Речь жены всегда напоминала Ярославу Петровичу следы на снегу испуганного зайца. Испуганный заяц шпарит и шпарит без остановок. И остановить его может лишь выскочивший навстречу волк или лиса. Таким "волком" или "лисой" для Лены служили неожиданные вопросы.
– А тапочки для лошади ты купила?
– Тапочки? Для лошади? Ты бредишь опять или иронизируешь…
– Да. Тапочки для лошади. Чтобы не стучала копытами по асфальту.
– Я купила уздечку с серебряной чеканкой. Она продавалась в комплекте с седлом. Замечательная чеканка, какая-то национальная… Кроме того, мы с тобой должны завести волкодава. Будем прогуливать его рядом с ипподромом, чтобы быть поближе к сыну… Кроме того, мы будем участвовать в международных выставках и, может быть, завоюем золотую медаль. Кроме того, волкодав поможет охранять квартиру. Все-таки к технике, Ярочка, у меня нет особого доверия… Скажи, ведь правда с волкодавом удачная мысль?
Жена всегда поражала Красина энергией. Полная блондинка с голубыми глазами, на первый взгляд, такая флегматичная, она ухитрялась делать одновременно несколько дел. Впечатление энергичности, возможно, усиливалось оттого, что Лена беспрерывно говорила. Почти все знакомые мужчины Ярослава Петровича были влюблены в его жену и открыто завидовали ему: не в пример их "лахудрам" Лена и статна, и величава, и хозяйственна, и "все в дом, а не из дома", и мужа любит, по сторонам не "глазенапит", как "родимые лахудры".
"Лахудры" же считали (один раз Красину довелось случайно подслушать тайное женское собрание, посвященное обсуждение его супруги), считали ее "бабой без мозгов, без нервов и без чувств. Лишь одна оболочка. Как говорящая кукла".
Красин взгромоздил лошадиное седло себе на голову. Седло было очень тяжелое, и Ярослава Петровича слегка качнуло.
– Помочь? Ну?
Сзади стоял любитель пива.
– Спасибо. Я сам.
– Сильный или брезгуешь? Ну?
Какой навязчивый малый… Чего он к нему привязался? Или специально… ищет повода для ссоры, чтобы потом можно было сфотографировать "драку с пьяным" приобщить к "делу"? Да нет, просто бывают такие. Заводятся с ходу. Не понравилось, что с ним не выпил пива, "побрезговал". Почему он в самом деле не выпил с этим парнем пива? Ведь хотелось. Пиво было холодное, банка аж запотела. Надо было выпить. Иногда мы мелочью обижаем человека. Может быть, он очень несчастен и одинок…
– Ну ладно… чистенький… иди… тащи в свою нору барахло.
– Разрешите пройти. – Лена так посмотрела на парня своими сказочными голубыми глазами, что тот сразу осекся и отошел, что-то бормоча. – Ты уже видел невесту? – спросила жена. – Правда, ведь мила? Немного полновата для своих лет, но ничего, семья появится – сразу похудеет. Отец у нее знаешь кто? Профессор по квасу. Представляешь, оказывается, есть профессора по квасу! Никогда не слышала! Правильно говорят: век живи – век учись.
– И все равно помрешь, так и не узнав, что есть профессора по тараканам, – ответил на этот монолог Ярослав Петрович, обливаясь потом под "коровьим седлом". – Я разогнал всю эту честную компанию.
Жена неожиданно резко для своей полноты обернулась. Золотые сережки-полумесяцы закачались, казалось издавая укоризненный звон в розовых мочках ушей.
– Разогнал свадьбу? Да ты с ума сошел! Ты же знаешь, какая у Владика нежная, обидчивая душа. Он может уйти куда-нибудь или поссориться с женой. Ты ведь знаешь, как мы давно мечтали о его свадьбе. Только жена может внести порядок в его хаотическую жизнь! Вечно у тебя, Яр, не слава богу! Все ты делаешь шиворот-навыворот.
– Я или они?
– Ты! Ты! С неба свалился? Молодежь сейчас живет по-своему. У них свои порядки. Чего кривишься? Рождаются ведь новые обряды? Вот у них родилась своя свадьба.
– Свадьба под кустом.
– Да ты, оказывается, ханжа! Вот уж не знала.
– Не ханжа. – Ярослав Петрович вспомнил анонимное письмо, и его сотрясла рвотная судорога. – Я вовсе не ханжа… но есть же какие-то человеческие нормы, которые выработаны веками. Вступление в брак – одно из важнейших событий в человеческой жизни. Вступаешь в брак – значит, берешь на себя обязательства перед самим собой и обществом.
– Откуда такой лекторский тон! Яр, уж не вступил ли ты в общество "Знание" во время командировки?
Ирония никогда не удавалась жене. Конечно, веселая по натуре, она любила пошутить и шутила иногда очень остроумно, но все-таки, наверно, ехидство – удел худых злых людей. Остроты никак не вязались с полным телом Лены, цветом ее волос, похожим на черно-золотое сияние, которое испускает стерня на закате холодного октябрьского дня, когда солнце висит совсем низко над землей огромным чеканным блюдом и на него можно смотреть в упор, разглядывая узоры. В них всегда стоял голубой вопрос. "Ну что, удачно я пошутила?" – как бы спрашивала жена, и собеседник терялся и не воспринимал шутку.
– Общество "Знание" не занимается вопросами семьи и брака.
– Еще как занимается!
Препираясь, они вышли из лифта. Ярослав Петрович вывалился последним, волоча седло. Когда он разогнул спину, то остолбенел. Рядом в оцепенелом состоянии находилась Лена.
Вся лестничная площадка была загромождена их мебелью! Стол, стулья, книжный шкаф, кресло… На площадке царила деловая суета. Какие-то, в основном бородатые, молодые люди продолжали выносить из квартиры мебель, а другие, наоборот, втаскивали в квартиру музыкальные инструменты: барабан, колонки, электрогитару…
– Стойте! – рванулась Лена. – Вы что делаете, негодяи?!
Бородатые молодые люди остановились и с удивлением уставились на хозяев квартиры.
– Что надо, то и делаем, вам-то какое дело, мадам? – сердито сказал человек с очень черной бородой, похожий на древнего ассирийца, очевидно главный.
– Ярослав! Да что же это такое? Чего ты стоишь? Беги вызывай милицию! Нас же грабят!
– Втаскивание в квартиру музыкальных инструментов не похоже на грабеж. – Красин отстранил жену. – Одну минуточку, молодой человек. Я хозяин этой квартиры. Объясните, пожалуйста, что здесь происходит.
– А… вы пред… вы отец Владика? – догадался Ассириец. – Разве он вам не сказал? У него сегодня свадьба… Вот он и попросил… Мы старые приятели.. Оркестр "Синие бороды"… Пардон, месье, некогда, нам сегодня еще в двух местах выступать.
Хозяева протиснулись в свою квартиру. Мебель из самой большой комнаты – гостиной – была почти вся вынесена. По полу ползали лохматые девицы и устилали его газетами; невеста в бумажной короне расставляла на полу тарелки и стаканы. В прихожей громоздились сверкающие инструменты "Синих бород".
Владик со своей "непобедимой сборной" пьянствовали на кухне, опустошая содержимое командировочного портфеля, и горячо спорили об особенностях японских волейболисток.
Так что тонкая, "легкоранимая натура" сына не только не прореагировала бурно на грозное предупреждение отца, а просто-напросто пропустила его мимо ушей. Владик даже забыл про ультиматум. Он искренне обрадовался, увидев родителей:
– Предки! В точку попали! Сейчас начнется самое интересное! Эти "Синие бороды" страшно талантливые ребята! Выходят на международную орбиту. Если, конечно, прорвутся через станцию Кудрино. На станции Кудрине у них отборочные соревнования.
– Прошу к столу, – позвала Бумажная жена.
– К столу… – проворчал Красин язвительно, но супруга дернула его за рукав.
– Это же юнцы… Вспомни свою молодость… В стоге сена…
Ярослав Петрович вспомнил, как однажды, поссорившись с родителями Лены, где жили, они ушли в чистое поле зимой и перенесли там суровые две недели, пока их не выследил участковый милиционер.
Ярослав Петрович вспомнил и покорно опустился на газеты, хрустнув коленными чашечками.
– Старость не радость? – спросила участливо Бумажная жена. – Может, вам подушку принести? – Невестка с явной симпатией относилась к своему новому родственнику.
– Ха! Старость… – сильно повел плечами Красин, но сам подумал: "Спортом надо заняться…"
В это время из прихожей раздался вопль:
– Братцы! Смотрите, что мне предки купили! Вот это да!
В комнату верхом на седле вдвинулся Владик. На голову его была надета уздечка. Младший Красин счастливо тряс головой, и уздечка заливалась на разные голоса. Звон уздечки заглушил восторженный рев молодежи:
– Ура!
– Ну и предки у тебя!
– Класс!
– Шик!
– Хиппово!
"Синие бороды" рвали рок, отчаянно тряся головами и скаля зубы, и стали совсем напоминать древних ассирийцев, пустившихся в набег на завоевание новых земель.
Патлатые девицы и "непобедимые" повскакивали с пола и пустились в пляс, давя тарелки. Бумажная жена схватила Красина за руку, крикнула:
– Растрясем старость?
– Растрясем! – согласился Ярослав Петрович.
И в это время зазвонил телефон. Этот трепещущий, но властно зовущий звук Красин мог различить среди тысячи других звуков. Ярослав Петрович освободился от объятий Бумажной жены и вышел в кабинет, где стоял параллельный аппарат.
Хриплый вежливый голос спросил:
– Ярослав Петрович?
– Вас слушаю, – "служебным" голосом ответил Красин.
– Веселилась ярочка до самого ярочка!
– Алло? Говорите громче. Не понял.
– Ну? А ты подумай.
Частые гудки.
Любитель пива? Но откуда он мог знать, что у Красиных веселье? Хотя чего проще… Подошел к двери и слушай. Грохот на весь дом.
Чего им надо? Чтобы он немедленно помчался в управление и подал заявление по собственному желанию? Или наоборот – они хотят, чтобы он ожесточился, начал нервничать, наделал ошибок и тогда его можно будет спокойно, на глазах у всех добить?
И кто они? Вернее он, возглавляющий всю "операцию", метящий на его место? Все ж это кто-то из замов. Хотя не исключена возможность, и какой-нибудь карьерист из управления. Впрочем, вряд ли… Работай он в управлении, нашел бы другие пути.
Человека всегда на чем-нибудь можно подловить. Ангелов нет. Да если бы и существовали ангелы, все равно при желании их добродетели можно обернуть грехами.
Красин прошел на кухню. Жена, раскрасневшаяся, возбужденная, делала какой-то сложный салат.
– Наконец-то, – прошептала она. – Может, теперь наш оболтус остепенится. Пойдут внуки… Я так счастлива… А ты?
– Слушай, – сказал Ярослав Петрович, – перестань шляться по туалетам.
– Что?! Ты пьян?
– Как тебе самой не противно толкаться среди вся кого сброда, покупать дрянь…
Лена вспыхнула. Красин редко видел свою жену в таком гневе.
– Ах, вот ты что имеешь в виду! Ты будешь вместо меня шляться? Ты хоть одну вещь достал? Ты хоть одну очередь отстоял? А любишь и костюм голландский, и галстучек французский, и платочек индийский. А сын? Откуда у него все? А я, наконец? Посмотри, как я одеваюсь. Мне стыдно, что я жена известного архитектора, директора института! Другим домой возят! А я вынуждена покупать у спекулянтов втридорога! Ты хоть раз спросил, откуда у нас хорошие вещи? Ни разу не спросил! Ни разу! С небрежным видом принимаешь костюмчики, галстучки и платочки! А они, Ярочка, куплены у спекулянтов. У спе-ку-лян-тов в туа-ле-те! Понял? Директор института… Одевается от фирмы "Женский туалет". Есть у тебя связи, знакомства на базах и в магазинах? Ни шиша! Да и вообще, чем ты занимаешься? Работой, работой и только работой! Ты хоть что-нибудь имеешь от своей работы, кроме зарплаты? Брал ли ты заказы сам как автор? Видите ли, у него времени нету и условий для работы нет. Все правильно. Замкнутый круг. Условий нет, так нужно время, чтобы создать эти условия, а времени нет, потому что нет условий: то Владик со своей компанией куролесит, то я, как ты говоришь, по туалетам шляюсь, а ужин не готов и приходиться стряпать самому… Ни дачи, ни машины, ни денег… Вроде мы какие-то ненормальные люди. Посмотри, что делается в нашем доме. Весь двор забит машинами. Каждую пятницу все укатывают на свои дачи, одни мы тут пыль все выходные глотаем. Ты знаешь Семена Ивановича?
– Какого еще Семена Ивановича?
– У нашей подворотни фруктами торгует от овощного магазина. Не знаешь? Конечно, мы выше покупки фруктов! Зато я знаю, так как около него в очереди провожу очень много времени. Так вот. Знаешь ли ты, сколько у него машин? Три! У него и жены по "Жигуленку", у сына "Волга", а сын – студент. Вот так-то, дорогой директор института.
Постепенно жена стала успокаиваться. Видно, она давно хотела высказать все это мужу, да не решалась, а тут он сам напросился…
Вдруг Лена спохватилась:
– Да, постой, а откуда тебе известно?.. Кто-то из знакомых наболтал… Ага, кто же… – На несколько секунд жена задумалась, потом лицо ее опять вспыхнуло гневом. Но на этот раз ее гнев был не обиженным, а злым, ненавидящим, яростным. – Твоя секретарша! Танька, вот кто! Ах, с..а! Сама там каждый день околачивается, а на меня донесла! Она давно не нравится мне, секретарша твоя! Все перед мужиками задом вертит! Замуж повыгоднее выскочить хочет. Она небось и на тебя виды имеет. Поэтому и на меня гадости говорит. Ладно, я ей тоже устрою, дрянь такая! Я ей сейчас же все выскажу!
Лена кинулась к телефону, но Ярослав Петрович перехватил ее. Произошла короткая схватка.
– Не смей! С ума сошла!
– Ага! Значит, я права? Снюхался уже?
– Перестань говорить чепуху!
– А почему она замуж не выходит? Молчишь?
– Я ей должен приказать?
– Да! Должен приказать! Это аморально: держать секретарем незамужнюю женщину.
– Хорошо, я ей прикажу, – сказал Красин и ушел в кабинет, хлопнув дверью.
3
В половине девятого шофер Коля, как всегда, ждал его у подъезда. Это был молодой, длинный, почему-то всегда невыспавшийся парень. Лицо его с крупными чертами, все покрытое шрамами – следы сражений с женой, – напоминало лицо гладиатора. Коля отличался неразговорчивостью, ибо все время о чем-то думал, очевидно, где в данный момент находится красавица Вера. Впрочем, задумчивость и сонливость не мешали ему хорошо водить машину.
Коля вялым движением открыл дверцу машины. От уха до подбородка шофера, как след сабельного удара, тянулась глубокая кровоточащая полоса.
– Кошка, – пояснил Коля, не поворачивая головы. – Взял на руки, а она как царапнет…
Всю дорогу директор и шофер молчали, думая каждый о своих проблемах. Так они и получились на снимке, сделанном крупным планом, который неизвестно каким образом очутился среди деловых бумаг на столе у Танечки. Снимок был цветным. Впереди за рулем шофер Коля с лицом, изрезанным шрамами и кровоточащей царапиной, похожей на след сабельного удара. А сзади из синей мглы проступал Ярослав Петрович. Под левым глазом у него красовался огромный синяк – результат вчерашней короткой схватки с женой. В действительности синяк был совсем небольшим, Лена случайно задела локтем глаз, утром она "побелила" его пудрой, и синяк почти совсем исчез. На снимке же он проступал огромным "фингалом". Очевидно, фотограф изрядно потрудился над ретушью. Да и к царапине на лице Коли он приложил усилия. Ужасная кровавая рана. Под снимком карандашом детским корявым почерком было написано: "Директор Красин со своим шофером едут на работу".
Картина была ужасной. Прямо не директор института с шофером едут на работу, а два отпетых бандюги возвращаются с "малины".
Но снимок поступил лишь к вечеру. Утром же сотрудники института радостно приветствовали своего шефа – Красина в коллективе любили. Шеф всегда был справедлив в разрешении самых запутанных вопросов, а таких вопросов за время командировки накопилось предостаточно. И это искреннее проявление радости, несмотря на все вчерашние события, вернуло Ярославу Петровичу хорошее настроение.
Танечка тоже приветствовала его сдержанно-приветливым кивком. Вопреки своему обычаю она не обежала его с ног до головы, и поэтому припудренный "фингал" остался незамеченным. Возможно, Танечке просто было некогда. На ее столе непрерывно звонили пять разноцветных телефонов, мерцал огоньками аппарат внутренней связи. Это, зная, что директор вернулся из командировки, "доставали" Красина люди, которым он был позарез нужен. Секретарша успешно отбивалась.
– Десять минут ко мне никого не пускать и ни с кем не соединять, – сказал Ярослав Петрович.
Он прошел в кабинет и набрал номер начальника управления Николая Ивановича Ухова. Телефон был прямым, и Ухов тотчас же взял трубку. Ярослав Петрович ладил с Уховым.
– Вернулся живой? – пророкотал уверенным, успокаивающим басом Ухов. – Это самое главное. Трудно, трудно от Гордеева возвращаться живым, и с возрастом все труднее. Какие там дела?
Ярослав Петрович коротко доложил. Ухов расхохотался.
– Ну, Гордеев! Ну, разбойник! – восхитился Николай Иванович. – Совсем обнаглел. Ботанический сад, тигр. Надо же додуматься! Нет, на этот раз у него этот номер не пройдет!
– Так он не слезет, пока своего не добьется, Николай Иванович.
– Посмотрим. Кстати, Ярослав Петрович, что собой представляет ваш шофер?
– Нормальный шофер… Хорошо водит, исполнительный. А что?
– На него телега поступила. Дерется, пьянствует, левачит.
– А кто пишет?
– Письмо анонимное.
– Клевета. У него есть, конечно, недостатки, но у кого их нет? Кто-нибудь накатал из гаража из зависти. Все-таки возит директора института…
– Кстати говоря, – голос Ухова приобрел шутливо-иронический характер, – в письме говорится, что ваша жена постоянно использует машину в личных целях.
– Будете проверять?
– Мне достаточно вашего слова.
– Это не в наших семейных традициях.
– Понятно, Ярослав Петрович. Еще раз с благополучным возвращением. Всего доброго.
– До свидания.
Разговор оставил на душе у Красина неприятный осадок. Конечно, Коля малый вспыльчивый, ревнивый, и бензин у него, хоть в небольшом, а перерасходе, но левачить он никогда не левачил, просто выслеживает свою ветреницу жену. Что касается поездок Лены на машине, то Красин, как только получил должность директора института, решительно сказал:
– Машину не брать ни при каких обстоятельствах.
И никто ни разу не брал, хотя мать и сын были, конечно, недовольны, а коллеги посмеивались над Ярославом Петровичем.
В этот же день Ухов позвонил к вечеру. На этот раз тон у него был отнюдь не благодушный.
– Слушай, Ярослав Петрович, какая-то чертовщина… Опять с твоим шофером. Приносят пакет с пометкой "срочно", а там фото твоего шофера с поцарапанной рожей. Кстати, и ты там выглядишь не лучшим образом. В горах упал, что ли?
– Нарисовано, Николай Иванович.
– Как нарисовано? Зачем? Кем?
– Этого я не знаю.
– Ты… может, того… присмотришься все же к своему шоферу. Дыма без огня не бывает.
– Шофер хороший, Николай Иванович.
– Ну, смотри сам, – сухо сказал Ухов и положил трубку.