- О нашем главке, о ком еще! Подумайте - ни с того ни с сего увеличить согласованный по всем показателям план еще на десять процентов!.. Итого - рост по сравнению с текущим годом на шестнадцать процентов. Легко сказать - шестнадцать процентов: это же пять тысяч метров в сутки! Работа средней фабрики. Попробуйте выполните! И это делается двадцать девятого декабря, как будто мы резиновые, можно тянуть сколько угодно.
Тень недовольства пробежала и по лицу Власова. Нахмурив брови, он спросил:
- Откуда вы это взяли?
- Хорошенький вопрос, откуда я это взял! Не сам же выдумал! Да моей фантазии и не хватило бы на такое. Телефонограмму получили, сам Толстяков подписал. Слова-то какие, вы только послушайте: "Ввиду дополнительного задания министерства и учитывая наличие у вас неиспользованных внутренних ресурсов, суточный выпуск продукции по вашему комбинату на сорок девятый год устанавливается в размере тридцати шести тысяч метров. Ассортимент остается прежний. Примите меры для обеспечения выполнения. В. Толстяков".
- Да-а… - только и мог сказать Власов.
- Поставить комбинат в такое тяжелое положение - это же подлость! Нужно немедленно протестовать, писать министру…
Шустрицкий, присев на стул, выжидательно уставился на директора, что тот, словно забыв о присутствии плановика, погрузился в раздумье.
"Задали же задачу… Есть над чем поломать голову. Разумеется, с ходу, без основательной подготовки, выпустить такое количество товара невозможно. Опротестовывать план - бессмысленно. Во-первых, это ни к чему не приведет, только демобилизует коллектив; во-вторых, даст Толстякову лишний повод позубоскалить: вот, мол, передовой директор, обещавший перевернуть все вверх дном, испугался десяти процентов - и в кусты!.. Резервы-то на комбинате есть, против этого возражать не приходится. Значит, нужно найти другой выход. Но какой?"
- Напишем сейчас или мне самому подготовить текст? - спросил, теряя терпение, Шустрицкий.
- Что?.. Ах да, вы о письме министру… Нет, писать никому не будем. Мы сами утверждали, что у нас есть большие резервы и что, используя их, мы можем увеличить объем выпуска продукции на пятьдесят процентов, а теперь испугались десяти… Нас же сочтут за болтунов - и правильно сделают!
- Мало ли что мы утверждали! Резервы нужно еще привести в движение! Со временем, может быть, и добьемся, а пока… Я-то хорошо знаю повадки нашего начальства: им покажи палец - они захотят всю руку. Говорил вам - не нужно было затевать всю эту историю с реконструкцией. Толстяков поймал нас на слове, как маленьких. Погодите, он еще не то сделает. Одним словом, доигрались!
Власов сурово посмотрел на плановика, поморщился.
- Ладно, об этом поговорим в другой раз. Вы лучше возьмите арифмометр и давайте подсчитаем, как укладывается новый план по оборудованию.
- Как хотите! - Шустрицкий поднялся и подчеркнуто ленивой походкой пошел за арифмометром.
Они долго считали и пересчитывали, проверяли каждую цифру. Расчеты показывали, что ткацкая фабрика может выполнять повышенный план, если поднять производительность станков на три процента, а в двух залах пустить третью смену. Для этого нужно набрать пятьдесят ткачих и человек пятнадцать подсобных рабочих. А где возьмешь новых ткачих? Их нужно обучать, для чего потребуется месяцев шесть, не меньше. Хорошо бы заполучить хоть сотню автоматических станков и одним махом разрешить всю проблему. Но где? Машиностроительный завод вот уже третий год осваивает их и никак не может освоить.
Хуже обстояло дело в красильно-отделочной фабрике - там явно не хватало оборудования, в особенности барок.
Отделка шерстяных тканей - дело тонкое, деликатное, обусловленное строгим режимом на каждом переходе. Малейшее нарушение режима приводит если не к прямому браку, то, во всяком случае, к ухудшению качества. Недаром педантичность и осторожность отделочников вошли в поговорку. Нет, в отделочном производстве не разгуляешься. Полетовские барки! Да, только они спасут положение.
- Вот как мы решим, Наум Львович, - сказал Власов после продолжительного раздумья. - Составим ступенчатый план и выиграем, время. Другого выхода у нас нет. Главк обязан согласиться с нами.
- Главк согласится, но вы подумали, что с нами будет в четвертом квартале и в следующем году? При ступенчатом плане мы вынуждены будем выпускать в четвертом квартале тысяч сорок в сутки… Тяжелая задача! Допустим, мы ее разрешим, а дальше начнется сказка про белого бычка. При составлении плана на будущий год сорок тысяч возьмут за основу да накинут еще процентиков десять - итого сорок четыре тысячи метров в сутки!
- Тем лучше. При большом плане дадут больше сырья. Это то, что нам нужно.
- Удивляюсь я вам, Алексей Федорович: неужели вам не хочется иметь стабильный план и работать спокойно? - Шустрицкий встал и, собирая свои бумаги, добавил: - Странный у вас характер!
- Что поделаешь, таким уж уродился!
Плановик осуждающе посмотрел на него и вышел.
Кажется, выход найден! Власов почувствовал необыкновенную радость и шумно вздохнул, как бывало в студенческие годы, когда удавалось решить сложную математическую задачу. Он окончательно уверился в успехе. Ну конечно, новый, повышенный план будет выполнен! Для этого кое-что уже сделано, фундамент заложен…
Переделка трех автомашин на самосвалы и приобретение старенького, видавшего виды экскаватора позволили не только сократить восемь грузчиков, но и значительно улучшить всю работу котельной. Самосвалы в течение нескольких дней вывезли с угольной площадки шлак, накопившийся там в течение многих месяцев, и на освободившееся место свалили недельный запас топлива. Теперь никто из производственников не жалуется на перебои с паром. Самое главное - красилка работает нормально. Конечно, это далеко не то, что нужно, - до полной механизации котельной еще не добрались по-настоящему. Но все же шаг вперед. Если бы котельную перевести на газ, как предлагает Леонид Косарев! Молодец мальчишка, не поленился и составил схему, хотя ему никто этого не поручал. Хорошая молодежь растет, ничего не скажешь.
Барки Полетова тоже не фантазия, не чертежи, а реальность, - хоть одна барка, да работает. Скоро, очень скоро их будет десять, двенадцать. Заработают ленточные транспортеры, вступит в строй новый браковочный зал. Там все предусмотрено до мелочей, вплоть до дневного света, легких тележек и удобных скамеек для браковщиков. Керамические полы, облицованные стены, простор. В таком помещении грязи уже не будет, и товар не запачкается.
2
- Здорово! - Леонид остановился перед большой афишей у входа в клуб, на которой аршинными буквами было написано:
БОЛЬШОЙ НОВОГОДНИЙ БАЛ
Концерт с участием артистов московских театров.
Духовой оркестр. Танцы.
Буфет.
Встречайте Новый год у нас в клубе!
- Пойдешь? - спросил он у Сергея.
- Насколько мне известно, ходить на клубный бал принято со своей девушкой. А так - топать ногами целую ночь с кем попало, кривляться: "Ах, извините!", "Ах, простите!" - удовольствие небольшое.
- Тебе бы жить в Лондоне и быть членом клуба однолюбов, - если, конечно, такой существует! Мне, например, совершенно безразлично, с кем танцевать, лишь бы вечер провести весело. Если ты такой разборчивый, приглашай свою знакомую.
- Интересно знать, кого ты посоветовал бы мне пригласить? - И, не дожидаясь ответа, Сергей зашагал к остановке.
- Хотя бы Милочку!
- Как же, пойдет она со мной в наш клуб!
- Почему бы и нет?
- Милочка найдет себе более подходящую компанию…
- Вот что, милый друг: Милочка относится к тебе очень хорошо, а ты настоящий чурбан, ничего не замечаешь! В прошлое воскресенье, когда мы возвращались от папы, она наговорила по твоему адресу столько хорошего, чего ты, по моему глубочайшему убеждению, не заслужил! Он, мол, и такой, и сякой, и настоящий товарищ, и чуткий друг… Кажется, даже сказала, что ты красивый. Это она, конечно, явно преувеличила… И что, мол, она сама во многом виновата перед тобой.
- Не врешь? Так и сказала, что виновата?
- Представь себе, так и сказала!
- Да хватит тебе фиглярничать! Но… в чем же она винит себя? - Сергей проговорил это, словно думал вслух. - Я ведь, по правде сказать, такой нескладный!.. Вот пошел я в тот день провожать ее… Понимаю - тяжело ей, она только что узнала про отца. Тут бы и сказать какие-то добрые слова, утешить. Куда там! Иду рядом и молчу. Она слезы глотает, а я молчу… Потом, как идиот, понес какую-то чушь про наши фабричные дела…
- Вы больше не встречались?
- Один раз. Слава богу, тогда больше говорила Милочка, а я слушал.
- Поздравляю! Налицо определенный прогресс! Ведь умение слушать - тоже большое искусство и очень помогает в сердечных делах. Некоторые девицы обожают подобных кавалеров. Итак, решена - мы идем на бал, и ты приглашаешь мою прелестную сестрицу.
- Нет. Если хочешь, приглашай ее сам.
- Чудак ты, ей-богу! По-твоему, Милочка будет очень обрадована, если вместо тебя явится к ней родной брат?
- Ну тебя к черту! С тобой невозможно серьезно разговаривать… Во-первых, Милочка твоя сестра, и ничего не будет странного в том, если ты позовешь ее. Во-вторых…
- Во-вторых, ты мямля и больше ничего! - не дал ему договорить Леонид. - Ладно! Окажу тебе милость, приглашу Милочку. Только, чур, занимать ее будешь ты!
Поужинав на скорую руку, они уселись за учебники. У Сергея слипались глаза, и, чтобы отогнать сон, он обвязал голову мокрым полотенцем.
Леонид расхохотался.
- Настоящий факир! Чалма очень идет к тебе!
- Отстань! И так ни черта не лезет в голову, а ты со своими глупостями!
Легли поздно, в первом часу, и, как часто бывает с сильно уставшими людьми, долго не могли уснуть. Под Леонидом, когда он ворочался с боку на бок, позванивали пружины старого дивана. "Спать, спать!" - внушал он себе, но сон не приходил.
Леонид вспомнил мать. Жалко ее… Наверное, в этот самый час она тоже не спит - думает о блудном сыне. Может быть, по-своему она и права. В погоне за легким счастьем она пожертвовала всем, а теперь ее честолюбивые мечты потерпели полный крах. Сын ушел из дома, дочь отшатнулась от нее…
Мысли его незаметно перешли на другое. Хорошо, что он поступил на фабрику, узнал настоящую жизнь, познакомился с новыми людьми. Правда, некоторые однокурсники из дневного отделения посмеиваются над ним, считают его уход из института признаком малодушия. Пусть… Секретарь курсового бюро комсомола, Володя Симагин, так и сказал недавно, когда Леонид снимался с учета: "Ты просто испугался трудностей, не захотел жить на одну стипендию. А ведь профессора возлагали на тебя большие надежды. Если уж решил идти на производство, поступал бы на завод. А ты куда пошел? Текстиль, тряпочники, бесперспективное дело!.."
"Тряпочники"! Дурак Володька, ничего не понимает. Знай он таких замечательных, влюбленных в свою профессию тружеников, как Матрена Дементьевна, Аграфена Ивановна, мастер Степанов, наконец, таких, как Власов и Николай Николаевич, он заговорил бы по-иному. Обидно, конечно, что у многих сохранилось еще предубежденное отношение к текстильщикам. Впрочем, это ерунда, просто невежество, и больше ничего. Разве можно забыть о замечательном революционном прошлом рабочих-текстильщиков? Первые Советы рабочих депутатов в Иваново-Вознесенске, грандиозная забастовка в Орехово-Зуеве, Степан Халтурин, Петр Алексеев…
Пусть ребята посмеиваются сколько им угодно, а он все равно будет инженером-конструктором и посвятит Жизнь проблеме атомной энергии, сделает такие открытия, что они ахнут…
- Сергей, ты не спишь? - спросил он тихо.
- Нет. А что? - немедленно отозвался тот.
- У тебя есть мечта? Настоящая.? - Леонид закутался в одеяло, пошел за ширму и сел на кровать в ногах у Сергея.
- Что за разговор! Конечно, есть! - Сергей отодвинулся к стенке, давая ему место.
- Какая?
- Как тебе сказать… Ну, прежде всего, чтобы моими барками оснастили все фабрики, потом…
- Потом можешь не рассказывать, без тебя знаю. Жениться на Милочке.
- Хотя бы так. По-твоему, этого мало?
- Нет, отчего же, вполне законное желание…
- Но ведь ты прискакал говорить о своей мечте!
Леонид поправил съехавшее с плеч одеяло и задумчиво сказал:
- Мне бы хотелось изобрести способ превращения атомной энергии в электрическую, создать простой, портативный аппарат, установить его на атомный генератор - и готово. Без всякого графита, паровых котлов получай электроэнергию. Представь себе на минуту, что мы живем с тобой в атомный век. Все моторы внутреннего сгорания переведены на атомную энергию, автоматизация производства доведена до совершенства. Страна залита почти даровой электроэнергией, и люди научились при ее помощи даже изменять климат. Мощные тепловые струи преграждают путь холодному воздуху, растапливают льды Арктики. Вообрази еще такую картину: над Москвой висят сверхмощные рефлекторы - зимой они заменяют солнечные лучи, и тогда в Москве вечнозеленые парки, тепло в домах, залитые светом улицы. Летом рефлекторы смягчают жару, подают холодный воздух, температура регулируется автоматически - не выше и не ниже двадцати градусов по Цельсию. Наши дети, прочитав в учебниках историю о том, как мы жгли в топках нефть и уголь, будут смеяться и считать нас за дикарей…
Леонид вернулся на свой диван, лег, натянул одеяло на голову и закрыл глаза. Через пять минут он уже спал и видел сон.
За городом лютая зима, низко нависло серое небо. Свищет северный ветер, вздымая снежную пыль вдоль полей; в городе тепло, как в мае. Он гуляет в легком костюме, без шляпы по сказочному саду. Вдоль дорожек, посыпанных красным песком, цветут розы. Большие пунцовые розы. В мраморных бассейнах высоко бьют фонтаны и изумрудные капли воды, распыляясь, увлажняют воздух. Откуда-то раздаются звуки Знакомой музыки. На скамейках, окрашенных в белый цвет, сидят на солнышке и греются старики и старухи. Играют дети. Молодые пары, поравнявшись с ним, показывают на него глазами и шепчутся: "Видели? Леонид Иванович Косарев, тот, кто первый изобрел искусственное солнце и осчастливил человечество".
На концерт опоздали. Милочка обещала заехать за ними в девять, но пробило десять, а она еще не появлялась.
Сергей, в синем, заботливо отглаженном костюме и в новом галстуке, сидел хмурый, то и дело прислушиваясь, к шуму, доносившемуся с улицы.
- Не беспокойся, все в порядке, она просто опаздывает, - сказал Леонид. - У тебя не было сестры, и ты не знаешь повадок девушек. Прежде чем выйти из дома, ей нужно десять раз поправить прическу, минут сорок повертеться перед зеркалом, трижды попудриться, покрасить губы. В самую последнюю минуту окажется, что она забыла прицепить брошку, и все начинается сначала… Погоди, женишься - натерпишься горюшка!
- Подумаешь, какой опытный! Давно ли серебряную свадьбу отпраздновал? Можешь отправляться один, если спешишь…
Вот и звонок! Увидев разрумянившуюся от мороза Милочку, Сергей мигом забыл о своем беспокойстве.
- Ну как, мальчики, готовы? - Милочка подошла к зеркалу.
- Мы-то давно готовы, да вот стоит ли ехать, не знаю! - проворчал Леонид. - Концерт скоро окончится. И все из-за тебя. Обещала ведь в девять!
- Подумаешь, концерт! На танцы успеем - и то хорошо.
- У меня идея, - сказал Сергей. - Давайте на скорую руку проводим старый год и тогда уж отправимся в клуб. Там в буфете, наверно, ничего уж и не осталось. Леня, пошевеливайся, тащи из кухни закуски, а я займусь вином. - Он открыл дверцы буфета. - Милочка, сладкое вино или шампанское, что лучше?
- Все равно…
- Тогда шампанское! Мама тоже выпьет с нами. Думаю, один бокал ей не повредит.
Танцы были в полном разгаре, когда они втроем вошли в большой, ярко освещенный зал, украшенный бумажными флажками. Недалеко от дверей стояли красильщики и наблюдали за танцующими. Увидев Сергея, ведущего под руку стройную, модно одетую девушку, они зашептались. Рябой промывщик в черном праздничном костюме сказал:
- Ай да Серега, не зевает парень! Смотрите, какую красавицу привел!
- Нашел тоже красавицу! Надень я такое шикарнее платье с бисером, может, первый приз по красоте взяла бы! - Самолюбие лаборантки Гали было задето. Она надеялась провести этот вечер с Сергеем.
- Ты бы и так взяла приз, Галочка, жаль - нос курнос! - пошутил отмойщик.
С другого конца зала вошедших заметил Никитин и вместе с Наташей и Забелиной пошел к ним навстречу.