Посидели на кухонных табуреточках. Посмотрели друг другу в глаза. Хорошо посмотрели. Открыто. Володя еще раз притиснул к себе жену, чмокнул ее в темя, которым она как раз доставала до его губ, подхватил с пола модный чемоданчик, шагнул за порог. Он знал, что Зина наблюдает за ним в окно и, не поворачиваясь, помахал ей рукою.
Володя Сидельников шел вдоль кривых поселковых заборов по узкой тропке, вытоптанной за долгую зиму поверх деревянных тротуаров и пешеходных мостков на сваях. Теперь тротуары никак не угадывались. И не так-то скоро угадаются. До весны еще далеко, хотя январское солнце уже заявляло о себе, слепило и радовало отдаленной надеждой.
Мороз держал в меру, весело скрипел под легкими ботинками, слишком легкими, казалось, после неуклюжих рабочих валенок, какие всю зиму верно служат лесорубу. И кримпленовые брюки не ощущались на теле, будто не было их вовсе, потому морозец вкруговую охватывал ноги. Но в общем и целом было тепло. Спасал полушубок.
Володе всегда нравилось это необычное сочетание одежды: парадная легкость, компенсированная грубым овчинным теплом. Одеваясь так, он чувствовал себя книжным барином, могущим
(нет страницы 15)
вочное удостоверение уже лежало на его столе, подписанное и скрепленное гербовой печатью. Володя прочитал документ и ухмыльнулся. Там, в графе "должность", было на машинке отпечатано "агент по снабжению".
- Это ты спрячь на нужный случай, - сказал Козюбин. - В гостинице предъявишь, иначе туда не пропишут… Но лишь бы зря не козыряй. Понял?
- Все ясно, - сказал Володя, пряча документ.
- Быстренько получи в кассе - и жми на станцию. Кассирша у себя ждет… Если что срочное - звони из города по телефону. Сюда или домой. В любое время дня и ночи звони… Основной курс держи на "Лесоснаб". Там люди толковые, помогут, подскажут… На всякий случай загляни в хозяйственный магазин. Там, кто-то мне врал, продают разные запчасти за наличный расчет…
- А как же это… потом… Бухгалтерия отчет спросит, - несмело спросил Володя.
- Это не твой вопрос. Ты получаешь премию. А за нее, за премию, отчитываются только перед родной женой. - Степан Петрович стыдливо отвел в сторону глаза. Но вдруг воспрянул, видимо, вспомнив, ради какой цели идет он на незаконные действия, и твердо сказал: - Цепи вези. Они окупят… Двадцать кубов древесины - и вся любовь до копейки.
Володя понимающе кивнул, а под полушубком почему-то пробежал холодок. Ощущение было такое, как много лет назад, когда он, деревенский пацан, лез через заборный пролом в соседские парники за огурцами. Муторное было ощущение, противное…
Деньги он получил без проволочек. Когда расписывался в ордере, заметил, что кассирша смотрит на него с ехидной ухмылочкой: премия, мол, премией, а денежки-то незаконные, не твои… Володя сердито сунул купюры в карман, поторопился на улицу.
Иван Буратино сидел в машине, поглядывал в мутное окошко, нетерпеливо прогазовывал, как поезд, пробующий тормоза.
- Давай, Ваня, втыкай четвертую, - сказал Володя, усаживаясь. - Теперь чем скорей, тем лучше.
- Ну да, - проворчал шофер, трогая с места. - То тянут сами резину, а то скорей…
- Ладно, не ворчи, - добродушно сказал Володя. Его уже одолевали заботы предстоящей командировки. - Главное нам с тобой - на поезд успеть. Билет еще взять надо… - Он помолчал, раздумывая. - Скорый в Североград поздно приходит. Говорят, в гостиницу трудно устроиться…
- Устроишься, - заверил Буратино со знанием дела. - Только красненькую не пожалей.
- Чего? Чего не пожалеть?
- Десятку, чего. - Буратино уже перестал злиться, оживился. - Подходишь к окошку: там человек двадцать-тридцать ждут. Ты прямичком вперед. Без лишних вопросов протягиваешь администраторше паспорт, говоришь: "У меня бронь министерства. Гляньте, пожалуйста, будьте добры". Она смотрит и все дела.
- Куда смотрит? - не понял Володя.
- На луну! - Буратино сплюнул в окошко. - Из паспорта красный уголок торчит. На него и смотрит.
- А если она паспорт в рожу бросит? Честная баба попадется - и бросит. Или милицию позовет. Не все ж на свете сволочи и взяточники…
- Хе! Тогда скажешь: "Прошу прощения, у меня в паспорте просто лежали деньги".
- А как же бронь министерская?
- Возмутись! Бюрократы, мол! Вызвали на совещание человека за тысячу верст, а гостиницу не заказали, не позаботились.
- Но в области-то министерств нету.
- Тютя ты, Сидельников, - с удовольствием подытожил Иван. - Посылают же таких в командировку! Нету министерств - есть другие руководящие организации. Ты ж в какую-то едешь. На нее и вали!
- Деловой ты мужик, Ваня, - отметил Володя снисходительно.
- Деловой не деловой, а тертый, это да. Хочешь жить - умей вертеться…
Машина быстро проскочила поселок, вырулила на зимник: широченный зимник, отлично укатанный и приглаженный, но крученый, как гадюка на плесе. По обе стороны дороги тянулись отвесно срезанные снежные увалы, точ-в-точь, повторяя конфигурацию зимника. Будут они тянуться, эти увалы, до самой станции, без малого сто километров. В конце апреля, когда по-настоящему шумнет весна, дорога раскиснет, пойдет на слом, а сугробы, наворочанные за зиму косорылыми грейдерами, будут убывать потихоньку, считай, до самого июля. Уже и деревья распустятся, и трава пробьется из волглой земли, а сугробы все еще будут дотаивать, как свечи. И человек, промышляющий в летней тайге, измученный неподвижной духотой чащобы, слепнями и гнусом, с наслаждением сунет разгоряченные руки в рыхлый снег, бывший не так давно обочиной работящей дороги. А летних путей из Кусинска станет два: речной и вертолетный. Теперь они бездействовали. В ходу была снежная магистраль, по которой Володя Сидельников мчался в ответственную командировку.
Навстречу "газику" часто попадались лесовозы. Исходя черным дизельным дымом, они надрывно тащили к нижнему складу огромные пачки двадцатиметровых, искореженных техникой хлыстов. Если лесовоз встречался на вираже, приходилось Ивану сбавлять скорость, а то и совсем останавливаться, чтобы неповоротливый, как бронтозавр, лесовоз не причесал крышу козюбинского транспорта вершинами мертвых деревьев. Лица у водителей лесовозов были сосредоточенными и усталыми. Крутить баранку многотонного КрАЗа на вертлявом зимнике - это не то, что играться бубликом "козелка"…
А солнышко садилось все ниже. А лесовозы попадались все реже, поскольку основные лесосечные делянки и нижние склады, на которых готовили к сплаву древесину, оставались теперь позади. И потому Ваня Буратино давил на железку так, что "козелка" иногда опасно заносило. Но, что ни говори, шофера Козюбин подобрал себе надежного, можно сказать, виртуоза. Сидельников ехал с ним впервые.
Они как раз проскочили лесную полянку, где стоял кордон лесника. От этого кордона до станции оставалось меньше сорока километров. Даже по зимнику - час езды, от силы. Володя глянул на часы.
- Значит, поезд в шестнадцать пятьдесят, - сказал он. - А теперь только четырнадцать тридцать пять… Успеем. Даже пообедать успеем… Кажется, перерыв в вагон-ресторане с трех до пяти. Не помнишь, Ваня, когда там перерыв?
- Не помню, - спокойно ответил водитель. - Давно не ездил в поездах… А ты чего в город навострился? Это удивительно, чтоб Степан Петрович машину дал, - добавил он ревниво, понимая: по важному делу едет бензомоторщик, иначе бы добирался до станции на попутных.
- Кое-какие дефициты добыть надо, - небрежно обронил Сидельников. - Для пользы дела, как говорят.
- У тебя там блат, что ли?
- Некоторые деловые связи имеются, - соврал Володя, но показалось мало, и он добавил: - Дядька мой начальником базы трудится в "Потребсоюзе".
- Понятно, - сказал Иван с ехидной ухмылкой. - Но что-то он хреново старается, твой дядя.
- С чего это ты взял?
- А с того. В магазин зайдешь - товару битком. Полки трещат. Глаза разбегаются. А детально станешь изучать - ничего нужного.
- Нужное всем нужно, - философски заметил Володя. - А что, к примеру, тебе требуется в данный момент?
- Иглу мне надо. Может, достанешь?
- Какую иглу?
- Для "Эстонии". Стерео. Шесть рублей стоит. Вместе с головкой - шесть рублей… Вышла, понимаешь, из строя последняя иголка, пластинки дерет. Три письма на завод написал: человек, мол, в глухом лесу живет, нуждается в культурном развитии, четыреста семьдесят отвалил за вашу музыку, а она медведем воет из-за какой-то паршивой иголки. Бесполезно, так и не прислали.
- А ты давно "Эстонию" купил? - поинтересовался Володя. Не слышал он в Кусинске разговоров, чтобы холостяк Иван Буратино приобрел такую шикарную музыку.
- Не моя, Нинки Овчинниковой. Нормировщицы…
- А-а… У тебя с ней этот… роман, ага?
- Н-е-е, не роман, - шмыгнул носом Буратино. - Повесть. Так дешевле обходится. При повести иглой можно обойтись, а при романе не обойдешься…
- Ладно, - пообещал Сидельников. - Постараюсь добыть. Вообще-то, жениться тебе надо, Ваня…
- Да ну? - Иван с иронией взглянул на собеседника. - Вы вот переженились, а толку что? Одни заботы и расходы: то надо, другое купи. Не-ет, я погожу пока. Не созрел еще…
Машина выскочила на взгорок, за которым открывалось снежное поле, а дальше чернели малочисленные домики станции с водонапорной башней в центре поселочка. Башня была крыта оцинкованным железом, и солнце, садясь за дальним лесом, отражалось от белой крыши, зеркально ослепляя окрестность.
Иван подвез Сидельникова к деревянному домику, обсаженному с трех сторон березами, голыми в эту пору, тоскливыми. С четвертой стороны угадывался низенький перрон и тускло поблескивали четыре железные нитки, убегающие в одну сторону - на Москву, в другую - дальше на север. Володе надо было в сторону столицы. Там, на выходе, светилась, будто подвешенная к воздуху, кругляшка семафора.
- Ну, будь здоров! Привет Кусинску! - Володя взял свой чемоданчик, выпрыгнул из "козла", громко хлопнув дверцей; помахал водителю и направился в зданьице вокзала.
Иван приоткрыл свою дверь, крикнул ему вдогонку:
- Ты ж про иглу не забудь! Ладно? - И, круто развернувшись, резко взял с места.
В крохотном зальце было холодно, видимо, он не отапливался вовсе, и не было там ни души. Окошко под вывеской "Касса" было задраено наглухо, вроде и не открывали его сто лет.
Володя присел на холодную лавку, посмотрел на часы, вновь шагнул к окошку, легонько постучал в него согнутым пальцем, потом побарабанил кулаком - никто не отозвался.
За противоположной стенкой периодически раздавался сильно приглушенный треск какого-то аппарата. Времени до прихода поезда оставалось мало. Сидельников вдруг забеспокоился, пошел выяснять обстановку. Там, за перегородкой, была какая-то жизнь.
Теплое и уютное помещеньице с торца вокзальчика оказалось операторской, где на пульте мигали разноцветные лампочки. Даже не верилось, что в этой глуши существует такая тонкая техника, управляющая движением поездов. Дежурный, молодой, аскетического вида человек, повернувшись на звук шагов, строго смотрел на вошедшего Володю пронзительно-голубыми глазами.
- Товарищ начальник, - Володя почувствовал себя неловко под этим взглядом. - До скорого осталось пятнадцать минут, а кассира нету. Ведь не успею взять билет.
Дежурный устало вздохнул, отвернулся, переключил что-то на своем пульте…
- Заказ был? - спросил он после паузы.
- Разве заказывать надо?
- Конечно.
- Как же теперь, - забеспокоился Володя. - У меня срочное дело в Северограде. Любыми путями надо уехать.
- Путь один, - сказал дежурный с большим значением. - Он неторопливо прошелся по комнате, заложив в карманы руки. - По телеграмме, что ли? На похороны?
- Еще хуже… Надо что-то придумать, - Володя просительно смотрел на железнодорожника. - Я - из Кусинска… Опаздываю на областной хозактив, - сорвал он.
- За орденом едешь?
- За медалью…
Дежурный подошел к пульту, поднял телефонную трубку, набрал номер. Ему не ответили. Набрал другой. Подождал.
- Ал-ле! - зазвенел разухабистый женский голосок.
- Варвара у тебя, нет? - спросил дежурный.
- Тута, - услышал Сидельников, будто разговаривали совсем рядом. - Андрей, ты?
- Нет, принц Уэльский! Болтаете там, понимаешь, в рабочее время… - Он метнул взгляд на электрические стенные часы. - Гони быстро Варьку…
- Соскучился, - хихикнула женщина. - Гляди, Светке доложу. Она тебе мигом сделает профилактику аппаратуры…
- Прекрати немедленно, - повысил голос дежурный, понимая, что пассажир слышит весь разговор. - Чтоб через минуту здесь была. - И Володе: - Сейчас явится. Не знаю только…
- Надо что-то придумать… - других просительных слов Володя подобрать не мог, волновался. - У меня важное дело, товарищ начальник.
- Начальник, начальник… дает мне пакет… Срочное дело. У всех дела, и у всех важные… на первый взгляд. А посмотришь… с холодным вниманием вокруг… - Он глянул в окошко, впервые улыбнулся: - Плывет, расписная…
Через минуту в операторскую впорхнула молодуха в железнодорожной шинели. Ома мельком взглянула на Сидельникова и тут же повернулась к дежурному. - Андрей, апельсины нужны? У Маши - продавщицы - от нового года остались в "заначке". Надо, говорит, отдать своим, а то сгниют.
- Апельсины… - пренебрежительно протянул Андрей. - Чего с пассажиром будем делать? Скорый на подходе.
- А что с ним делать? - Она равнодушно посмотрела на Володю. - Предварительного заказа у меня нет. Запроса я не делала.
- Выпиши ему безымянку, - сказал дежурный. - У человека важное дело в городе.
- Деловые все до чего! А я нарушать не собираюсь…
- Выпиши безымянку, - повелительно перебил Андрей.
- Давай письменное распоряжение, - улыбнулась кассирша. - Толкаешь меня, начальник, на незаконные действия и нарушение Устава.
- Устав от суетных забот, я ухожу в другое царство… Варвара! Быстро выпиши билет. Осталось три минуты. - В голосе Андрея прозвучала по-настоящему начальственная нота. Варвара, должно быть, поняла, что дальше выступать не стоит и вразвалочку пошла к выходу. Володя двинулся следом, услужливо поддерживая ее за локоть, чтоб не поскользнулась, не упала, не повредила руку, которой надо выписывать билет.
Он хотел войти в кассу, но она отослала его к окошку.
- Не положено! У меня материальные ценности и документы, а у тебя, может, в кармане наган…
В другой раз Володя подхватил бы шутку, но сейчас не до того было - вот-вот подойдет поезд. Он быстро обежал вкруговую, через зал ожидания. Там по-прежнему никого не было, и касса была наглухо закрыта, но он услыхал, как стукнул штемпельный аппарат, потом загремел засов, и из бойницы кассы на затертую полочку выскользнул билет до Северограда. Это был "безымянный" билет, без номера вагона и места.
- Чего тебе привезти из города? - благодарно спросил Володя у кассирши, пытаясь заглянуть в окошко кассы.
- Смотри, Шурка тебе привезет. У него плечи в два раза ширше твоих. - Она засмеялась там, внутри, потом посоветовала добродушно: - Беги. Поезд на подходе. - И с грохотом захлопнула окошко.
- Ладно. Свои люди - сочтемся, - крикнул Володя и поспешил на перрон.
Подошел голубой экспресс "Северное Сияние", но ни в одном вагоне не открылась дверь. Володя метнулся вперед, будто мог удержать тепловоз, пока ему отопрут дверь и впустят. Андрей в красной фуражке стоял на перроне.
- Бригадир в седьмом! - крикнул он Сидельникову. - Сейчас мы его потревожим. - Он подошел к седьмому вагонку, неторопливо ступая по очищенным от снега шпалам. Дежурный не суетился, понимал: поезд не уйдет, пока он, хозяин маленькой станции, не даст разрешения машинисту. Сознавай это свое великое преимущество, Андрей настойчиво постучал жезлом в стенку штабного вагона. Изнутри скоро отозвалась и открыла дверь проводница. Это была пожилая женщина в форменке и меховой шапке с опущенными ушами.
- Бригадир на месте? - властно спросил дежурный.
- Ушел в хвост. С ревизором, - сообщила проводница простуженным голосом. - А чего мы стоим?
- Этого начальника надо посадить. Давай, начальник!
Володя мигом оказался в тамбуре.
- Спасибо, друг! - крикнул он дежурному и сцепил ладони над головой. - Всего тебе!
Андрей молча кивнул, поднял жезл. Мимо поплыла станция. По низенькому перрону шагала, заложив руки в карманы шинели, кассирша Варвара. Володя и ей помахал было, но она даже не взглянула на поезд, а окликнуть он не решился…
- Ну, мамаша, местечко найдется? - бодро спросил он, когда из тамбура прошла в свое купе проводница.
- Давай, папаша, свой билетик, - в тон ему ответила женщина. Она надела очки. - А ты какой начальник, когда билет у тебя не служебный.
- Начальник я липовый, - признался Володя. - Срочно ехать понадобилось… на слет передовиков лесной промышленности. - Он уже начинал привыкать к этой версии. - Вызвали по телефону, а билет загодя не заказали. У нас же промежуточная станция, сведений не дают. Ладно, дежурный старым другом оказался, посадил. Иначе бы опоздал я в президиум.
- Прямо уж, - махнула рукой проводница. - Без тебя там никак не обойдутся. Президент…
- Билет-то у тебя в общий вагон, а в нашем поезде общих не бывает. Придется, милый, доплачивать…
- Какой вопрос! - воскликнул Сидельников и, на секунду задумавшись, полез в "казенный" карман за деньгами. Еще дома, собираясь, свои деньги сунул он в правый карман, левый оставил для козюбинских, и теперь зорко следил, как бы не перепутать…
- Ты что?! - испугалась проводница. - Придет бригадир, тогда и доплатишь. У него квитанции на этот случай имеются. - И вдруг стала жаловаться: - Дался мне этот штабной вагон! Все на мою голову. Чуть что - Никифорова, все Никифорова. Если кто запил, не явился в рейс - меня зовут, нарочного присылают. На доску Почета повесили. Велика радость! Мне отдохнуть охота от колес, от вас, вечных пассажиров, от туалетной тряпки… Двадцать семь лет катаюсь…
Сидельников уважительно поддакнул и залился краской, вспомнив, что две минуты назад собирался сунуть в эти красные руки десятирублевую бумажку. Как же легко можно обидеть честного человека!
- Вот я и говорю, - продолжала проводница, - кто больше везет, на того и валют. Как приличный бригадир попадется - давай ему Никифорову. Понятное дело: в штабном хоть должен порядок быть. Сюда все начальство садится: и с отделений дороги, и ревизоры, и с удовольствием, и с большими звездами… Один ты у меня без звезды оказался… Куда же тебя пристроить?.. - Она немного подумала. - Раз ехать тебе не так далеко - посажу в четвертое купе. Постель нужна?
- К чему она мне? Шесть часов ехать. Вот пообедать бы - это да. Весь день не ел. Ночью приеду в город - опять все закрыто, до утра не перекусишь. Ресторан у вас работает?