- Не погибну, Жила! И такие справим им похороны, этим шелудивым псам, что детям своим закажут соваться сюда! Жила, сколько у нас сабель? Сотня?
- Сотня.
- По сто голов захватчиков кладу на каждую саблю. Справимся?
Жила пожал плечами.
Григорий Иванович крикнул сердито:
- Не мнись! Чего мнешься? По сто голов на каждую саблю. Так и хлопцам скажи: не имеет права никто погибнуть, пока не срубит сто интервентских голов. А погибнет один - на другого будет двести. Таков мой приказ. И, клянусь, сам триста срублю. Веришь?
- Верю, Григор.
- У-у-у! Дай только мне до них добраться!..
Подбежал Сашко, держа в руках офицерский френч с погонами ротмистра и офицерскую фуражку.
Не слезая с коня, Котовский снял тужурку и надел френч. Френч был черный с шевроном корниловского полка "черных гусар". Галифе на Котовском были малиновые, фуражка на бритой голове сдвинута набок. Сашко подал маузер, Жила - две гранаты-лимонки. Гранаты Григорий Иванович рассовал по одной в карманы.
И сразу же дал шпоры коню.
Конь сделал огромный прыжок, точно хотел сбросить седока. Все отпрянули.
- Не балуй! - крикнул Григорий Иванович, укорачивая поводья и сжимая коня шенкелями. Конь сразу смирился и стал как вкопанный. Григорий Иванович нежно потрепал его по шее: - Го-ля, го-ля! - и тихо тронул поводом. Конь побежал рысью по тропинке.
Очень ладно сидел в седле Григорий Иванович - ровно, крепко, даже на рысях, казалось, был слит с конем воедино.
Еще минута, и всадник исчез за ивняком. Несколько мгновений слышался мягкий топот по грунту луга, хлюпнула вода под копытом, и все затихло.
Котовский пришпорил коня, взлетел на бугор, оглянулся назад, увидел синюю ленту Днестра в плавнях, а дальше бескрайный плес лимана, крепче надвинул фуражку на лоб, пригнулся к луке и снова дал шпоры коню. Конь полетел галопом.
Котовский мчался во весь карьер и уже минут через сорок в правой стороне, за степью, увидел сине-черный простор бушующего моря. Шторм уже стих, однако волны еще вздымались. Но отсюда, за много километров от берега, они казались неподвижными, словно отлитыми из каленой стали.
3
Шторм стих еще утром. Генералы сели в катер и отплыли к берегу, но полковник Риггс и полковник Фредамбер до сих пор не закончили допрос Ласточкина.
Когда генералы ушли, полковник Риггс - черный, обросший за эту бессонную ночь густою синею щетиной - утомленно сказал:
- Ну вот, теперь мы с вами начнем настоящую беседу. Вы выдержите еще часок-другой?
- Пожалуйста, - ответил Ласточкин, - я выдержу сколько угодно. - И иронически добавил: - Согласитесь, что я в лучшем положении, чем вы. Вы все время говорите, а я молчу. Молчать ведь легче…
Риггс слушал, понуро глядя на Ласточкина. Лишь иногда его толстые губы кривила злая усмешка. Он отыскал в углу свое кепи и снова надвинул себе почти на нос: может быть, под тенью козырька он рассчитывал спрятать выражение глаз - утомленных и злобных. Галстук Риггс снял, воротник расстегнул и теперь - в этом кепи, в рубашке с расстегнутым воротом, в охотничьей тужурке, бриджах и крагах - был очень похож на гангстера из американского кинофильма.
- Так вот, - сказал Риггс, - вопросов будет три. Задавать все подряд или по очереди?
- Давайте уж подряд, - ответил Ласточкин.
- Первый: фамилии членов областкома и Военно-революционного комитета. Второй: их адреса и вообще адреса всех коммунистов, какие только можете припомнить. Третий: явки. Их вы, безусловно, помните все: адреса явок никогда не записываются, а заучиваются наизусть. Вот! Для начала все.
Фредамбер бросил из своего угла:
- У меня тоже есть три вопроса.
- Давайте! - согласился Риггс.
- На какой день назначено восстание? Каковы вооруженные силы подполья? Как осуществляется связь с наступающими частями Красной Армии и с партизанами?
Ласточкин удовлетворенно улыбнулся: значит, им ничего не известно!
Риггс искоса взглянул на Фредамбера.
- А фамилии французских матросов и солдат, имеющих связь с повстанкомом, вас не интересуют, полковник?
- Еще бы! Я приготовил это для другой серии вопросов.
- Валяйте сразу, - предложил Риггс.
- Тогда еще три: фамилии французов, имеющих связь с подпольем; на какие команды французских моряков вы больше всего рассчитываете; предусматривается ли по плану восстания использование и французских солдат?
Ласточкин недоуменно смотрел на своих следователей. "Что они, действительно дураки, - думал он, - или только прикидываются и все это только трюк? Перед началом допроса расписываются в том, что ничего не знают! И неужели они такие идиоты, что рассчитывают получить ответ?"
Ласточкин все еще был на ногах. Он простоял целую ночь, ноги у него гудели, ныла поясница, перед глазами мелькали темные круги.
Риггс сказал:
- Ну вот, три раза по три: три раза по три вопроса. В конце концов это все, что нам нужно от вас. Вы хорошо запомнили вопросы?
Ласточкин кивнул.
- Тогда отвечайте.
- Я сяду, - сказал Ласточкин. Он пододвинул к себе ногой кресло, в котором раньше сидел генерал д’Ансельм, и сел между Риггсом и Фредамбером. Как приятно было вытянуть занемевшие ноги!
Риггс исподлобья посмотрел на Ласточкина, вынул пачку сигарет и начал закуривать.
- Отвечайте!
- Я тоже закурю, - сказал Ласточкин и взял сигарету из пачки Риггса.
Риггс промолчал, но спички не подал. Он закурил и положил спички в карман. Ласточкин протянул руку.
- Дайте спички.
- Идите вы к черту! - огрызнулся Риггс, однако вынул и подал коробок.
Ласточкин не спеша достал спичку, зажег ее и прикурил. Потом поискал глазами пепельницу. Пепельницы не было, и он аккуратно засунул обгорелую спичку назад в коробок, затем подал его Риггсу. Но когда Риггс протянул руку, он вдруг опять открыл коробок. Рука Риггса повисла в воздухе, а Ласточкин разделил спички на две равные части: одну часть оставил в коробке, другую сунул себе в жилетный карман. От коробка он отломил бочок и тоже неторопливо спрятал туда же. Риггс хмуро следил за руками Ласточкина.
Ласточкин глубоко затянулся, закашлялся, так как почти никогда не курил, и пустил струю дыма в низкий потолок каюты.
- Ну? - поторопил его Риггс.
Но Ласточкина вдруг заинтересовало лицо Фредамбера, которое стало нервно вздрагивать.
- Скажите, полковник, - обратился он к нему, - это у вас еще во Франции началось или уже тут, из-за всех этих хлопот с нами, приобрели?
Фредамбера передернуло. Риггс осатанел.
- Слушайте! - заорал он. - Будете вы отвечать?!
Ласточкин поморщился и прикрыл ухо ладонью.
- Тише, пожалуйста. Я не выношу крика…
- Я тоже, может быть, кое-чего не выношу! - крикнул Риггс, однако немного понизил голос. - И мое терпение может лопнуть…
Ласточкин пожал плечами.
- Я не напрашивался к вам. Приходится меня терпеть.
Риггс уставился на него бессмысленным, свирепым взглядом.
А Ласточкиным владела одна мысль: "Они не знают ничего и всеми средствами будут вымучивать ответы на эти вопросы. Они не убьют меня сразу, о нет! Они будут вытягивать из меня жилы в надежде любой ценой добыть эти сведения. Но я не скажу. Они ничего не узнают. И надо тянуть все это как можно дольше. Восстание должно начаться через неделю, но, может быть, уже через пять дней партизаны и Красная Армия подойдут к городу. Надо тянуть! Выдержу ли я пять дней или неделю? Должен выдержать. Это единственное, что осталось у меня из всех способов борьбы".
Риггс прорычал, через силу сдерживая злобу:
- Вы решили издеваться над нами?
Ласточкин поднял на него ясные, невинные глаза.
- О, что вы! В таком положении, как мое…
- Отвечайте на вопросы!
- На все сразу или на каждый в отдельности?
Риггс заскрипел зубами.
- Фамилии членов Ревкома?
Ласточкин подумал минуту. Затем не спеша произнес:
- Николай Ласточкин…
И остановился. Риггс и Фредамбер смотрели на него. Снова проползла минута. Риггс барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла.
- Ну? Ласточкин - это мы знаем. Дальше…
Ласточкин сосредоточенно курил.
- Дальше! Григорий Котовский?
Ласточкин всплеснул руками:
- Ну что вы! Котовский даже не большевик. Так себе, какой-то легендарный экспроприатор… Вы сами прекрасно знаете, что он не член партии большевиков. Ваша разведка работает чудесно, - любезно улыбнулся он Риггсу.
Риггс кашлянул. На всякий случай он решил сделать вид, что разведка действительно работает чудесно и о том, что Котовский не принадлежит к партии большевиков, он тоже знает.
- Ну, хорошо, - сказал он нетерпеливо. - Котовский. Дальше?
- Нет, - возразил Ласточкин. - Я же сказал: Котовский - нет. Да сейчас он и вообще отсутствует…
Фредамбер насторожился. Риггс переспросил:
- Отсутствует? Где же он?
Ласточкин развел руками.
- Не знаю. Вот, поверьте, не знаю. Легендарный экспроприатор - разве за ним уследишь? - Ласточкин заговорил горячо, с явным намерением завязать длинную беседу. - Поверите? Это страшная морока - иметь дело с такими недисциплинированными людьми. Вот потому я и не имею с Котовским ничего общего.
- Где Котовский? - прорычал Риггс. - Он поехал организовывать партизанский отряд?
Ласточкин опять развел руками.
- Кто его знает. Категорически возразить вам не могу. Знаете, теперь везде организуются партизанские отряды. Каждый, кто любит свою родину и ненавидит оккупантов, организует партизанский отряд. Даже если мне скажут, что партизанских отрядов сейчас тысяча и в них миллион бойцов, я поверю. Народ так ненавидит оккупантов, что бросить спичку, - Ласточкин даже выхватил одну спичку из кармана и помахал ею перед глазами Риггса, - бросить только одну спичку, вот такую маленькую, - и…
Риггс вскочил. Но он еще раз сдержал себя и снова сел.
- Довольно! - крикнул он. - Сейчас есть только один вопрос. Отвечайте!
- Как один вопрос? - удивился Ласточкин. - Вы же сказали - три раза по три. Девять вопросов.
Риггс положил свою тяжелую руку на сухую небольшую руку Ласточкина, лежавшую на подлокотнике кресла, и произнес зловеще:
- Слушайте, Ласточкин! Всему есть границы. Вы храбрый человек, даже отчаянный. Я понимаю вас: вы тянете и дразните. Однако не преувеличивайте своих сил. Вы хотите выиграть время, но можете проиграть жизнь. - Риггс перебил себя: - Я понимаю, вы согласны отдать жизнь. Вы, большевики, удивительные люди, и вам не жалко собственной жизни. Но не надейтесь, что мы пожалеем вашу жизнь.
- А я и не надеюсь, - просто сказал Ласточкин.
Впрочем, Ласточкин тоже решил покончить эту "игру". В самом деле, дразнить можно только до определенной границы. Враг взбесится, и тогда он, Ласточкин, действительно ничего не выиграет: не затянет дело, а, наоборот, ускорит. Надо найти другой способ, чтобы оттянуть развязку.
- Итак, будете вы отвечать или нет? - снова спросил Риггс. - Первый вопрос: фамилии членов Ревкома?
Ласточкин молчал. Но когда Риггс, сатанея, произнес свое "ну?" - Ласточкин начал говорить:
- Фамилии? Пожалуйста: Жанна Лябурб, Жак Эллин…
- Ласточкин! - закричал Риггс. - Вы опять! Нам не нужны мертвые!
Ласточкин с нескрываемой грустью сказал:
- Вы убили их, но они действительно были членами Военно-революционного комитета.
- Имена живых вы нам скажете? - спросил Риггс тихо, и в его приглушенном голосе прозвучала угроза - страшная и реальная.
Ласточкин подумал, вздохнул - это был искренний вздох - и сказал:
- Неужели вы, опытные разведчики, не понимаете, что нельзя нападать на человека сразу? Вы столько наговорили мне, столько задали вопросов, а… - Он помолчал. - А собраться с мыслями, взвесить все… всю прожитую жизнь и то время, которое еще суждено жить, вы не даете возможности. Поймите же, что так мы будем тянуть без конца. Или… или… вы можете взбеситься и убьете меня…
- Нет! - сдерживая бешенство, прохрипел Риггс. - Мы не убьем вас так просто. Мы еще… Словом, не рассчитывайте на наше мягкосердечие, Ласточкин.
- Вот видите! - грустно промолвил Ласточкин. - А взвесить все это, сосредоточиться… Неужели вы думаете, что мы, большевики, не живые люди?
Риггс долго молчал, глядя на Ласточкина из-под козырька своего кепи. Он взвешивал. У маленького человека, сидевшего перед ним, был могучий дух - такой могучий, что Риггсу еще не доводилось встречать подобных людей. Уничтожить большевистского руководителя было очень легко - один выстрел! Но что будет от этого иметь Риггс? Перед Риггсом сидел живой узел, связывавший в себе всё - все нити. Разве это бизнес - взять и просто уничтожить узел? А нити? Разве выпадет в другой раз такая удача? И если даже ему в руки попадется сам Котовский, то можно ли надеяться, что этот узел будет развязать легче? Нет, эти большевики поистине удивительные, невиданные, необычайные для Риггса люди! Неужели же он, матерый агент Эф-Би-Ай, не в силах распутать этот узел и разобрать его по ниточке? На кой черт тогда вообще разведка? Стрелять из пулеметов - и все? Но куда стрелять, в кого, когда? Невозможно же уничтожить здесь все население и остаться со своими пулеметчиками одним на голой, выжженной земле! Кому это нужно? Какую выгоду извлечет из этого Риггс и та сила, которую он здесь представляет?
- Хорошо, Ласточкин, - тихо сказал Риггс, - я согласен. Мы дадим вам время на размышление.
Риггс давно уже решил дать Ласточкину время на размышление - не только для того, чтобы Ласточкин подумал, а и потому, что сам он, Риггс, уже еле держался. Он ведь приехал сюда еще вчера, еще до этого чертова шторма. С тех пор у него не было во рту ни росинки, а в голове прямо гудело. Ведь он тоже - хоть разведчик - живой человек.
- Сколько вам надо на размышление? - спросил он.
- А сколько бы вы могли дать?
Риггс снова вспыхнул:
- Ласточкин, мы с вами не купцы, чтобы затевать здесь торг…
Ласточкин искренне удивился:
- Ну что вы! Я как раз купец второй гильдии. Да и про вас знаю, что вы представитель банкирского дома Рокфеллеров…
Мгновение казалось, что Риггс схватится за пистолет. Он даже побелел. Но сразу же отошел и захохотал. Он хохотал долго. Ласточкин, тоже посмеиваясь, наблюдал, как он раскатисто хохочет.
Риггс утер слезы, выступившие у него на глазах.
- Нет, Ласточкин, правда, - сказал он, еле переводя дух, - идите ко мне на службу. Не в банкирский дом Рокфеллеров, а, знаете, в американское Эф-Би-Ай. Идея? А?
- Эф-Би-Ай? - переспросил Ласточкин.
- Вот именно. Это наша разведка. - Риггс хлопнул Ласточкина по руке. - Это - предложение! А?
Ласточкин покачал головой и хитро прищурился.
- Это… тоже надо… обдумать…
Но Риггс уже перестал смеяться и решительно поднялся. Он спросил сурово:
- Так вот, сколько времени вам понадобится?
Ласточкин сказал:
- Вы предлагали длительное путешествие по странам Запада…
- Это отпало! - отрубил Риггс. Затем добавил: - Об этом и речи быть не может до тех пор, пока вы не дадите ответа на наши вопросы.
- Я так и подумал сразу, - кивнул Ласточкин. - Как только вы заговорили о путешествии, я понял, что это связано с вопросами…
- Вот и хорошо. Так сколько?
Ласточкин покосился на Риггса.
- Неделя не будет много?
Риггс топнул ногой:
- Ласточкин, бросьте издеваться!
- А пять дней?
Риггс снова топнул.
- Переведите счет на часы, Ласточкин.
Тогда Ласточкин сказал решительно:
- Три дня, и ни минуты меньше!
Риггс не взбесился, только внимательно поглядел на него.
- Почему именно три? Что должно произойти за эти три дня?
Ласточкин пожал плечами.
- Я дам ответ.
- Один день! - заревел Риггс. - Один день, и ни минуты больше!
Слушайте, Риггс, - спокойно сказал Ласточкин, - давайте, правда, не будем торговаться.
Он сказал это так, что Риггс понял: дальнейшие разговоры ни к чему. Риггс стоял, глядя себе под ноги, упершись руками в бока. Что предпринять? Позвать мальгашей и начать пытку? Но у этого большевика такой характер… Риггс имел жизненный опыт и чувствовал: если начнешь пытать, то наверняка не вырвешь ни слова. Нет, таких надо сначала помучить, вытянуть из них всю душу, все жилы, а тогда…
Риггс сказал:
- Думайте, Ласточкин, думайте. Я предоставлю вам эту возможность. Но каждую минуту будьте готовы дать ответ на мои вопросы. Думайте скорее, Ласточкин, - в этом ваше спасение.
Он приоткрыл дверь и крикнул что-то в коридор.
Вошел мальгаш. Тесак он держал в руке. За ним появился грузин в форме унтер-офицера русской армии.
- Отведите арестованного, - приказал Фредамбер. - Пол-литра воды и двести граммов хлеба на день.
- О! - сказал Ласточкин. - Вы очень заботливы. На мой аппетит этого хватит.
- Тогда сто пятьдесят граммов, - сказал Риггс.
Когда Ласточкин уже переступал порог, Риггс позвал:
- Минутку, Ласточкин!
Ласточкин остановился. Риггс спросил почти по-приятельски:
- Скажите, Ласточкин: почему вы так самоуверенны и почему вам все-таки многое удается, а…
- А вам нет - хотите вы спросить? - подсказал Ласточкин.
Риггс дернул плечом.
- Я не то хотел сказать, я хотел…
Но Ласточкин перебил его:
- Это потому, Риггс, что я - дома и меня поддерживает мой народ; а вы, как вор, залезли в чужую хату - и, значит, не можете рассчитывать на гостеприимство.
Риггс махнул рукой.
- Ну, довольно! Уведите его!
Ласточкин шел по коридору, меж двумя переборками, стоявшими близко одна к другой. Сейчас идти было легко - транспорт чуть-чуть качало. Но Ласточкин двигался с трудом, ноги подкашивались, он был почти без сил. Не менее двенадцати часов тянулась эта первая "беседа"… Как затянуть допрос? Ведь восстание намечено через неделю…
Пока солдат-грузин возился с заржавевшим замком, Ласточкин, стоя перед дверью своей каюты, напряженно прислушивался. Кто здесь еще, кто, кроме него, попал в эту плавучую тюрьму? Кто отозвался на его крик?..
Ласточкин вошел в каюту, за ним скрипнула дверь, но солдат не уходил. Он стоял в коридоре и глядел на Ласточкина сквозь щель. Вдруг он сказал:
- Ты сильный человек, Ласточкин… Замечательный!
И закрыл дверь. Снаружи загремел засов.