Вот здесь, за вокзалом, в парке, не раз она с Федей каталась на лыжах. Саню потянуло туда, ей хотелось увидеть этот лес, заснеженные тропинки… Она поднялась на гору, свернула с дороги и остановилась на склоне горы, покрытой ослепительно белым снегом. По косогору кое-где росли старые сосны, а внизу причудливым зигзагом под ровным льдом бежала речка, местами прозрачно-голубая, местами занесенная сугробами снега. За речкой просторные поля, изрезанные чуть заметными дорогами, уходили в гору. И там начинался бор – густой, обширный и даже в зимнюю пору темный и загадочный по-летнему.
Саня, задумчиво посматривая по сторонам, любовалась природой. Вдруг она спряталась за толстую сосну. Задетый плечом куст обсыпал ее снегом.
Недалеко от того места, где спряталась Саня, чуть присев и сильно склонившись вперед, промчался на лыжах Федя, вздымая за собой снежную порошу. Мелькнула его коричневая спортивная курточка, из-под надвинутой на лоб кепки задорно блеснули голубые глаза. За ним неумело, очень осторожно, то и дело сдерживая скольжение лыж палками, катились юноша и девушка.
– У него на все времени хватает! – громко, словно боясь, что спутник не услышит ее, крикнула девушка, видимо продолжая ранее начатый разговор. – В кино первый, учится хорошо, спортсмен, музыкант хоть куда и даже композитор…
Больше Саня ничего не расслышала. Звонкоголосая девушка в красном спортивном костюме и ее спутник мелькнули еще раз-другой и скрылись.
"Это она о Феде", – подумала Саня, провожая взглядом молодых людей.
В лесу стало по-прежнему тихо.
Вместе со смехом и криками, смолкшими где-то внизу, исчезло то радостное оживление, которое с утра наполняло Санино сердце.
– Им весело. Их трое, а я одна! – вслух сказала Саня, в раздумье рисуя сучковатой палкой на снегу узоры.
По снегу мелкими шажками суетливо пробежала синица, оставляя за собой цепочку следов.
– А как он красиво ехал! Какой поворот сделал вокруг дерева! Ты видела? – чуть улыбнувшись, обратилась она к птичке.
Синичка взглянула на нее черными бусинками глаз, тряхнула длинным хвостиком и улетела.
– Улетела вот вверх, а он улетел вниз, – со вздохом сказала Саня. – Сама виновата, все сторонюсь, сторонюсь его. Вот и потеряла товарища. У него теперь другие друзья.
Ей захотелось найти Федину лыжню и сейчас же догнать его.
– Но разве догонишь ветер? – опять вслух подумала Саня. – Пойду лучше в библиотеку, потом в детский дом. Одной в лесу, оказывается, невесело.
В перерыве между лекциями Федю разыскал Алеша. Коленом придерживая желтый портфель, набитый до отказа книгами, он достал из него записку.
– От Сани, – сказал он. Федя растерянно взял записку.
– А ты разве знаешь ее?
– В обкоме встречаемся.
– В обкоме? – удивленно переспросил Федя.
– Да, в обкоме комсомола, – подтвердил Алеша.
Теперь Федя сообразил, что в этом нет ничего странного. Саня – член комитета комсомола рудника, и, конечно, в обкоме она бывает.
Алеша что-то еще говорил, но Федя не слышал его. Он повернулся к окну и быстро пробежал глазами записку. Карандашом, торопливо Саня писала:
Федя! В воскресенье вечером буду у тебя. Жди. Саня.
В воскресенье… Сегодня был еще только вторник. Как долго ждать!
Но воскресенье пришло неожиданно скоро. Книги, которые срочно нужно было прочитать, лекции, репетиции оркестра увлекали Федю, и времени на ожидание воскресенья не оставалось.
Зато само воскресенье тянулось бесконечно долго. С рассвета Феде не спалось. Он встал, оделся и, осторожно ступая босыми ногами, чтобы не разбудить мать и сестренок, вышел на кухню. Он нашел там яйца, масло и начал готовить завтрак: поджарил белый хлеб до хрустящих розовых корочек, залил его яйцами, вскипятил воду в электрическом чайнике.
Наконец послышались поскрипывания кровати и тихий шепот. Это сестренки перебрались к матери.
– Мама, я не сплю! – крикнул из кухни Федя. – Ты не торопись вставать. Завтрак уже готов!
– А мы тут затаились, как мышата, – засмеялась мать.
Федя знал – ей приятна его забота. Она пролежала в постели лишние полчаса, а потом встала, надела пестрый халат, умылась и, повязав голову белым платком, села за стол. Белоголовые и голубоглазые девочки-близнецы примостились на табуретках около матери.
Наталья Михайловна Власова овдовела в войну. Муж погиб под Сталинградом, и трое ребят остались на ее руках. Она не имела специальности и поступила щепальщицей на слюдяную фабрику. Простое на первый взгляд дело вначале не спорилось. Власова присматривалась к лучшим работницам фабрики и вскоре научилась с такой быстротой и точностью расщеплять ножом кусочки слюды на тончайшие блестящие пластинки, что даже опытные работницы слюдяной фабрики с удивлением следили за ее мелькающими пальцами.
Работа на фабрике ее утомляла, и она не справлялась с домашними делами. "Была бы старшей девочка, а не парень, все шло бы дома по-другому", – думала Наталья Михайловна.
Сын словно чувствовал, о чем думает мать. Он охотно, часто без подсказки бегал на рынок за продуктами, готовил обед, присматривал за сестренками и даже пытался стирать им платьишки.
Иногда по воскресеньям Наталья Михайловна уходила к кому-нибудь из знакомых в гости, и Федя оставался за главного. Сидение дома не казалось Феде тяжелой обязанностью.
В это воскресенье время шло удивительно медленно… Под вечер Федя начал уже беспокоиться: вдруг Саня почему-либо задержалась и не приехала? Он то и дело посматривал в окна, прислушивался к стукам и скрипу снега во дворе.
Но вот кто-то постучался в окно.
– Саня пришла! – сказал Федя.
Щурясь от света, Саня остановилась у порога. Девочки бросились ей навстречу. Наташа подпрыгнула и повисла у нее на шее, Катя подхватила ее за руку и тянула к себе.
Саня со смехом обняла и расцеловала девочек.
Федя молча наблюдал эту сцену, не отрывая глаз от Сани. Как всегда после долгого перерыва во встречах, ему казалось, что Саня стала другой, и он тревожно слушал ее слова, всматривался в ее лицо.
– Ну, хватит вам, хватит! Дайте человеку пройти, – внушительным баском сказал Федя, отстраняя от Сани сестренок.
Он пожал ей руку, встретился взглядом с ее смеющимися глазами и успокоился.
– Раздевайся! – весело сказал Федя и потянулся, чтобы принять ее пальто.
– Нет, лучше ты одевайся! Мы пойдем вместе, знаешь куда?
– Куда?
– В кино. Вот билеты.
Саня достала из кармана пальто билеты, повертела ими перед Фединым лицом и спрятала обратно в карман.
Они быстро шли по освещенным улицам. И Федя первый раз осмелился взять Саню под руку. Их разговор не прерывался ни на минуту, и снова, как прежде, им было хорошо и просто друг с другом.
Не успели они дойти до кинотеатра, как знали уже все новости. Федя рассказал Сане о своей беседе с Николаевой.
– А я думала, что ты уже забыл о свет-траве, – заглядывая Феде в лицо, сказала Саня.
– Что ты, Саня, я свет-траву никогда не смогу забыть, честное пионерское!
– Ишь ты, какой великовозрастный пионер! И когда ты отвыкнешь от этой школьной привычки? – засмеялась Саня.
– Я люблю эти слова, Саня. И знаешь, почему? Их говорят ребятишки бесхитростно, от чистого сердца.
Саня поняла, что словами о великовозрастном пионере могла обидеть Федю, и ей захотелось сказать ему что-нибудь приятное.
– Ты молодец, Федя, у тебя есть своя мечта и, как это еще говорят… установка. Да, правильно, установка, то есть цель…
Федя смущенно улыбнулся. Похвала Сани была приятна ему.
– Да куда ты бежишь? Я уже запыхалась. Не бойся, не опоздаем! – сказала Саня, удерживая его за руку.
Он сразу убавил шаг и пошел медленнее. Это он-то боялся опоздать в кино? Да он с превеликим удовольствием не пошел бы туда вовсе, и куда лучше было бы вот так ходить с Саней по многолюдным улицам, говорить без конца и чувствовать, что она рядом.
– А помнишь, Федя, ты мне сказал как-то, что собираешься поискать документы о свет-траве в архиве? – спросила Саня.
– Я уже был там. Искал! Никаких следов. Буду искать в Семи Братьях. И найду, Саня, честное пионерское, найду!
– Найдешь! Я бы хотела, чтобы ты нашел.
– Как хорошо, Саня, что ты веришь. Мне это, знаешь, дороже…
Он чуть не задохнулся, не договорил, и они надолго замолчали.
– Завтра у меня боевой экзамен. Доклад на ботаническом кружке, – опять заговорил Федя.
– А ты хорошо подготовился? – спросила Саня, и Федя почувствовал, что она тревожится за него.
– Готовлюсь. Работаю с лупой, с определителями над своим гербарием. Ты помнишь его? Он мне очень пригодился.
Саня помнила, как Федя любовно показывал ей коробки, наполненные засушенными цветами и травами.
– Хочешь, после сеанса я расскажу тебе план своего доклада? – спросил Федя.
– Ну конечно, хочу, – с готовностью отозвалась Саня. – А пока возьми вот это.
Она остановилась и подала ему небольшую толстую тетрадь. В темноте он не разглядел ее и спросил:
– Какая книга?
– Это не книга. Это наш родовой дневник. Я никому его не показывала.
Саня рассказала, как получила эту тетрадь от Валентины Назаровны.
– Спасибо, Саня, – горячо поблагодарил Федя, пряча тетрадь за пазуху.
Некоторое время он в волнении шел молча, почти физически ощущая тепло на груди от тетради.
Они подошли к белому одноэтажному кинотеатру и сквозь шумную толпу протиснулись к широкому крыльцу. Из открытых дверей на тротуары и дорогу падал электрический свет, освещая прохожих и снующие по улице автомобили.
В зале ожидания, на эстраде, под аккомпанемент квартета пела маленькая худощавая женщина с глянцевито-черными гладкими волосами, разделенными на прямой пробор. Было очень тесно и шумно. Они остановились у стены.
Федя смотрел на Саню, и где-то в глубине сознания его не покидала мысль о том, как хорошо бы сказать ей о любви, о той большой и светлой любви, которую бережет он для нее в своем сердце. Но он знал, что сегодня ни за что не осмелится признаться ей в этом. А в это время и в Санином сердце поднималось ответное чувство. Она поняла наконец, что боязнь Фединой дружбы, радость при встречах – все это было уже преддверием любви.
Глава девятая
На занятие ботанического кружка Федя пришел первым. Он взял ключ у вахтера, открыл кабинет и включил электричество. Свет одновременно загорелся в двадцати матовых фонариках на длинном столе коллекций.
Федя повернул выключатель вниз. Фонарики погасли, и зажглась люстра под потолком. Кабинет сразу стал обычным, будничным.
Федя снова включил фонарики, и ему вспомнилось детство, елка, сотни безделушек, радующих детское сердце. Он опять включил люстру и подошел к столу коллекций. Под стеклом в коробках с ватой хранились различные семена. Одни из них – легкие, с хвостами – напоминали прозрачных крылатых насекомых. Их легко подхватывал и уносил ветер в отдаленные уголки лесных просторов. Другие – колючие, с крючками. Они цеплялись за шерсть животных, и те уносили их на спинах, на боках, на лапах…
Под стеклом хранились разрезанные кокосовые орехи, сухими волокнами своими напоминающие птичьи гнезда. Здесь же лежали куски черного и розового дерева, ясеня, пробкового дуба. В вате утопали похожие на черные орешки плоды чайного дерева.
Федя перешел к другому концу стола и долго, будто в первый раз, внимательно разглядывал корень женьшеня. Небольшой и крепкий, он напоминал наспех сделанную из дерева фигурку игрушечного человечка. Рядом с ним в коробке лежали черные, точно вынутые из огня, некрасивые орешки. Невозможно было представить, что это плоды нежного белого лотоса. А вот рогатые водяные орехи. Еще мальчишкой Федя нашел такой орех в озере за Семью Братьями.
Федя отошел к окну, заставленному цветами и четырехугольными банками с водяными растениями. Равнодушно окинул взглядом висящий на стене под стеклом лист виктории-регии с реки Амазонки. Этот лист, не менее полутора метров в диаметре, поражал своей величиной. Но Федя уже привык к чудовищному листу.
На другой половине кабинета, как в любой аудитории, стояли столы и стулья, небольшая доска и кафедра.
Федя сел на стул и открыл тетрадь. Он очень волновался и хотел заглянуть в тезисы, но это ему не удалось. Дверь распахнулась, и с оживленным говором в кабинет вошли девушки. Вслед за ними в дверях появилась Татьяна Филипповна с портфелем и кипой книг в руках. Она повесила на вешалку пальто, шаль и, потирая покрасневшие от холода руки, подошла к молодежи.
– Татьяна Филипповна, а я вам подарок принесла! – весело сказала ей одна девушка и протянула сверток.
Татьяна Филипповна развернула газеты. В свертке лежала связка засохшего сланика с тонкой красноватой хвоей. На каждой ветке сцепились две-три продолговатые небольшие шишки.
– Это напоминание о нашем неудачном походе? – засмеялась Татьяна Филипповна.
– О каком походе? – спросил Федя.
– О походе за слаником, – ответила Татьяна Филипповна. – Этим летом нашли мы места, где рос сланик. Шишки были еще незрелые, мы любовались ими, подсчитывали урожай. А потом прозевали момент, когда шишки созрели. Пришли – и ни одной шишки уже нет. Бурундуки раньше нас стаскали урожай в свои кладовые. Где же вы достали эти сланики? – спросила она девушку.
– Мама прислала в посылке. Я ее просила.
– Ну, спасибо, – сказала Татьяна Филипповна, бережно подбирая ветки. – Поставлю на стол.
Она унесла ветки в свой маленький кабинет, отгороженный легкой перегородкой.
Дверь беспрерывно открывалась, и студенты, веселые и шумные, заходили группами и в одиночку и рассаживались на стульях. Вошел Алеша Лебедев и сел с краю у последнего стола.
На занятие кружка пришли биологи и почвенники старших курсов и особенно много первокурсников.
Все места были заняты. Татьяна Филипповна подошла к столу, выждала, когда студенты перестали шептаться и двигаться.
– Сегодня мы прослушаем и обсудим доклад студента Власова на тему: "Растительный мир района Семи Братьев (некоторые наблюдения и задачи изучения)", – сказала она.
Федя подошел к кафедре, положил тетрадь, стопку картонных листьев с аккуратно прикрепленными к ним засушенными растениями. Он оглядел присутствующих и вдруг почувствовал такое сильное волнение, которого не испытывал даже во время экзаменов. Начал он говорить сбивчиво, неуверенно. В этот момент от доклада отвлекала его и особенно волновала настойчивая мысль о том, что именно сегодня еще раз должен он проверить себя, убедиться в стойкости, целеустремленности своей, в том, что иного пути в жизни для него не существует.
Географическую характеристику района Семи Братьев Федя рассказал растянуто и неинтересно. Он видел, как зевал Алеша, прикрывая рот рукой, как шептались, переписывались и беззвучно смеялись, вздрагивая плечами, девушки с третьего курса. Неотрывно смотрел ему в глаза Баранов сосредоточенным, но равнодушным взглядом.
Федя поторопился перейти к растительному миру Семи Братьев. Он сослался на ряд исследований специалистов, которые были опубликованы в сборниках научных работ университета.
– …И вот прошлым летом я решил заняться сбором гербария в районе Семи Братьев, – сказал Федя и заметил в глазах Баранова горячий интерес.
Русые головы трех девушек, склоненные к тетрадке, разъединились. Девушки прислушивались к словам докладчика.
Голос Феди стал громким и уверенным. Он прерывал свой доклад, выходил из-за кафедры, передавая экспонаты сидящему в первом ряду Баранову. Часть слушателей с последних рядов передвинулась ближе к докладчику.
Засушенные травы и цветы переходили из рук в руки.
– В дальнейшем изучать растительность района Семи Братьев я предлагаю так, – сказал Федя, – надо продолжить работу над гербарием, вовлечь в эту работу школьников, пионеров и краеведов и обязательно учесть изученные и неизученные растения… Вы, конечно, спросите меня, почему я заинтересовался именно районом Семи Братьев, – немного помолчав, сказал Федя и почувствовал, что волнение поднялось в нем с новой силой. Сейчас он должен рассказать о свет-траве… Как-то воспримут все это студенты? Что скажут? Захватит ли их легенда так же, как его, или они отнесутся к ней безучастно?
Понизив голос, рассказал Федя легенду о свет-траве. Студенты слушали молча, с большим интересом, не двигаясь и не сводя глаз с докладчика.
Федя кончил. Раздались дружные хлопки. Кто-то крикнул:
– Молодец, Власов!
Это, должно быть, сказал Алеша. По армейской привычке он называл всех по фамилиям.
Татьяна Филипповна объявила десятиминутный перерыв, но никто не вышел из кабинета, и Феде не дали даже сойти с кафедры. Его зажали в тесном кругу и забросали вопросами.
– Товарищи! – обратилась Татьяна Филипповна к студентам. – Я вижу, что перерыв вам не требуется. Давайте сядем по местам и продолжим беседу.
Федя сел за стол рядом с Татьяной Филипповной, а его место за кафедрой занял оппонент Баранов. Он был настолько мал, что из-за кафедры студенты видели только густые волнистые волосы да верхнюю часть лица с очками в широкой роговой оправе.
– Я с большим интересом слушал доклад Федора Власова, – начал он, – но не о том хочется говорить мне, что докладчик изучил тему свою отлично, затратил очень много времени для этого. Мне, наверно как и всем, хочется говорить о свет-траве…
И он предложил ботаническому кружку университета включить в план своей работы поиски свет-травы.
После Баранова за кафедрой кричал и жестикулировал третьекурсник-биолог Ожогин. И хотя никто и не думал спорить с ним, он доказывал, что многие лекарства производятся из растений и поэтому на поиски свет-травы надо обратить серьезное внимание.
Свет-трава захватила и Сашу Мартынова. Он не умел говорить длинных речей, поэтому на кафедру не вышел, а просто встал, поставил перед собой стул и, сгорбившись, оперся на него.
– Предлагаю отменить практику первого курса на Зеленом озере и выехать в Семь Братьев на поиски свет-травы, – сказал он таким тоном, точно прочитал приказ.
Все засмеялись.
Саша Мартынов подождал, пока в кабинете стало тихо, и с упреком обратился к Феде:
– Что же ты мне раньше ничего не говорил о свет-траве?
Громкий смех опять раскатился по кабинету.
На кафедру поднялась рыжеволосая Зинаида Крылова.
– Товарищи, у меня такое впечатление, что все мы вместе с докладчиком сошли с ума! – резко сказала она.
– За такие слова нужно просить извинения! – раздался возмущенный девичий голос.
– В моем воображении не укладывается, – не обращая внимания на реплику, продолжала Крылова, – как может в наши дни сказка стать смыслом жизни! Это я говорю тебе, Власов. Ты просто чудак и романтик. У тебя в голове путаница. Да моя бабка тебе десятки таких сказок расскажет! Фантастическая свет-трава – это вредная затея!
Поднялся такой шум, что Николаева принялась стучать карандашом о графин с водой. Федя с удивлением смотрел на студентов. Давно ли его наградили за доклад дружными аплодисментами, теперь же среди слушателей чувствовалась разноголосица. Зинаида Крылова не была в одиночестве.
– Правильно, Зина! Верно! – поддержали ее с мест.
Федя пожалел, что с таким жаром говорил здесь о свет-траве.
После Крыловой выступала студентка Мергенова.