- Нисколько я не засмотрелся, а просто она подсунула мне тарелку да и все!
- Ты не ври лучше! Витал в облаках, и тебе было не до супа. Хорошо, что вообще кастрюлю свою не отнес куда-нибудь в чужую комнату. Правда, Борис Петрович?
- Правду я никогда не называю неправдой, Валюта, - поддержал ее Борис Петрович.
- Будь по-вашему, - сдается Николай. - Вас двое - я один...
Солнце село, и на темно-голубом небе начали проступать редкие звезды. Ущелье ненадолго погрузилось во мрак. Но вскоре вокруг просветлело - взошла луна и своим таинственным светом зажгла высокие лампады горных вершин. Звезд на небе все больше и больше, и вот уже небо, как огромный сверкающий шатер, раскинулось над головой. Все молчали, очарованные красотой ночи...
Тишину неожиданно нарушил Борис Петрович:
- Как ты думаешь, Валя, если к нижнему краю полумесяца подвесить ведро, наполненное водой, выльется вода или нет?
Валя вздрогнула, повернула к Потапову бледное от лунного света лицо с расширенными глазами. Мысли ее были, видимо, где-то далеко. Она ответила не сразу.
- Нет, по-моему, не выльется. Только зачем вам на месяц ведро вешать?
- А вот дадим Николаю полное до краев ведро и пошлем вон на ту высокую гору. Заберется на вершину, обождет немного, пока месяц поравняется с горой, и быстро повесит ведро. А, Валюша?
- Ну, если бы он оказался таким героем... - Валя запнулась.
- Что тогда?
- Я тогда накормила бы его хорошим картофельным супом. Нет, серьезно, Борис Петрович, к чему вы это?
- К тому, что если бы Колин поход увенчался успехом, это означало бы, что весь месяц будет хорошая, сухая погода. Такая примета есть: если полумесяц изогнут настолько, что к его краю как будто можно подвесить ведро с водой и эта воображаемая вода не прольется - значит, целый месяц не будет дождей...
- Что ж, проверим на собственном опыте. Дожди нам сейчас ни к чему, - замечает Николай.
Все поднимаются. Пора спать. Завтра снова ранний подъем, новые поиски, новые надежды...
Каким бы жарким ни было лето, утром в горах всегда прохладно. Первым, как обычно, просыпается Борис Петрович. Закончив несложные приготовления к завтраку, он будит своих молодых товарищей, которым, разумеется, очень не хочется вылезать из спальных мешков. "На зарядку становись!" - командует транзистор... Потом - бегом к горной речушке; холодная вода вливает бодрость в разгоряченные тела. Вот и завтрак закончен - пора в дорогу. Сегодня им предстоит трудное восхождение на Коргашинли-Тау - Свинцовую гору.
С рюкзаками за плечами, в темных очках и широкополых белых шляпах геологи медленно поднимаются. Впереди - Борис Петрович, за ним - Валя, Николай замыкает шествие. Идти становится все трудней; чем круче подъем, тем меньше разговоров. Последний отрезок пути идут молча, тяжело опираясь на ледорубы...
- Валя, гляди! - И Николай показывает на огромный камень, нависший над ущельем по ту его сторону. - Что он тебе напоминает?
Валя на минуту останавливается.
- Настоящий конь, приготовившийся к прыжку. Вот-вот перемахнет через ущелье... Сколько же это времени должно было пройти, чтобы дожди и ветры так его обтесали?
- Восемь часов шесть минут, - отвечает Коля, взглянув на часы. Видимо, он не расслышал Валиных слов.
- Какой ты точный! - усмехается девушка.
Добравшись до места, скинули рюкзаки и присели немного отдохнуть. Николай рассматривает Валю. Она сильно загорела, и это ей очень идет. Смешно: вначале она приклеивала к носу листик, чтобы уберечься от загара. Какая она красивая, черт возьми! Догадывается она об этом или нет?..
Николай наконец отводит глаза от Валиного лица и устремляет взгляд вниз - туда, где виднеется оставленная ими палатка.
- К нашей стоянке подъехал какой-то всадник, - говорит Коля.
Действительно, у палатки виден четкий силуэт всадника. Вот он спешился. Привязал коня к дереву. Заглянул внутрь палатки. Однако кто это - отсюда не узнать.
- Должно быть, либо председатель, либо его секретарь, - высказывает предположение Борис Петрович.
- Больше, кажется, некому.
- А вдруг это тот веселый почтальон? - говорит Валя и сразу же вспоминает о письме, которое она давно уже написала маме, но никак не может отправить.
- Кто его знает, - меланхолически замечает Коля. Он видел, как Валя писала письмо, предполагает, что оно адресовано какому-нибудь парню и поэтому сейчас вовсе не мечтает о приезде Назира...
Вале кажется, что она узнала почтальона. Но как его позвать, как дать ему знать, что они здесь?
- Попробуем окликнуть его, - предлагает Борис Петрович. - Впрочем, вряд ли из этой затеи что-нибудь получится: в горах, когда кричишь, голос твой уносит вверх. А внизу ничего не слышно.
- Давайте я все же попробую, - предлагает Николай и кричит что есть мочи: - О-го-го-го-о! Э-э-й!
Человек у палатки в самом деле не слышит зова. Он медленно отвязывает коня, вскакивает в седло и отъезжает от базы.
Валя явно опечалена. Николай видит это. Оттого ли, что не смогла отправить свое письмо? Или оттого, что ждет письма?
- Ничего, ребята, не огорчайтесь, - успокаивает обоих Борис Петрович. - Давайте за работу. Попробуем спуститься сегодня пораньше и отправим Николая в селение за новостями, если он еще будет в состоянии ноги передвигать.
- Пойдешь, Коленька? - обрадованно спрашивает девушка.
- Если ты скажешь, - серьезно говорит он, - я через эту гору перемахну. Хочешь?
Но Валя этого не требует, и друзья принимаются за работу.
Николай отбивал образцы, Валя и Борис Петрович тщательно рассматривали и сортировали их. Раз, два, три... Этот камень - сюда, налево, этот - в сторону, а что сулит нам вот этот?.. Солнце поднимается все выше и выше. Жара становится нестерпимой. Раз, два, три...
Растет в стороне груда ненужных камней, а холмик слева - совсем невысок... Сегодня работа без перерыва: нужно поскорее вернуться на базу. Шуток и смеха не слышно. Раз, два, три... Особой удачи сегодняшний день, кажется, не принес. Отложим еще раз исполнение надежд на завтра...
На базу возвращались молча. Спешили. Сбросив рюкзак с натруженных плеч, Борис Петрович сразу же направился к роднику - окунуться в его живительную воду. Валя нырнула в палатку. Николай направился под навес. Там, на столе, под алюминиевой кружкой, что-то белеет. Так и есть - записка от Назира: "Ждите. Постараюсь сегодня приехать снова". Первым желанием Николая было спрятать записку, да зачем это, если Назир все равно приедет.
- С тебя могарыч, тебе - письмо! - протягивает он записку Вале, которая, как раз в это время выходит из палатки.
Выхватив записку у него из рук, девушка внимательно читает ее, потом переворачивает листок, потом снова перечитывает торопливо написанные слова.
- Привезет он нам что-нибудь, как ты думаешь?
Коля этого не знает.
- Э-ге! Николай! Скорее сюда! Настоящий рай! - зовет Борис Петрович, по шею погрузившийся в воду у каменной запруды.
Парень нехотя приближается к роднику. Лезть в холодную воду страшновато, да ничего не поделаешь. Николай медленно раздевается и входит в ручей, но и это не в силах охладить его разгоряченное сердце...
- Не сыграть ли нам партию в шахматы? - после купанья предлагает Николаю Потапов.
- Только если на солнце! - нехотя соглашается тот, поеживаясь.
Сегодня оба они играют рассеянно. Затянувшуюся партию прерывает топот конских копыт. Так и есть - Назир! Как гордо и непринужденно сидит он в седле! Издали видно - настоящий горец.
Валя, зарумянившись, бросается навстречу всаднику. А тот уже видит, что геологи на месте, и поторапливает коня.
Один только Николай, как ни старается, не может заставить себя выглядеть довольным. Дело в том, что сегодня стало, наконец, ясно, что с ним случилось - окончательно понял, что любит Валю. "Этого только мне не хватало! - думает он. - А как же Татьяна? И наша пятилетняя дружба, и данное ей слово... Вдруг Таня приедет сюда... Нет, вряд ли! Впрочем, женщины - народ неожиданный, невозможно предвидеть, что им взбредет в голову".
Невеселые мысли теснятся в мозгу у Николая. А его товарищи тем временем оживленно беседуют с Назиром. В каждом молодом человеке Николай склонен теперь видеть опасного соперника... Через силу он заставляет себя подняться, подойти и поздороваться с гостем.
- А, Коля-Николай! - весело приветствует его Назир. - Как дела, кунак?
Коля сумрачно молчит, и Борис Петрович, спасая положение, отвечает:
- Дела наши недурны. Вот только никак не могу научить Николая играть в шахматы, хотя всегда даю ему фору.
Валя смеется. Ей почему-то очень весело сейчас.
- Что смеешься, Валя? Ты-то умеешь играть? - интересуется Назир.
- Валя - молодец, она меня обыгрывает, - ласково треплет Борис Петрович девушку по плечу. - А ты, товарищ почтальон, как, шахматист?
- Меня еще никто не сумел обыграть, Борис Петрович. Секрет фирмы.
- Открой его нам, Назир! - просит Валя.
- Секрет очень прост. Спрячьте, пожалуйста, свои записные книжки и карандаши - записывать ничего не нужно. Чтобы вам никто и никогда не поставил мат, снимите потихоньку с доски короля и спрячьте его в карман. Успех гарантирую...
Шутили и смеялись еще долго. Наконец Борис Петрович взмолился:
- Не томите нас, молодой человек, и если привезли корреспонденцию, - давайте сюда! Мои друзья сгорают от нетерпения.
- О, виноват! - опомнился Назир и даже слегка покраснел. - Вот письма - вам, Борис Петрович, а это тебе, Коля, газеты и журналы.
- А мне? - дрожащим голосом спрашивает Валя.
- А тебе я еще там, в ауле, сказал, что не буду писать письма; все, что мне нужно, ты услышишь непосредственно из моих уст...
Но Валя все стояла с протянутой рукой, и Назир наконец сжалился над ней:
- Получай, красавица! К этим письмам я все-таки добавил еще одно - от себя.
Обрадованная Валентина выхватила конверты у него из рук, быстро поцеловала почтальона в щеку и упорхнула в палатку. А Назир остался стоять в растерянности, размышляя над тем, действительно ли она его поцеловала или же это ему только почудилось...
- Спасибо, джигит, хорошие вести мне привез, - говорит Борис Петрович, снимая очки.
- Я всегда только хорошие приношу, - отвечает Назир не без гордости.
- Да... Сделать человеку доброе дело - это великая вещь. Ничего не жаль, никаких усилий. Вот и наш труд - он тоже для людей. Что бы я стал делать без своей работы? С ума бы спятил.
- Что до меня, - медленно, как сильно уставший человек, выговаривает слова Николай, - то, обеспечь меня всем необходимым, я бы охотно согласился ничего не делать. Люблю лежать на спине, на мягкой травке...
- Шутишь, дружище!
- Шучу, конечно...
Голос Николая звучит не очень убежденно.
- Этим не стоит шутить, поверь мне, - задумчиво продолжает старый геолог. - Труд - это и есть жизнь... Я еще в прошлом году мог уйти на пенсию, да вот видите - не ушел. Даже подумать страшно! А один мой приятель возмечтал об отдыхе, ушел с работы... Проводили его, как водится, торжественно, золотые часы подарили. Да... Так вот ровно на три недели ему этого "счастья" хватило. Посидел в скверике на скамеечке, поиграл в шахматы со стариками-пенсионерами, погулял по парку и... начал ежедневно ходить к себе на прежнюю работу. Христом-богом просит: "Возьмите назад, никакой мне вашей зарплаты не надо, только допустите к работе..."
Николаю рассказ Бориса Петровича показался не слишком убедительным, Назир же сразу вспомнил столетнего Ачахмата. Как ловко этот седобородый старец косит траву, сгребает сено, правит хозяйственные дела у себя во дворе. И внуков своих приучает сызмала к труду, чтоб все умели делать сами... Потом мысли его перешли к Батыру Османовичу. Вспомнился давний разговор с ним. У секретаря тогда спросили: "Если при коммунизме весь труд будет выполняться машинами, без затраты физических сил, что же тогда человеку остается? Ничего не делать, да?" "Нет, - ответил Батыр Османович, - когда всю физическую работу будет выполнять техника, автоматика, когда у человека высвободится много времени для удовлетворения своих духовных, умственных интересов, именно тогда неизмеримо возрастет потребность в труде на благо обществу. Тогда каждый захочет трудиться по своим способностям, там, где он сможет принести самую большую пользу людям... Именно тогда, наверное, уйдут из жизни леность, тунеядство, воровство, унижение человека человеком..."
Голос Вали прервал размышления Назира:
- Назир, отправь, пожалуйста, эти два письма!
- И у меня несколько, - прибавил Борис Петрович, выходя из палатки. - И еще вот этот пакет. Смотри, джигит, груз нелегкий, но отправить его необходимо. До аула трудно довезти будет, а?
- Ничего, справлюсь! - Назир тщетно пытается уложить сверток в почтовую сумку. - К седлу привяжу, сзади.
- Потеряешь.
- Ни за что! Привяжу так, что трактором не оторвешь. Вот, глядите! Ну как?
- Да вроде крепко, - собственноручно проверяет Борис Петрович.
Пора и прощаться. В последнюю минуту, однако, Назир вспомнил о том, что еще не выполнил поручения Ариубат и не спросил у геологов, какие им прислать книги. Борис Петрович выслушивает пожелания своих товарищей, быстро записывает несколько названий и отдает листок Назиру. Почтальон рад поводу поскорее приехать сюда снова и обещает привезти заказанные книги чуть ли не завтра же. Уезжать ему очень и очень не хочется. Но скоро стемнеет, надо поторапливаться.
Пожав всем руки, Назир удаляется. Отойдя немного, он птицей взлетает в седло, и вот уже только дробный стук копыт напоминает о всаднике и его коне... Валя с улыбкой смотрит Назиру вслед. Борис Петрович вздыхает. Вздыхает не без легкой зависти и сожаления...
7. ДЕЛА НАСУЩНЫЕ
Весь красный выскочил Азамат из кабинета секретаря райкома.
- Пожалуйста, воды, - вытирая пот со лба, попросил он человека, который сидел в приемной, дожидаясь своей очереди.
Тот послушно встал и, подойдя к тумбочке, налил в стакан воды из графина.
- Теплая. Неужели похолодней нет? - пробурчал Азамат, залпом осушив стакан.
Только тут он узнал в человеке, подавшем ему воду, старого своего знакомого, председателя соседнего колхоза. Однако вместо приветствия и благодарности, Азамат быстрыми шагами направился к двери. Даже не попрощался. Засунул под мышку видавшую виды лохматую баранью папаху и - ходу. Знакомый председатель в недоумении смотрел ему вслед. Что, в самом деле, случилось со всегда веселым и разговорчивым Азаматом? Хотел было догнать его, но раздумал и остался на месте, уставившись на дверь кабинета: вот-вот самого вызовут на бюро. Сколько времени уже заседают - ночь на дворе.
Дел у райкомовцев, правда, накопилось немало. Осень - пора подведения итогов. А осень в этом году выдалась прекрасная. Как вышли колхозники на заготовку сена, - ни одного дождя. С полей по берегам Терека собрали добрый урожай пшеницы. Не сегодня-завтра начнут сеять озимые. Скот на горных пастбищах отъелся за лето, хорошо прибавил в весе. И молодняк ладный - потерь почти нет. Конечно, не везде все идет гладко: там не управились с уборкой, здесь плохо готовятся к зимнему содержанию скота, еще где-то дисциплинка страдает, отстали в соревновании... Словом, пришла пора "пропесочить" как следует руководителей колхозов. Летом руки не доходили.
Сегодня настал черед Азамата, которого совсем недавно избрали председателем. Азамат противиться не стал. Приученный к упряжке конь, завидев телегу, сам направляется к ней и подставляет голову... Сказал несколько слов насчет того, что, мол, ноги в последнее время сдают и плохо его слушают, и - с головой ушел в работу. Мало, что ли, у председателя работы летом?
То, что Азамат в полночь, как встрепанный, выбежал из райкома, было, конечно, не случайно. Взбучку он получил на бюро изрядную. "Что-то голова мерзнет", - думает Азамат. Хлопнул себя по гладко выбритой голове - оказывается, он без шапки. Где же шапка? А она уже на земле валяется. Нагнулся за шапкой - вымазался в грязи. "Пропади оно все пропадом!" - сердится председатель, нахлобучивая на голову свою всему миру известную папаху.
Быстрым шагом поднимается Азамат по центральной улице. Голова гудит от разных мыслей. "Кажется, никого на свете я не уважал так, как Батыра Османовича. Всегда он со мной советовался, можно сказать, по душам. За что же он меня сегодня? Неужели у него на уме одно, а на языке другое? Не ожидал я от тебя, друг, такого... Разукрасил мой портрет за милую душу... Или я совсем с ума спятил, ничего не понимаю... Выговор влепили!"
Не разбирая дороги, шагает Азамат в гору. Где он? Дома встречаются все реже и реже, темнота сгущается, дороги не видать. Кажется, это уже колхозные сады начались. Азамат решительно поворачивает назад. И мысли его постепенно принимают другое направление: "Погоди, погоди, давай во всем разберемся... Так и свихнуться недолго. А что, если я сам во всем виноват? Доверился этому болтуну, моему заместителю Хамзату, который убедил меня в том, что все в порядке: все-то он подсчитал, взвесил, что нужно было, отгрузил в счет госпоставок, остальное, мол, сдал на мельницу, засыпал семена... Со всем, голубчик, управился, везде поспел... А ты, старый дурень, поверил ему и даже бумаги не удосужился как следует посмотреть. Подписывал не глядя... Эх, Азамат, Азамат... Любому ясно, что в летний зной гораздо приятнее проводить время на горных пастбищах, чем на уборке - в жаре и в пыли. Вот когда меня бес попутал. Место мое в уборочную было на терском участке. А я приеду, как ревизор, покручусь немного - и снова на машине в горы. Будто без меня там некому позаботиться об этих двух криворогих коровах. Правильно говорят люди: горбатого могила исправит. Дураком родился - дураком и помрешь. Чему и когда ты учился, Азамат? Весь век трудился, как вол... А с другой стороны, нельзя сказать, что не прельщали меня высокие посты да зарплата... До чего докатился! Ночь напролет ругательски ругаю Батыра Османовича. А на самом деле в ножки ему нужно поклониться, что из партии не выгнали... Ох, как стыдно! Вернусь сейчас в райком, попрошу у него прощения..."