- Ладно. Ждем обоих, - Иннокентий подмигнул Вике, которая стояла у трапа. Она засмеялась тоже.
Все шло, как всегда после дальнего рейса, и Егорову давно были знакомы эти традиционные шуточки и намеки.
Он вернулся в салон и достал из кармана помятую сигарету, - ту, что взял у Сорокина. Очень хотелось курить, да он не нашел спичек. В безлюдном салоне было тихо и темновато. На кресле, в котором недавно сидел Алеша, валялся журнал "Польша". Егоров вспомнил, что сын читал "Польшу" в полете. Он сел в Алешино кресло и стал листать журнал, стараясь угадать, что именно читал сын, и хотя бы немного узнать, какой он, что думает и каким видит мир.
Потом отложил журнал и взглянул в иллюминатор. Толпа на перроне уже растаяла, втянулась в огромную коробку аэровокзала. За прозрачными стенами по всем этажам и лестницам двигались люди. И он долго смотрел туда, в пестрый хоровод лиц и одежд, стараясь угадать там знакомую фигуру сына.
Он даже не слышал, как подошла Вика. Наверное, она заметила, что он сидит с незажженной сигаретой.
- Вот спички, пожалуйста, - сказала она.
У нее было прямо чутье на доброе дело. Она вообще обладала редким даром - быть рядом именно в самую трудную минуту. В этом он особенно убедился сегодня. И он был рад, что сейчас рядом с ним именно Вика, с ней легко, просто, она сама все видит и понимает.
- Спасибо, - сказал он и зажег спичку. - За все спасибо. Вы очень помогли мне сегодня. - Жадно затянувшись сигаретой, чуть успокоясь, он признался: - Это мой сын.
После долгой паузы она сказала:
- Я так и думала. Он похож на вас. Но он не знает, что вы - отец?
Теперь и он помолчал, прежде чем ответить:
- Почему вы так думаете?
- На отца так не смотрят. Особенно, если давно не виделись.
- Как?
- Ну... как на чужого. Это заметно. Вот для вас он близкий человек. Это тоже заметно.
Егоров курил, молчал. Сигарета догорала. Слышно было, как из багажного люка со стуком выгружают чемоданы. Потом Вика тихо спросила:
- Я могу что-нибудь для вас сделать?
- Спасибо. - Он коснулся ее руки. - Но мне никто не поможет. Я сам виноват. Вот так. - Он сунул окурок в пепельницу и встал. - Ну, идем. Ребята нас ждут.
Узким коридорчиком они прошли к двери. Около трапа уже никого не было, ушли и Викины подружки, бортпроводницы.
- Ушли и оставили нас вдвоем, - улыбнулась она.
- Ребята шутят, - сказал он, хотя не был уверен, что это только шутка. Да и Вика, кажется, не очень верила этому.
Они спустились по трапу. От бетонных плит тянуло теплом. На земле было жарко и душно. С прохладным плеском мимо прошумела поливочная машина. Они пошли ей вслед, обходя лужицы на бетоне. В лужах сияли огни аэровокзала с его многоцветьем реклам, киосков, указателей, журнальных витрин, буфетных стоек из никеля и эмали. У прозрачных стен темными силуэтами стояли и бродили люди.
Но сколько ни всматривался Егоров, нигде он не видел своего сына.
И опять Вика угадала его мысли.
- Вот не подумала бы, что у вас такой взрослый сын.
- Ну, я и сам не юноша. Особенно рядом с вами, Вика.
- Ну, я тоже не девочка, - чуть грустно, ему в тон сказала она.
Верно, устала после дальнего рейса - устала ходить в небе на тоненьких каблучках и улыбаться под сотней прилипчивых глаз. И шла просто так, для себя, без улыбки, как все девушки на земле идут с работы домой.
Но шаги у нее были легкие и счастливые.
А он с горечью думал, как она ошибается в нем, в командире с плакатным лицом героя. Если бы она знала всю правду о том, с кем ей легко идти рядом! Как он не спас сына, когда мог это сделать. Как он годами молчал. Пока на лицо того мальчика с доверчивыми глазами не легла, подобно слепку, сорокинская улыбка...
А вокзал был уже близко. С балкона кто-то махал им рукой: Иннокентий звал их - идите скорей! Холодное пиво уже стояло в запотевших стаканах. И Егорову захотелось туда, за столик кафе, к друзьям, - пить пиво, шутить, спорить, даже закурить сигарету, и хотя бы на полчаса забыть обо всем. Он кивнул Иннокентию - да, идем! - и было прибавил шагу.
Вдруг Вика быстро взяла его за руку:
- Смотрите, он ждет вас!
- Кто?
- Сын.
Сначала он увидел Сорокина. Войдя в подъезд, тот был уже за стеклянной дверью. Устало волоча плащ, уходил немолодой человек в модном костюме.
По эту сторону двери стояла мать.
А совсем близко к Егорову - четким силуэтом на прозрачной стене - застыл его сын. В мокром асфальте вокруг него блестели огни.
Егоров замер, сжал пальцы Вики. Она мягко освободила руку - идите! Но он медлил. Случайный свет фар вылепил в полутьме лицо сына. Глаза его щурились остро и холодно. Казалось, он хочет узнать человека со старой фотографии, не узнает его, и вот-вот усмехнется: а был ли ты?
Свет скользнул и погас, лицо ушло в тень, а Егоров все видел перед собой туго сжатые губы и холодноватые, с затаенной усмешкой глаза. И думал уже не о том, похож ли сын на него, а о том, насколько тот похож на молодого Сорокина. И, ясно увидев это, он понял, что самое трудное в его, Егорова, жизни только еще начинается.