- Негодяй! - Мосье Энно расплескал кофе себе на штаны. - И это после того, как я возвел его на пост генерал-губернатора!
Артистка развернула веер и стала обмахиваться. В зале становилось душно.
В это время в другом углу зала, на другой козетке, мадам Энно занимала английского коммерции секретаря Багге, загрустившего после скучного разговора о планах "Б", "К" и "П". Это был долг гостеприимной хозяйки - заботиться, чтобы гости не скучали.
А впрочем, смиренно-добродетельный коммерции секретарь оказался совсем неплохим собеседником. Когда они с мадам остались только вдвоем, он сам заговорил первым.
Сложив ручки на животе, он поинтересовался:
- Мадам, очевидно, очень скучает в этой дикарской стране?
- О да! - томно призналась мадам Энно, хотя это абсолютно не соответствовало действительности: мадам уже начала развлекаться, и компаньоны для этого дела тоже нашлись.
- Осмелюсь заметить, - кротко сказал коммерции секретарь, - что мадам неверно судит об Одессе. Это прекрасный город, и очаровательная женщина… - он так и сказал "очаровательная", и мадам взглянула на него с удивлением: она никак не рассчитывала на комплименты со стороны этого, добродетельной и добропорядочной пасторской внешности, человечка, - и очаровательная женщина может найти здесь для себя немало радостей.
- А именно? - заинтересовалась мадам.
- Знакомства, приемы, банкеты, веселое общество… - начал перечислять добропорядочный коммерции секретарь, но сразу же прервал, сокрушенно вздохнув. - Правда, на все это нужно много денег, а содержание дипломата во Франции не так уж высоко. О, мне это известно, мадам. Вам, конечно, не хватает денег на все то, что мило вашему прихотливому сердцу…
Мадам был неприятен этот разговор, затрагивавший ее больное место: очаровательной женщине не доставляет удовольствия, когда намекают на ограниченность ее финансовых ресурсов. Правда, эти ресурсы именно здесь, в Одессе, уже стали увеличиваться, так как, кроме возможности подработать на пожертвованиях на "благотворительные цели", мадам Энно уже нашла дорожку и к спекуляции: очень выгодно было скупать здесь по дешевке золото и переправлять его во Францию с дипломатической почтой.
- Какие еще развлечения вы можете порекомендовать в Одессе очаровательной женщине, мосье секретарь?
- О! - сказал секретарь Багге. - В нынешней Одессе, где собралось столько русской аристократии, переживающей сейчас трудный момент, есть масса чудесных комиссионных магазинов. В них можно приобрести роскошные вещи и сравнительно недорого. - Коммерции секретарь, впрочем, снова прервал себя и снова сокрушенно вздохнул. - Но это тоже недоступно супруге французского дипломатического служащего.
Это уже начинало раздражать мадам Энно: английский дипломат, кажется, нарочно допекал ее - эти английские дипломаты всегда важничают тем, как высоко оплачивается их работа английским правительством. Но мадам в то же время и насторожилась. Почему это английский дипломат все гнет в одну сторону? Дипломаты никогда не станут настаивать на чем-нибудь без особой на то дипломатической необходимости.
Коммерции секретарь Багге тем временем еще раз вздохнул и добродетельно возвел очи горе, словно испрашивая помощи у неба.
- Что поделаешь? Но и в самом деле, мадам, у вас должны быть большие расходы. Приобретение приятных для вас вещей, туалеты, приемы, развлечения…
- Слушайте, мосье секретарь, - сердито прервала его мадам, - вы, кажется, поставили своей целью говорить мне неприятности?
- Что вы, мадам! - с непритворным ужасом воскликнул Багге и даже замахал своими ручками. - Напротив! Я б хотел, чтобы мадам не испытывала никаких огорчений!
- Тогда, - насмешливо сказала мадам Энно, - я вас, очевидно, не поняла. Уж не собираетесь ли вы предложить мне денег?
Мистер Багге посмотрел на мадам ясным, светлым, кротко-доброжелательным взглядом.
- Пожалуйста, мадам, пожалуйста! К вашим услугам, мадам!
- Спасибо! - резко ответила мадам. - Но я не собираюсь занимать у вас деньги!
Мистер Багге снова возвел очи горе и вздохнул.
- Зачем же занимать? - так же кротко и доброжелательно возразил он. - Я могу предложить вам деньги просто так, не в долг… - Мистер Багге снова благочестиво поднял глаза и вздохнул. - У очаровательной женщины столько трат, столько искушений…
- Послушайте! - сказала мадам Энно. - Вы хотите предложить мне денег, но не говорите, за что.
Мистер Багге минутку смотрел на мадам Энно своим теплым, добродетельным взглядом. Потом благочестивый Багге снова возвел очи горе.
- Нам нужно знать, что консул пишет в Париж мосье Клемансо. Нас интересует также, о чем он говорит с местными людьми, лидерами разумеется. Или какие… гм… пикантные ситуации возникают иной раз по отношению, так сказать, к английскому союзнику, и вообще…
Мадам Энно долго смотрела на английского коммерции секретаря. Но ее взгляда, который, впрочем, ничего конкретного не выражал, мистер Багге не мог видеть, так как он сидел, скромно опустив очи долу и прикрыв их веками.
Наконец, мадам Энно сказала:
- Вы думаете, мосье секретарь, что делаете мне, женщине, пристойное предложение? Предлагаете измену?
- Мадам! - тихо и кротко сказал мистер Багге. - Недостойно предлагать жене изменить мужу в постели. Такого предложения я вам не делаю. А что касается всего остального, если вы имеете в виду измену, так сказать, государственного порядка, то я осмелюсь высказать вам свой взгляд. Государство будет продолжать существовать, будет существовать века, а человеческая жизнь… - мистер Багге еще раз горестно вздохнул, - так коротка. Человек не успеет оглянуться, а уже приходит конец. Очаровательная женщина начинает… гм… увядать, стареть, скажем так, и тогда…
- Сколько вы предлагаете? - быстро спросила мадам, оглянувшись направо и налево.
- Двадцать фунтов в неделю гарантийно и двадцать фунтов за каждое сообщение премиально. - Мистер Багге прибавил: - Такие сообщения, мадам, есть возможность делать ежедневно, даже по два-три в день, если… отнестись с надлежащим интересом к предложению и думать о своем будущем.
- Хорошо, - сказала мадам Энно. - Давайте пройдемся, на нас смотрят…
4
Оставив гостей за кофе и сигарами, генерал д’Ансельм уединился в кабинете с полковником Фредамбером, капитаном Ланжероном и адмиралом Боллардом. В кабинете были статуэтки, которые генерал за вчерашний и сегодняшний день откопал у одесских антикваров, и генерала тянуло к милым его сердцу скульптурным миниатюрам. Но как раз пробило десять часов, и в это время генерал должен был выслушивать сводку информации за день. Он с тоской смотрел на своих мучителей, начальника штаба и адъютанта.
Докладывал капитан Ланжерон.
- Разрешите сначала внешнюю, затем внутреннюю, господин генерал?
- Давайте сперва внутреннюю.
Капитан Ланжерон раскрыл свой блокнот.
- Большевистские комитеты на заводах готовятся к довыборам в нелегальный Совет рабочих депутатов: в борьбе против немецкой оккупации погибло или ушло из города с партизанами много депутатов-большевиков, и состав нелегального Совета неполный. Меньшевики довыборы саботируют. Большевики рассчитывают провести своих, большевистских кандидатов. Информация меньшевистских лидеров.
- Сапристи! - выругался генерал и прибавил еще соленое солдатское словцо: в мужской компании он любил крепкие выражения. - Под самым носом у контрразведок! Завтра же вызвать ко мне наутро начальников всех контрразведок: нашей, добрармии, польской, немецкой, всех! Позовите и меньшевистских лидеров, они помогут нам напасть на след!
- Слушаю, генерал!
Капитан продолжал. Генерал утомленно смежил веки.
- По городу все время распространяются большевистские листовки и прокламации, направленные против войск Антанты… Донесения полиции, жандармерии и контрразведок.
- Представить мне экземпляры, - вяло приказал генерал, не раскрывая глаз. - Полковник, займитесь их изучением. Чего они требуют в этих листовках?
- Я полагаю, - сказал Фредамбер, что стоило бы в противовес им наладить издание других листовок.
- Каких именно? - апатично спросил генерал.
- Тоже расцвеченных… революционными фразами, словами о свободе и демократии, но направленных против большевиков. Лучше всего было бы поручить это меньшевистским лидерам: у них есть достаточный опыт борьбы против большевистской агитации. Такие листовки собьют население с толку…
- Великолепно! - открыл глаза генерал. - Я тоже имел это в виду. Завтра же поручить это меньшевикам, и пускай не скупятся: деньги, бумага, типография - все это будет, мы им поможем.
- Слушаю, генерал! - Фредамбер склонил голову.
Капитан продолжал читать:
- Листовки обнаружены и среди солдат французских пехотных частей и матросов экипажа. Листовки - на французском языке…
Генерал грохнул кулаком по столу:
- Сапристи! Кто распространяет?
- Об этом нет сведений, генерал. Листовки обнаружены, но откуда они взялись - неизвестно.
- Дерьмо! - выругался генерал; он, очевидно, опять-таки имел в виду контрразведку. - Вы слышите, адмирал?.. Да не спите же, бога ради! - Он толкнул адмирала не слишком вежливо. - Среди наших частей распространяются большевистские листовки!
Адмирал помотал головой, чтобы отогнать хмельную дремоту.
- Тысяча чертей!
- И листовки написаны на французском языке!
- А, на французском… - успокоился адмирал и снова стал клевать носом.
Генерал д’Ансельм опять отпустил нецензурное словцо.
- Задержанных при распространении листовок расстреливать на месте! Солдат, у которых листовки будут обнаружены, под суд и… тоже расстреливать!
Но тут же он отменил свое решение:
- Нет! Сначала ко мне. Я допрошу их лично.
Он хотел было снова смежить веки, но глаза его остановились на статуэтке рядом с чернильницей, и взгляд его потеплел. Это была замечательная добыча, генерал только сегодня утром приобрел ее у антиквара на Преображенской. Голая женщина, заложив ногу на ногу, курит тонкую сигаретку. Статуэтка была грубовата, но генерал любил пикантные штучки и не сморгнув заплатил за нее тысячу франков.
- Разрешите продолжать? - спросил капитан Ланжерон.
- А что там еще?
- О забастовках в городе. На заводах не прекращаются забастовки.
- Ах, забастовки! Полковник, ликвидируйте, наконец, забастовки!.. А по какому поводу бастуют?
- Требуют выплаты причитающейся заработной платы, требуют повышения расценок. В городе растет дороговизна. Рабочие голодают…
- А! - прикрыл глаза генерал, отрываясь от милой сердцу статуэтки. - Забастовки прекратить, зачинщиков - в тюрьму. Если среди требований будут и политические, ну там о смене власти, против союзного десанта и тому подобное, - расстреливать. Все?
- Еще внешняя информация, генерал.
- Давайте внешнюю. Только коротко. Мне нужно вернуться к гостям. Сейчас придут американцы.
Капитан начал читать. Части французской армии стояли, как и прежде, на позициях по демаркационной линии, определенной для директории. Войска директории вели себя вполне лояльно. Лишь кое-где происходили стычки между частями добрармии и польскими легионерами.
- Дерьмо! - констатировал генерал. - Полковник, когда, думаете вы, мы закончим накопление сил и сможем перейти в наступление?
- Я думаю, дней через пять-шесть. Генерал Франшэ д’Эсперэ обещает не сегодня-завтра подкинуть еще две или три дивизии из Салоник. Надо иметь не меньше чем стотысячную армию, генерал. Будем надеяться, что еще до нового года верховное командование обеспечит нам такую возможность…
Генерал отвел скучающий взгляд от лица полковника. Его внимание привлекла теперь статуэтка, которая стояла в углу на подставке. Глаза генерала смягчились, в них мелькнули игривые искорки. Вот это действительно была находка! Сатир из мягкого белого металла, обнимающий девушку… Генерал выкопал этот "шедевр" вчера в комиссионном магазине, тысяча франков! Настоящая цена статуэтки была три рубля семьдесят пять копеек; ее штамповали и продавали из-под полы вместе с порнографическими открытками сестры Кукинаки - содержательницы домов терпимости на Портофранковской.
Генерал заволновался и заспешил:
- Все?
- Еще только общая картина, генерал! Украина вся охвачена восстанием. Немецкие гарнизоны повсюду, кроме Юга, сложили оружие. От Харькова движется, гоня петлюровцев, украинская рабоче-крестьянская армия красного генерала Ворошилова. В направлении на Киев начали наступление украинские красные партизаны под командованием Щорса… Они тоже себя именуют украинской Красной Армией. По всей северной границе Украины против войск директории наступает большевистская армия из России.
Генерал неохотно оторвал взгляд от сатира с девушкой.
- Итак, вы хотите сказать, что большевики и петлюровцы фактически находятся в состоянии войны? Миссия директории, выходит, не договорилась в Москве?
- Мы не имеем об этом сведений, господин генерал. Не подтверждаются и слухи, что такие переговоры вообще имели место…
- Что вы говорите? - Генерал был искренне удивлен. - Больше ничего?
- Петлюровцы устроили в Харькове переворот. Петлюровские гайдамаки разогнали Совет рабочих и солдатских депутатов. То же и в Екатеринославе: петлюровские отряды арестовали большевиков, членов Совета, и кое-кого расстреляли. Вооруженный конфликт, начало военных действий между петлюровцами и большевиками - реальный факт, господин генерал!
- Очень любопытно! - наконец-то расшевелился генерал. - Кстати, полковник! Ведь там сидят и ждут эти дипломаты от директории! Что им нужно? О чем они просят? Из Парижа и Лондона нет еще указаний, как вести себя с этими идиотами, как их там - Винниченко и Петлюрой… Что же им сказать? Как вы думаете, адмирал?
Адмирал Боллард продолжал поединок со сном и бессмысленно хлопал глазами.
- Я полагаю, - прохрипел он, - следует подождать указаний из Лондона и Парижа.
Указания из Лондона, лично от военного министра, у адмирала уже были: пока что поддерживать и петлюровцев, пообещать им что-нибудь, а там будет видно. Однако адмирал понимал, что это указание - специально английское, не для французов.
Генерал д’Ансельм пожал плечами.
- Не могу я понять… высокой дипломатии: гетмана уже нет, а наши политики все никак не могут решить, кого им поддерживать - гетмана или директорию! Кстати, полковник, - полюбопытствовал он, - какая между ними разница?
Полковник Фредамбер тоже пожал плечами и подергал щекой.
- Кто их знает, генерал. Очевидно, борьба за престол.
В это время вошел младший адъютант и доложил:
- Украинские дипломаты в приемной очень волнуются. Они спрашивают, ждать ли им, или, быть может, ввиду позднего времени прийти завтра утром?
Генерал встревожился:
- Нет, нет! К чему откладывать на завтра? Пускай сегодня же ночью уезжают обратно в Киев. На что они нам здесь? Полковник! Пойдите займитесь ими!
Полковник Фредамбер встал.
- Что же им сказать, генерал?
- Боже мой! Почем я знаю! - с раздражением ответил генерал д’Ансельм. - Я запрошу еще раз посла Сент-Олера в Яссах, может быть ему что-нибудь известно относительно того, как вести себя с этой… директорией. А пока… а пока дайте им почувствовать нашу силу и наше отношение. Этих дураков Винниченко с Петлюрой лучше всего было бы, конечно, просто прогнать, но… Что-нибудь в таком духе, полковник. Давно они явились, эти дипломаты?
- В девять, - дал справку капитан Ланжерон.
Генерал взглянул на часы, стоявшие на столе. Это тоже было позавчерашнее приобретение. Небольшие часики являлись фрагментом скульптурной миниатюры: мраморная девушка держала их на плече, как кувшин с водой, и задумчиво смотрела вверх; она шла широким, быстрым шагом и мечтала на ходу. Это была скульптура тонкой работы талантливого и взыскательного художника: девушка из холодного мрамора казалась теплой и живой, жила каждая линия ее тела, вырезанного искусной рукой. Генерал заплатил недорого - всего пятьсот франков.
- Половина одиннадцатого, - констатировал генерал, - они ждут уже полтора часа. Вполне достаточно для престижа. Идите, полковник, выясните и дайте почувствовать…
5
Когда полковник Фредамбер вошел в приемную - украинские дипломаты ожидали в приемной "Б", то есть украинской, с коврами и плахтами, - навстречу ему поднялось двое.
Один из них был седовласый, как и генерал д’Ансельм, и вообще чем-то походил на него. Он держался с достоинством и приветствовал полковника сдержанным поклоном.
Второй был маленький, юркий и суетливый, черный, с лысиной. Кланялся он чересчур уж низко, заискивающе, присовокупляя к сему: "Кланяюсь!" или "Прόшу!"
- С кем имею честь? - спросил полковник Фредамбер, почти не ответив на приветствие: дипломаты сразу должны были почувствовать, с кем они имеют честь беседовать.
- Профессор Остапенко, - отрекомендовался первый.
- Доктор Назарук, прόшу вас! - представился второй и прибавил, низко склонившись: - Кланяюсь! Мы есть, прόшу пана генерала…
- Полковник, - обрезал Фредамбер.
- Прόшу пана полковника, мы есть представители директории Украинской народной республики. Кланяюсь!
Фредамбер кивнул.
- С чем вы пришли?
Фредамбер говорил кратко, неприветливо, почти грубо. Он не садился, остался стоять у стола, и гости, сделавшие было движение, чтобы сесть, тоже вынуждены были стоять.
Профессор Остапенко собирался начать речь, но быстрый, беспокойный доктор Назарук уже опередил его и заговорил, согнувшись в почтительном поклоне:
- Пан профессор, прόшу вас, приднепровец; я есмь, прόшу вас, из Галиции. Таким образом, прόшу вас, считайте, что мы двое представляем здесь всю Украину, прόшу вас!
- Мы уполномочены, - горохом сыпал доктор Назарук, - передать от имени директории высокому французскому командованию в вашем лице наши гратуляции, а также изложить, прόшу вас, соображения и домогания славного правительства нашей неньки УНР!
Полковник Фредамбер открыл было рот, чтобы ответить, но это ему не удалось, так как доктор Назарук еще не закончил своей дипломатической преамбулы. Склонившись еще ниже, он совершенно расстилался своим сладеньким голоском:
- Преисполненные, прόшу вас, почтительнейших чувств глубочайшего уважения к высокой культурной миссии высоких держав согласия и проникнутые, прόшу вас, чувством невыразимого восторга перед славными победами великих держав над якобы непобедимыми силами австро-немецкой коалиции, мы, прόшу вас, рады счастливому случаю лично выразить эти наши чувства герою отважной французской армии! Кланяюсь!
Фредамбер кивнул.
Профессору Остапенко удалось в эту минуту вставить и свое слово:
- Мы счастливы напомнить, что правительство наше отдало приказ своим вооруженным силам не чинить никаких препятствий союзным войскам, когда они вступили на нашу украинскую землю и стали гостями нашей страны.
Фредамбер произнес резко и насмешливо:
- Вашему правительству нельзя отказать в дальновидности. Если бы войска директории не капитулировали после нашего приказа, ваши солдаты были бы уничтожены все до одного.
- Но, прόшу вас, - сразу же зачастил доктор Назарук, - глава директории пан Винниченко приказал не оказывать сопротивления!