* * *
Передав по радио на "Салют" радостную весть, мы вместе с Хаугли стали выбираться из разводья. "Джеффрис" тащил на буксире трех китов, а мы двух. Настроение было приподнятое. Еще бы, такая небывалая удача!
Вместе наши суда шли часов, десять, а когда запахло ворванью и показались дымы дрейфующих флотилий, мы пожелали друг другу "би хеппи" и разошлись.
С флагманом мы сблизились почти бесшумно, а хотелось из пушки палить, чтобы известить всю флотилию о нашем успехе.
Появление "Пингвина" сперва никого не удивило: подумаешь, чудо, бывало, что буксировщик приволакивал и по три кита. Его дело извозчичье. Вот для раздельщиков, отсыпавшихся весь день, наступило действительно горячее время.
"Кому же из норвежцев повезло? - недоумевали жители флагмана. - На поиск ходило семь китобойцев, но все бни вернулись, не сделав ни одного выстрела. Откуда у пингвиновцев взялись киты?"
На палубах флагмана стали скапливаться любопытные. Они не могли обойтись без острот.
- Где вы таких китов стянули? - спросил один из раздельщиков.
- Они дохлых нашли, - ответил другой.
- Это киты-самоубийцы, - добавил третий.
А мы гордо отмалчивались, так как договорились меж собой никому не разбалтывать подробностей охоты.
Редактор многотиражной газеты флотилии, заранее оповещенный капитан-директором, первым перебрался на "Пингвин". Ему хотелось дать пространную статью о том, как советские китобои овладевают мастерством гарпунеров, и подбить норвежцев на соревнование.
Но мы вели себя скромно.
- Долго преследовали, - говорил Трефо-лев, - потом настигли. Я прицелился под левый плавник… выстрелил, а затем - добил.
И, как редактор ни бился, пытаясь выжать из нас хоть что-нибудь романтическое, у него ничего не получилось. Мы были стойкими, не проболтались.
Если бы журналисту удалось разнюхать хотя бы о поступке Тоши Охапкина, он бы, конечно, расписал героизм камбузника. Но мы не рвались к славе. Ведь все происшедшее можно было истолковать по-разному. Зачем же ставить себя под удар и давать материал для насмешников? Лучше оставаться до поры до времени в тени.
Еще в пути Мазин принялся канючить: уговаривать Черноскула отправить его на лечение в госпиталь базы. С помощью редактора нам удалось спровадить его на обследование в стационар "Салюта". На освободившееся место кочегара попросился Тоша Охапкин. Ему надоело быть камбузником.
- Тебя возьму с полным удовольствием, - сказал ему стармех. - И сам обучать буду. Мне моряки нужны, а присылают хлюпиков.
Так машинная команда получила хорошее подкрепление.
КТО ВИНОВАТ?
Утренние туманы низко стлались над волнами. В "молоке" невозможно было разглядеть, что делается впереди. Вахтенному штурману приходилось забираться в "воронье гнездо" и оттуда подавать команды рулевому.
Сидя в такое туманное утро в бочке на фок-мачте, я вдруг почувствовал себя летящим над облаками. Подо мной была лишь пуховая колышущаяся перина, я не видел ни палубы, ни воды. Голоса с мостика доносились приглушенными, словно товарищи переговаривались со мной издалека.
Туманы вызывали изморозь. В одно мгновение все снасти покрывались ледяной щетиной и походили на взъерошенных белых ежей.
Опасными стали ураганные вещры, налетавшие с материка. Они поднимали с ледяного купола промерзшую, почти остекленевшую снежную пыль и гнали ее с такой силой, что она все разрушала и сглаживала на своем пути. Стремительные ледяные иглы превращали в труху пеньковые тросы, толстый березент делали похожим на кисею, а заржавленные цепи полировали до блеска.
В такую погоду без защитных очков не выйдешь на мостик, а об охоте на китов нечего было и думать. Суда отстаивались в бухтах, под защитой ледяных гор и скал.
После сильных ветров по океану еще долго гуляла крупная зыбь, мешавшая охотиться.
Частые штормы разбивали плавающие луга фитопланктона в клочья, рачки-черноглазки опускались на глубину. Все реже и реже встречались спокойно кормящиеся киты.
Экипаж "Пингвина" по-прежнему занимался буксировкой, но это было не легче охотьь В бурную погоду сдавать кита на базу - целое искусство. Ие вовремя дашь ход, не так повернешь штурвал или замешкаешься - и мощная волна как пустышку подбросит китобоец и ударит о корпус флагмана. Такие случаи бывали. Нет-нет да и поцелует невзначай кто-нибудь китомаму. От этого остается вмятина и выговор неудачному судоводителю. Необходимы большая осторожность и расчет.
Охотиться нам удавалось лишь в утренние часы, пока не было сообщений об убитых и оставленных "на флаге" китах.
В свежую погоду гоняться за китами было сложно. Высокий нос китобойца обдавало брызгами, гарпунерская площадка становилась похожей на каток, а пушка - на странное сооружение из хрусталя и стали. Глыбы льда нарастали в клюзах и на якоре. Отяжелевший нос судна глубоко зарывался в воду. Брызги долетали до мостика. Приходилось почти каждые два-три часа скалывать лед и прогревать пушку горячей водой. И так до темноты.
После тяжелой вахты, предельно усталые и мокрые, мы возвращались в свои каюты, раздевались, меняли белье и валились на жесткие койки, чтобы забыться в четырехчасовом сне.
Обычно в такие часы в тесную и сотрясающуюся от ударов волн каюту ко мне тайно приходила Леля. Нагнувшись надо мной, она едва касалась губами виска и спрашивала:
- Трудно тебе?
- Ничего, не беспокойся… вытерплю. А как ты себя чувствуешь? Плохо одной?
- Не тревожься… справлюсь. Все будет хорошо. Весной мы придем встречать тебя вдвоем.
Нежность Лели и ее прикосновения были столь реальны, что, проснувшись, я не мог понять: куда она делась?
Такие посещения приносили облегчение и в то же время пугали. Как-то я спросил у Черно-скула: не посещает ли его во сне кто-нибудь из знакомых женщин?
- Посещает, - со вздохом сказал он. - Это в долгом плавании у многих бывает. В результате сердце смягчается, даже к тем, кто недостоин этого. Потому что память обманывает нас. Все далекое и недосягаемое всегда привлекательнее того, что есть на самом деле.
Он, видимо, намекал на жену, которая ушла от него.
* * *
За всю неделю нам удалось убить только небольшого кита минке, который годился в детеныши блювалу.
- Надо бы еще разок сходить к островам Земли Грейама, - сказал Черноскул. - Что-то не видно Сигге Хаугли. Не рассердился ли он на нас?
Киботоец "Джеффрис" действительно нигде не показывался, хотя флотилия "Эребус" продолжала охотиться невдалеке.
В начале февраля неожиданно куда-то исчез кашалот, оставленный "на. флаге" китобойцем "Морж". Потратив на поиски более двух часов, мы по радио запросили у диспетчера: верно ли у нас записаны координаты? Ошибки не было, но диспетчер все же посоветовал для уточнения связаться с капитаном "Моржа" Вильямом Кравецем.
Получив наш запрос, капитан "Моржа" сперва недоумевал. Потом стал ехидничать:
- Ветра не было, убитого кашалота далеко отнести не могло. Может, вы не в том квадрате ищете? Или иностранцы по ошибке подобрали нашего кита? У нас на хвосте кашалота вырублен номер китобойца - римская цифра. VII. Сходите к "Эребусу" и проверьте, всякое в море бывает.
Мы еще раз осмотрели указанный квадрат моря и направились к далеким дымам дрейфующих кораблей-фабрик флотилии "Эребус",
Несмотря на жирный и густой дым, валивший из труб плавучих фабрик, вокруг "Сэра Джемса Кларка Росса" и "Эребуса" с криками вились доминиканские чайки и поморники. Это были грузные, обожравшиеся птицы, которые не садились, а плюхались в загрязненную и затянутую жиром воду, выхватывали из нее выброшенные отходы, жадно заглатывали их и с трудом вновь взлетали.
"Пингвин" подошел к высокому борту "Сэра Джемса Кларка Росса". На мостике с зеленым мегафоном в руке появился Эб Балфор. Он поинтересовался: чем обязан приходу русских?
Черноскул, спотыкаясь чуть ли не на каждом английском слове, объяснил, что привело его сюда.
Балфор поморщился: старому боксеру не по вкусу был приход русских. Он тут же заметил, что с подобным вопросом к нему еще никто не обращался. Но Эб Балфор прощает начинающих китобоев, потому что они не знают, как в таких случаях поступают джентльмены. Одновременно он пытался внушить, что при столь удачном улове его "мальчикам" не было нужды подцеплять чужих китов. Они не знают, как справиться со своими. У слипов очереди с блю-валами, а кашалотов потрошат сами.
- Может, столь опытный и уважаемый сэр все же разрешит взглянуть на убитых кашало-. тов? - с вежливой настойчивостью попросил Черноскул.
- Если русские не доверяют тому, что проникает в их уши, то пусть убедятся глазами, - ответил помощник босса флотилии. - Возражений не будет. Но никто не поручится за мальчиков, они часто пускают в ход кулаки и ножи.
Сказав это, Эб Балфор не без презрения повернулся и ушел с палубы.
У слипа базы, в ожидании очереди, действительно болтались на волнах два убитых блю-вала. Одного из них раздельщики уже подцепили храпцами, чтобы втащить на палубу.
- На слипе! - крикнул Черноскул и по-английски спросил: - Где у вас обрабатывают кашалотов?
- За левым бортом, - ответил бородач, возившийся с храпцами.
Обойдя "Эребус", пингвиновцы увидели трех китобойцев - "Шарки", "Джемпси", и "Джеффриса", укрывавшихся за высоким бортом своего флагмана.
Прямо на воде с плотов и плоскодонных лодок китобои потрошили "раздетые" - оставленные без голов и верхнего слоя жира, подвешенные на грузовых стрелах китовые туши. Бородатые, перепачканные в крови детины копошились в неприятно пахнущих внутренностях китов.
Кто-то из команды джеффрисовцев, увидев нас, крикнул Сигге Хаугли:
- Рашен сейлор!
- А-а, друзья! Очень рад! Хау ду ю ду? - приветствовал нас норвежец, державший флен-шерный нож. - Не желаете ли китовой печенки?
- Спасибо, Сигге! Мы ненадолго, всего на несколько слов.
Хаугли, передав фленшерный нож помощнику, на плоскодонке подошел вплотную к борту "Пингвина".
Узнав о пропаже кашалота, норвежец сказал:
- Мне очень стыдно, что я в одной флотилии с Риф-рев… жуткими подонками… Норж-ска народ лимитед… сделал строгое запрещение воровству. А у Джона Сэрби нет запрета… Hay прохибишн! х
Высказав сочувствие, Хаугли все же не советовал подходить к "Шарки" и "Демпси", так как разделанных китов невозможно опознать, а причина для драки будет. Команды этих китобойцев состоят из "бандитти". Они рады пустить в ход ножи.
- А что они так внимательно копаются в кишках и китовом дерьме? - спросил у норвежца боцман.
- Имеют желание найти амбра. Амбра идет ин зо вейт оф голд… на вес золота, - пояснил Хаугли. - Она даст много монит. Внутренности лучше смотреть самим, раздельщики сжигают их в топках или выбрасывают в море.
Мы связались по радио с "Салютом" и запросили: как быть дальше? С флагмана ответили: "Прибыть с докладом к капитан-директору".
Когда мы с Черноскулом явились на "Салют", в каюте у капитан-директора уже сидели Куренков, Стайнов и Сорвачев.
Выслушав короткий доклад Черноскула, капитан-директор скептически покрутил ус и сказал, что для обвинения китобоев "Эребуса" в воровстве нет веских оснований.
- Выходит, что кит ожил и сам убежал с нашим флагом? - спросил Сорвачев.
- А вы что предлагаете? - поинтересовался Дроздов.
- Для меня важен факт пропажи. Надо найти виновных, - ответил представитель профсоюза. - Капитан "Моржа" правильно будет скандалить. Кто ему заплатит за убитого кита?
Почему "Пингвин" вовремя не отыскал кашалота и позволил ворам скрыться?
- По-вашему выходит, что мы сговорились с ворами, - возмутился Черноскул. .
- В сговоре не в сговоре, но вся эта история подозрительна, - пришел на помощь Сор-вачеву Стайнов. - Слишком дружков у вас много среди иностранцев. Такое якшание к добру не приведет.
- Какое якшание? Мы протестуем! - оборвал его Черноскул.
- Товарищи, предъявляйте только такие обвинения, которые можно доказать, - предостерег добровольных следователей Куренков.
Сорвачев все же не унимался.
- Ходит слух, что иностранец предлагал вам обменять кита на виски и ром, - сказал он. - Ко мне что-то с такими предложениями не посмели сунуться. Видно, знают, с кем можно.
- А что они у вас возьмут? - негодуя, спросил Черноскул. - За китами вы не охотитесь, а ваша демагогия им не нужна.
- Что это за "демагогия"? - грозно устаг вился на Черноскула Стайнов. - О бдительности так не говорят. В словах Сорвачева я вижу полезное зерно. Разболталась ваша команда. Вот и результат - проглядели кита!
Капитан-директору, видимо, надоела эта бесплодная перебранка.
- Прошу вносить деловые предложения, - сказал он.
- Разрешите нам еще раз выйти на охоту, - попросился я. - Если убьем кита, то его можно будет записать "Моржу". Тогда все утрясется само собой.
- Ничего не утрясется, - возразил Стайнов. - Рано или поздно эта история всплывет.
- Что же вы предлагаете? - уже с кривоватой усмешкой поинтересовался Иван Владимирович.
- Провести строгое расследование и наказать виновных.
- Но это нам не родит кита?
- По-делячески подходим к принципиальному вопросу, - не без укора вставил Стайнов.
Замечание инспектора, видимо, обозлило Дроздова. Капитан-директор поднялся и, не обращая больше внимания на советчиков, сказал нам:
- Добро, идите на поиск. Если убьете кашалота. - придумаем, как оформить. С сегодняшнего дня китов не оставлять "на флаге", раз появились такие соседи. Заседание окончено.
Когда ушли из каюты Стайнов и Сорвачев, Иван Владимирович сердито дернул себя за ус, чтобы успокоиться, и сказал Куренкову:
- Михаил Демьянович, в следующий раз буду разговаривать только с тобой. Этих ортодоксов больше не приглашай.
Прежде чем отправиться на "Пингвин", мы навестили своего капитана. Сыретинский. лежал во втором отделении стационара - в небольшой каюте, в которой помещалось две койки. Увидев нас, старик обрадовался.
Узнав, по какой причине мы очутились на флагмане, Сыретинский обеспокоенно спросил:
- А о ките, который вас мог потопить, и помощи Сигге Хаугли они знают?
- Навряд ли. Мы договорились не болтать.
- Ну тогда мне головы не сносить, - упавшим голосом решил Сыретинский. - Не зря же душа болела.
- Но вас же не было на судне. Чего беспокоиться?
- Как вы не понимаете, что такого проис-.шествия не утаишь? А раз вы умолчали - еще
больше подозрений. Надо было хотя бы Курен-кову рассказать.
- Зачем? Чтобы он на нас взъелся?
- Куренков пошумит, пошумит и забудет, а вот стайновы на этом карьеру сделают. Тут ко мне кочегар Мазин приходил и уверял, будто на "Пингвине" его избили. Он неспроста этакое придумал.
- Но кто же ему поверит?
- Найдутся любители разоблачений. В общем натворили вы без меня дел, хоть на судно не возвращайся.
- А как у вас со здоровьем? - спросил Черноскул.
- Паршиво. Видно, отплавался я.
- Так чего же вам тревожиться? Оставайтесь на флагмане в должности больного, а мы уж помучимся, как-нибудь без вас управимся.
- Вы-то управитесь, ваше дело молодое, а мне на пенсию выходить. Тут надо все взвесить. Довольно мне за чужие грехи отдуваться.
Мы так и не поняли, что задумал наш капитан, но допытываться не стали. Зачем? Старика не переубедишь. Видно, напугал его кто-то на всю жизнь. Пусть уходит на пенсию.
Пожелав Сыретинскому скорого выздоровления, мы с тревожным чувством на душе покинули флагманское судно.
НА ОТСТАЮЩЕМ КИТОБОЙЦЕ
Приближалась антарктическая осень. Охота осложнилась: китобойцы далеко уходили от флагмана и тратили много времени на поиск, утомительное преследование и доставку китов.
Многие киты, побывав под выстрелами, сделались чрезмерно осторожными. Мы стали охотиться за кашалотами, у которых скорость была небольшой, китобойное судно могло настигнуть их.
Трефолев стрелял по кашалотам на полном ходу и, конечно, попадал не с первого выстрела. На каждого кита он тратил по семь-восемь зарядов. Все же мы убили двух кашалотов, об этом доложили капитан-директору. Тот похвалил нас:
- Молодцы! Не подкачали! Ждите приказа, у вас будут перемены.
Через день мы узнали, что приказом по флотилии Сыретинский переводится в штурманские помощники на базу, а Черноскул получает повышение: становится капитаном "Пингвина".
На китобойце люди заволновались: кто же теперь на "Пингвине" старпомом будет?
- Нашего штурмана назначат, - уверенно сказал Черноскул. Он что-то знал, но скрывал от нас. - Как вы думаете - Выдревич подойдет?
По хлопотливому характеру и умению обо всех заботиться Выдревич годился в старпомы, но ведь он третий штурман и к тому же слишком молод.
- Подойдет, - ответил я, все же не понимая, почему не называется моя фамилия.
Днем меня срочно затребовал к себе капитан-директор. "Пингвину" пришлось подойти к флагману и высадить меня в корзине на "Салют".
Капитан-директор принял меня в салоне.
- Садитесь, Товарищ Шиляев, - пригласил он. - Я вас вызвал для серьезного разговора. Знаю, что командовали "морским охотником"… И мне известно о вашем. стремлении познать китобойное дело. Появилась возможность отличиться. Сегодняшним приказом капитан и радист "Косатки" будут списаны с судна и понижены в должности. Экипаж этого китобойца, нужно сказать, разболтан сверх меры. Сумеете навести порядок на "Косатке" и наладить промысел?
Я немало наслышался об экипаже "Косатки". Капитаном на этом судне плавал нелюдимый и желчный человек, а гарпунером был нервный крикун - дальневосточник Захар Кротов, который до войны самостоятельно не охотился на китов, ходил лишь в помощниках прославленного гарпунера. Почти все люди на "Косатке" не ладили между собой и жаловались друг на друга. Недавно с этим судном случилось невероятное в условиях Антарктики: уйдя на промысел, оно не откликалось на радиозапросы более семи часов. Капитан-директор. встревожился: не раздавлено ли судно айсбергом?
Опросив моряков, видевших в этот день "Косатку", капитан-директор послал на поиски пять китобойцев. И вдруг во время ужина послышался голос радиста "пропавшего" судна. Оказывается, на "Косатке" никто не заметил, как отключилась антенна. Такая беспечность, конечно, вызвала гром и молнии.
После недолгого молчания под взглядом капитан-директора я ответил:
- Честно скажу, - не рвусь в капитаны "Косатки", На военном корабле налаживать дисциплину проще - там помогают старшины и боевой устав, а здесь… не знаешь, от какой печки плясать.
- Если есть опыт работы с людьми, то найдете эту печку. В общем, сегодня вы попадаете в приказ. Думаю, что на "Косатке" придется еще кое-какие замены сделать. Приглядитесь к экипажу. На первых порах пойду навстречу, а потом - не взыщите, потребую не только дисциплины, но и выполнения промыслового плана.
- Понятно. Когда прикажете приступить к исполнению обязанностей?
- Сегодня, как только сдадите дела на "Пингвине". Прошу не терять времени на митинги по случаю отбытия и прибытия. Сразу берите быка за рога - отправляйтесь на промысел. Во время охоты вам станет ясно, что надо сделать в первую очередь.