Он помнил время, когда и простые, деревянные, они выглядели гордо. Ведь именно отсюда под марш самодеятельного оркестра не раз уходили тракторные колонны на тяжкий зимний штурм перевала Подумай. За перевалом на колымских приисках их ждали люди, которым грозила голодная смерть, если не будут доставлены продукты. Сегодня через перевал пролегла автомобильная трасса. И никто, кроме водителей, не знает, как труден бывает путь к его вершине в дни весенней распутицы или в гололед…
А ведь, пожалуй, в жизни у каждого есть такие же, только невидимые глазу перевалы. Кто-то одолевает их, кто-то нет. А он сам?..
Александр Ильич не очень-то любил выступать, а если уж приходилось, ему всегда нужно было в зале одно лицо, к которому он и обращался. Не зря же он столько времени прождал сегодня Наташу.
И вдруг совсем близко, в первом ряду, он увидел другое знакомое лицо. Та девочка, что была его соседкой в самолете… Только сейчас она уже не выглядит тем испуганным ребенком, которого невольно хотелось защитить от беды. Александр Ильич почувствовал глубокое волнение, сам не зная, чем уж так тронула его эта встреча? Он знал, что она - строитель, что будет работать в городе, - значит, встреча вполне возможна.
- Знает ли кто-нибудь из вас о перевале Подумай? - неожиданно спросил он притихших слушателей.
- Нет…
- Не слышали…
- Это на Чукотке?
- Нет, это не на Чукотке, это здесь, совсем близко. - Александр Ильич движением руки погасил шум в зале. - Так назвали когда-то перевал, который и сейчас виднеется за городом. Только никому он уже не кажется теперь перевалом, и название забылось. Крутой подъем, потом спуск - только и всего. А когда-то колонна тракторов пробивалась через него целый месяц, чтобы проложить первую дорогу на прииски, доставить продовольствие горнякам, попавшим в беду. Многих участников этого труднейшего похода по бездорожью перевал тогда заставил как следует подумать о жизни. А когда его покорили, дали имя - Подумай. Оно понравилось, и его понесли дальше. Туда, где еще было трудно… Может быть, и на Чукотке какой-то перевал зовут сегодня так же? Я этого не знаю. Но зато сегодня я пришел к выводу, что перевал такой может возникнуть однажды в любом деле и человек должен будет его покорить - нет у него другого пути…
Он сделал паузу, потом продолжал:
- Я - архитектор, мое дело кажется несравнимым с трудностями освоения края, о чем я говорил только что. И тем не менее все мы, стоим сегодня перед таким же перевалом и даже гораздо более трудным, чем это может показаться. Посмотрите на наш город с любой из окрестных сопок. Не правда ли, он растет стремительно? А можете ли вы издали отличить одну улицу от другой? Нет. Потому что все они застраиваются стандартно, одними и теми же пятиэтажными домами. И все равно в городе еще не хватает жилья. А теперь представьте себе, куда должен шагнуть город, если его продолжать застраивать так же? И каким станет его лицо после всего этого? Километры безликого стандартного бетона…
Один наш зарубежный коллега предсказывал: через сто лет такие серийные дома заполонят всю Землю, но человечество несомненно успеет к этому времени найти иные, более рациональные и красивые строительные материалы, иные, более гармоничные архитектурные принципы. Железобетонные коробки придется сносить. Однако железобетон - материал вечный, и человеку ничего другого не останется, как возвести на планете новые искусственные горы. Все это, конечно, фантастика. Дома эти - отнюдь не худшее изобретение нашей эпохи. Их называют "черным хлебом человечества", но разве черный хлеб это все, что человеку нужно?
А между тем уже сегодня есть пути для преодоления этого перевала. Можно не отказываться qt выгод крупнопанельного строительства, но внешне - придавать известную гибкость строениям, стараться приспособить их к рельефу Местности, слить воедино с ним. И не отказываться от высоты, ведь даже древние знали, что высота облагораживает.
Город, в котором мы живем, вырос у моря, но до сих пор у него нет морского фасада. Море и город - это пока что жених и невеста, которых должны поженить мы, архитекторы, но, к сожалению, это нелегкий брак. Дело в том, что на приморский район очень долго смотрели как на место, где должны находиться лишь подсобные сооружения. Мы же считаем сегодня, что городу необходим морской центр, а не портовый поселок. Пять линий ветровых заслонов из сплошных лент домов, прямая магистраль к морю, общественный и торговый центры, монумент покорителям Севера…
Девушка в переднем ряду тихонько встала и пошла к выходу. Такая маленькая и легкая, что никто не обернулся ей вслед.
- Вот, собственно, на этом и построен мой проект, - закончил свое выступление Александр Ильич.
Почему она ушла? Ей не понравилось то, что он говорил? Или что-то случилось?
Сколько молодых лиц!.. Славных, заинтересованных тем, что он говорил только что.
- Простите, а спортивные сооружения в вашем проекте предусмотрены?
Парень в свитере строго и требовательно смотрел на Александра Ильича.
- Да, конечно. Возле береговой полосы намечена постройка нового стадиона. Я не сказал об этом сразу. Существующий сегодня стадион уже давно городу тесен.
- Как тришкин кафтан! - доверительно улыбнулся парень. По рядам прокатился смешок. Александр Ильич подождал, пока стихнет смех.
- Возле моря сильный ветер, каково придется тем, кто будет жить в этом районе?
- Простите, а сами вы где живете?
- Возле телецентра.
- Так вот должен вам сказать, что жители приморского района будут в более выигрышном положении, чем вы и ваши соседи. Вы же знаете, ветры здесь постоянные: летом - с моря на сушу, зимой - с суши на море. Сейчас дома, стоящие на вершине кряжа, страдают и от летних и от зимних ветров, а те, что будут расположены на приморском склоне, встретятся только с летними. Кроме того, как установила метеослужба, общая сила ветра там вообще на двадцать шесть процентов меньше, чем на вершине берегового кряжа. И это еще не все. Ленты домов, а не отдельные здания, как раз и рассчитаны на то, чтобы разбивать напор ветра. Тут все дело в их расположении и расстоянии между ними. Дополнительно на первой линии домов предполагается поставить тройное остекление и специальную теплозащиту. Можете быть уверены: жители приморского района никак не прогадают по сравнению с остальными горожанами. Они будут жить в домах нового типа, а значит, и с большими удобствами. Ведь развитие архитектурной мысли идет сейчас именно в этом направлении: не только красота, но и удобство. Вот к чему мы стремимся! Еще вопросы, товарищи?
- Скажите, когда мы увидим все это не на бумаге?
- В целом, лет через пятнадцать. А начало вы видите уже сегодня, ведь город непрерывно строится…
- Пятнадцать лет? Да нас уже и в помине здесь не будет тогда!
- Очень жаль. А мне, кстати, город наш до сих пор не надоел, хоть живу я в нем очень давно.
Александр Ильич чувствовал, что на вопросы отвечает слишком торопливо. Но опустевшее место в первом ряду словно порвало невидимую нить между ним и залом. Только на улице он мысленно одернул себя: что за ребячество? Ведь получилось, что о многом он так ничего и не рассказал. А все это Наташины фокусы! Сидела бы в зале и не было бы ему дела до другого, случайно знакомого лица… И тут же внутренний голос сказал ему: "А ведь ты все время ждал этой встречи. И растерялся, потому что она ушла. И ни при чем тут Наташа…"
Он оглянулся на только что покинутое им здание клуба. В тумане и расплывчатом свете фонарей оно выглядело значительным, как прежде. А там, вдали, где когда-то встал на пути людей казавшийся неприступным перевал Подумай, карабкались вверх ровные нити светлячков - по Колымской трассе шли машины.
Вот одна выбилась из строя, остановилась. Смешная мысль пришла в голову: может быть, ее ведет один из тех, для кого этот обычный подъем был когда-то перевалом? И человек, как только что он сам, решил отдать дань прошлому?
Нет, конечно, о побежденных перевалах не вспоминают. Пока человек борется, живет - главный перевал всегда впереди.
Машина тронулась, заняла место в бесконечной цепочке, а через минуту легко исчезла за гребнем.
А следом шли и шли машины. Сердце города - морской порт днем и ночью слал грузы во все концы огромного края.
Глава IV
На окраине города дома боялись высоты. Теснясь друг к другу, они облепили со всех сторон подножие сопки, а подняться по склону не решались. И только один стоял на особицу, выше всех. Такой же беленый, как остальные дома и домишки, но вокруг него раскинулся не картофельный огород, а настоящий сад. Забор вокруг сада заменяли густые низкие кусты смородины, почти не сбросившие на зиму листьев.
Черная веселая собачонка кинулась под ноги Александру Ильичу, перекувырнулась, задрала лапы. Сразу чувствовалось, что держали ее не как сторожа, а просто так… Зина посторонилась.
- Да не беспокойтесь, Жучка отроду кусаться не умела, - успокоил ее Александр Ильич.
Когда Зина пришла к Ремезову, она даже не надеялась, что этот малознакомый человек так охотно согласится ей помочь. А он тут же договорился с какими-то своими друзьями, сам сходил в "транзитку" за ее вещами и еще поругал за то, что не обратилась к нему раньше: мол, не стоило ей оставаться надолго в таком "бойком" месте…
У Зины ком стоял в горле от такой заботы (разве ее Димка сделал бы так же?), слава богу, что этот человек ненавязчив и ни о чем ее не расспрашивает, ей не хотелось бы рассказывать о себе, о Диме, об их ссоре.
- Эй, зверюга, хозяева дома? - шутливо обратился Александр Ильич к собаке. Жучка с лаем помчалась к двери, потом обратно, навстречу, - Значит, дома, - улыбнулся Александр Ильич. - Это она приглашает нас.
Они прошли по узкой дорожке между остекленевших от заморозков лопухов ревеня и оголенных веток крыжовника. Чуть дальше сизыми комами круглились кустики местной, мохнатой от колючек малины.
- Вот уж не думала, что в этом городе могут быть сады, - недоуменно оглядывалась Зина.
- К сожалению, еще "не сады", а пока лишь один сад. Этот самый, но зато какой! В нем даже земляника растет. Вот доживете здесь до лета - сами увидите.
Жучка с разбегу ударила лапами в дверь, и она сейчас же отворилась. Пол в передней застилал чистый домотканый половик, и по этому половику им навстречу выкатился человечек, с лицом, напоминающим мудрого старого зайца. Весь он, маленький, круглый, светился тихой радостью и добротой.
- Сашенька, друг мой, здравствуй! Вот спасибо-то, что вспомнил. А это кто с тобой? Ксана, гости к нам, ты только посмотри, кто пришел, - сыпал он, как горохом, не давая вставить хоть слово.
Так они и вошли все трое в комнату. За столом у окна сидела женщина. Она неспешно повернулась, глянула на пришедших улыбчивыми глазами.
- Здравствуй, Саша, обрадовал ты меня, успокоил. Совсем ты нас забыл, я уж подумала: не случилось ли беды? - заговорила она мягким, не городским говором.
Зина глаз не могла отвести от ее лица. Конечно, хозяйка дома немолода, но зато какая красивая старость! Голубоватое снежное кольцо кос на голове только подчеркивает моложавый румянец смуглых щек и нетронутую временем линию шеи. Черные прямые ресницы так густы и длинны, что глаза открываются медленно, словно бы с трудом. Высокие дуги бровей придают лицу выражение недоступной величавости, но серые глаза в тонких лучиках морщин улыбаются ласково.
- Вот, Ксения Максимовна, знакомую к вам привел, надо на квартиру устроить, - сказал Александр Ильич, и Зина опомнилась, отвела глаза в сторону. А женщина словно и не заметила ее взгляда.
- Да чего ж далеко-то искать? Пусть у нас и живет, места хватит, - сказала она просто. - Ирушка в Москве учится, Леша только к весне из армии придет, устроим в боковушке, и с добром. Ну, а малые не помешают, они то в школе, то со двора не докличешься…
- А у вас много детей? - невольно вырвалось у Зины.
- Шестеро, да трое-то уж большие, а трое еще учатся в школе, - ответила все с той же неуловимой улыбкой Ксения Максимовна. - Да вы садитесь, в ногах правды нет, а я почайничать соберу…
Она плавно встала, вышла в другую комнату, и сейчас же появился давешний человечек.
- Федор Нилыч Гордеев, - запоздало представился он гостье.
- Стаднюк Зинаида… - смущенно и неуклюже официально проговорила Зина. Но ее смущения вроде бы никто не заметил.
- Очень рад, очень рад, - Федор Нилыч быстро закивал головой. - Коли не надоест - живите у нас, сколько вздумается. Денег не спросим, знаем, что не устроились пока…
- Но как же так? Неудобно…
- Неудобно по потолку ходить, а под потолком жить всяко удобно. Поживете, глядишь, и жилье получите. Сколько у нас так-то жило! Да вон и Саша поначалу тоже… У нас рука легкая: Все будет хорошо.
- А как ваша яблонька, жива? - спросил Александр Ильич.
Зине показалось, что он просто хочет отвести разговор в другое русло.
- Как же! И бутоны в этом году набирала, но не зацвела, не успела - дело-то уже в августе было, ночи холодные. А вот с крыжовника первый урожай собирали, Ксения сейчас и вареньицем вас угостит, не хуже материковского.
Ксения Максимовна вернулась с посудой и начала с привычной быстротой накрывать стол. Ей помогала девочка лет десяти, едва ли не краше матери.
- Тезка, кто тебе нос-то оцарапал? С кем подралась? - окликнул ее Александр Ильич.
- И не дралась вовсе! Это Жучка - противная такая. Я ей говорю: "Не лезь!" - а она - лапами. И по носу задела.
- Что же ты ее так плохо воспитала? Разве можно - по носу? - Александр Ильич посадил девочку рядом с собой на диван и обнял - она вся спряталась у него под рукою.
- Так разве я? Это же Мишка, он ее в волейбол учил играть…
- Как это?
- Ну… чтобы она прыгала и мяч кидала. Он читал, что выучить можно. Только Жучка у нас ленивая, ничего не хочет делать.
- Саша, хлеба нарежь, - позвала ее из кухни мать, и девочка со всех ног побежала выполнять приказание.
- Младшая, - кивнул ей вслед Федор Нилыч.
- Красивая какая, - улыбнулась Зина.
- Лучше есть, - убежденно заявил хозяин. - Вы бы Ирину видели, старшую, - царевна. Ведь не вру, верно, Саша?
- Да куда уж вернее? - усмехнулся Александр Ильич. - Сам бы влюбился, да годы не те.
…Зина решила сегодня же перебраться на новое место. Нужно было принести еще один чемодан, оставшийся пока на сохранении у коменданта "транзитки". Зина сразу-то про него не сказала - тяжелый, неловко и просить о помощи. Но Александр Ильич возразил, что это не страшно, тут недалеко, да и такси можно взять. Зина лишь благодарно улыбнулась ему.
Пока ждали в "транзитке" куда-то запропастившегося дядю Колю, пока нашли Зинин чемодан среди других вещей, уже совсем стемнело.
Фонарей этой улочке не полагалось вовсе, и она холодно блестела первым ледком под лучами луны. Люди попадались редко. Большей частью женщины, спешившие в магазин за поздней покупкой или с ведрами - к колонке. Они не обращали на встречных никакого внимания. Зато каждая калитка, мимо которой они проходили, провожала неописуемо разнообразным лаем: от жиденького вяканья мелкой дворняжки до басовитого громыхания свирепого цепняка.
- Знающие люди по собакам судят о богатстве хозяев, - пошутил Александр Ильич. - Вон там, слышите, как в пустую бочку, ахает громила? Это у Танцюры. Оборотистый мужчина. "Химик", как здесь выражаются.
- А про Федора Нилыча как говорят? - поинтересовалась Зина.
- Да уж не беспокойтесь, такого высокого титула, как "химик", не присвоят никогда. "Исусиком" разве назовут жалеючи. Вот жену его уважают очень.
- За что же, если не секрет?
- За любовь. Я не встречал в жизни женщины с такой целеустремленной силой любви, как у нее. Она из зажиточной деревенской семьи, видели сами, какая красавица, и семья у них крепкая. А вот полюбила на всю жизнь Федора Нилыча, чудака и мечтателя, - он агрономом был в их колхозе - да так и скитается вместе с ним по нелегким землям. Ему ведь что надо? Вырастить на земле то, что на ней отроду не росло. И в Хибинах они жили, и на Памире, и бог знает, где еще, пока сюда, на Колыму, не занесло. Денег едва хватает, детей шестеро, а она всегда всем довольна и счастлива - он-то рядом. Вот к ней другие люди и тянутся. Тепло им возле нее.
- Мою маму тоже всегда люди любили, - сказала Зина. - Ездили мы много по стране, папа у меня железнодорожник, но нас везде встречали хорошо. Пришла я сейчас к Гордеевым - и точно к своим попала. Легко так стало…
- А у них каждому легко, такой уж дом, - сказал Александр Ильич.
Они поравнялись с высокими, белевшими свежим тесом воротами Танцюры. Остервенелый лай пса перешел в свистящий хрип, но вдруг смолк. Калитка открылась, и из нее вышел высокий, в рост с Александром Ильичом, мужчина в белесом нагольном полушубке, кинутом на плечи. Даже в темноте Зина почувствовала его быстрый прицельный взгляд, смутно разглядела, что он черен и горбонос, а телом худощав.
- На квартиру к кому? Или ищете? Могу порекомендовать, - сказал он ленивым баском и нарочно загородил дорогу, - Ах, да это старый знакомый, - протянул он, вглядываясь, - Вот не ожидал. И с девушкой… Ай-ай!
- Иди добром, ты же меня знаешь, - тихо но с неожиданной для Зины злостью проговорил Александр Ильич, - Не выводи из себя!
- Ах, как страшно! Сейчас умру! - Танцюра издевательски выставил ногу и весь изломился.
Александр Ильич молча поставил чемодан на землю. Жест испугал именно своей не оставляющей сомнений простотой, и Зина вцепилась в его рукав:
- Не надо! Что вы!
Танцюра, нога за ногу, сошел с тропинки и встал возле своих ворот:
- Девушек надо уважать, девушек надо слушаться.
Александр Ильич пошел дальше, не оглядываясь. Зина едва поспевала за ним.
- У вас что-то произошло с этим человеком? - не удержалась она от вопроса.
- Так, пустяки. А вы не бойтесь, если он будет вам надоедать, скажите мне, и он отстанет.
Окна Гордеевых светились на фоне сопки, как маяки. Вокруг только черно-белые камни, город - внизу и позади, а впереди - бесконечный подъем к лунной, уходящей в небо вершине. И на полдороге - два окна, особенно манящих здесь, на окраине, где уже нет другого жилья. Пронзительный ветер посвистывал в кустах смородины, с жестяным шорохом шевелил мертвые скоробившиеся листья. Но Зина не успела проникнуться печалью вечернего предзимья, дверь распахнулась на их шаги, на пороге стояла Ксения Максимовна.
- Пришли? А мы уж заждались - вдруг да передумали?