глаза у нее стали совсем круглые. Она даже приподнялась на цыпочки, хотя и так было все хорошо видно. Павел Клинов мельком взглянул на ее коленки, улыбнулся, но тут же стал строгим, вспомнив, что рядом стоит жена. А Марфа, чувствуя, что в ее жизни настает серьезный момент, заметалась по избе и, схватив табуретку, грохнула ее перед Николаем.
- Садитесь! - и стала нахваливать мужа. - Если бы не он, так не знаю, как бы и жизнь прожила. Уж такой умный, такой зоркий. Вот Полинка не даст соврать, уезжал - весь колхоз плакал!
Полинка съежилась и, прыснув в кулак, выскочила в сени.
Николай поглядел на выставленный сапог Клинова, на его раздутые ноздри и ничего схожего со своим отцом уже в нем не нашел. Он поднялся с табуретки, неловко потоптался на месте и торопливо вышел из избы.
Несколько минут в доме Клиновых стояла тишина. Только доносилось прерывистое посвистывание с сундука, да где-то в углу тоскливо звенела муха. Павел медленно убрал ногу.
- Это что ж такое получилось?
- А то. Всё эти Хромовы. Им, поди-ка, хочется своего тонкогорлого поставить на председательское место. Да уж как бы не так. Умру - не отдам свой голос за этакую мышь! - И Марфа остервенело принялась скоблить стол большим ножом.
Пока жена успокаивала себя бранью, Павел шагал по комнате и размышлял. До прихода Субботкина он и не думал о председательстве. Но теперь… кто ж знает, а вдруг?..
- Я вот что, покуда суд да дело, пойду в поле. И если, значит, начнут выбирать председателя, то мы и спросим: "А интересовался ли он землей? И в какой день он проявил свой интерес? Если не в первый, то почему мы должны вверять такому человеку нашу артель?" И тут, скажем, я выступлю и все расскажу касаемо земли и даже щепоть покажу в знак доказательства. Во как!
Он поглядел на жену, она на него, и вдруг они оба захохотали, представив, как это ловко выйдет, когда Павел покажет щепоть земли на собрании.
- Только ты, смотри мне, когда станешь председателем, не вздумай шашни заводить с бабами. А то ваш брат известный: чуть оперится и сразу за баловство…
- Эва куда бросило, - покровительственно похлопал жену по спине Павел, - да разве я тебя на кого сменяю… ласка моя, - и пошел к выходу.
5
На улице, совсем как у себя в Ярославской, ковырялись в земле куры. Два желтеньких цыпленка, трясясь на тоненьких ножках, растягивали за концы длинного червя. К ним подбежал третий. Он повертел головой и ловко уцепился за середину червя. Червяк не выдержал, оборвался. Все цыплята упали. Павел Клинов усмехнулся: "Это надо запомнить, только, чтоб третий не падал", - подумал он и пошел дальше. Отойдя несколько шагов, обернулся. Окинул взглядом свой дом. Больше всего ему нравилась крыша. Она была крутая, и уж что-что, а снег, пожалуй, не придется с нее счищать - сам свалится.
Над крышей медленно шли тяжелые тучи.
- Любуешься? - прозвучал за спиной Клинова тонкий голос.
Павел обернулся. Перед ним стоял Поликарп Евстигнеевич. В руке на веревке он держал большую пятнистую щуку. Пасть у щуки была раскрыта, как будто она нацеливалась проглотить жилистый темно-коричневый кулак Хромова.
- А мне, прямо сказать, не нравятся ихние дома. Кухни большие, горницы маленькие, а ведь не в кухне жить?
- Где взял? - кивнул Павел на щуку.
- В реке. Где ж еще? - Хромов поднял рыбу. - Это уж вторая. Первую еще на рассвете снял с жерлицы.
- Ишь, ты! - Павел с удовольствием пощупал щуку. - Брюхо-то какое - нажралась. Надо будет и мне порыбалить. Я, если только захочу, могу зараз трех щук поймать.
- Это как же так? - вытянул сухонькую шею Хромов.
- Да уж так. У меня специальная снасть имеется. Меньше трех щук ни за что ловить не может.
- Что ж это такая за снасть?
- Да уж есть такая. Ты вот что, мне сейчас недосуг рыбалить, колхозным делом занят, ты дай-ка мне эту рыбину, а я уж поймаю, не такую отдам.
- Чудак ты, право, - убирая шею в воротник, тоненько, словно икая, засмеялся Хромов. - Уж я и не знаю, что тебе сказать, - и пошел дальше.
Клинов посмотрел на волочащийся щучий хвост и сплюнул. "И когда это успел тонкогорлый пронюхать, - подумал он. - Мне и в голову еще не пришло, что в реке водится рыба, а уж он изловчился двух щук поймать. Пойти и мне если? Где-то у Кости был крючок. Или его послать? Пускай бы ловил, чем спать. Или мне пойти? Или его послать?.." Но, вспомнив, что надо торопиться осмотреть земли, пошел на выгон.
Пашни лежали по ту сторону реки. Чтобы до них добраться, надо было пройти лесом, потом спуститься в болото и взойти на бугор. В лесу стояла тишина, даже птицы не пели, пахло прелой листвой и недавним дождем, под ногами жестко хрустел песок. "Председателем-то хорошо, - думал Клинов. - Пахать не надо и навоз не вози, знай командуй, и вся тут". Неожиданно мысли его прервались: в стороне послышался треск сучков, и на дорогу вышла в полосатых штанах Пелагея Семеновна Хромова.
- Аюшки! - испуганно вскрикнула она и сбросила с пояса подоткнутую юбку.
"Чего это она с ведром?" - Павел, любопытствуя, шагнул к ней и ухмыльнулся, увидав полное ведро крупной рубиновой брусники.
- Это ты где ж ее? - захватывая пригоршню ягод и ссыпая их в широко открытый, как воронка, рот, прошепелявил он.
- А эва, леса-то, сколь хочешь.
- Ишь, ты! - зачерпывая круглой, как ковш, ладонью еще пригоршню, удивился Павел. - Надо полагать, всю обобрала?
Пелагея Семеновна рассмеялась и на всякий случай прикрыла ведро подолом синей юбки.
- Да ну что ж, ладно, - выплевывая сосновую иголку, произнес Павел. - Конечно, кто чем занимается. Одни ягоды собирают, другие, вроде твоего благоверного, щук ловят.
- Али поймал?
- А вот я наш колхозный интерес соблюдаю. Иду землю осматривать, потому как есть наметка, что буду председателем колхоза. Да, - он помолчал, ожидая, что скажет Хромова.
- Это кто же тебя в председатели прочит?
- Николай Субботкин заходил утром. Обстоятельный вел разговор.
- Скажи, пожалуйста! - Пелагея Семеновна недоверчиво посмотрела на Клинова.
- Да… А ты вот что! - он сдернул с головы серенькую, плоскую, как блин, кепку. - Ты насыпь-ка мне бруснички. А я уж отдам. Я пошлю Марфу, она у меня такая, она у меня сразу двумя руками собирает. А то еще и Костьку направлю.
Пелагея Семеновна, вздохнув, открыла ведро.
- Бери, мне не жалко, а как станешь председателем, Груньку не забудь, она ведь доярка.
- Могу! - буркнул Клинов, насыпая полную кепку брусники. - Только ты закажи своим девкам, чтоб не пустосмешничали. А то сегодня веду обстоятельный разговор с Субботкиным, а твоя Полька прыснула и бежать. Я теперь не тот, что был дома, я теперь - держись!
- Да уж понятно, глупая…
- То-то и оно. Ну, я пошел, - он зачерпнул еще пригоршню ягод и грудью двинулся вперед.
Пелагея Семеновна долго смотрела ему в спину, потом покачала головой и вздохнула: "Не приведи господь такого председателя".
А Павел шел и ел ягоды. "Ох, и семейка дотошная", - думал он про Хромовых.
Сверху упала капля, стукнулась о козырек, потом упала еще одна. Деревья глухо зашумели, воздух потемнел, и лес наполнился лопотаньем: пошел дождь. Солдатская зеленая гимнастерка на Павле стала намокать, сначала она темнела пятнами и напоминала маскировочный халат, затем потемнела вся и стала словно новой. Павел Клинов недовольно посмотрел на небо. "Может, домой пойти?" И только хотел повернуть, как услыхал людской говор.
С бугра навстречу ему неторопливо спускались колхозники. Впереди шел Степан Парамонович, о чем-то разговаривая с уполномоченной.
- И вас потянуло на землю? - приветливо улыбнулась Синицына, поравнявшись с Клиновым.
- Мы всегда землей интересовались, - важно ответил Павел и громко воскликнул: - Кормилица наша, вот ты какая передо мной лежишь!
- Кормилица-то в километре отсюда начинается, - насмешливо произнесла Мария Хромова и приподняла тонкие, словно нарисованные, брови.
Колхозники улыбнулись.
- Не к тому речь! Нам все понятно. Я ночь не спал, думал о ней! - запальчиво крикнул Клинов. Ему не нравилось, что его опередили.
И получилось так, что он пошел слева от Синицыной, а справа от нее шагал Степан Парамонович.
- Прежде всего межи, - говорил неторопливо Щекотов. - Вы должны сами понимать, это не то, что у нас в Ярославской. У нас что? Перепахал, и все. Понятно, нет? А здесь верба выращена по межам. К тому же за войну кустарник разросся. Вообще, сказать по совести, не предугадывал я, что земли вразброс. У нас выйдешь в поле, хоть направо смотри, хоть налево - простор! А тут раскинь руки - одной упрешься в лес, другой - в гору или озеро… Незавидная местность…
Клинов вспомнил слова Николая Субботина и дерзко вмешался:
- Не за тем мы ехали сюда, чтоб на попятный идти из-за таких пустяков.
Степан Парамонович внимательно взглянул на него и промолчал, а Клинов раздул ноздри и злорадно подумал: "Ага, съел?"
Все небо обложили тучи. Дождь пошел сильнее. Первой не выдержала Мария, Она сняла ботинки и, прижимая их к груди, побежала домой. За ней бросилась Дуняша Сидорова, потом Лапушкина, потом жена Егорова, да и сам Алексей Егоров кинулся им вслед. Хотел было побежать и Павел Клинов, но посчитал для себя неудобным и по-прежнему, словно никакого дождя не было, степенно шагал по дороге.
6
Это было самое необычное собрание в их жизни. Не было ни председателя, ни секретаря. Все сидели на крыльце.
Никандр устроился на верхней ступеньке; он был в солдатской гимнастерке, с орденом на груди. На лоб ему свисал большой лохматый чуб. Никандр, ожидая Николая Субботкина, нервничал, барабаня ногой о приступку. День был хмурый, как взгляд Кости Клинова. Его все-таки разбудила Полинка. Она еще раз забежала к нему домой и, дернув Костю за ногу, стащила его с сундука. Марфа закричала, что мальчонке не дают покоя, но Полинка так вытаращила на нее глаза, так захохотала, что Марфа только развела руками: "Ну и девка!"
Костя лежал на траве вниз животом. Ему хотелось спать. Сестры Хромовы - Настя, Груня и Полинка - деловито щелкали семечки, словно старались обогнать одна другую. Васятка Егоров, озабоченно посапывая носом, строгал чижа. Чиж уже был готов, оставалось только взять палку и ударить ею, чтобы чиж взвился в небо.
- Долго будем сидеть? - сказала, наконец, Полинка и сбросила с подола шелуху.
- Терпенье, - ответил Никандр и еще быстрее забарабанил ногой о приступку.
- Вот чего ненавижу, так это сидеть без толку. Знала бы, что так будет, ушла бы с мамой по ягоды.
- Еще насобираешь, - заметила Груня, внимательно разглядывая на груди Никандра потускневший орден. У нее были настолько голубые глаза, что даже не верилось, что такие бывают.
Через двор темной полосой прошла тень. Настя подняла голову. Из-за большого холма надвигались облака, постепенно затягивая все небо.
- Дождь, наверно, будет, - сказала Настя и мягко улыбнулась. - А что я скажу, девушки. Вот все мы из разных мест, только я с Костей из одного колхоза. И не знаю, сколько бы нам надо времени, чтобы обзнакомиться, а тут мы все собрались и сидим, как старые дружки.
- Ну и что? - не поворачивая головы, спросил Васятка.
- А так… хорошо.
- И мне здесь нравится. Красивая местность, - неожиданно сказала Полина.
Воздух стал синий. Темная туча повисла над двором. Куры торопливо побежали под навес.
Наконец появился Николай Субботкин. Звеня медалями, он сел на деревянные перила, обхватил рукой столбик и улыбнулся Груне.
- Приношу объяснение своей задержки: на конюшню прибыли из райцентра три лошади.
- Порядок! - воскликнул Никандр.
Груня повела круглым плечом и насмешливо покачала головой.
- Первого комсомольца вижу, который с усами.
Полинка фыркнула. Николай густо покраснел.
Упали капли дождя, серые, тяжелые. Никандр откашлялся и быстро, как из пулемета, стал сыпать слова:
- Я хочу сказать, что вот мы должны решить, кто у нас будет председателем колхоза, и когда будет собрание, то отстаивать своего кандидата. Сами понимаете, дело важное. Надо не промахнуться. К тому же я хочу сказать…
- Куда гонишься? - одернула его Груня и сбросила с ладони шелуху подсолнуха.
- Не сбивайте с мысли, - строго взглянув на нее, сказал Никандр. - Дисциплинки не вижу. - И продолжал все так же скоропалительно: - К тому же я хочу сказать, насколько мне известно, у нас нет ни одного коммуниста в колхозе, так что нам положено, комсомольцам, быть впереди всех. К тому же я хочу сказать…
Полинка не удержалась и захохотала.
Никандр замолчал. Николай Субботкин перегнулся с перил, заглядывая в Полинкино лицо. У нее так сверкали при смехе зубы, что их казалось в десять раз больше.
- Откуда такая недисциплинированность? - наконец произнес Никандр, когда Полинка немного успокоилась.
- Подумаешь, какой строгий, нельзя чуточку посмеяться, - обиделась Полинка.
- Да над чем смеяться-то? - выпалил Никандр.
- Уж больно быстро говоришь.
- Если такое поведение у вас было на каждом комсомольском собрании, наверняка можно сказать, ваш секретарь никогда не был на фронте, - сказал Субботкин и закачал ногами.
- Ну и что? - резко вмешалась Груня.
- А то, что я сообщаю свой вывод как факт!
- Ну и наплевать на твой факт! А секретарь была нормальная, три почетных грамоты от обкома имела.
- Тише, товарищи! - стараясь говорить раздельное, сказал Никандр и усмехнулся, взглянув на Груню. - Спорить не о чем. Дисциплина, конечно, крепче в армии, чем в тылу. Ясно? Давайте заниматься делом.
Дождь пошел сильнее. Пыль на песчаной дорожке свертывалась в серые шарики.
Никандр оглядел всех.
- Итак, кто хочет говорить? - спросил он. Губы у него были разбиты осколком гранаты и в разговоре немного кривились.
Открылось окно. В раме, словно портрет, появился Поликарп Евстигнеевич.
- Чего под дождем мокнете?
- И верно, чего мокнуть, пошли, - Груня встала со ступенек и потянулась, выставив грудь вперед, но, заметив на себе взгляд Субботкина, спохватилась и бросилась в сени.
- Только о скобку ноги вычистите! - тонко крикнул Поликарп Евстигнёевич. - Опять начинается хождение. Я не погляжу, что вы все девки на выданьи, что любая из вас королева!..
Кухня была просторная. Ребята расселись вдоль длинного стола.
- А где же Костька? - завертелась на месте Полянка и, взглянув в окно, захохотала.
- Опять, - недовольно поморщился Никандр. - И что это как ты любишь смеяться, просто удивительно.
Полинка ткнула пальцем в окно. Костя спал на траве.
- Силён, - заметил Николай и, раскрыв створки окна, гаркнул:
- Клинов!
Костя оторопело вскочил, оглянулся и почесал щеку.
- Что ж не разбудили? - хмуро сказал он, появляясь на кухне. - Вся спина смокла.
Николай усмехнулся и спросил Груню:
- Это ваш воспитанник?
- Хотя бы, - покраснела она.
- Ясно! - улыбнулся Никандр. - Чего ж ты Сразу не сказала, что была секретарем?
Груня повела плечами и оглянулась на дверь. В избу вошла Пелагея Семеновна.
- Гостей-то, гостей, - заахала она, - уж верно сказано, со всех волостей. Ой, да и Костенька здеся. Не забыл однодеревенку свою. Вот уважил-то, вот уважил. - Она поставила на лавку ведро с брусникой. - На-ко тебе, милый, ягодок. Да бери, бери. Батька-то твой целую кепку взял, да еще две пригоршни. А мне не жалко. Своим-то людям да жалеть, - она насыпала ковш брусники и подала его Косте. - Груня, поди-ка со мной, доченька.
- Некогда мне! - Груне было досадно на Костьку. В самом деле, до чего же ленив, спит под дождем, и хоть бы тебе что! - А Костя, завладев ковшиком, ел ягоды, не понимая, почему так раздобрилась Хромиха.
- Иди, если говорю!
Груня порывисто встала и, звонко шлепая босыми ногами по крашеному полу, вышла. Субботкин посмотрел на нее. "И верно, королева", - подумал он и в замешательстве подцепил такую пригоршню ягод, что ковшик сразу опустел.
В горнице Пелагея Семеновна взволнованно шептала:
- Слышь-ко, председателем-то будет Пашка Клинов.
- А ну тебя! - отмахнулась Груня.
- С места не сойти. Сам сказывал. У него уж и человек был. Этот, как его… ну, который сидит у нас… с усищами-то…
- Субботкин?
- Он самый. Я уж и словечко замолвила Пашке. Быть тебе дояркой.
- Глупости, какой он председатель! - крикнул Поликарп Евстигнеевич.
Груня, сдвинув брови, вышла на кухню.
- Интересно мне знать, кого вы прочите в председатели? - она посмотрела в упор на Субботкина.
Николай торопливо проглотил ягоды и, морщась, ответил: