2
Решение вершителей судеб мира - Антанты и Соединенных Штатов Америки - снова привлечь к борьбе против большевиков немецкую армию было для всех присутствующих приятной неожиданностью. После антинемецкого восстания на юге Украины в гарнизонах больших городов до сих пор задержались еще десятки тысяч немецких солдат; переход этих многочисленных и хорошо вооруженных частей под союзное командование должен был, бесспорно, значительно усилить антибольшевистский фронт. Это было радостным фактом для тех, кто бредил разгромом большевизма. И радость эта была совершенно нежданной, так как всего несколько дней назад, едва ступив на украинскую землю, войска интервентов объявили единственной причиной своего прибытия сюда не что иное, как необходимость… "ликвидировать пагубное немецкое влияние на Украине" и выгнать остатки немецких оккупационных войск.
За столом сразу стало весело. Все наполнили свои бокалы и подняли их, приветливо улыбаясь генералу Шмулу. Войска Антанты еще только начинали прибывать, они еще не имели возможности двинуться дальше одесских окраин, а немецкие части стояли гарнизонами по всем городам Южной Украины. Генерал Шмул раскланивался во все стороны, чокался с каждым, беспрестанно макая свои рыжие усы в пенистое вино; он был уже багровый, сразу опьянев - от вина и еще больше от спеси.
Снова вошел адъютант д’Ансельма и приблизился к полковнику Фредамберу. Фамилия этого французского офицера была Ланжерон, и именно поэтому он был отправлен с экспедиционным корпусом в Одессу. К Ланжеронам, строителям и градоправителям старой Одессы, он не имел никакого отношения, но именем Ланжеронов названо в Одессе несколько улиц и бульваров, и командование решило, что француз - носитель такой исторической для Одессы фамилии - может, чего доброго, пригодиться при разных дипломатических комбинациях как подходящий… претендент - на что именно, пока еще неизвестно, но во всяком случае на все то, что окажется полезным дипломатии.
Капитан Ланжерон склонился к полковнику.
- Господин полковник! - сказал он. - Из Киева прибыли украинские дипломаты, представители директории. Они только что явились в резиденцию и просят принять их безотлагательно.
Полковник Фредамбер поднял бровь.
- Но ведь мы их… не вызывали!
- Они заявляют, что явились по поручению мосье Винниченко и мосье Петлюры.
- По поручению мосье Винниченко и мосье Петлюры здесь уже обивает пороги министр Греков, - недовольно буркнул полковник Фредамбер.
Но перешептывание между полковником и капитаном уже услышал генерал. Он утомленно произнес:
- Этого следовало ожидать… Они не дадут нам покоя… Но надо дать им почувствовать нашу силу и наше… гм… отношение к ним. Займитесь этим, полковник. Отдайте капитану распоряжение…
- Пусть подождут в приемной, - отдал распоряжение полковник. - Пошлите им содовой воды.
За столом тем временем завязался общий разговор. Центром внимания все еще был генерал Шмул. Налившись кровью, отчего его веснушчатое лицо стало почти одного цвета с рыжими волосами, хлопая осоловелыми тоже рыжеватыми глазками и разбрызгивая пену шампанского своими рыжими усами, генерал разглагольствовал о роли Германии в переустройстве мира и выдающемся историческом значении немецкого "дранг нах Остен". Он доказывал, что в своем наступлении на восток Германия ничем не собиралась ущемить своих соперников - Францию, Англию и Россию - и не имела иной цели, кроме осуществления плана "Три Б", мечты цивилизации.
План "Три Б", как известно, состоял в том, чтобы проложить железнодорожную линию Берлин - Бизентиу - Багдад или Берлин - Багдад - Басра, то есть построить железную дорогу из Берлина до самого Персидского залива на Индийском океане. Немецкий генерал и слышать ничего не хотел об империалистическом характере этого плана, осуществление которого поставило бы в полную зависимость от Германии не только Балканы, но и страны Ближнего и Среднего Востока.
Английский консультант по гражданским делам при английском адмирале - коммерции секретарь Багге возражал немецкому генералу.
Коммерции секретарь Багге говорил тихим, еле слышным, бесстрастным и каким-то смиренно-пасторским голосом, да и всей фигуркой своей - лысенький, кругленький, с маленькими пухленькими ручками и благочестиво возведенными горе глазами, - как и одеждой - черным плоским галстучком на высоком крахмальном воротничке и черным, застегнутым на все пуговицы длинным сюртуком, - он и в самом деле напоминал благочестивого пастора англиканской церкви. Речь у него тоже была какая-то елейная.
- Осмелюсь возразить, - смиренно говорил он, скромно складывая ручки на животе. Исключительное значение для цивилизации имеет, наоборот, английский план "Три К".
Английский план "Три К", как известно, выдвигал проблему строительства трансафриканской - трансазиатской железной дороги Капштадт - Каир - Калькутта, соединяющей Южную Африку с Южной Азией и доходящей до самой Индии. Этот план должен был поставить всю Африку и весь юг Азии, в частности нефтяные месторождения в Аравии, Месопотамии и Персии, под полный контроль Британской империи.
В пылу спора коммерции секретарь Багге и генерал Шмул обратились за арбитражем к третьей, незаинтересованной стороне - к русскому генералу Гришину-Алмазову. Незаинтересованной стороной они его считали потому, что Россия не имела колоний ни в Южной Африке, ни в Южной Азии.
Гришин-Алмазов вежливо возразил:
- Вы забываете, господа, что существует еще третий, русский план "Три П", который и должен продвинуть цивилизацию на юг!
План российского империализма "Три П" предусматривал строительство железной дороги Петербург - Пехлеви - Пешевар, связывающей Северный Ледовитый океан с Индийским и ставящей под контроль Российской империи весь Ближний и Средний Восток.
Но спор на империалистические темы был прерван новым появлением французского адъютанта с одесской фамилией. Капитан Ланжерон доложил:
- К причалу в порту пришвартовалась яхта под флагом Соединенных Штатов Америки.
Это было почти сенсационное сообщение. Ни одного американского представителя не было еще в Одессе, ни одного американского офицера не было еще в составе командования вооруженными силами интервентов на юге, ни одного американского солдата не было еще в частях десанта оккупационной армии. Известно было только, что в Екатеринодаре при ставке генерала Деникина находился полномочный представитель США, адмирал Маккели. Не он ли это пожаловал к одесским берегам?
Генерал д’Ансельм впервые за весь вечер проявил признаки оживления: он совсем раскрыл глаза и поднял кверху обе брови. Полковник Фредамбер вскочил с места, не скрывая своего волнения:
- Чья яхта? Кто на борту? Послать немедленно курьера!
- Курьер уже прибыл, господин полковник. Яхта принадлежит военной миссии США. На борту - военная миссия США в полном составе, числом семьдесят человек, во главе с полковником Риггсом.
Семьдесят человек военных дипломатов! Штат консула Франции с особыми полномочиями состоял всего из двух секретарей, одной машинистки и одного курьера. Английский военный представитель адмирал Боллард обходился двумя адъютантами и одним вестовым.
Полковник Фредамбер напустился на капитана Ланжерона:
- Почему ж они не уведомили о своем прибытии? Почему вы не имели предварительного сообщения о вымпеле на горизонте?
Генерал д’Ансельм взволнованно приказал:
- Надо встретить! Машину!
Он даже поднялся и взглянул на гостей с намерением извиниться.
- Разрешу себе заметить, - доложил капитан Ланжерон, - что встречать уже поздно. Полковник Риггс с высшими чинами миссии, как только яхта пришвартовалась, сошел на берег и прибыл уже в "Лондонскую". В настоящий момент им спешно готовят номера.
- Узнаю американскую манеру! - сказал генерал д’Ансельм, не скрывая досады. Он даже приложил пальцы к вискам: волнение всегда вызывало у него мигрень. - Как неудобно…
Адмирал Боллард захохотал.
Успокойтесь, генерал! Тысяча чертей, но это совершенно по-американски! Ничего страшного. Мы сейчас пошлем к ним кого-нибудь и пригласим их сюда. А если мы не пригласим, то они сами придут. Я с полковником Риггсом в прошлом году встречался в Прибалтике, - он был американским военным атташе в Петрограде. Он издалека чует, где есть сода-виски. Сейчас он будет здесь. Мы с ним выпьем на славу!
Однако генерал д’Ансельм, как тонкий знаток этикета, настоял на том, чтобы немедленно же послали американцам приглашение на раут. Решено было, что, поскольку встречу на берегу проворонили, теперь нанести первый визит американским гостям уместнее всего будет генерал-губернатору города.
Генерал Гришин-Алмазов принял это как приказ. Он извинился перед своей дамой и тотчас же вышел.
- Как же быть с представителями украинской директории? - напомнил Фредамберу Ланжерон. - Украинские дипломаты нервничают, они уже давно ждут…
- Подождут еще! - оборвал его Фредамбер. - Пошлите им свежие номера одесских газет. Там есть достаточно антиукраинских выступлений.
Черные зуавы тем временем принесли кофе и ликеры, и по приглашению мадам Энно гости перешли в зал.
Немедленно же образовалось несколько групп. Кругленький коммерции секретарь и его высокий, худой, на редкость долговязый и длинноногий компатриот и коллега мистер Джордж У. Пирсли оказались в окружении одесских банкиров и русских промышленников. Речь зашла о нефти, угле, руде, концессиях и дивидендах. Украинские помещики окружили опьяневшего генерала Шмула. Началась критика ошибок, допущенных немецким командованием в деле охраны интересов землевладельцев на Украине, посыпались предложения, каким образом эти ошибки исправить, чтобы в дальнейшем с помощью не только немецких, но также французских, английских и американских штыков эти интересы полностью обеспечить. Генералы и капитаны кораблей столпились с сигарами и рюмками коньяку вокруг мадам Энно. Однако в этом кружке немедленно же оказался в центре внимания галантный лейтенант-маршал Дзяволтовский.
Лейтенант-маршал Дзяволтовский, пользуясь отсутствием генерала Гришина-Алмазова и сгорая от желания как-нибудь уронить в общем мнении своего политического противника, со смаком рассказывал о том, как не далее чем вчера большевистские разбойники оставили генерал-губернатора в дураках.
В большевистском подполье объявился какой-то отчаянный головорез. Ходят даже слухи, что все эксцессы, которые то и дело случаются в городе, совершал он самолично, хитро маскируясь и принимая самые разнообразные обличья. Якобы это именно он, переодевшись портовым грузчиком, разгромил тюрьму и выпустил политических преступников во время инцидента с петлюровцами. Якобы не кто иной, как опять-таки он, захватил в день высадки десанта две сотни винтовок.
Прошлой ночью этот самый головорез совместно с еще несколькими отколол, однако, пикантнейшую штучку. На Полицейской улице есть шантан под заманчивой вывеской "Бродячие псы", который облюбовали офицеры контрразведки генерала Гришина-Алмазова. Так вот, когда прошлой ночью офицеры контрразведки пьянствовали в "Бродячих псах", в вестибюль шантана ворвался этот самый головорез со своими сообщниками, заткнул швейцару кляпом рот и забрал с вешалок все шинели господ офицеров-контрразведчиков. Надев эти шинели, новоиспеченные офицеры-контрразведчики явились на Екатерининскую площадь и свободно прошли в помещение контрразведки генерала Гришина-Алмазова. Разойдясь по кабинетам, они на скорую руку произвели неплохую ревизию в ящиках столов и забрали целую гору документов, среди которых были, между прочим, и списки конспиративных квартир секретной агентуры. Затем они обезоружили двух часовых, которые стояли внизу на посту у пирамид с винтовками экстренного взвода контрразведчиков, забрали сорок винтовок, полторы тысячи патронов - и растаяли во мраке темной осенней ночи.
Генералы и капитаны кораблей неодобрительно покачивали головами. Мадам Энно ужасалась и всплескивала руками.
Но наибольшее впечатление произвел рассказ маршала на бессарабского помещика Золотарева. Помещик начал креститься и бормотать:
- С нами крестная сила! Пронеси, господи!
- Кто ж он такой, этот страшный разбойник? - допытывалась мадам Энно.
Лейтенант-маршал мог удовлетворить ее любопытство. По городу распространились слухи, что этот разбойник - какой-то знаменитый еще с давних, дореволюционных времен бессарабский экспроприатор.
- Бессарабский! - снова ужаснулась мадам Энно.
Она припомнила, что во времена ее детства, когда она была еще дочкой бессарабского шинкаря, все бессарабские помещики были терроризованы разбойником-экспроприатором, который жег усадьбы, грабил деньги и устраивал дерзкие налеты. Конечно же, это он. Вот только, дай бог памяти, как его фамилия?
- Можете не сомневаться, мадам, - охотно соглашался лейтенант-маршал, - что это именно он. Он неоднократно сидел в тюрьме, а дважды был даже на каторге, но каждый раз таинственным образом бежал из запертых камер, проходил сквозь тюремные решетки и цел и невредим выбирался даже из сибирской тайги!
- Господин Золотарев! - не могла успокоиться мадам Энно. - Ведь вы бессарабец! Вы должны помнить! Как же фамилия этого экспроприатора?
- Да, да…. - мямлил перепуганный насмерть бессарабский помещик. - Как же, как же! Помню! Он и меня когда-то ограбил. Это - К… К… Котовский…
- Правильно! - вспомнила и мадам Энно. - Гришка Котовский! Боже, какой ужас! Вы знаете, это такой артист! Все как будто бы тихо, все хорошо, и вдруг открывается дверь - и…
Она со страхом оглянулась на двери, у которых застыли два черных зуава с саблями наголо.
- А… а… что вы… д-думаете!.. - тоже опасливо озираясь, бормотал помещик Золотарев. - И очень просто! Возьмет, переоденется в какого-нибудь генерала… - он обвел подозрительным взглядом всех присутствующих генералов, - и того… бац… и здесь! Стоит, может быть, тут среди нас и слушает…
Генералы и капитаны долго смеялись над испугом помещика Золотарева, человека глубоко штатского и не обстрелянного в боях.
Мадам Энно тоже была перепугана не на шутку.
- Надо будет сегодня же, - сказала она, - выставить вокруг нашей резиденции удвоенную охрану и сделать решетки на окнах. Она безнадежно махнула рукой. - Но и это ни от чего не гарантирует. О, вы не знаете Гришки Котовского! Он везде пройдет!
- Пройдет везде, мадам, - подтвердил помещик Золотарев. Обязательно пройдет!..
3
Мосье Энно тем временем устроился в уголке на козетке с королевой экрана Верой Холодной.
- Надеюсь, - спросил он, шевеля усиками и прихлебывая из чашечки кофе, - что генерал чувствует себя хорошо?
- Я полагаю, что он чувствует себя не плохо, - холодно ответила королева экрана.
Они обменялись взглядом, из которого можно было понять, что мосье Энно вкладывал в вопрос двойной смысл и Вера Холодная отвечала на него так же двусмысленно. Консул Франции хотел услышать от артистки о внутренних переживаниях генерала, командующего офицерами добрармии, но и его "внешние" переживания, касающиеся взаимоотношений с сидящей рядом с ним дамой, были не безразличны для Энно.
- А кому генерал больше симпатизирует - Франции или Англии?
Артистка чуть улыбнулась.
- Я не думаю, чтоб его чувства к той или к другой можно было определить словом "симпатия"…
Мосье Энно раздраженно пожал плечами.
- В таком случае - к кому генерал питает бόльшую антипатию?
Артистка иронически посмотрела на консула.
- По-видимому, генерал недоволен обеими странами. Он считает и Францию и Англию соперниками Российской империи.
- О!..
- Это - в своих политических высказываниях, - прибавила артистка. - А в жизни он… равно привержен к обеим: мне почти не приходилось слышать от него русскую речь. Он разговаривает по-французски либо… изливает свои чувства по-английски…
Мосье Энно свирепо взглянул на артистку.
- Вы могли бы мне не рассказывать о том, как генерал выражает свои чувства.
Артистка ответила ему презрительным взглядом.
- Я добросовестно исполнила ваше поручение, мосье. Вы должны учесть мою добросовестность и… сократить срок моего пребывания здесь.
- Ну, не будем ссориться, - примирительно проворковал консул. - Сегодня вы не пойдете… слушать английское воркование генерала… мон анж…
Артистка подняла брови и взмахнула своими огромными ресницами.
- А что же я буду слушать сегодня?
- Сегодня вы будете слушать меня. - Консул смотрел на артистку, давая волю живчикам в глубине своих томных глаз. - Если хотите, я для вас согласен говорить даже по-русски…
- На нас смотрят, - сказала королева экрана. - Какие еще у вас ко мне вопросы, мосье?
- А! Да. Как относится генерал к проблеме взаимоотношений с украинской директорией в связи с миссией союзных войск?
Артистка пожала плечами:
- Я плохо разбираюсь в этих вещах.
Мосье Энно раздраженно сказал:
- Я не сомневаюсь, что ваша артистическая головка создана не для этого. Но меня интересуют высказывания генерала. Их надо просто услышать и запомнить.
Артистка сделала вид, что не замечает недостаточно галантного тона консула.
- Я запомнила. Генерал против взаимоотношений с директорией. Кроме того, генерал говорит, что англичане - пираты, а французы - корсары.
Мосье Энно чуть не подскочил.
- Каналья! - выругался он. - Пардон! - извинился консул в ответ на укоризненный взгляд артистки, не выносившей бранных слов. - А кто же тогда большевики? Их как называет генерал?
Артистка холодно ответила:
- Вы мне разрешите не повторять? О большевиках генерал выражается только нецензурными словами. Их он ненавидит больше всего. В Пензенской губернии большевики забрали у него имение в десять тысяч десятин, в Орловской - в пять тысяч. Кроме того, в банках национализировано на полмиллиона его капиталов.
- Чего ж он в таком случае хочет?
Вера Холодная снова пожала плечами.
- Он хочет прежде всего вернуть себе оба имения и капиталы. И он побаивается, что, когда Англия и Франция после ликвидации большевизма собственными силами получат концессионные привилегии, они положат себе в карман и состояние генерала и капиталы вообще всех русских собственников.
- Интересно! А что говорит генерал о руководителях иностранного десанта здесь, в Одессе?
- Он их ругает.
- Кого именно?
- Всех.
- А все-таки? Я хотел бы услышать имена. Кого больше всех?
- Пожалуй… вас.
- Каналья! Пардон… А что именно он говорит обо мне?
- Ругает.
- Как именно он меня ругает? Какими словами?
- Он называет вас… бездарностью, остолопом и интриганом…
- Кана… Интриганом?
- Интриганом и… и мышиным жеребчиком.