- Ах, Фредамбер, Фредамбер! - укоризненно покачал головой Риггс. - И когда вы, наконец, научитесь мыслить по-американски? Поляков нужно передислоцировать к границам Галиции. Можно осуществить это просто через Тирасполь, а потом через Черновицы - на Стрый. Можно, чтобы отход через Тирасполь не был истолкован как отступление, - маршем до Волочиска. Это будет походить на обходный маневр, в обхват правому большевистскому флангу - на случай, если от Киева большевики двинутся не на Жмеринку, а на Житомир. - Риггс оживился, сам увлекаясь своими стратегическими идеями. - А? Ведь это идея! В Европе истолкуют этот маневр только так и будут восхищаться прозорливостью командования, генерала д’Ансельма и вашей, Фредамбер, как начальника штаба и, разумеется, автора диспозиции. Лавры прозорливого полководца вам гарантированы, Фредамбер! По крайней мере для непосвященных… Вы слушаете меня, Фредамбер?
- Я слушаю вас, сэр, - выходя из задумчивости, ответил Фредамбер, - но, простите, я так и не могу сообразить - зачем снимать поляков с фронта и перебрасывать в Галицию?
Риггс сокрушенно покачал головой.
- Ну, тогда слушайте. Я вам растолкую. У петлюровцев сейчас в Галиции назревает конфликт с поляками. И между ними возможны военные столкновения. Это вам известно или нет?
- Известно, сэр.
Риггс грустно поглядел на Фредамбера.
- Было бы просто бессердечно не подать руку помощи полякам в такую тяжелую для них минуту. Прибытие легиона Дзяволтовского в Галицию может в корне изменить положение.
- И все же не понимаю, сэр, - осмелился признаться Фредамбер, - почему вы так заинтересованы в победе поляков?
- А кто вам сказал, что я заинтересован в том, чтобы победа была на стороне поляков?
Фредамбер оторопело поглядел на Риггса.
- Как же тогда… понимать оказание им помощи?
- Очень просто: чтобы уравновесить силы поляков и петлюровцев в этом их возможном конфликте, но и попугать каждого из них другим.
Фредамбер пожал плечами.
- Простите, сэр, но я опять не понимаю. Если я не ошибаюсь, президент Вильсон оповестил, что собирается вмешаться в польско-петлюровский конфликт и даже посылает своего представителя, чтобы провести польско-петлюровские мирные переговоры.
- Вы не ошибаетесь, Фредамбер. Американский представитель едет мирить поляков и петлюровцев, для того чтобы бросить их совместно против большевиков. Поляки обязаны не драться с петлюровцами, а идти маршем на Брест-Литовск - для нанесения удара по правому флангу большевистского наступления на Украину. Следовательно, в интересах войны против большевиков легион маршала Дзяволтовского будет там особенно необходим. Общественное мнение в Европе тоже будет вполне удовлетворено подобным толкованием.
Риггс снова оборвал сам себя.
- Поймите, Фредамбер, что война против большевиков - это наше первое дело. Но, кроме указания президента, мы имеем совершенно точные указания и через банк Рокфеллеров. "Вакуум-ойл компани" приобретает сейчас нефтяные промыслы в Галиции. Однако еще неизвестно, кто же будет продавцом - поляки или петлюровцы? Поэтому, чтобы будущий неизвестный продавец был сговорчивее, надо сейчас обхаживать обоих. Это и собьет цену по крайней мере на половину, а то и на две трети. Некоторая доля от куртажа перепадет, конечно, и вам за передислокацию польского легиона… Теперь вам понятно, Фредамбер?
- Вполне, сэр!
Впрочем, с минутку Фредамбер еще колебался:
- Но… как объяснить все это генералу д’Ансельму? Снять с фронта белополяков, в то время как на фронте и без того неудачи и петлюровцы отступают?..
- Ах, господи! - отмахнулся Риггс. - Ну, купите ему какую-либо скульптурку, какого-нибудь там фавна с нимфой или еще что! В конце концов растолкуйте ему прямой расчет такого стратегического маневра: удар во фланг по большевистскому наступлению силами польского легиона должен ослабить силу большевистского удара на центральном участке фронта, который вынуждены принять на себя французские части. Это же маневр, Фредамбер! Да генерал за подобную идею признает вас гением дальновидной стратегии! Идет?
Фредамбер попытался улыбнуться.
- Пожалуй, подойдет, сэр.
- Ну и прекрасно!
Риггс налил себе виски с содовой и грустно вздохнул:
- Боже мой, боже мой, какие, однако, все на свете жулики…
Фредамбер не совсем понял, о ком речь, и поэтому на всякий случай промолчал.
Но Риггса охватило уже лирическое настроение. Он глотнул виски и сказал:
- Что касается всех этих петлюр в шароварах или галантных генералов, то, по-моему, единственная их ценность заключается в том, что цена каждому из них отдельно - два цента и один цент сдачи. - Риггс хлопнул ладонью по столику и в приступе отчаянной откровенности признался: - Черт меня побери, но если по правде сказать, то думаю, что единственной реальной силой цивилизации здесь, на одесском плацдарме, является только Мишка Япончик. По крайней мере он точно знает, чего он хочет, и требования его вполне реальны: кошелек - или жизнь! А этим балбесам захотелось, видите ли, и кошелька, и жизни, да еще усесться на царский престол или в президентское кресло и подрыгать ногами. Фанфароны, черт их побери! Ни одного из них я не решился бы сделать прямым агентом в моей разведывательной сети - ненадежный элемент, подведут…
При воспоминании о Мишке Япончике Фредамбер заволновался. Он еще раз пережил то отвратительное чувство пустоты в кармане после того, как оттуда вытащат миллион. Помолчав немного и дав Риггсу допить стакан до дна, он сказал:
- Кстати о Мишке Япончике. Он мне вчера вечером звонил…
Риггс был приятно удивлен.
- Браво, Фредамбер! У вас завязываются тут знакомства в самых высоких сферах! Что же вы мне раньше не рассказывали о вашем новом приятеле? Давно ли вы с ним познакомились? При каких обстоятельствах?
Конвульсия перекосила лицо Фредамбера - воспоминание о знакомстве с Мишкой Япончиком никогда не проходило бесследно для его нервной системы.
Он проворчал:
- Он сам навязался со своим знакомством…
- Чудесно! - констатировал Риггс. - Его желание завести с нами более тесное знакомство может свидетельствовать только о безусловном росте здесь нашего престижа среди самых широких слоев населения. Чего же хочет от нас король одесских гангстеров?
- Он набивается с продажей.
- Что он продает?
- Ласточкина.
- Кто этот Ласточкин?
- Купец второй гильдии.
- На кой черт он нам?
- Его зовут Николай.
- А что из этого? Моего двоюродного брата в Филадельфии тоже зовут Николас. Но я и не предполагал, что его можно выгодно продать.
Фредамбер неодобрительно, а вместе с тем и ехидно поглядел на своего шефа.
- Но купец второй гильдии Николай Ласточкин связан с большевистским подпольем.
Риггс насторожился.
- Что вы хотите этим сказать, мистер?
- "Николай" - это кличка главного руководителя одесского большевистского подполья.
Риггс свистнул.
Минуту он с искренним восхищением глядел на своего агента. Потом сквозь восхищение промелькнула искра зависти. Наконец, все эти переживания сменило выражение недоверия.
- Разве мало Николаев на свете?
- Да будет вам известно, сэр, что, по сведениям контрразведки, полное имя руководителя большевистского подполья - Николай Ласточкин. Судите сами - может ли быть такое совпадение, чтобы в большевистском подполье было два Николая Ласточкина?
- Нет, - авторитетно подтвердил Риггс, - в подполье это невозможно, подпольщики никогда не дублируют кличек. Это, безусловно, настоящий Ласточкин.
После этого наступила пауза. Фредамбер тоже налил себе сода-виски, несмотря на то, что сода и была вредна для его желудка. Риггс чокнулся с ним. Оба они были в эту минуту взволнованы.
Выпив и несколько успокоившись, Риггс спросил:
- Сколько?
- Двести тысяч.
Риггс ворчливо огрызнулся:
- Голову Котовского мы оценили только в пятьдесят тысяч.
Риггс был скуп.
Фредамбер возразил:
- Но Котовский - только один из большевистских вожаков, а Ласточкин - главный руководитель.
Это было существенное замечание.
Риггс молчал. Он раздумывал, конечно, не о деньгах; деньги были не его собственные, а из кассы Эф-Би-Ай. К тому же, как настоящий американский бизнесмен, Риггс хорошо понимал, что деньги в кассе ржавеют, а в обороте начинают блестеть, принося дивиденды. Дивиденды для агента американской разведки неплохие: сам руководитель большевистского подполья! Риггс раздумывал над другим: как бы оттереть от этого дела Фредамбера, чтобы все дивиденды - и слава разведчика и денежное вознаграждение за удачную операцию - достались только ему?
Фредамбер тоже молчал. Ом молчал потому, что сам испугался своего предложения. Ведь Мишка Япончик требовал за помощь в поимке Ласточкина только сто тысяч, а двести - это уж Фредамбер сам набил цену перед Риггсом, чтобы компенсировать хотя бы частично свои потери на Мишке Япончике.
- Что ж, - наконец, провозгласил Риггс, - я согласен.
В счет за поимку Николая Ласточкина он уже решил поставить четыреста тысяч, а Фредамбера с помощью генерала д’Ансельма убрать ко всем чертям! Можно, скажем, довести до сведения французского генерала кое-какое… неодобрительное отношение его начальника штаба к французской политике. Контроль над французской политикой он, Риггс, сможет осуществить теперь, когда позиции его укрепились, и без Фредамбера. Английскую политику он сумеет контролировать через коммерческого секретаря Багге. А за деникинцами он будет присматривать через агентов консула Энно. А Ласточкина… Ласточкина пусть добудет Ева с помощью своего Ройтмана, который тоже связан с Мишкой Япончиком, - раз теперь уж точно известно, что добывать надо именно Ласточкина.
На всякий случай Риггс счел необходимым заметить, так, будто между прочим:
- Кстати сказать, я получил извещение, что к нам прибывает подкрепление. Моим заместителем в миссию едет полковник Багман, а также персонал: капитан Штейнберг, лейтенанты Уатгауз, Аллен и Джекс. В скором времени прибудет и состав консульства США. Его должен возглавить консул Дженкинс, вице-консулами едут Дулитл и Бури, ну, и консультанты Полярд и Олсон.
Не было никакого сомнения, что и среди новых сотрудников военной миссии США и в аппарате консульства будет не один парень из Эф-Би-Ай. Риггс имел основания предполагать, что агентуре может стать тесно.
- Опасаюсь, - сказал он, считая необходимым заранее посеять в душе Фредамбера тревогу, - что надо ожидать кое-каких изменений и в нашей разведывательной сети… Словом, надо поторопиться! Ни на минуту не будем откладывать поимку этого самого "товарища Николая". Тем более что и Ева напала уже на кое-какие следы…
Это было сказано для того, чтобы Фредамбер намотал себе на ус: если Ласточкина действительно "купят" через Мишку Япончика или того же самого Ройтмана, можно будет сослаться, что дело не в Япончике и не в помощи Фредамбера, а Риггс с Евой постарались здесь собственными силами.
В это время в кабинет Риггса вошел Гейк Шеркижен. Он был взволнован.
- Вы видите? - закричал он с порога.
- Что такое? Что нужно видеть? И чего ты так перепуган, точно за тобой гонятся кредиторы?
- Как, вы ничего не видели? Смотрите же!
Шеркижен подошел к окну, указывая рукой на бульвар.
Риггс, а за ним и Фредамбер тоже подошли к окну.
То, что они увидели, действительно могло и поразить и взволновать. Весь бульвар - от конца до конца, сколько хватал глаз, ограниченный в поле зрения рамой окна справа и слева, - был заполнен женщинами. Но это была не просто толпа. Женщины стояли стройными шеренгами в несколько рядов, плечо к плечу, как солдаты на параде. Их лица были обращены сюда - к окнам миссии Риггса.
- Что за чертовщина! - выругался Риггс. - Демонстрация, что ли? Чего они хотят? Что они кричат?
Двойные рамы изолировали от уличного шума, и с бульвара ничего не было слышно.
Риггс распахнул окно настежь.
Холод зимнего утра влился в комнату сильной струей, ветер зашелестел бумагой на столе, и легкий туман заклубился по комнате. За холодом, ветром и туманом вползли и звуки с улицы. То был звук сирены с какого-то далекого катера, свистки паровозов с подъездных путей в порту, гудок парохода на рейде. Слышны были даже удары прибоя за Карантинным молом. Но не слышно было ни одного звука с бульвара. Женщины ничего не кричали. Они стояли молча.
Риггс высунулся в окно и поглядел в обе стороны вдоль бульвара. Шеренги женщин, казалось, были бесконечны. Вправо от Риггса голова женской колонны упиралась в ступеньки здания думы. Влево колонна тянулась через весь длиннющий Николаевский бульвар за памятник дюку, очевидно до самого Воронцовского дворца. Тысячи, много тысяч женщин, выстроившись четырьмя шеренгами, стояли на бульваре спиной к морю и лицом к зданиям городской думы, американской миссии Риггса, помещения английского адмирала Болларда в "Лондонской" гостинице и резиденции французского консула Энно и командующего оккупационной армией генерала д’Ансельма в Воронцовском дворце - и молчали.
- Черт! - процедил сквозь зубы Риггс. - Они стоят так, словно каждый десяток или каждая сотня имеет своего командира! Чего они хотят? Что написано у них на плакатах?
Женщины стояли молча, и приблизительно каждая десятая держала в руках лист картона с надписью.
Фредамбер прочел:
"Хлеба!" Все плакаты были одинаковы. На всех написано только это единственное слово: "Хлеба!"
Тысячи одесских женщин стояли перед представителями власти, которая господствовала в городе, и требовали хлеба!
Женщины были разные. Большинство из них были одеты бедно - поношенная одежда, простые платки на головах. Это были работницы с заводов и фабрик, жены и матери рабочих или безработных. Немало было женщин, одетых хоть и скромно, но с претензией на элегантность. Это был мелкослужилый женский люд: служанки, мастерицы, рукодельницы, телефонистки или курсистки. Но были и женщины, одежда которых свидетельствовала о их былых достатках: хорошая, добротная одежда. Это были женщины-труженицы так называемых интеллигентных профессий, очевидно врачи, актрисы, бухгалтеры, или матери и дочери из этих семей. Они тоже требовали: "Хлеба!" Они объединились в этом требовании со всем женским населением родного города…
Женщины стояли без единого звука. К ним за их молчаливое требование не могла придраться даже полиция.
Это была молчаливая, но могучая демонстрация протеста.
- Где же мы возьмем для них хлеба? - кисло скривился Фредамбер. - И разве это наша забота - доставлять местному населению хлеб?
- Ах, дьявол! - прорычал Риггс. - Разве в хлебе дело? Да будь я проклят, если тут не обошлось без большевиков! На такую безупречную организацию способны только они! Собрать и организовать тысячи женщин! Вы, Фредамбер, старый холостяк, и вам не понять этого, но у меня - жена, теща и взрослая дочь, и, пожалуй, даже этих трех женщин я бы не сумел организовать так блестяще…
Риггс сердито захлопнул окно.
В это время в комнате секретаря зазвонил телефон.
Секретарь доложил через порог:
- Генерал д’Ансельм просит полковника Фредамбера.
Фредамбер взял трубку:
- Я слушаю вас, генерал!
Он услышал раздраженный и капризный голос генерала:
- Полковник! Где это вы пропадаете? Я ищу вас повсюду уже полчаса! Что вас занесло в американскую миссию?
Генерал нервничал и забыл, что час тому назад сам же велел своему начальнику штаба немедленно отбыть к главе американской миссии.
- Неужели вы ничего не знаете? Возмутительный случаи неповиновения в армии! И не где-нибудь в Тирасполе или под Колосовкой, а здесь, под вашим носом, в самой Одессе! Солдаты не выполняют распоряжения офицеров! Ваша армия отказывается выполнять приказы командования!
Генерал был так взволнован, что забыл даже о том, что армией здесь командует он.
- Я прошу вас немедленно прибыть в штаб! Необходимы экстраординарные меры. Я жду вас!
Фредамбер извинился перед Риггсом и поспешил к своему разгневанному генералу.