- Я тут сегодня за хозяйку.
Паулю показалось, что без ее веселого круглого лица и яркого зеленого платья на кухне стало сумрачнее и тише.
- Один и хозяйничаешь все? - спросил Пауль.
- Да, - просто ответил Сааму, - до будущего хозяина. Он приходил уже.
- О, - нахмурился Пауль. - Кто?
- Сказал, что имя его - Юхан. Ему из волости хутор обещали. Меня по плечу похлопал. Ничего, говорит, божья коровка, хутор еще заживет… Однако пригрозил мне, чтоб я здесь никому ничего не давал. Я, говорит, хозяин…
Пауль посмотрел в окно. Закинув назад голову. Айно стремительно и легко проносила в хлев ведра, полные воды, и Пауль подумал, что зеленое платье на ней сейчас выглядит самым радостным пятном на безрадостном этом хуторе и что она, Айно, за эти годы выросла в настоящую женщину. Тогда, перед войной, она была девятнадцатилетней неловкой деревенской девушкой. Он, Пауль, ведь танцовал с ней на деревенских вечеринках и даже провожал домой. Что она сейчас делает?
Он спросил у Сааму.
- Айно? Летает, ищет, где гнездо свить, - сказал Сааму. - В город ушла, поработала, вернулась теперь. К земле тянет. Вот навестила меня и сразу коров пошла кормить. Я, говорит, соскучилась. Да и понятно: в Коорди родилась… Хозяйка. Старый Йоханнес Вао плохо ее принял.
- Почему?
- Ну, не знаю… - замялся Сааму. - Да уж верно оттого, что с отцом не посчиталась: без разрешения ушла из семьи…
Айно вошла с подойником и стала процеживать молоко. Снова зазвенел ее голос.
- Ну, чем я вас буду кормить?
- Блинами, - торжественно сказал Сааму, поднимаясь, чтобы итти за мукой. - В такой день нужно варить суп с клецками или жарить блины.
Затрещал огонь в плите. На Айно появился белый передник. Быстро мелькали ее округлые локти.
Пауль, снедаемый беспокойством, прошелся по комнате. Заложив руки в карманы, он стал смотреть в окно. Большое все-таки хозяйство! Какой хлев! В нем хоть дюжину коров держи, скотная кухня при хлеве. Сарай, амбар, колодец… Конечно, сейчас это все запущено немного, но если взяться…
- Ты как новый хозяин осматриваешься… - услышал он голос Айно.
- Что?.. - вздрогнул он и нахмурился. - Нет, я так.
Она внимательно и лукаво смотрела на него, словно читая его мысли.
Сааму, хлопнув ладонями по коленкам, подхватил ее слова.
- А почему бы и нет? - захлопотал он. - Пауль пахать мастер. Анту в конюшне стоит. Зачем все чужому хозяину отдавать?
- Айно самой надо взяться, - усмехнулся Пауль.
- Я женщина, я одна, - серьезно сказала Айно. - Не справиться. Но если бы у меня было свое хозяйство, я бы так работала, что у меня бы грязь на дворе летела из-под ног.
И, глядя, как она энергично орудовала у плиты, Пауль подумал, что так оно и было бы.
Вошли сумерки, яркие пятна света из очага прыгали по стенам, вкусно запахло поджаренным маслом. От очага шло тепло.
С блаженством развалившись на стуле, Пауль смотрел на Сааму, зажигающего лампу, и на белого Микки, который в свете плиты стал розовым. Он смотрел на белые полные руки Айно, накрывающей на стол, и вдруг остро почувствовал, как же он все-таки за военные годы истосковался по дому, по теплому собственному углу, по мирной жизни на земле, - жизни, которая, должно быть, немыслима была бы без этих теплых и ласковых рук.
Сели за стол. Ели суп с клецками, потом Айно подала блины; их намазывали медом и запивали холодным, как лед, густым молоком.
Слушая оживленную болтовню Айно, глядя на спокойное, умиротворенное лицо Сааму, Пауль думал о том, что встреча эта не случайна. Нет, не случайна. Им всем троим у теплого очага в доме Курвеста было хорошо. Пусть все они пока гости здесь и ни у кого из них нет в этом доме твердой почвы под ногами, но все же они чувствовали себя в нем хозяевами.
И снова Айно почти угадала его мысли, когда спросила:
- Так ты решил взять себе землю в волости?
- Да, - ответил он, - я так решил. Буду искать.
- Я бы тоже хотела… - сказала она откровенно и задумалась.
Сааму ничего не сказал.
- Будем вместе искать, - пошутил Пауль. Но, почувствовав, что слова прозвучали не шуткой, испугался.
Ощутив на себе молчаливый тяжелый взгляд Пауля Рунге, Айно вопросительно подняла глаза. Он неподвижно и прямо смотрел на нее холодноватыми, слегка, прищуренными глазами и был, казалось, совершенно спокоен, только губы его странно дрогнули, выдавая волнение. И, заметив это, Айно не приняла за шутку его слова. Не принял их за шутку и Сааму. Он сидел молча, отвернув лицо в сторону, и губы его ласково улыбались, словно видел он что-то невидимое им.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На следующее утро Пауль Рунге переступил порог волисполкома.
Из комнаты председателя доносились громкие голоса. У полураскрытых дверей старик-крестьянин с шеей, замотанной шарфом, многозначительно приподняв кустистые брови, прислушивался к разговору.
Никто не обратил внимания на вошедшего Пауля. За большим канцелярским столом сидел грузный мужчина с мясистыми губами и носом и маленькими, прижатыми к черепу ушами - председатель. Пауль узнал Яана Янсона, местного крестьянина.
Разглядев посетителей в кабинете Янсона, Пауль удивился.
- Ого, друзья здесь!
Да, Маасалу, Тааксалу и Семидор были здесь и, по-видимому, вели горячий разговор. Маасалу, как всегда невозмутимый, прочно сидел перед самым столом председателя. Рядом, словно поддерживая его мощным плечом, поместился Тааксалу и нетерпеливо мял в руках ушанку, в стороне ерзал на скрипучем табурете Семидор, смотря то на Маасалу, то на Янсона.
- Ты как хочешь, а суперфосфат нам нужен, - решительно сказал Маасалу.
- Нету у меня супера… - громко сказал Янсон и сдвинул кепку на затылок. - Нету.
- Без суперу нам нельзя… - загудел густой бас Тааксалу. - Ты ведь знаешь, какие у нас удобрения в этом году. Скот первый год завели… Навозу нет. Чем рожь подкормим?.. Ты же знаешь наши дела.
- Знаю, но - нету…
- Дашь, - хладнокровно сказал Каарел Маасалу.
- Нам нужно, - поддержал Тааксалу.
- Будьте так любезны, товарищ Янсон, - искательно пробормотал Семидор и сделал движение, словно поклонился. Выражение лица Семидора беспрестанно менялось; когда решительным тоном говорил Маасалу, Семидор выпрямлялся на своем табурете, с достоинством закидывал ногу в рваном башмаке и ставил ветхую шляпу на острое колено. Когда же Янсон повышал свой зычный голос, Семидор становился как-то меньше ростом, сползал на кончик сидения и убирал ноги под табурет.
- На складе тонна осталась… Тонна на волость… На волость… - Янсон поднял толстый палец и ударил им по столу.
- Дашь… - повторил Маасалу. - Ты вчера Михкелю Коору с хутора Кару триста килограммов дал и нам по сто кило на брата дашь.
Лицо Янсона стало наливаться кровью.
- Ну и дал… Коор осенью полторы тонны зерна по госпоставкам сдаст, а вы? Коор мне волостной план поддержит. Думать надо, Маасалу…
- Ты, я вижу, думаешь… - с непередаваемой иронией сказал Маасалу. - Но только удобрения ты нам должен дать.
Янсон открыл было рот, но, посмотрев на каменное лицо Маасалу, густо вздохнул, почесал могучий затылок и крикнул:
- Мартин!
В дверях показался пожилой человек со стальными очками на пористом носу.
- Посмотри там… Если есть, выпиши по сто суперу…
- Ну вот, - удовлетворенно сказал Маасалу, - сейчас мы с Мартином посмотрим… Ты посиди здесь пока, - приказал он Семидору. - Возьмешь наряд и - сразу на склад.
Проходя в дверь и заметив Пауля Рунге, Каарел Маасалу усмехнулся и одобрительно кивнул ему головой, а Тааксалу пожал руку. Янсон, мельком взглянув на Пауля, сказал: "Сейчас" и затем с явной досадой уставился на Семидора. Гнев его не остыл еще.
- Ты-то тоже карась… не в свою мережку лезешь… Связался…
- Да уж… - захихикал Семидор и, смущенно заерзав на сидении, стыдливо посмотрел в сторону Пауля.
- Что - да уж?.. Тоже опору нашел… Маасалу умнее всех хочет быть, упрям как дубина… У него одно хозяйство, а у меня в волости две сотни таких хозяйств.
- Упрям… - пробормотал потускневший Семидор - Упрям… Жмет как обруч. Любым ребром режет.
- И как ты уживаешься с такими соседями?
- А думаете - мне легко? - встрепенулся Семидор. - Учит, - работаешь не так, живешь не эдак. Что он мне, начальник? Дубина можжевеловая.
Пауль, смотревший на Семидора во все глаза, не смог удержаться от улыбки. Он знал, что Семидор-неудачник славился отсутствием собственного мнения. Он мог закидать грязью то, что за пять минут превозносил до небес. Его лицо, как в зеркале, всегда отражало настроение собеседника, язык всегда поддакивал мыслям тех, кто был сильнее его.
- Таскайся из-за него, беспокой людей, - расходился Семидор, уже не стесняясь присутствия Пауля. - У тебя, говорит, супера нету… Ну, нет так нет… Чего же кричать об этом. Он беднее всех, что ли? И этот Тааксалу Кристьян тоже ему пара. Хлопот не оберешься с ними…
В тихо раскрывшихся дверях послышался хохот Маасалу и Тааксалу, слышавших последние слова Семидора. Тааксалу от восторга подталкивал приятеля локтем. Маасалу смеялся от души, показывая свои ровные зубы. Засмеялся и Пауль, и нехотя улыбнулся даже сам Янсон.
Семидор не очень смутился; охотно и вежливо вторя общему смеху, он надел шляпу.
- Уже готово? - удивился он. - Вот что значит умеючи…
Все трое ушли, и уже в коридоре прозвучал приглушенный голос Семидора:
- Тоже хитер, туман мне стал в глаза пускать, но я…
Конца фразы Пауль не услышал. Настал его черед.
- Рунге? - спросил Янсон, подавая толстые и вялые пальцы для рукопожатия. - Как будто я слышал эту фамилию.
После первых слов Пауля лицо Янсона снова стало недовольным; он почесал толстый нос.
- Хутор Курвеста? Туда нельзя. Туда мы новоземельца Кянда вселяем.
Пауль осторожно напомнил председателю, что заявление было подано полгода назад, когда других заявок еще не было.
- Не было… Ну и что ж, что не было… - еще недовольнее сказал Янсон. - Вы вот все о себе думаете, а я за волость. Мне Кянд сельскохозяйственное товарищество откроет, - трактор будет. Ясно?
- Ясно-то ясно… - медленно согласился Пауль. - Но ведь на хуторе Курвеста около тридцати гектаров. Два места свободно выйдет. Дом большой, уместимся.
- А мы туда еще и тракториста вселим… Тебе в другом месте дадим землю.
- На хуторе Курвеста я в крайнем случае мог бы поселиться в доме его прежнего попса Курга, - настаивал Пауль. - В той баньке, на краю леса, сейчас никто не живет. Мне, главное, земля хорошая…
Янсон все недовольнее двигал на голове кепкой.
- Вам только хорошее подай, а плохого вы не хотите, - проворчал он. - Ну что ж, как землеустроительная комиссия решит… Дня через три заходи.
Откозырнув, по армейской привычке, Пауль вышел. Такое начало ему не понравилось. "К кому же еще зайти?" - подумал он и решил: "К парторгу".
Поднявшись по узкой лестнице на мансарду, Пауль постучался и вошел в маленькую, жарко натопленную комнату. Средних лет темнорусый человек, отложив в сторону какие-то бумаги, поднял на Пауля вопросительные, запавшие глубоко глаза.
- Садитесь, - пригласил он, с любопытством оглядывая Пауля. - Моя фамилия Муули - будем знакомы.
Пауль, усевшись, коротко рассказал о себе и о планах поселиться в волости; не без возмущения отозвался о позиции Янсона.
- Так, - сказал Муули, вертя в руке карандаш, и задумался.
За узкой дверью, ведущей в соседнюю комнату, детский голос шепеляво спросил:
- Мама, чего солдат хочет?
- Хочет стать крестьянином, - негромко ответил тонкий женский голос.
"Семья", - подумал Пауль и оглянулся. Многое говорило о том, что парторг здесь, в рабочем кабинете, и живет. В углу - чемодан, перетянутый ремнем. Небольшая библиотека Муули на полке напомнила Паулю походные библиотечки батальонных парторгов. Да и сам парторг со своими жестковатыми прямыми волосами, расчесанными на ровный пробор, и гладко выбритыми сухими щеками напомнил Паулю армейского парторга, хотя сидел он в пиджаке.
- Так что же, вы хотите хутор Курвеста? - вдруг не без хитринки улыбнулся Муули, продолжая смотреть на Пауля с откровенным любопытством, и глубокие морщинки весело залучились вокруг его глаз. - Видел хутор… Хорош пирог…
- Я пока о хлебе черном думаю, - с достоинством сказал Пауль Рунге.
- Ну, не сердись, - переходя "на ты", сказал Муули и стал серьезен. - Я подразнил… Но почему именно - землю Курвеста?
- Потому что я там два года батраком работал… Земля хорошая на хуторе; легче мне подняться…
- Это важно, конечно, - согласился Муули. - Хотя, согласись, и Янсон прав, - нам машинное товарищество нужно: оно для всех важно… Но ты будь спокоен, - земля будет, и притом не самая плохая.
Пауль, повеселев, взял предложенную папиросу. Муули заговорил о службе в армии. Так он, Рунге, из пехоты, даже разведчик? Почетная служба. Он, Муули, служил тоже в Эстонском корпусе Красной Армии, но в артиллерии. А тут им придется крепко поработать…
Помолчав, он побарабанил пальцами по столу и задумчиво сказал:
- Там, в Коорди, активных людей маловато… Да и те вроде Татрика да Вао, а настоящих нет… Ну, хорошо, устраивайся пока… Скоро увидимся.
Он встал и протянул Паулю руку.
- Я не люблю часто беспокоить людей, - усмехнулся Пауль.
- Ничего, придешь… - удивительно весело засмеялся Муули, и снова глубокие морщинки побежали от его глаз. - Ты без меня никак не обойдешься.
Выйдя от парторга, Пауль подумал и повернул к хутору Курвеста. Шел и насвистывал; настроение у него было великолепное. Муули ему определенно понравился.
"Нет, но какой острый человек… - думал Пауль. - У этого человека есть хватка, - знает чего хочет. Определенно был парторгом в полку".
Как бы то ни было, а успехами первого дня он мог быть доволен. Что значит кислая мина и видимое нерасположение Янсона, если можно рассчитывать на Муули и опереться на дружбу с Маасалу и Тааксалу. Наконец, что же еще? Ах да, дочь Йоханнеса Вао - Айно… Она быстро шла по двору хутора, упрямо и высоко неся голову; зеленое платье под зимним ветром билось вокруг ее крепких ног. С такой не будешь у пустого корыта сидеть.
Он все ускорял шаг, подходя к хутору.
Айно снова оказалась в гостях у Сааму, и Пауль почти не удивился этому, словно так было сговорено.
- У тебя такое лицо, будто ты подкову счастья нашел, - сказала она.
- Почем знать, может и нашел, - загадочно ответил он.
- Как дела? - поинтересовался Сааму.
- Пока неясны, - лаконично ответил Пауль. Он не любил говорить о половинчатых достижениях.
Здесь он пообедал. Стал разговорчив. Даже рассказал несколько анекдотов из армейской жизни, - для Айно, хотя и не совсем удачно. Ему не удавались веселые анекдоты. Но Айно смеялась. Это ему понравилось. "Ее легко рассмешить, - подумал он, - значит трудно заставить заплакать…"
И снова в хлопотах мелькали голые локти Айно, и, опустив глаза, она задумчиво пела:
Долго я свидеться с милой не мог,
Путь к ней тяжел, и далек, и глубок.
Озеро нас разделяет давно,
Путь преграждает к любимой оно.
Были бы доски, была бы пила -
Лодка давно бы готова была.
Но, чтоб увидеться с милой своей,
Все-таки лодку построить сумей!
- Я завтра уезжаю, проводить придешь? - спросила Айно, прервав песню, которая ему так нравилась.
- Завтра, - потемнел он лицом. - Что так быстро?
- Так… дома не нравится. Со старым Вао все не можем ужиться, - пожаловалась она.
- Ну, а если через два дня?
- Зачем? - наивно спросила она, в упор взглянув на него. - Что же изменится?
- Не знаю. Может быть и изменится. Сейчас мороз, а утром, глядишь, - оттепель, - уклончиво ответил он.
Пауля не так легко было заставить раскрыться.
Ночевать он отправился к Маасалу.
Мужчины собрались в комнате у Маасалу. Хозяин, сняв сапоги, сидел, протянув под стол ноги в толстых шерстяных носках, и курил трубку. Тааксалу самодельной машинкой резал табак. И Семидор был здесь; присев поближе к теплой печке, он почесывал худую черную кошку за ухом.
Пауль вкратце рассказал о встрече с Янсоном и Муули.
- Янсон хочет реку перейти и штаны не замочить, - с презрением сказал Маасалу. - Ему только чтоб план его выполнялся. Что ему до того, что ты бедняк и новоземелец? Он, видишь ли, за Коора держится. Ему Коор поставки будет выполнять… Вот товарищество надо открыть - Кянда откуда-то выкопал. Я еще хочу посмотреть, что это за Кянд такой и куда его корешки тянутся…
- Янсон - дермо, - вмешался в разговор Семидор. - Но я его осадил… Супер у нас теперь в сарае.
Маасалу уничтожающе глянул на Семидора, Тааксалу откровенно осклабился.
- Держись зубами за землю Курвеста, - сказал Маасалу Паулю, - дом выстроишь, а пока в баньке поселишься. Жил же в ней попс Кург. Как усадьбу ни дели, а пять-шесть гектаров пахотной земли тебе достанется. Земля - что свежий хлеб! Тебе один хороший урожай новый дом поставит.
- Я в колодце воду открою, - он высох, я знаю тот колодец, - пробормотал Семидор.
На том и порешили.
Пауль Рунге долго не мог уснуть. Прислушивался к похрапыванию Каарела, спавшего крепким сном здорового, наработавшегося за день человека. Что-то порой потрескивало в стенах старого дома, словно старик с кряхтеньем распрямлял кости. Кошачьи глаза, зеленые и яркие, как зимние звезды, зажглись в темноте и проплыли мимо него.
Лежа с открытыми глазами, Пауль пытался представить себе жизнь свою в ближайшем будущем - через месяц, два, год. Это было так же трудно, как трудно было разглядеть кошку в этой темной комнате. Ведь он шел не проторенной дорогой и жизнь свою как бы начинал с начала. Он, Пауль Рунге, - хозяин хутора и своих собственных коров и лошадей!.. Это было трудно представить. Ведь он никогда еще не был хозяином.