Роман "Рассвет над морем" (1953) воссоздает на широком историческом фоне борьбу украинского народа за утверждение Советской власти.
Содержание:
Книга первая - Чайки садятся на воду 1
Книга вторая - Будет на море погода 90
Примечания 174
Юрий Смолич
Рассвет над морем
Книга первая
Чайки садятся на воду
Глава первая
Город жил странной жизнью и сам себя не узнавал.
Он, казалось, был кем-то выдуман нарочно.
Собственно старая Одесса издавна славилась своей сутолокой и сумятицей, как и всякий большой портовый город. С давних времен вошло даже в привычку называть Одессу царством лени и столицей лодырей.
Но молва эта плод первого, поверхностного впечатления заезжих повес, не видавших Одессы дальше приморских бульваров и центральных улиц, и она несправедлива. Люмпены, мелкая торговая шушера и тьма-тьмущая слетавшихся со всех концов света бездельников создавали только внешний облик одесской улицы тех времен.
В действительности же Одесса со времени основания ее воинственными и отважными ватагами запорожских и донских казаков всегда была городом напряженного созидательного труда.
Город вырастал из собственных недр - из камня-ракушечника, камень этот рубили топорами и резали ручными пилами. Цеховой каменщик-строитель прежних времен - творец Одессы, какой мы видим ее подчас и сегодня. Город жил рыбой - "царицей моря" скумбрией, "жемчужиной юга" кефалью, кормилицей хамсой, - и именно отважный рыбак, вечный труженик, наметил первые черты его великолепного образа.
Одесса сначала родилась как порт, а уже потом как город. Сюда, к причалам тихой гавани, потекло зерно с плодородных земель необъятного украинского и русского черноземного Юга, чтобы претвориться в душистый и сытный хлеб для трапезы всей Западной Европы. Отсюда, из трюмов западных и восточных судов, стоящих на приколе в одесском порту, разнообразнейшие товары - западная мануфактура и восточные пряности - водными путями, широкими трактами, а со временем и по железной дороге расходились по всей Украине и России. Мореплаватель-флотский, каталь-грузчик и биндюжник-ломовик были и те времена подлинными хозяевами и порта и города, Одесский порт стал колыбелью и первого пролетариата Юга. На рыбачьем улове и урожаях огородников возник консервный промысел. Из портовых мастерских выросли доки, верфи и эллинги. На потребу вывоза поднялись многочисленные фабрики и заводы. Рабочий-пролетарий довершил живой образ порта-великана и города-труженика.
Вечно шумный базар - место продажи рыбаками даров моря и огородниками плодов земли - расцветил лицо города тонами теплыми, мягкими и колоритными.
Торговцы - перекупщики и спекулянты - пришли позднее, одновременно с посредниками между отечественными и заморскими негоциантами. Их нахлынула огромная орава, они скучились в центре города и тотчас же подняли отчаянную суету, галдеж и грызню. Они пожирали друг друга и вместе грабили все вокруг. Они захватили прилегающие к городу земли, прибрали к рукам городские промыслы, положили к себе в карман трудовые сбережения горожан - и узурпировали власть над недрами, водами и, казалось, над самими стихиями.
И город перестал принадлежать коренному, мирному и трудовому населению.
Рыбаки и рабочие - еще недавние хлеборобы на окрестных землях, грузчики и портовый служилый люд - кочующий пролетариат со всех концов Российской империи, пригородные садовники и огородники - все теперь сбились вместе и трудились с утра до ночи на берегу, в заводских дворах и у портовых сооружений. Для жительства им негоциант-грабитель оставил только пыльные и тесные окраины - Пересыпь, Слободку, Молдаванку и Сахалинчик - да узкую кромку песчаного и глинистого берега под кручами Малого, Среднего и Большого Фонтанов.
Именно эти места, заселенные коренными хозяевами - строителями и тружениками Одессы, - и получили от них прозвище: "Одесса-мама".
Коренной одессит редко когда и видел своих властителей.
Одесская аристократия - финансовые и торговые тузы, земельные магнаты и крупные промышленники, которым принадлежали теперь и поверхность таврийской земли и ее недра, а за ними и всякие приживалы аристократии, всегда пренебрегали коренным одесситом. В зимние дни они прятались за тяжелыми жалюзи своих по-восточному роскошных особняков, в летнюю пору - за легкими маркизами своих с парижским шиком меблированных дач на взморье. В предвечерние же часы - и летом и зимой - они вихрем проносились в блестящих кабриолетах, запряженных орловскими рысаками, по мягким торцам Дерибасовской к Английскому клубу или звонкой мостовой Ришельевской к опере. А улица день и ночь жила своей собственной - суетливой, призрачной и бесплодной - жизнью вселенского сброда. Здесь неизменно царило "уличное столпотворение", суетились турки-лавочники, румыны-негоцианты, греки-комиссионеры и прежде всего матросня всех флотов мира с кораблей, разгружавшихся или принимавших грузы у многочисленных причалов гавани.
Под горячим южным солнцем, овеваемый соленым бризом, весь этот "многоязыкий сброд" беспрестанно суетился и галдел. Облик уличного одессита прежних времен складывался из удивительного, но органического сочетания праздности и лени и столь же неотъемлемых азарта и предприимчивости. Неописуемая сутолока царила в старой Одессе - богатейшем и красивейшем городе юга Украины и России тех времен.
Но таким, как осенью тысяча девятьсот восемнадцатого года, город не бывал еще никогда. Он и в самом деле не узнавал себя, а образ жизни его мог вызвать только удивление.
Оставаясь все в тех же своих географических пределах, город вдруг сделался как бы вдвое больше. И впечатление это не было обманчивым: за несколько месяцев восемнадцатого года полумиллионное население Одессы выросло еще чуть ли не на полмиллиона.
То было время утверждения советской власти в рабоче-крестьянской России и время немецкой оккупации и гетманщины на Украине. Спасаясь от "большевистского варварства", русская буржуазия и всероссийская реакция двинулись на юг - в Екатеринодар и Ростов, в Киев и Одессу. В Киеве, Одессе и Екатеринославе - крупнейших украинских городах - сосредоточилась и украинская буржуазия. Ведь к осени восемнадцатого года вся Украина - от западных границ до Донца и от севера до Черного моря - уже запылала в огне народных восстаний против немецких оккупантов и украинской гетманщины. Теперь в Одессу в надежде пробраться за границу съехались петроградские банкиры, московские мануфактурщики, промышленники Донбасса и Кривого Рога. Помещики бежали сюда со всех концов: и из средней полосы России, и с украинского юга.
Дотошные журналисты подсчитали тогда, что в новом "российском Вавилоне" собрались к тому времени владельцы шестидесяти процентов всех принадлежащих отечественному капиталу ценностей в средней полосе России и на Украине.
Следом за финансовой плутократией прибыло и высшее всероссийское - царское и Временного правительства - чиновничество Прибыли министры, послы, директора департаментом - тайные советники, действительные статские советники и генералы Прибыли сановники двора его императорского величества Прибыли великие князья и великие княгини.
Приехали также и руководители всероссийских общественных организаций, промышленных и торговых объединений, земских союзов и союзов городов.
Слетелись и лидеры контрреволюционных партий - и центра, и правых, и левых: октябристы, трудовики, кадеты, эсеры и меньшевики.
Дотошные журналисты путем своих астрологических исчислений тогда же пришли к выводу, что из этих деятелей можно было бы в ту пору создать министерские кабинеты и организовать парламенты - для всех стран Западной и Юго-Западной Европы.
И весь этот сброд безраздельно завладел теперь одесскими кварталами и стал хозяином одесских улиц. Им были битком набиты все одесские рестораны, кафешантаны и театры миниатюр. Ломбарды и комиссионные магазины города ломились и от товаров и от людей - преимущественно сдающих, а не покупающих. На базарах не прекращалась толкучка, а по тротуарам невозможно было пройти.
Улицы когда-то фривольной Одессы вдруг оделись в чопорные рединготы и визитки, а весьма распространенным головным убором стал черный цилиндр в окружении огромных модных шляп и роскошных дамских туалетов. По воскресным дням и престольным праздникам в церквах запестрели шитые золотом мундиры камергеров и камер-юнкеров.
Но еще гуще залило одесские улицы и площади разномастье военной формы. Никогда еще с самого основания Одессы не собиралось здесь столько вооруженных сил. Город вдруг превратился в военный лагерь. Всероссийская контрреволюция избрала его своей штаб-квартирой.
Генерал Деникин под высокой рукой омского "всероссийского правителя" адмирала Колчака формировал и здесь, в Одессе, офицерские отряды для белой "добровольческой армии". Тысячи "дружинников" - "дружин" астраханских, приволжских, донских и кубанских, - сверкая золотом русских погонов на новеньких английских и американских шинелях, пьянствовали по ресторанам, безобразничали в шантанах и фланировали по одесским бульварам.
Время от времени эскадрон офицеров-добрармейцев во всей своей красе, гарцуя на резвых конях, проезжал по улицам с. залихватскими песнями. Пели:
Оружьем на солнце сверкая,
Под звуки лихих трубачей,
По улицам, пыль поднимая,
Проходил полк гусар-усачей…
Новехонькое оружие "гусар-усачей" и в самом деле сверкало на солнце и было все, до последнего винтика, английским и американским.
Гетман Скоропадский, осажденный в столице Киеве повстанцами, в Одессе, однако, держался крепко, и гетманские сердюки и серожупанники в новенькой, с иголочки, австрийской и немецкой форме составляли пышный Одесский гарнизон. Гетманцы были "законной" властью в городе, и потому для укрепления престижа власти и демонстрации ее вооруженных сил они ежедневно маршировали по улицам, непременно в сопровождении духового оркестра.
Оркестры исполняли попурри из украинских песен вперемежку с бравым "Майн либер Аугустин". Оружие у гетманских вояк было немецкое и австрийское.
Одновременно сколачивались в Одессе и "украинские республиканские" - с ориентацией на петлюровскую директорию - "охочекомонные" казацкие отряды. Одесские портные спешно мастерили для них синие жупаны, красные шаровары и смушковые шапки с длиннющими шлыками.
Гетманское командование еще не имело точных указаний, какую занять позицию по отношению к своему внутреннему врагу, и на всякий случай ждало прояснения ситуации.
"Охочекомонное" казачество собиралось кучками на перекрестках и орало "Ще не вмерла Украина".
Оружия у казаков пока еще не было.
Не меньше "шпацировало" по Одессе и хлыщеватых польских легионеров - с бело-малиновыми шевронами На голубых французских шинелях и в диковинных четырехугольных фуражках с огромными, окованными медью козырьками. Войско польское под белым орлом готовилось к походу против большевиков - за "Великопольшу од можа до можа", и отсюда, от берегов Черного моря, польские националисты-белогвардейцы собирались начать свой маршрут.
Муштровали белополяков бельгийские офицеры - из инструкторов при авиационном заводе Анатры, - задержавшиеся здесь еще с недавних времен мировой войны, когда они действовали в составе авиации русской армии.
Кроме того, в Одессе были еще сербские дружинники, хорватские четники, македонские партизаны, чешские боевики - мелкие формирования из бывших военнопленных австро-немецкой армии, одетые ныне в мундиры с плеча побежденных немцев и австрийцев.
Немцев и австрийцев, - несмотря на то, что война уже закончилась, оккупация была сорвана восставшим народом, а в самих Германии и Австро-Венгрии вспыхнула революция, - тоже было в Одессе еще немало.
Командующий австро-немецкой оккупационной армией генерал фон Бельц только что застрелился в припадке отчаяния, а солдатские массы частью подались домой, частью задержались, организовав свои советы солдатских депутатов.
Зато к этому времени уже появились невиданные здесь раньше англичане и французы. Английские и французские инструкторы с румынского фронта и английские и французские моряки с субмарин восточного союзного флота прохаживались среди разномастной вооруженной толпы с особенной важностью и пользовались особенным успехом у дам.
Ибо Одесса со дня на день ждала крупного десанта американо-англо-французских войск.
Руководство Антанты - английский премьер Ллойд-Джордж и французский премьер Клемансо, совместно с президентом Соединенных Штатов Америки Вильсоном, - уже приступило к широким, всеобъемлющим интервенционистским операциям против Советской страны. Американо-английский десант еще с лета свирепствовал на Севере - возле Архангельска и Мурманска. Американо-японские войска заливали кровью Дальний Восток и Сибирь. Англичане высадили свои войска на Кавказе. Теперь на очереди были Крым и юг Украины.
В румынском городе Яссах, в ставке командования вооруженными силами союзных армий на Ближнем Востоке, как раз в это время происходило совещание держав Антанты с военным командованием и посланцами российской и украинской контрреволюции. Обсуждался масштаб и определялся срок начала интервенции на юге России и Украины.
Всероссийская контрреволюция с нетерпением ждала прибытия "освободителей" - интервенционистскую армию Антанты.
На Дерибасовской ходили слухи, что союзники должны прибыть и высадиться не позднее чем завтра. С Николаевского бульвара высматривали, не прибудут ли они еще сегодня.
Впрочем, наивысший в Одессе авторитет по международным вопросам - ресторатор при гостинице "Лондонская", не то румын, не то итальянец Штени - скептически утверждал, что союзную армию нужно ждать не раньше чем в декабре.
А сейчас еще шел конец ноября.
И был чудесный, возможный в эту пору только в Одессе, теплый, солнечный осенний день.
Дамы, накинув меховые боа, ходили в осенних костюмах, мужчины - распахнув демисезонные пальто.
Но Сашко Птаха - коренной одессит, родившийся под одесским солнцем, в рыбачьем курене между Ланжероном и Отрадой, и овеянный сызмалу всеми ветрами одесской бухты - горовым, дофиновским, трамонтаной, - вышел сегодня в одной полосатой тельняшке, только накинув отцовский жакет. Жакет, взятым тайком, пока отец еще не вернулся с утренней тони, Сашко решил прихватить на всякий случай: он не знал, когда придется возвращаться домой, быть может и поздней ночью, когда падет на берег холодный осенний туман. Сашко не распоряжался своим временем. Жизнь Сашкá принадлежала революции, и временем его распоряжался подпольный большевистский комитет. Хлопцу только что исполнилось шестнадцать лет, но комсомолец Сашко Птаха выполнял ответственнейшие функции связи в одесском подполье.
3
День был и вправду чудесный, как, впрочем, и вообще чудесно было жить на свете!
Не спеши он к месту явки, Сашко даже окунулся бы разок. Ведь он купался до первых морозов - пока не покрывались ледяной коркой каменные глыбы на ланжероновском пляже.
На миг Сашко остановился на откосе и с грустью поглядел на легкую рябь у берега застывшего в мертвом штиле моря. Он колебался. В шестнадцать лет так трудно отказаться от малейшей радости бытия. Какое это наслаждение: прыгнуть в холодную воду, от которой захватывает дух, тело становится неощутимым, а мускулы - всемогущими! Да и погодка какая! Ни волны на море, ни ветерка в небе; воздух застыл, и лишь вдали, у самого горизонта, видно, как он дрожит и струится, согретый солнечными лучами, над бескрайным зеркалом холодной воды…
Но Сашко все-таки превозмог почти неопреодолимое желание. Он нахмурил те места на лице, где у людей растут брови, а у него лишь кудрявился легкий пух - так Сашко делал всегда, когда приходилось призывать на помощь волю, - и пристально оглядел бухту.
За Рейдовым молом, против Карантинной гавани, высились мачты нескольких судов. Это были мелкие суда Русского добровольного флота и ропитовские баржи - "Российского объединения пароходства и торговли", - которые теперь подвозили белой деникинской добровольческой армии из Константинополя и Салоник английское военное снаряжение, а обратным рейсом везли в Салоники и Константинополь награбленные на Украине пшеницу и сахар для снабжения войск Антанты на Ближнем Востоке.
На Малом рейде, как и вчера, стояла большая моторная яхта со спортивной оснасткой, под французским флагом. Она прибыла вчера еще на рассвете и высадила на берег только одного какого-то "пижона". На берегу пошел слух, что прибыл самый главный представитель Антанты, который будет руководить высадкой иностранного десанта. Оно, конечно, похоже было и на правду: для какой-нибудь мелкоты не гоняли бы через море такую роскошную посудину. Но сегодня надо было разузнать, какие такие главные полномочия у этого антантовского представителя, - ведь недаром же Сашко вторую неделю связан с большевистским подпольем!
На Большом рейде было пустынно. На горизонте за бухтой тоже не видно ни одного дыма. Надо думать, что Антанта сегодня еще не прибудет.
Минутку Сашко постоял задумавшись. Он, пожалуй, не столько раздумывал, сколько просто с наслаждением грелся, подставляя солнечным лучам раскрытую грудь и свое шершавое от солнечных лишаев, веснушчатое лицо. Чайки кружили у Карантинного мола, и Сашко с интересом следил за ними.
Чайка - компас рыбака, да и барометр тоже. Чайка кружит, высматривая добычу. Чайка падает, чтоб ухватить рыбешку. Одинокая чайка не интересует рыбака. Рыбак приглядывается к большой стае чаек. Стаями летят чайки за косяками. За стаей чаек гонит и рыбак фелюгу.
Высоко поднимется чайка - рыбак ожидает ненастья.
Чайки садятся на воду - будет на море погода.
Чайки у мола не летали высоко и не падали камнем вниз. Они спокойно садились на волну, трепыхая крыльями, перелетали с места на место. Ерунда! Чайки гонялись за глупой верховодкой-хамсой. Скумбрия и кефаль уже прошли.