16
Полинка заподозрила что-то неладное: вот уже третий день Кузьма с Никандром куда-то уходят и возвращаются поздно вечером. Она спросила Степаниду, но Степанида Максимовна и сама не знала, чем занимается сын. Завела разговор с матерью Никандра, но и та ничего не могла ей сказать. Тогда Полинка решила, что она сама все разузнает. На рассвете она выследила, как Никандр и Кузьма вышли из дому, дождалась, пока они свернули в сторону от леса, и пустилась за ними следом.
Утро было спокойное, ясное, высоко в небе кружил ястреб, по кустам, звонко чивикая, пролетали красногрудые снегири, из травы выпорхнула серая трясогузка и, ныряя в воздухе, упала к ручью.
Пройдя поля, пропитанные дождевой водой, Кузьма и Никандр стали подниматься на бугор.
"Куда это они? - недоумевала Полинка, и в ее беспокойной голове возникали самые причудливые догадки. - Они, наверно, клад ищут. Финны ушли и позарывали клады в землю. Ох, и хитрые ребята!"
Когда Кузьма с Никандром скрылись за бугром, Полинка, низко пригибаясь, побежала за ними. Мокрая, холодная трава хлестала ее по ногам, юбчонка смокла, а в сапогах хлюпала вода. Сразу же за бугром начался перелесок. Сколько здесь было листьев, сморщенных, шуршащих! Полинка брела по ним, как по воде. Следы Кузьмы и Никандра исчезли. Полинка остановилась. Было так тихо, будто она оглохла. "Где же ребята?" Полинка оглянулась и пошла напрямик через кусты. Она шла, шла, и вдруг перед ней появились остроугольные камни, они стояли в ряд, как застывшие солдаты. Полинке стало что-то не по себе, когда она увидела эти камни, и она зашагала быстрее, но за камнями путь ей пересек длинный и узкий ров, обнесенный колючей проволокой. На бруствере валялись раскрытые цинковые ящики, пустые позеленевшие гильзы снарядов и патронов, пробитые пулями каски. В стороне виднелись танки, один из них лежал на боку.
- Чего это здесь? - прошептала Полинка, осторожно заглядывая на дно траншеи, и вскрикнула, увидав торчащий из земли вверх подошвой валенок. "Куда же идти?" - подумала она и хотела уже крикнуть Никандра, но пересилила робость и направилась вдоль траншеи. На пути попадались круглые, заросшие болотной травой воронки, она их впервые видела и совсем не думала, что они образовались от взрыва бомб. В одном месте путь пересекла колючая проволока. Полинка, высоко подняв юбку, перелезла через нее. Теперь траншея была в стороне, идти стало легче. "Но где же они?" - подумала Полинка и осмотрелась.
Из травы с шумом выскочил мокрый заяц, он поднялся на задние лапы, полопотал длинными ушами, оторопело посмотрел на девушку и, смешно вскидывая зад, украшенный пушистым помпоном, понесся прочь.
Кузьму и Никандра Полинка увидела, когда уже отчаялась их найти. Они ходили по открытой, как ладошка, луговине, один от другого шагов на пятьдесят, и тыркали в землю свои палки с проволокой на конце.
"Так и есть - клад ищут!" - ахнула Полинка. - Эй, вы, чего ищете? - крикнула она и громко засмеялась. Никандр вскинул голову, будто кто его шилом уколол, несколько секунд ошарашенно смотрел на нее, как тот заяц, что выскочил из кустов, а потом оглашенно заорал:
- Стой!
- Не двигайся! - закричал и Кузьма.
Полинка пренебрежительно пожала плечами.
- А чего, я не к вам. Я сама по себе… гуляю, - и сорвала былинку.
- Стой, тебе говорят!
Но Полинка только усмехнулась и пошла по луговине. Все было ясно - парни нашли клад и не хотят ей показывать.
- Взорвешься, дурища! - замахал руками Никандр. - Мины здесь, дурища, мины!
Конечно, она слыхала о минах, много разговора было о них во время войны. В деревне рассказывали, что немцы бросают на дорогах красивые игрушки, а если возьмешься за них, то будто они взрываются. "Так что ж, парни ищут игрушки, что ли?" Полинка усмехнулась, но все же остановилась, - уж очень испуганное лицо было у Никандра.
- Стой и не двигайся! - скомандовал он. - Я приду к тебе.
Но пока он собирался, Кузьма уже шел. Он втыкал свою палку в землю и продвигался, как слепой, робко и медленно. Пройдя несколько шагов, нагнулся, вынул из земли серый пакет и осторожно отложил его в сторону, Полинка с любопытством посмотрела на пакет.
- Это что, игрушка, что ли? - крикнула она.
- Игрушка, чорт бы тебя побрал, игрушка, - сердито ответил Кузьма, не отрывая взгляда от земли. Наконец он подошел к ней, у него был потный лоб, как будто он таскал на себе бревна.
- Ступай след в след за мной, - строго сказал он и осторожно пошел обратно.
Ну и досталось Полинке, когда Кузьма вывел ее к Никандру. Оказывается, парни никакого клада не искали, они разминировали поле.
- А на что оно вам?
- Не твоего ума дело, - ответил Никандр.
Но Кузьма решил так: уж коли дело открыто, значит, надо объяснить. Он рассказал, что земли в колхозе немного и они надумали прибавить гектаров пятьдесят. Только сначала эту землю нужно было разминировать - здесь проходила передовая линия. Этим они и занимаются.
- Но ты смотри, никому не говори, - предупредил Никандр, - когда кончим, тогда сами скажем. Нечего нашим маткам попусту волноваться.
Только теперь Полинка поняла, какой опасности она подвергалась.
- Значит, меня могло на клочки?..
- И даже мельче, - сказал Никандр.
- Ну, иди домой, - хлопнул ее по плечу Кузьма, - да смотри, никому не проболтайся.
- Ох уж, тоже скажете, не проболтайся… честное комсомольское, никому не скажу.
Но как было трудно Полинке молчать, когда она пришла домой. Ее всю так и подмывало рассказать и о колючей проволоке, и о танках, и о валенке, торчащем из земли, а всего больше, конечно, про Кузьму и Никандра, вынимающих из земли мины. Но она молчала, а когда наступил вечер, выскочила на дорогу и, еще издали завидя Кузьму и Никандра, побежала к ним.
- Ты чего? - удивился Никандр, смотря на веселое Полинкино лицо.
- Я никому не сказала.
- Ну не сказала, и ладно, - равнодушно произнес Кузьма, - так и должно быть.
И они пошли дальше.
Полинка поглядела им вслед, ей было обидно.
- Никандр! - крикнула Полинка, догоняя его. - Подожди, Никандр! - она прикоснулась к его руке. - Возьмите меня завтра с собой, я тоже хочу их искать.
- Иди-ка спи, - ответил Кузьма и, словно маленькую, погладил ее по голове.
17
Степан Парамонович беседовал с людьми. Нет, он никому не говорил о своих желаниях, даже и разговора не заводил о том, кто будет председателем колхоза, люди должны сами понять, каков он есть человек, пусть оценят его заботу. А заботы у него много, недаром старая Хромова всплеснула руками, когда он стал высказывать, с чего надо в первую очередь начинать дело.
- Жалею, время идет задарма, а надо бы верному человеку нынче же направиться в район и добиваться тягла, инвентаря. Время упустишь, другие захватят, а тут как раз и останешься на коле. А они помогут, знали, что делали, когда переселяли.
- А как же, им да не знать. Самим товарищем Сталиным постановленье подписано! - согласилась Пелагея Семеновна.
- Не могу сказать, так ли, не так ли. Надо учесть момент. Как и в войну, следует полагаться больше на себя, чем на помощь, - взглянул поверх очков Поликарп Евстигнеевич, - но одно меня радует: что глубоко вас интересует, Степан Парамонович, будущее колхоза. И верно, может, уж пора бы и выборы проводить. Нужных людей знаем.
От Хромовых, удовлетворенный разговором, Степан Парамонович зашел к Павлу Клинову. Павел лежал на постели. Он нехотя поднялся, кивнул на скамейку, а сам остался сидеть на кровати. Степан Парамонович поблагодарил за честь и место и, пригладив бороду, предложил Клинову закурить. Тот не отказался. Начался неторопливый разговор. Степан Парамонович так же, как и у Хромовых, обстоятельно рассказал о всех трудностях и, пожав плечами, усмехнулся:
- Не завидую тому, кто будет избран в председатели. Как сдюжит, бог знает. Не хотелось бы и в ненадежные руки дело доверять. Понятно, нет?
Павел встал, посмотрел с высоты своего роста на Щекотова.
- С другой стороны, если будет надежный помощник, то кто знает, может, и все обойдется, - в раздумье продолжал Щёкотов.
- Вот бы тебе, Паша, помощником-то быть у Степана Парамоновича, - вмешалась Марфа, и глаза у нее вспыхнули радостью.
Павел помолчал. Никогда не следует торопиться с ответом. Он думал. Конечно, помощником быть легче, но зато председателем - больше воли. Сам себе голова. Когда еще переизберут…
- Почему это вы подумали, что я буду председателем? - спросил Степан Парамонович.
- Ой, да все уж говорят. Больше-то кому…
- Могу быть помощником, - твердо заявил Павел.
Степан Парамонович усмехнулся в бороду и, еще немного посидев, заторопился домой. Но домой он не пошел. Решил понаведать Алексея Егорова. Пусть и тот увидит Щекотова получше.
Алексей Егоров проклеивал газетой на зиму рамы. Васятка держал обеими руками длинные полоски, смазанные клеем.
- Не в час зашел, - еще у порога сказал Степан Парамонович, удивляясь, до чего же широк в плечах Алексей Севастьянович.
- А у нас всегда не в час работа, - приветливо ответила жена Алексея, - проходите…
Щекотов прошел в передний угол и, поглядывая на Егорова, не знал, как начать разговор так, чтобы он не понял, чего добивается он, Степан Парамонович. Но, к его удивлению, Алексей Севастьянович начал сам:
- Пора приступать к делам, - сказал он, внимательно взглянув на Щекотова. - Вам хозяйствовать, нам помогать. Меня тоска начинает грызть от безделья. А работы здесь невпроворот.
- Так почему ж мне хозяйствовать? Как народ. Может, и не изберут. А что касается работы, действительно много. У меня у самого душа изболелась.
- Со своей стороны мы два голоса дадим за вас, - сказал Алексей Севастьянович и ласково посмотрел на жену. Екатерина улыбнулась. Вот уже больше пятнадцати лет они живут вместе, и до сих пор у них нежная любовь друг к другу.
Степан Парамонович раскланялся и, пожелав доброй ночи, вышел.
18
День клонился к вечеру. Было так тихо, как будто все внезапно уснуло. Полинка сидела на приступке рядом с Василием Егоровым. Настя читала им вслух книгу.
И вдруг раздался глухой раскат грома. Полинка посмотрела на небо, оно было спокойное.
- Чего это такое? - растерянно сказала она, предчувствуя что-то недоброе в глухом громе. Она встала, широко открыв глаза:
- Ой, беда… что делать-то?
- Да чего ты? - пугаясь, дернула ее Настя.
- Ой, ребята разорвались! - крикнула Полинка и помчалась по дороге.
Гул взрыва всполошил не только ее. На крыльцо выскочил Павел Клинов и, увидев бегущих сестер Хромовых и Васятку Егорова, пустился за ними. Степанида Максимовна, посмотрев, как спешит Клинов, выбежала на дорогу. Тут она встретилась с матерью Никандра, и обе побежали к околице.
В кругу стоял бледный, трясущийся Поликарп Евстигнеевич, - он пас общественных коров.
- В чем дело? - спросил его Павел и раздул ноздри.
- Корову разорвало!
Женщины всполошились, закричали наперебой.
- Так, недорого возьмешь, и сам взорвешься, - возмущалась Елизавета.
- Эко проклятое место, и дернул нас чорт уехать из дому! - плевалась Марфа.
- Слов нет, неприятная вещь. Вообще же надо быть осторожнее. Понятно, нет? - шагая к месту взрыва, сказал Щекотов.
- Тут понимать нечего, а разговору о минах в Ярославской не было. Я не погляжу, что мне дали пять тысяч, я и на попятки пойду, - говорил Клинов.
- А ведь, поди-ка, мясо будут давать, - сказала Лапушкина. У нее на руках спал запеленутый в голубое слинялое одеяло ребенок.
- Господи! - удивленно воскликнула Степанида Максимовна. - Кто о чем, а она все о еде.
- А чего ж, не пропадать мясу-то, если оно разорвалось, - пошлепывая заплакавшего ребенка, ответила Лапушкина.
Николай Субботкин оказался на месте взрыва раньше всех, он стоял перед быком и махал длинной хворостиной.
- Ну, чего уставился? Иди, иди… - говорил он быку.
Бык косил темно-оливковым глазом и тоскливо мычал, чувствуя запах крови.
Колхозники осторожно приближались, говорили вполголоса, заглядывая на развороченную землю. Степан Парамонович первый сошел с дороги, за ним, обгоняя друг друга, двинулись остальные.
- Не ходите! - крикнул Николай. - Тут еще, наверное, мины есть.
Женщины шарахнулись назад.
- Ребята, смотрите, хвост! - весело закричал Витька Лапушкин.
Его голос был заглушен новым гулом разрыва. В полукилометре от дороги, за кустарником, в том самом месте, где работали Кузьма и Никандр, взметнулся к небу черный столб дыма. Он медленно рассеивался и оседал на землю. Полинка вся побелела.
- Ой, ребята разорвались! - закричала она. - Кузьма с Никандром разорвались!
- Что болтаешь! - бросилась к ней Степанида Максимовна.
- Ой, верно, теть Степанида! Ой, правду говорю. Мины вынимают они!
Неизвестно, как бы все повернулось дальше, но в эту минуту из кустов вышли Кузьма и Никандр.
Степанида Максимовна, завидя сына, бросилась к нему навстречу. А Татьяна Петровна, пошатываясь, стояла посреди дороги, и, чем ближе подходил Никандр, тем суровее становилось ее лицо:
- Вот как возьму прут, да как начну охаживать…
Никандр пощипал пробивающиеся усы и смущенно улыбнулся:
- Ладно, мама, люди кругом.
- Совсем от рук отбился.
Павел Клинов, прислушавшись к ее словам, вышел на дорогу и, отставив ногу, важно спросил Кузьму:
- По какому праву людей тревожишь? Шутки все!
Вместо Кузьмы ответил Никандр:
- Ничего себе шутки, если к нашей земле прибыло пятьдесят гектаров.
- Все равно. А пугать не имеете такого права, - он оглянулся, ища у людей поддержки.
Степан Парамонович сумрачно крутил тремя пальцами конец бороды. "Хитер парень-то, ишь, как обставил дело. А я еще с ним советоваться пустился. Эх, Степан, Степан…"
Костя Клинов восторженно глядел, полуоткрыв рот, на Кузьму и Никандра. Хоть сам он был сонливый парнишка, ему очень нравились герои, богатыри. А Кузьма с Никандром как раз такими героями и представлялись ему. Ведь подумать только, какой взрыв устроили!
Мария, весело улыбаясь, оживленно расспрашивала, идя рядом с Кузьмой. Он отвечал охотно, поглядывая на ее возбужденное лицо:
- Земля, там хорошая, бывшие пашни, только придется почистить от колючей проволоки, засыпать рвы.
Степанида Максимовна сияла от радости. Испуг так же быстро прошел, как и появился, ей нравилось видеть сына, окруженного колхозниками, внимательно слушающими рассказ о том, как он с Никандром разминировал поле.
- А ведь нам, бабоньки, и в голову не пришло, что еще есть земли, - сказала Екатерина Егорова.
- Неплохо это, неплохо, - подтвердил и сам Алексей Егоров, одобрительно поглядывая на Кузьму.
О происшествии с коровой уже никто не вспоминал, все говорили о том, что пора приступать к делу, что теперь "обзнакомились" и можно выбирать правление колхоза.
19
Далеко заполночь затянулось собрание. Павел Клинов уходил злой, как чорт. Его не выбрали. Никуда не выбрали! Никто даже не назвал его имени. Иван Сидоров должен был крикнуть с места: "Клинова!", когда Говорков спрашивал, какие будут кандидатуры, но Сидоров молчал, как будто у него язык к горлу присох. Павел дважды толкал его в бок локтем, но Иван только ежился.
Председателем выбрали Кузьму, членами правления Степана Парамоновича, Марию Хромову, Николая Субботкина и Алексея Егорова, а его, Павла Клинова, не выбрали. Если бы не злость да обида, так он, наверное, со стыда бы сгорел. Марфа до самого конца собрания все надеялась, что все же вспомнят о муже, но все словно сговорились, никто не вспомнил.
Уходя, Павел даже плюнул, а когда сбежал с крыльца, громко сказал Ивану Сидорову:
- Каков привет, таков и ответ! Теперь мое дело сторона.
И ушел, так шлепая ногами по лужам, что брызги полетели во все стороны.
Сидоров работал всю жизнь кузнецом и приехал на Карельский перешеек со своим инструментом, даже горн привез. Единственной своей слабостью он считал водку. Во хмелю он любил плакать, жаловаться, хотя его никто не обижал, а с похмелья давал зарок больше не пить, жал руку жене, хлопал по плечу Дуняшу.
- Ну ее к бесу, эту водку, только одни угрызенья от нее да в кармане дыра. Теперь - баста, бросил пить, и не тянет, и не буду. Сказал, как зубилом отрубил.
В такой день он чувствовал себя именинником, весело посматривал по сторонам, ловко ковал лошадей, чинил лемеха, вечером шел в баню, хорошо спал ночь, а на другое утро, проснувшись спозаранку, брился и мылся. Но к вечеру уже хмурился, без причины злился на жену, на дочь, а еще через день начинал жалеть себя, говорил, что жизнь у него не склепалась, что он "привержен к механизмам", что машины его любят, да вот беда - заела семья и кузница, потому он и остался до конца дней своих простым ковалем.
- Опять напьется, - сокрушенно вздыхала жена, маленькая, покорная женщина. И верно, не проходило недели, как Иван, к чему-нибудь придравшись, зло кричал: "Разве бросишь пить, когда все наперекор идет!" - и, хлопнув дверью, уходил в сельповскую столовую, где всегда была водка и бледно-сизый холодец.
С годами он стал пить чаще и в одну из тяжелых минут похмелья решил ехать на Карельский перешеек.
- Вот увидишь, - говорил он жене, - на новом месте ни пол-литры не выпью.
И верно, за те две недели, что прожили на новом месте, он ни разу, не напился. Ему бы и хотелось, да поблизости не было ни одного магазина, а до райцентра далеко. Павел Клинов наобещал в дым напоить Ивана, если он, выдвинет его в председатели, но Иван промолчал. Ну, какой Павел Клинов председатель! А Кузьма парень толковый, и уж без сравнения было ясно, что Клинов ему и в подметки не годится. Потому Иван Сидоров и промолчал, махнув рукой и на водку и на дармовую закуску. Он дождался, пока все вышли из школы, кроме избранного правления, и, вернувшись, отозвал Кузьму к окну.
Кузьма был взволнован, он и не думал, что так все повернется, у него и в голове не было, что его выберут председателем. Все дело оказалось в земле, - те пятьдесят гектаров, которые он разминировал с Никандром, решили все. В чем ещё будущий председатель колхоза мог проявить себя всего лучше, как не в том, чтобы в первый же день; подарить народу пятьдесят гектаров земли. Пятьдесят гектаров! Такому человеку можно доверить общественное хозяйство, а вместе с ним и свои судьбы.
- Я так вам скажу, товарищ председатель, - начал Сидоров, важно взглянув на Кузьму. - Первоочередной вопрос, какой на правлении следует обсудить, это о кузнице. Без нее колхозу не жить, как, скажем, горну без мехов, потому учитывайте. Мне же непременно нужен молотобоец.
- Хорошо, Иван Владимирович, этот вопрос мы; сейчас и обсудим. - Кузьма торопился к столу, его ждали, но Сидоров, видимо, не был расположен спешить, он прочно сел на подоконник, вынул кисет, стал закуривать.
- Я, например, думаю так. Кузницу можно поставить в том каменном сарае, который рядом с клиновским домом. В нем, это верно, окон нету, но я смотрю так, что это не беда…
- Хорошо, Иван Владимирович, мы решим, - порываясь уйти, ответил Кузьма.