В те годы, когда "Анна Каренина" только была задумана, вернее, тогда, когда только осознана была катастрофа женщины, потерявшей свое место в обществе, может быть, тогда, когда Толстой в сарае около железной дороги увидал женщину, бросившуюся под поезд, Толстой писал Фету в 1869 году благополучное письмо: "...решил окончательно свою поездку в Пензенскую губернию для осмотра имения, которое я намереваюсь купить в тамошней глуши" .
Он искал имение, в котором стоимость леса покрыла бы стоимость всей покупки, и такого имения, рядом с которым жили бы мужики с нищенским наделом. Они должны были бы работать потом за любую плату.
Но рядом с этим благополучием уже существовала катастрофа, она уже созревала, но казалась безумной.
4 сентября 1869 года Толстой пишет жене, что он ночевал в Арзамасе очень усталый, у него ничего не болело: "Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии; но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай бог испытать" .
Этот ужас Толстой впоследствии описал в "Записках сумасшедшего". Упомянута Пензенская губерния и то, как герой "...искал такого дурака, который бы не знал толку, и раз мне показалось, что я нашел такого. Имение с большими лесами продавалось в Пензенской губернии...
выходило, что продавец именно такой дурак, и леса окупят ценность имения" .
Покупатель едет, с ним его слуга Сергей – очевидно, Сергей Арбузов. Комната, которая досталась путнику, маленькая. "Как, я помню, мучительно мне было, что комнатка эта была именно квадратная".
Человек чувствует всем существом "...потребность, право на жизнь и вместе с тем совершающуюся смерть" .
Все написано отрывисто, точно и неожиданно для Толстого. "Я нашел подсвечник медный с свечой обгоревшей и зажег ее. Красный огонь свечи и размер ее, немного меньше подсвечника, все говорило то же" .
"...все тот же ужас красный, белый, квадратный".
Вот именно так умирает Анна Каренина. Она попадает в поток воспоминаний, фиксирует отдельные черты, чувствует каждое свое движение, помнит, что у нее на руке красный мешочек, чувствует, что спускается по ступенькам платформы легкими шагами и бросается под поезд: "Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла".
Так кончается роман, начатый эпиграфом из Библии об отмщении.
Что запрещено? Что подлежит каре?
Анна Каренина изменила мужу и любила другого; она наказана в романе.
Левин – верный муж, хороший семьянин, но он в конце романа находится в состоянии, близком к отчаянию.
Толстой, который сам создал обе линии романа, тоже боится смерти; он рассказывает об "арзамасском ужасе", о страшной квадратной комнате и о догорающей свече.
Страх и ощущение грядущего возмездия лежат вне событий романа.
Б. Эйхенбаум думал, что образ догорающей свечи, увиденный Толстым, – это стихотворный образ.
Скорее, это ощущение Толстого – "арзамасский ужас".
Роман полон реальными ужасами.
Гибнет только несчастная Анна, но ужас испытывали и Левин, и человек, считающий, что путь, проложенный им для Левина, прямой путь.
Сам Толстой в наследственной Ясной Поляне – человек не на своем месте.
Он не любил Шекспира и не замечает слов Гамлета, что время "вывихнуло сустав". Жизнь идет, хромая.
Читатель скажет: но герой в романе – это типичный человек в типичных обстоятельствах; но для человека типично несчастье.
Это правильно и в фольклоре, и в романе, где в перспективе времени все обстоятельства кажутся кристаллически ясными.
Но герой сказки, как только что мы видали, обиженный человек, младший сын, изгнанная дочка, изгнанная жена.
Пеплом горечи посыпаны герои фольклора, посолены солью тяжелых путей – морских путей.
Типический человек в типичных обстоятельствах – это человек несчастливый, рожденный в эпохи перелома укладов, – человек, ощущающий потерю места, которое как будто должно быть за ним.
Герой – обычно человек, ищущий свое место, потому что само человечество изменяется, ищет свое место, хочет стать самим собой, преодолеть во имя того, что он считает поэтическим, справедливым, то, что потом называли прозой жизни.
Герои – это люди на переломах истории; в них человечество осознает свое изменение, и не будет построена никакая структура романа, пока она не вберет в себя движения истории, перелома отношений; распад времен – ступени истории.
Поэт – человек не на своем месте; на полпути земного бытия через "Ад", "Чистилище" к бледному "Раю" пришел Данте, пересматривая прошлое, переворачивая, преодолевая круги ада.
Преодоление прошлого есть у больших и у малых – есть у всех.
Прошлое преодолевается, как близкое, как семья, и, как сказано в Библии у пророка Михея (гл. 7, стих 6-й): "Ибо сын позорит отца, дочь восстает против матери, невестка – против свекрови своей; враги человеку – домашние его".
Из старого, потерявшего симметрию благодаря пристройкам, дома уходит Лев Толстой от сыновей, дочерей, жены, невесток.
Он пробовал дорогу из дома в повестях и романах. Пересматривал дворянские родословные и искал для своего бегства попутчиков.
Толстой прощается с прошлым в "Казаках" (1852–1863), в романах "Труждающиеся и обремененные" и "Декабристы" (1879–1884), в "Записках сумасшедшего" (1884), в "Отце Сергии" (1890–1898), в "Живом трупе" (1900). Он хочет бежать из своего дома так, как Хаджи-Мурат убежал от Шамиля, хотя у Шамиля и остаются заложники (1896–1904). Он описывает бегство Александра I в "Посмертных записках старца Федора Кузьмина" (1905) и бегство зажиточного мужика Корнея Васильева в том же году.
В 1910 году он убежал сам.
Но мне скажут, что я взял неустроенного человека, живущего в стране, в которой назревала революция.
Применимо ли это к героям Бальзака?
Бальзак как будто хочет делать все то, что делают преуспевающие люди, но ведь он не преуспевает. Чем объясняются его неудачи? Неужели это только случайность?
Сам Бальзак все делал как будто правильно; он был выше своего времени и как бы вне своего времени, впереди своего времени. Он скупал землю на окраинах Парижа, строил новые типографии. Он был из тех, кто знал, что время изменяется и уже воплощается это изменение в людях. Но его сознание было как птица, которая летит впереди своего времени. И этот знаменитый писатель со знаменитой тростью, со знаменитыми романами, с прекрасными костюмами был человеком не своего времени, неудачником, видящим то, что другие не видят.
К. Маркс говорил, что не изобретатели и не предприниматели, которые создают первые предприятия во имя новых изобретений, – не они становятся богачами. Богачами становятся люди, которые наследуют вдовствующие предприятия.
Это тоже участники движения, это вторая колонна победителей, идущая за первой колонной.
Построение сказок, романов, повестей, развязки драм традиционны, как будто неподвижны, а сознание движется, движется путем Дон Кихота и практического Бальзака, который не забыл одворянить свою фамилию.
Прожектеры, путешественники, люди революции, женщины, уходящие от своих мужей, действуют по разным причинам. Новые страны привлекательны, старые земли испаханы, старые машины перестают приносить прибыль, старая нравственность износилась, хотя правила ее кажутся непреодолимыми. Но сменятся машины, сменятся строи, сменится семья, и не будут соединять руки брачующихся священники в церкви.
Движется в противоречиях, в подъеме, в ощутимости смен, в смене строев, в смене функций прежде созданных обрядов и построений человечество. Движется человечество, и изменяется сознание. История литературы – это запись смен сознания. В смене сознаний мы видим сотворение мира.
Человек ищет свое место.
Как оценивает Бальзака и его героев Маркс?
"Выше всех романистов он ставил Сервантеса и Бальзака; в "Дон Кихоте" он видел эпос вымиравшего рыцарства, добродетели которого в только что народившемся мире буржуазии стали чудачествами и вызывали насмешки. Бальзака он ставил так высоко, что собирался написать исследование о его крупнейшем произведении "Человеческая комедия", как только окончит свое сочинение по политической экономии. Бальзак был не только историком... своего времени, но также творчески предвосхитил те фигуры, которые при Луи-Филиппе находились еще в зародышевом состоянии и только после смерти Бальзака, при Наполеоне III, достигли полного развития" .
Я не настаиваю на универсальности этого определения, но наблюдение считаю существенно важным.
Человек как одна из основ сюжета
Можно было бы начать так: о сюжете как о способе исследования человека.
"Анну Каренину" Толстой начал так: "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему".
Счастливые семьи не имеют истории, вернее, их история не обнаружена, без трудности жизни нет. Несчастливые принуждены узнавать причину несчастья.
Человек добивается счастья. Счастье – не покой, а качество сознания. Счастливые люди кинетичны, они устойчивы; но у них есть только пребывание, а не история. Авель был пастырем овец, Каин земледельцем.
Каин принес в жертву богу "...от плодов земли", Авель "принес от первородных стада своего". Господь принял дар Авеля и не принял дар Каина.
В живописи это часто изображалось так, что дым от костра Авеля подымается вверх, а от костра Каина стелется по земле. Возникает конфликт: "И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лицо твое?
Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним" (кн. Бытия, гл. 4).
Конфликт отмечен, и отмечено то, что считается виной Каина: его раздражение на брата. Конфликт разрешается убийством.
Пока Иосифа не выделял среди его братьев Иаков, конфликта не было. Конфликт нарастал незаметно; он подчеркнут вещими снами Иосифа и поддержан тем, что Иосиф один среди братьев получил богатую разноцветную одежду.
Пока Ахиллес сражался вместе с другими воинами, у него была слава, были удачи, но столкновения греков и троянцев еще не стали материалом для эпопеи. Когда Агамемнон отнял у Ахиллеса прекрасную пленницу, а герой не нашел в себе силы на прямой удар и сдержался, когда он перестал сражаться на стороне ахейцев, тогда только заколебалась стрелка весов и чаши победы пошли то одна, то другая вверх: и тогда – начался эпос.
"Илиада" написана о том, что произошло, когда Ахиллес перестал сражаться, как он сперва потерял при этом друга, а потом сразился, мстя за друга, уже зная, что это погубит его самого.
Пока Одиссей не прогневил богов, пока Посейдон не преградил ему пути домой, не было материала для создания эпопеи, – истории человека, который не может вернуться домой.
Он в конце возвращается в виде нищего и нищим попадает на пир.
На пиру пируют женихи – соперники между собой, но прежде всего соперники мужа, еще живого.
Александр Веселовский на множестве страниц перечислил случаи воплощения этой, как будто невозможной, ситуации – муж на свадьбе своей жены.
Эта ситуация попала в перечисления сказочных сюжетов П. Андреева и в примечания к сказкам братьев Гримм.
Так сидит на земле нищий Одиссей среди женихов-соперников, ложных богатырей, которые не могут натянуть его лук, заставить зазвучать тетиву.
Так сидит на свадьбе своей жены с Алешей Поповичем Добрыня, неузнанным.
Человек не на своем месте, человек с нарушенным положением, человек восстающий, переделывающий – герой эпоса и романа.
Бог Прометей нарушил верность богам, обучил разводить огонь людей, изменил способ жертвоприношения. Он вышел из сонма блаженных и перешел в строй другой и за это прикован к скале, за это его терзает орел, и поэтому существует драма.
Неузнанный наследник возвращается в дом, где место его занято, он борется за восстановление своего места, и эта история происходит то в Греции с Орестом, то в Дании с Гамлетом, то в России.
У Чехова в "Чайке" Треплев, писатель-новатор, лишен места в своей семье; его мать живет с удачливым и ничтожным Тригориным. Треплеву хуже, чем Гамлету: его Офелия – Нина Заречная – влюблена в того же Тригорина.
Как Гамлет у Шекспира, Треплев создает "сцену на сцене", но новатор осмеян в имении своей матери, так, как были осмеяны в Александрийском театре Чехов и Комиссаржевская.
Человек не на своем месте, человек, не могущий осуществить себя, борющийся за свою человечность, за свою полноценность, за место в истории, – это тема искусства. Это вечный конфликт.
Искусство показывает неузнавание нового и через неузнавание приходит к узнаванию. Сын сражается с отцом, и только в последний момент отец узнает своего сына.
В "Чайке" претендент на право жить не признан и погибает; впрочем, погибает и Гамлет.
Лишенные царства принцы – Орест, Гамлет и молодой принц в "Принце и нищем" Марка Твена – обычные герои искусства, потому что они видят не так, как видят люди, скованные привычностью.
Искусство подымает жизнь, освобождает жизнь, пересматривает жизнь, потому что я принц и его двойник видят истину, а не мнимость.
Незаконнорожденным является Кандид Вольтера, и Том Джонс Филдинга, и Оливер Твист Диккенса. Давид Копперфилд рожден законно, но появился после смерти отца, и его бедное царство – коттедж, который называют "Грачи", похищен человеком с бакенбардами, отчимом Мортоном.
Да, грачей не было. Отцу показалось, что в этом месте должны быть грачи, и все было призрачным.
Но, добиваясь справедливости, люди добиваются истины, потому что истина не призрак, а будущее.
Люди, объявленные покойниками, в романах Диккенса живут в доме своих нареченных невест неузнанными и добиваются руки той, которая сперва их не любит.
Человек не на своем месте, горожанин, может быть сноб, очень молодой разочарованный человек отверг девушку, которая его полюбила, а потом полюбил чужую жену, ту самую девушку, которая теперь замужем за безымянным генералом.
Человечество в пути, и потому человек не на своем месте путешественник, открыватель, Робинзон на необитаемом острове, заново создающий все элементы человеческой культуры; князь Мышкин, осенью едущий в плаще, полубезумный; обманутый отцом Дмитрий Карамазов; или карьерист Растиньяк – все они герои, нарушающие обычное. В искусстве обычное становится видимым и ощущаемым, разрушенным, осмеянным, преодоленным.
Для мира прошлого типичный человек на типичном месте – был Чаадаев, объявленный сумасшедшим.
Гоголь мечтал о служебной карьере для того, чтобы перестроить мир, в котором именно для него, для Гоголя, не было места.
Это помещик Толстой, всю жизнь строящий хозяйство и мечтающий о бегстве из дома. Герои его также уходили, искали другого места в мире; пытались стать казаками; были счастливы в плену, когда порох им казался вкуснее соли; становились столь нетребовательными, что находили, что вши греют тело, как сказал Пьер Безухов – один из многих незаконнорожденных героев романов.
Поиск своего места в мире, перестройка мира для себя, война, любовные несчастья и мнимые благополучные концы – вот биография старой истории литературы и биография ее героев.
Этому поиску долго не было конца, а повод для поиска и попытки преодолеть прозу жизни, о которой говорил Гегель, были бесконечны.
Великий комедиограф новой комедии (конец IV века) Менандр стал учителем Плавта, Теренция, Мольера и всей европейской комедии. Великий мастер Менандр писал как будто похожие друг на друга пьесы; основы его пьес похожи друг на друга, как кристаллы, хотя мы уже имеем сейчас шестнадцать неполных его произведений.
В основе всех его комедий лежали три мотива: мотив насилия, мотив подбрасывания ребенка и узнавание его родителями.
Люди были не на своем месте, но выйти из своего положения они могли только путем нового опознания, перенесения в другой ряд существ.
Но так как до опознания они существовали как люди непривилегированные, то сам первоначальный их показ был скрытым протестом.
Но мы начнем не с греческой трагедии, не с комедии Менандра, а с фольклора.
Примечания к главе "Человек не на своем месте" и несколько слов о пепле
Сейчас собрано такое количество сказок, что для того, чтобы разобраться в них, не хватает ни памяти, ни картотеки. Надо было заводить большую кибернетическую машину, но какое задание дать ей?
Конечно, не сказки в этом виноваты, всех помнить не надо, их надо прочесть, проверить, сопоставляя друг с другом. Но для меня, как для писателя, а не представителя академической науки, идеалом работы является такая, в которой человек, налив стакан из бочки, дал обобщение по образцу.
Знание равно предвидению. Факты, умножаясь, расползаются не только потому, что силы науки все время растут, но и потому, что они трудно сводимы. Похожи герои волшебных сказок стран, чрезвычайно отдаленных друг от друга, время тоже как будто мало меняет сказки, а сказка живет в чтении и театре.
В книге Е. М. Мелетинского "Герой волшебной сказки" , в отличие от многих других, даны обобщения. Много их в главе "Низкий" герой волшебной сказки".
Устанавливается, что в волшебной сказке есть два типа героев. Один – герой благородного происхождения, например Иван-Царевич; другой – низкий, "не подающий надежд". Термин "не подающий надежд", кажется, создан самим Е. Мелетинским.
Низкий герой живет в грязи. Часто он младший сын, часто сирота, он может происходить от животного. Он некрасив и очень часто плешив.
Особенно плешивость героя подчеркивается на Востоке.
Плешивый герой в результате становится героем удачливым. О нем в каракалпакском эпосе "Сорок девушек" создана целая эпопея.
Должен напомнить имя еще одного плешивого героя, который не упомянут Мелетинским. Это пророк Елисей. Он был не только плешив, но и обидчив.