- У меня есть один человек на примете, но я пока не скажу, потому как еще не уверен.
- Вы не крутите, комсомолец с усами, и знайте одно, что от председателя колхоза зависит наша жизнь.
- Я не кручу и… при чем здесь усы? - вспыхнул Николай.
- В чем дело? - Никандр постучал чижом. Он отобрал его у Васятки. Тот чуть не вышиб стекло.
- А то, что есть такие комсомольцы, которые еще и людей не знают, а имеют в голове Павла Клинова.
- Я про то не говорил, - встрепенулся Костя. Он опять было задремал, но услыхав имя отца, вмешался в разговор. - Я знаю, мой батька не гож.
- Не про тебя разговор, - осадила его Груня.
В сенях что-то стукнуло. Распахнулась дверь, в избу вбежала Мария. Ноги ее были забрызганы землей, потемневшее платье прилипло к плечам.
- Ну и дождь! - воскликнула она и, оставляя на полу мокрые следы, прошла в свою комнату.
Крупный, веселый дождь, совсем не похожий на осенний, стегал по стеклам. На дворе быстро образовалась лужа, из нее выскакивали белые острые иголочки, а на поверхности сновали, словно водяные пауки, крупные серые пузыри. Стена сарая потемнела, и резкой чертой отделялись серые бревна, находившиеся под крышей.
- Ну, ребята, что скажу вам, - появляясь в сухом платье, еще не успокоившаяся от бега, сказала Мария: - Неплохие у нас земли. Есть и в низине, есть и на буграх, так что неурожая бояться нечего. Где-нибудь да вырастет. А красивые!.. Отсюда за километр озеро… большущее, только бы картину с него рисовать. А уж какой у нас человек есть в колхозе, - продолжала Мария, небрежно поправляя косы, уложенные вокруг головы, - вот быть бы ему председателем. Знаете, кто?
- Знаю! - отозвалась Пелагея Семеновна, выходя на кухню, и метнула взгляд на Костю. - Павел Софроныч Клинов!
- Эва! - рассмеялась Мария. - Нашла тоже. Степан Парамонович Щекотов. Вот кто!
- Ну и слава богу! - облегченно вздохнула Семеновна и обратилась к Субботкину: - Вот видишь, а ты хотел Клинова.
Николай ошарашенно посмотрел на нее и развел руками.
- Никогда и в голове не имел такого.
- А кто упрашивал утром?
Никандр опять постучал чижом по столу.
- Ну что ж, товарищи, если такое дело, так я предлагаю остановиться на кандидатуре Щекотова, тем более, что я как раз и сам имел его в виду, он и председателем был.
- Такое же предложение и у меня, - сказал Николай, взглянув на Груню.
Она пренебрежительно поджала губы.
- Тогда решено. На собрании все, как один, голосуем за Щекотова.
7
Павел Клинов стоял посреди избы в ярко начищенных сапогах, в синих офицерских бриджах и черной просторной рубахе, перетянутой красным поясом с пушистыми кистями.
На ходиках было половина седьмого. Собрание было назначено на восемь.
Марфа, тяжело дыша, влезала в узкое платье. Плечи уже пролезли, но грудь застряла.
- Помоги мне! - сдавленно крикнула она.
Павел подошел и, словно обруч на бочку, натянул на нее платье.
- Чего это ты - растолстела или как?
- Ну да, растолстела, крючок не отстегнула, думала, так пролезу.
- Эка голова, - добродушно рассмеялся Клинов.
Они вышли на улицу, Павел впереди, Марфа на три шага поодаль. На небе неподвижно висело маленькое белое облако с пунцовыми краями. Воздух был чист, как после грозы. Хоть собрание намечалось в восемь, но Павел решил прийти пораньше. Пускай люди видят его заботу о колхозном деле.
- Когда меня будут выбирать в председатели, так ты сиди рядом с Хромовыми. Надо полагать, они не посмеют поднять руку против при тебе-то, - бросил через плечо Павел.
- Ой, прямо боюсь, как бы Щекотова не избрали… Уж больно хвалят его.
- А чего хвалят?
- Хозяйственный, говорят.
- На деле не видали, а на словах всяк деловит, - усмехнулся Клинов.
Павел Клинов уверенно шагал к школе. Его ничто не смущало. Он не думал о том: справится или не справится с работой, если его выберут. Важно, чтоб выбрали, а там видно будет. А что выберут, так это вполне возможно. Здесь, на новом месте, его никто не знал, кроме Хромовых. Со стариками всегда можно сговориться. Вот только не испортила бы дела Мария. Уж больно серьезная. А так-то все, конечно, просто.
Он степенно поднялся по кирпичным ступенькам школьного крыльца, потянул на себя дверную ручку и насторожился. Из школы доносился пронзительный голос Поликарпа Евстигнеевича. "Успел уже", - неприязненно подумал Павел и открыл дверь.
Большая комната была в сумерках. Поликарп Евстигнеевич сидел на передней парте, боком, закинув ногу на ногу. Рядом с ним был незнакомый человек в кожаной куртке.
- Рыба рыбе рознь! - кричал Поликарп Евстигнеевич, тараща глаза на собеседника. - Не каждая хватает, что ей сунешь. Скажем, щука, или, к примеру, окунь, или там судак, а то и шелеспёр-жерех, ты им дай наживку, которая движется в воде, а если она замрет, - завязывай свои надежды в узелок…
- Не берет? - глуховато спросила кожаная куртка.
"Кто же это, секретарь райкома или председатель райисполкома?" - подумал Клинов, удивляясь той бесцеремонности, с которой разговаривал Хромов, и, солидно кашлянув, направился к приезжему.
- Здравствуйте, уважаемый товарищ! - сказал Клинов и подал руку. Человек в кожаной куртке крепко стиснул ему пальцы и отрывисто буркнул: - Привет!
Поликарп Евстигнеевич раздраженно взглянул на Клинова и, отвернувшись, воскликнул:
- Уважающая себя щука, если хотите знать, на блесну не возьмет. Это попадается только легкомысленная, по своей молодости неразумная, рыба. Почему, дорогой товарищ, иная щука доживает до глубокой старости, до того, что у ней зеленый мох на голове растет? А все оттого, что хитра! Есть у нас в Ярославской такая речка. Уча. Это, я вам скажу, не река, а высшее образование для рыбаков! Не диво наловить рыбы там, где она есть…
- Это верно, Уча пустая речонка, одни коряги, - заметил Павел.
Поликарп Евстигнеевич затряс от раздражения бороденкой. Он терпеть не мог, когда ему мешали говорить о рыбной ловле.
- Не встревай, Павел. Так вот, не диво наловить рыбы там, где она есть. Нет, вы, дорогой товарищ, поймайте там, где ее нет.
- Интересно, - подвинулся поближе приезжий.
- То-то и оно, что интересно! - радостно засмеялся Хромов. - Скажем, плотва. Она берет на черный хлеб, на червя-опарыша, любит поразвлечься и на разную насекомую. А на вареную морковь возьмет?
Павел покосился на Хромова. Ему очень не нравилось, что гость из райцентра так интересуется пустой болтовней Поликарпа Евстигнеевича. Чего доброго, еще обкрутит его тонкогорлый, да и пролезет в председатели.
- Берет! - ликующе воскликнул Хромов. - Да еще как берет-то! За тридевять земель она морковный запах учует и придет. Да это что! А на валерьянку ловили?
- На что? - протянул удивленно гость.
- На валерьянковы капли?
- Интересно.
- Тут, значит, дело такое. - Хромов завертелся на лавке. - Берешь, значит, хлеб и мочишь его в валерьянке. Потом, значит, из него катаешь шарики, с горошину. А потом бросай эти шарики в воду. И что будет! Потеха! Она, рыба-то, как наглотается этих шариков, так у ей от такого дела пена начинает бить из жабер, дышать ей, бедняжке, становится нечем, и она теряет сознание и кверху брюхом всплывает. Тут, значит, ее только сачком и подцепляй, - и Поликарп Евстигнеевич тоненько, словно икая, засмеялся.
Гость из райцентра от удивления даже раскрыл рот.
Клинов понимал: необходимо действовать. Ничто так не уничтожает авторитета, как едкая насмешка. Но что сказать про этого тонкогорлого старикашку, если он в любую минуту мог сконфузить Павла, попрекнуть старым, рассказать, кем он, Павел Клинов, был до переселения. К счастью, прибежала Настя и позвала отца. Поликарп Евстигнеевич нехотя ушел. Клинов несколько секунд покашливал в кулак, потом нагнулся к плечу приезжего.
- Насчет рыболовства он у нас мастер. С ума сходит по рыбке. Как говорится, хлебом не корми, - усмехнулся Павел. - Но скажу одно: не серьезный он человек. Я вот тоже любитель, но в меру. Основное мне - общественное дело блюсти. К тому же, если ловить, так сетью, чтоб государственный интерес иметь.
Человек в кожаной куртке пристально взглянул на Павла Клинова.
- Для меня основное на этой земле, чтоб колхоз был богатый. Все силы к этому приложу, - видя, что представитель слушает внимательно, важно сказал Павел и раздул ноздри. - Это - мечта моя…
- Одно другому не мешает, - сухо ответил приезжий.
"Эк его растравил тонкогорлый", - подумал Клинов и, немного помолчав, ответил:
- Это конечно…
Народ прибывал. Зажгли лампу. На стенах появились тени, и от них, казалось, народу стало еще больше. Запыхавшись, прибежал Хромов и еще на ходу закричал:
- Вы, дорогой товарищ, приезжайте сюда! Мы обязательно на перемет испытаем. Эти ваши озера, прямо сказать, мне по душе пришлись.
- Надо на Вуоксу ехать, - оживился человек в кожаной куртке, - там лосось водится, форель.
- Боже ты мой! - всплеснул руками Поликарп Евстигнеевич. - Да ведь самое-то разлюбезное, когда поплавок начнет по воде шпынять, тилинбондить или, скажем, колоколец на жерлице заколотится. Ведь тогда сердце-то вроде поплавка - то вверх, то вниз.
Клинов насупился. Ему было ясно: если сошлись два рыбака, так это уж друзья, которых водой не разольешь. А отсюда всякие выводы делать можно. "Вот тебе и третий кандидат на председателя", - вздохнул Павел и вспомнил цыплят, растягивавших червя. Взглянув с обидной горечью на человека в кожаной тужурке, Павел тяжко вздохнул и отошел к Степану Парамоновичу.
Щекотов смотрел в окно на маленький, с брезентовым верхом "Виллис" и думал о своем. Присматриваясь к людям, он видел, что, пожалуй, только он, Щекотов, мог бы стать во главе колхоза. Правда, есть еще серьезный мужик - Алексей Егоров, но, как он сам выразился, "по малой грамотности" не подходит. Остальные не в счет, разве только Мария Хромова. Да и то навряд ли, она была всего лишь бригадиром-овощеводом, а он, хоть недолго, а все же работал председателем. А получилось это так: на второй год войны Степана Парамоновича мобилизовали. Он стал ездовым. Подвозил на передний край снаряды. Вскоре его ранило осколком в бедро, по выздоровлении он вернулся в колхоз и стал председателем - старый был на фронте, и его замещала робкая доярка Маркина. Став председателем, он понял: от него зависит, как будут жить люди. Прикинув, что мукомольная мельница райпищекомбината находится в пятнадцати километрах от колхоза, он задумал построить свою. И за короткое время выстроил ветряк. Из соседних колхозов потянулись подводы с зерном. С каждой подводы брали за помол. Трудодень у своих колхозников стал богаче. Колхозники не могли нарадоваться. Но вернулся старый председатель, и пришлось уступить ему место. Размышляя теперь о новом жительстве, Степан Парамонович думал о том, что не плохо бы и тут так поставить дело, - люди попались стоящие, крепкие. По всему видно, поработать придется достаточно, у бывших хозяев здешних жизнь была, судя по всему, рассчитана на малый век, ни одной общественной постройки нету, все клетушки. А надо поднимать большое хозяйство. А поднимать нелегко: плугов, борон нет, о машинах и разговору не предвидится, земли запущены. В Ярославской все было на ходу, а здесь надо начинать сначала.
- Чего смотришь? - донесся голос Клинова.
- Да так, - не сразу ответил Степан Парамонович, - на машину гляжу.
- И то дело, - заглядывая в окно, сказал Павел. - Эка несуразная, и верх-то тряпичный, - произнес он презрительно, вспоминая человека в кожаной тужурке.
- Зато выносливая.
- Кто говорит, - согласился Клинов, и тут у него мелькнула мысль: "А что, если стравить двух кандидатов на председательское место?" Он вспомнил цыплят, растягивавших червя, и посмотрел, щурясь, на Щекотова. - Это конечно. А я вот про что. Я гляжу, кто как свою жизнь устраивает. Вот, скажем, ты стоишь, на машину смотришь, применительно к будущему колхозу прикидываешь, а другой через рыбу в председатели метит.
- Это кто же? - Степан Парамонович пошевелил бородой и остро взглянул на Павла. От Клинова не ускользнуло, как у Степана Парамоновича дрогнули бледные губы, и, радуясь замешательству Щекотова, он нарочно помедлил с ответом.
- Представитель из райцентра очень им интересуется. Судя по всему, Хромов будет у нас председателем.
- Какой представитель? - не понимая, спросил Степан Парамонович.
- А эвон, в кожаной куртке.
Щекотов улыбнулся.
- Так это шофер. Понятно, нет? А представители чай пьют в учительской, - и почувствовал, как у него отлегло от сердца.
Павел плюнул с досады. "Только в заблуждение вводит, чорт тонкогорлый!" - и пошел к председательскому столу. Походил около него с важным видом, чтобы все видали, какой он есть человек. Потом с улыбочкой двинулся в угол к женщинам.
- Сидят мои разлюбезные, и никто-то с ними словечком не перекинется из мужского сословья.
- И то правда, - качнула головой Лапушкина, многодетная вдовая женщина.
Марфа резко взглянула на нее, но, поняв, к чему гнет муж, протяжно сказала:
- Нынче мужчина серьезный пошел. Редкий поговорит душевно с нашим братом. А нам, ой, как нужно внимание.
- Да, не у каждого есть такая струна в характере, - еще шире улыбнулся Клинов и, решив, что пора переходить к серьезному, добавил. - Глядел я сейчас на машину, которая привезла начальство из района, и пришло мне на мысль: а что, если нашему колхозу такую завести?
Пелагея Семеновна утерла растрескавшиеся от брусники губы и, зная, что Клинову в председателях не бывать, насмешливо сказала:
- Это за каким же прахом ее? Ох, погляжу я на тебя, Пашка, хоть и в годах ты, а ленив непомерно. Все только и думаешь, как бы, ничего не делая, дело сделать.
Клинов чуть не задохнулся от обиды. Он даже не нашелся что ответить и только забормотал:
- А если, скажем, Груньку в доярки. Я не посмотрю. Ты… того…
Марфа вскочила с лавки, сунула кулаки в бока и хотела уже начать чихвостить Пелагею Семеновну, но в это время по избе пробежал настороженный шорох.
Из боковой двери вышли представители райцентра.
8
Впереди шел высокий, в желтом длинном пальто, секретарь райкома партии Емельянов, за ним председатель райисполкома, коренастый, широкоскулый Говорков, и позади них, осторожно переступая, словно боясь наступить на пятки Говоркову, шла Синицына.
Стало тихо. Только никак не могла успокоиться Полинка. Она сидела в углу и давилась от смеха. Настя то и дело одергивала ее, но от этого Полинке еще пуще хотелось смеяться.
Емельянов снял серую шестигранную кепку, провел по голове ладонью, приглаживая волосы, приветливо улыбнулся.
- Здравствуйте, товарищи!
Несколько секунд все молчали, затем вразнобой поздоровались. Позднее всех крикнул Хромов. Посмеялись.
Лапушкина внесла две лампы, и окна сразу почернели.
- Вот вы и приехали, товарищи, - сказал Емельянов. - И, наверно, вам кажутся непривычными и эти хвойные леса, и озера, и холмы. - Емельянов повернулся к окну, и все тоже посмотрели на синеющие за далеким лесом холмы. - Так это все не похоже на то, что было у вас в Ярославской, как будто в другую страну попали. Верно?
- Верно! - крикнула Полинка.
Емельянов повернулся на голос:
- А на самом деле не так, товарищи, земля эта наша, испокон веку наша, русская. После революции она свыше двух десятилетий была у финнов, но теперь опять вернулась к нам. Поэтому вам надо полюбить эту, нашу родную, землю. Вы здесь не гости, а хозяева. Мы должны все силы Приложить, чтобы скорей освоить эту землю. Большую помощь нам оказывает наше родное правительство, большую заботу проявляет о нас сам товарищ Сталин. Великое доверие нам оказано. Оправдать это надо, товарищи, честным трудом оправдать!
Емельянов любил беседовать с людьми, особенно при первой встрече. Она остается памятной на долгое время. И поэтому надо поговорить так, чтобы на лицах появились улыбки, поговорить от души, чтобы люди поверили, какой замечательной у них станет жизнь, чтобы с первого дня им захотелось хорошо работать. И Емельянов заметил, как широко улыбается сидящий на передней лавке рябой дюжий мужик в черной, распахнутой рубахе, перетянутой красным поясом.
- До нас жили здесь финны, хозяйство было у них, Прямо сказать, неважное, общая культура низкая. К тому же, товарищи, никому не секрет, что урожайность у них была скудная. Ржи выращивали от силу по сам-пять…
"Этакий-то урожай и я выращу", - самодовольно улыбнулся Клинов и опять встретился с взглядом секретаря райкома.
- Мы поведем дело не так! Перед войной передовые колхозы нашей области выращивали урожай на больших площадях по сам-двадцать, в то время как финны редко-редко снимали по сам-шесть. Теперь мы должны получать здесь такие же высокие урожаи, как на Кубани, Украине, Алтае…
Клинов нахмурился.
- Не только хлеб и овощи мы будем здесь выращивать. Мы разведем здесь мощное животноводство. Проезжая, вы непременно должны были увидать, как много здесь пастбищ, какие здесь хорошие кормовые травы.
Клинов с раздражением взглянул на секретаря райкома: "И чего тянет? Всегда вот так - закатят доклад, а ты сиди и мучайся. Нет, чтоб единым духом решить вопрос".
А Емельянов, раскрасневшийся, опираясь о стол руками, рассказывал, как много на Карельском перешейке рек и озер, какие на них будут построены гидроэлектростанции, чтобы в избах загорелся свет…
- Этак он, пожалуй, и до завтрева будет докладать, - шепнул Клинов жене и удрученно вздохнул.
Он больше не слушал, о чем говорил Емельянов, его стало клонить ко сну, зевота так и разламывала челюсти. Зато Степан Парамонович вбирал в себя все слова и кивком головы как бы утрамбовывал их. С особенным удовольствием он выслушал, что вскоре колхоз обеспечат семенами, пригонят общественный скот. И хоть он знал раньше, но все-таки ему было приятно еще раз услышать, что на три года переселенцы освобождаются от налога.
- Может, будут какие вопросы, товарищи? - услышал задремавший Клинов, но освободиться от сна не мог.
Вопросов не было. Люди зашумели, поднимаясь с мест.
- У меня имеется! - крикнул осипшим голосом, спохватись, Павел. - Я насчет того, чтоб выборы.
Емельянов поправил широкий ремень, опоясывавший пальто, и, серьезно взглянув на Павла, ответил:
- О выборах, товарищи, я думаю, рано говорить. Вот когда вы здесь пообживетесь, узнаете друг друга, вот тогда и выберете правление колхоза. Это вопрос серьезный.
Павел Клинов недовольно поджал губы.