Гражданская война. Командир Красной Армии Яков Спиридонов попадает в белогвардейский тыл, совершает побег и находит приют в одной из разоренных деревень у молодой учительницы. Он организовывает повстанческий отряд и до прихода Красной Армии руководит его действиями.
А. Степанов ПОБЕДИТЕЛЬ
повесть
ПОБЕДИТЕЛЬ
Анатолий Яковлевич Степанов - известный писатель и киносценарист, по произведениям которого поставлены десятки кинофильмов, в том числе такие широко известные как "Победитель", "Привал странников". "Футболист". Герои произведений А. Степанова - яркие, неординарные личности, ведущие бескомпромисную борьбу против преступного мира, коррумпированных чиновничьих структур власти.
С А. Степанов. 1994:
С Оформление "Московский рабочий", 1994. С Оригинал-макет ТОО "Пролог", 1994.
Как во сне - беззвучно и медленно - явился взрыв. Всадника оторвало от стремян, подняло над конем, раскрутило и шмякнуло. Взметнулась тьма.
Разъезд не спешил. Впереди серой солдатни и гнедых лошадей шел, брезгливо и осторожно выбирая путь меж ям и воронок, белый конь под стройным высоким офицером. У той воронки офицер остановил коня.
-Красный Андрей Болконский! - догадался офицер и обернулся к своим поделиться сей новостью. Тут же подъехал предупредительный фельдфебель.
-Комиссар! - обрадовался фельдфебель. - Красиво лежит!
Он и, правда, лежал красиво: небольшой, аккуратный, в щегольской гимнастерке под двойной портупеей, в начищенных сапогах со шпорами, разбросал он руки по земле и слегка был засыпан землей.
- Действительно, не Болконский, а, действительно, комиссар, с сожалением согласился офицер. - Кстати, и я - не Бонапарт. Я - не Бонапарт, Сергеич?
-Никак нет, ваше благородие.
Комиссар внезапно открыл глаза, и конь под офицером нервно отпрянул. Офицер слегка похлопал коня по шее:
-Ты его не бойся. Он теперь нестрашный.
Комиссар бессмысленно׳ и неподвижно глядел на офицера.
-Возьмите его, Сергеич.
Офицер мокрым полотенцем стер с лица остатки мыльной пены, налил в ладонь одеколона, резко провел рукой по щекам и шее, содрогнулся и сладострастно ахнул. В чистой просторной избе было зеркало - он с интересом и любовью осмотрел себя, а потом кулаком ударил в дощатую перегородку.
- Служба! Комиссар где?
Мягко ступая, проник в помещение фельдфебель.
- В баньке, Георгий Евгеньевич. При двоих часовых.
- Что так? - удивился Георгий Евгеньевич.
- Из старых служащих, многозначительно произнес Сергеевич и положил на стол сверток в свежей тряпице. Офицер не спеша, на четыре стороны раскинул тряпку и присвистнул. Среди бумажек и книжек лежали четыре креста на черно-желтых лентах.
- А точно его?
- Его, его, Георгий Евгеньевич. Кавалера сразу же видать.
- Ну что ж. Давай сюда кавалера.
Голова и шея у комиссара не двигались, а потому он противоестественно сильно повращал глазами - осмотрелся.
Порывшись в бумагах и книжечках, Георгий Евгеньевич почитал кое-что и сказал благодушно:
- Что имеете мне сообщить, Спиридонов... Яков Павлович? Комиссар помигал и сказал рвано и хрипло, удивляясь тому,
что не слышно и его голоса:
- Громче говори. Ни хрена не слышу.
Повторять криком полуернический вопрос было неприлично и поэтому Георгий Евгеньевич проорал бессмысленно:
- Кто такой?!
Спиридонов понял и усмехнулся.
- Ты про меня все в бумажках прочитал. Чего ж спрашиваешь? Фельдфебель стоял здесь же, у дверей, слышал все, и офицер
разозлился. И закричал уже по-настоящему:
- Часть? Потери? Куда отходите?
- Вот этого я тебе не скажу, - серьезно ответил Спиридонов.
- Не скажет, Георгий Евгеньевич, - деликатно встрял, в разговор фельдфебель. Офицер помолчал, подумал.
- Черт с ним. Мне не скажет - в контрразведке скажет.
- И в контрразведке не скажет, - с готовностью возразил Сергеевич.
- Ты-то чему радуешься? А не скажет им, так это их дело. Разговор был окончен, и офицер встал.
- Шлепнешь меня? - грустно поинтересовался Спиридонов.
- Я тебя шлепать нe буду, - раздельно и громко произнес офицер. А в контрразведке допросят и шлепнут - это уже как
положено.
- Страшно помирать? - ликующе спросил фельдфебель.
- А ты что, тоже готовишься, шкура? - незлобным вопросом ответил на вопрос Спиридонов.
- Не забыл казарму, служивый? - искренне обрадовался фельдфебель.
- Сергеич, будь добр, выйди на минутку. Мне с ним с глазу на глаз поговорить хочется.
-Так вы, Георгий Евгеньевич, кричать будете - я за перегородкой все равно услышу.
-Во дворе погуляй. Воздухом подыши.
С патриархальными отношениями было покончено. Фельдфебель понял это и вытянулся.
- Слушаю, ваше благородие.
Когда замолкли его шаги, офицер сел за стол и предложил Спиридонову.
- Садись.
Спиридонов долго устраивался на стуле так, чтобы меньше болели руки - ноги. Офицер один за одним бросал на стол георгиевские кресты.
-Полный бант. Твои?
-Чужие б нс таскал.
-Зачем они тебе? Ты же коммунист.
Вопрос насчет своей принадлежности к партии большевиков Спиридонов разъяснять не стал.
-А ты, я вижу, из студентов. Знаешь, что такое полный бант? Твой барбос... ־ Спиридонов хотел кивнуть на перегородку, кивнул и привился от боли. - Твой барбос, надо полагать, уж второй десяток по казармам. И, на взгляд, не трус. Сколько у него георгиев-то?
- Два.
-Ну, один за то, что доносил во время. А один - за дело. Один! А в банте их четыре.
-Гордишься ими?
-Я собой горжусь, студент.
-А помирать и кавалеру страшно.
-Не хочу я помирать, студент. Так точнее будет.
Офицер поднялся.
- Ты меня, видимо, обидеть хочешь. Так ведь слово "студент" - не обидное слово. Ладно, поговорили.
Встал и Спиридонов.
- Зови своего барбоса.
Офицер подошел к окну и, крикнув: "Сергеич!" --сказал, наконец, то, что мучило его все время:
- Ты с Сиверсом Ростов брал?
- Было дело.
- Значит, это был ты. Шел но улице победитель-- красный командир. А навстречу шел бывший студент. Я, я шел! Был победитель пьян и наряден. Ты, Ты! Я еще удивился тогда: с чего бы это красные новую форму ввели, с аксельбантом. Подошел поближе - не аксельбант это, а сопля. Неудачно высморкаться изволил пьяный победитель.
־Спиридонов сморщился, скрипнул зубами.
- Поддых бьешь, гад.
- Ты это был?
- Я. Позор жизни моей это.
- А я из-за того аксельбанта погоны надел.
Гасил краски день. Серело. Темнело. Спиридонов вышел на крыльцо, вдохнул широко, старательно огляделся. Двор - как двор, опоганенный случайным военным постоем. Ограда из слег, к ограде привязаны кони - один тот, офицерский, белый. Два солдатика у ворот, с винтовками. И улица, пустынная деревенская улица, взбиравшаяся на близкий холм.
- Солдатешки у тебя какие корявые, - сказал он, не оборачиваясь.
- Елецкая мобилизация, - стыдливо признался фельдфебель и ткнул Спиридонова в спину дулом нагана. - Иди, иди!
- В баню, что ль? Так она нетоплена. Елецкие говоришь? - Спиридонов, нe торопясь, спустился по ступеням. Шагнул вниз и фельдфебель. Спиридонов точно уловил момент его неустойчивости и упал спиной ему в ноги. Всей своей тяжестью фельдфебель рухнул через Спиридонова. Поймав его за ногу, Спиридонов слегка дернул ее и фельдфебель неловко, головой ткнулся в дубовую колоду, лежавшую перед крыльцом. Одним движением Спиридонов вырвал из ножен шашку.
Солдатики смотрели на него.
-Нот я нас! - замахнулся на них Спиридонов, и они испуганно отпрянули.
Рубанул шашкой повод, взлетел на белого, воткнул в конские бока каблуки (шпоры п портупею с него сняли). Только на вершине холма услыхал свист пуль. До лесу было менее версты. Поймал стремена, лежа на шее коня, нашел концы повода, связал. Привстал в стременах, обернулся, показал в улыбке зубы.
Задыхаясь, Георгий Евгеньевич взбежал на холм. Вдали-вдали малозаметно двигалось белое пятно.
-Ах, хвастун! - восхитился Георгий Евгеньевич. - Коня получше успел выбрать. Белого!
-Ваше благородие, уйдет! - простонал подоспевший солдатик.
Офицер взял у солдата винтовку, достал патрон, подышал глубоко - успокаивался.
Пятно приближалось к лесу.
- Ваше благородие, стреляйте! - азартно прорычал солдатик.
- Становись! - офицер поставил солдата перед собой и положил на его плечо ствол винтовки. - Жаль Бедуина.
Солдат, стоя неподвижно все-таки старался отвести голову от винтовки. Георгий Евгеньевич выстрелил.
-Как и следовало ожидать, промахнулся, - грустно констатировал офицер. Что ж, для очистки совести - вслепую.
Снова выстрелил и признался:
-Ушел.
У опушки опять просвистела пуля. Вот они, кусты, вот они, деревья...
Всадник скрылся в лесу. И здесь их достала вторая пуля. Через ляжку Спиридонова она вошла в коня, и конь засбоил, пошел боком и рухнул. Они лежали под сосной и тоскливо смотрели вверх. Потом Спиридонов выбрался из-под коня и попытался встать. Левая нога не держала. Хватаясь за сосну, он все-таки встал. Громадный конский глаз глядел на него.
-Погубил я тебя, браток! И добить тебя нечем. И уходить мне надо. Извини.
Сначала он пытался скакать на одной ноге. Затем нашел палку, ковылял. Потом полз, полз, полз.
Лес редел и спускался куда-то. Спиридонов выполз к реке. На берегу полежал ,отдыхая. Погодя снял хорошие свои штаны,
разорвал подштанники, перевязался. Опять устал. Отдышавшись, потрогал воду рукой.
- Холодная, зараза, - сказал он, бодря себя, вошел в воду и лег на нее. Течение взяло его и медленно понесло в ночи мимо лесов, полей и лугов России.
* * ★
По лесной тропинке шла и плакала милая барышня. Коротковолосая, в длинной юбке и кофточке с высоким воротником, в высоких же шнурованных ботиках не для глухого леса была барышня. А стояло утро.
- Барышня! позвали из кустов.
- Ой! сказала барышня.
Держась за неверные ветви кустарника и прыгая на одной ноге, на тропе появился Спиридонов.
- Ты куда? - строго по-деловому поинтересовался он.
- В Бызино.
- А откуда?
- Из Ольховки. А, собственно, почему я должна отчитываться перед вами? - опомнилась, наконец, барышня.
- Учительница, - догадался Спиридонов. - Звать тебя как буду?
На одной ноге, усталый и замордованный человек, от которого всегда можно убежать, стоял перед ней и командовал.
- Зачем вам это?
Он сменил руки - левой ухватился за кусты, а правую протянул ей:
- Яша.
Она задумчиво посмотрела на его руку, а затем деликатно пожала.
- Анна Ефимовна.
- Учительница! - обрадованно вспомнил он и спросил серьезно: - Ты за белых или за красных?
- Я учительница, - объяснительно напомнила она.
- Ну, а белые поблизости есть?
- У нас в Ольховке нет, а про Бызино не скажу - не знаю.
- Если поймают меня белые, застрелят к чертовой бабушке. Спрячь меня, Аня, а?
Ничего-то он не скрывал, стоял прямо, спокойно смотрел в глаза, просил по-человечески.
-Пойдемте, - сказала Анна и, повернув, пошла по тропинке в обратную сторону. Он запрыгал рядом на одной ноге.
-Обопритесь о мое плечо, - предложила она, и они пошли трудно и медленно.
- В Бызино-то что тебе надо было?
- К их учителю Ивану Максимовичу посоветоваться шла.
- А я помочь не могу?
Она обернулась (он шел чуть сзади), посмотрела на него иронически (что-то ты понимаешь!), но все-таки не выдержала и заговорила про беду свою.
-Понимаете, прошли с ребятами весь алфавит, все буквы они уже знают и подряд, и в разбивку, а в слова складывать ну никак не могут. Бьюсь, бьюсь, и ничего - ничегошеньки не получается.
-А буквы все до одной знают?
- Что я вам врать буду?
-Раз все буквы знают, значит и слова сложат. Было бы из чего складывать.
- Вам бы все шутить.
- Конечно, мне сейчас только и шутить.
Помолчали утомленные разговором. Шли. Он смотрел на ее затылок в кудрявых и коротких светлых волосах.
-А ты случаем, не эсерка, Анна?
Она опять обернулась и поймала его взгляд.
-Тиф у меня недавно был.
-Ясно. Постоим немного, - предложил он. Они постояли немного. Спиридоновская рука абсолютно машинально сползла на ее талию.
-Эго еще что такое? - в гневе спросила Анна.
-От слабости это, Аня, - миролюбиво объяснил Спиридонов.
-Пошли, - приказала она.
Когда сквозь разреженный лес увиделись деревенские зады, он полюбопытствовал осторожно.
- Спрячешь ты меня куда?
-У хозяйки моей баня есть. Мы ее сейчас не топим, в печке моемся. Так вы в баньке пока поживете.
-Везет мне на баньки! - сказал Спиридонов.
* * *
После снарядами рваных лесов и полей, после деревенской тьмы и глуши в городе, ах. Как приятно. И стучали подковы по булыжнику, и шумно было вокруг, и шли чистые дамочки тротуа-
рами. Георгий Евгеньевич и фельдфебель верхами ехали, главной улицей завоеванного города.
- Не стоит, Георгий Евгеньевич, ей Богу, не стоит, - говорил фельдфебель и непроизвольно, трогал под козырьком фуражки плотную повязку. Много у него сейчас было лица.
- Я не скажу, так ты донесешь - какая разница?-- философски заметил офицер.
- Не донесу. Нечего доносить! Лежал мертвяк, и если бы не открыл глаза, так в мертвяках и числился бы. А не открывал.
- Все, Сергеич. Ответь мне лучше на число философский вопрос: почему наша контрразведка и ихняя всегда в городе в одном и том же здании поочередно размещаются?
- Очень даже понятно,--Сергеич разъяснял мрачно и со знанием дела.-- Занятия у них похожие, а размещаются они всегда в бывшем полицейском управлении, там все для этих занятий имеется.
- Ишь ты как просто! - удивился Георгий Евгеньевич и, соскочив с коня у здания контрразведки, резво взбежал на крыльцо веселого заведения.
В дежурной части он сказал сидевшему за барьером пожилому подпоручику:
- Доложите ротмистру Карееву, что поручик Мокашев просит принять.
Дежурный вяло распорядился:
- Доложи.
- Слушаюсь.
Вестовой скрылся в дверях, которые вели во внутренние помещения.
Красивый лысеющий блондин поднял глаза от бумаг потому, что услышал старательный топот сапожищ. Поднял глаза и поморщился вопросительно.
- До вас поручик Мокашев, ваше благородие.
- Мокашев, болван. Проси, - Кареев поднялся из-за стола, одернул френч, ожидательно стоял.
-־Юрочка! - сказал он, ликуя и разводя руки как бы для объятий.
- Здравствуй, Валя.
- Молодой; красивый и - что самое приятное - живой!
- Я к тебе по делу.
- К черту дела. От этих дел голова кругом. Замотался, устал, как собака.
- Пытать, что ли, устал?
-Дурак ты, Юрка.
-Не обижайся. Эго я так, для красоты слога. - Мокашев хотел сразу покончить с неприятными делами. - А дело вот какое:сбежал у меня пленный комиссар. Взяли его контуженным и никак не думали, что он окажется таким прытким. Вот документы его.
Георгий Евгеньевич вынул из нагрудного кармана бумаги и протянул их Карееву.Тот небрежно полистал их и бросил на стол.
- Одним комиссаром больше, одним меньше... Хотя лучше, если бы меньше.Но, в общем, непринципиально. Считай, что все забыто и закрыто. Рассказывай, как живешь.
-Воюю.
-А я, судя но твоему тону, вышиваю гладью.
-Тоска, Валюн.
-Не говори. Домой в Питер хочу - сил нет.
-Ты что - думаешь, все по-старому будет?
- Только так, Юра, только так. Как было, как вспоминается, как мечтается об этом сейчас. Иначе игра не стоит свеч.
- Нельзя, нельзя после того, что произошло в России.
- Можно. Загнать в бутылку, заткнуть пробкой, залить сургучом. И на века. Ради этого и сижу здесь, - и Кареев похлопал ладонью по столу.
-Спорить с тобой не буду, - устало сказал Мокашев. - Спать хочу. Жрать хочу. Где тут можно остановиться?
-Да, чуть пс забыл! - радостно вдруг заорал Кареев. - Твоя мамам здесь. И меня навестила. Жаловалась - грабанули усадебку вашу. Железная у тебя маман. Явилась с зонтиком и с управляющим. А у управляющего реестр - кто из хлебопашцев что уволок. Пошлю к вам в деревню команду. Ноблес оближ.
Нехорошо стало Мокашеву. Он встал, надел фуражку.
-Обрадовал ты меня, Валя.
И пошел к дверям. Кареев крикнул вдогонку:
-Она в гостинице остановилась! Меня в гости звала!
* * *
Отпихнув услужливого швейцара, Мокашев пробежал дореволюционный роскошный вестибюль губернского отеля и через три ступеньки взлетел на второй этаж.
Где Мокашева остановилась? - грубо спросил он у горничной.
- В двадцать третьем, господин поручик, - ответила бойкая и нестарая горничная, по роду занятий и душевной склонности досконально разбиравшаяся в воинских званиях.
Мадам Мокашева принимала гостей: супружеская чета - сухой элегантный старичок и пышная, средних лег дама--гоняли чаи и беседовали с хозяйкой.
- Нет, Елена Николаевна, усадьбу вам теперь не продать, - говорил старичок. Кто купит недвижимость рядом с крестьянами? Спекулянт только залетный.
- Мы наш городской дом еле-еле за бесценок продали. И то случайно, - злорадно добавила супруга его.
- Но почему? Почему? Елена Николаевна возмущалась. - Почему я не могу продать свою собственность, купленную на деньги, которые Евгений Юрьевич честно заработал долголетними трудами своими во славу России?Где справедливость, порядок, порядочность, наконец?
- Революция у нас, - напомнил ехидный старичок.
Без стука распахнулась дверь.
- Здравствуйте, - сказал Мокашев-младший.
- А это мой непутевый сын, - дрогнувшим от ласки голосом сказала Елена Николаевна и, подойдя к Георгию Евгеньевичу, погладила его по щеке. - Познакомься, Юра. Сергей Леонидович и Елизавета Александровна Холодовские.
Супруги вежливо покивали.
- Очень приятно. - Мокашев щелкнул каблуками, показал чете пробор и обратился к матери: - Мне нужно с тобой поговорить.
Супруги сразу же встали. Мокашев отошел, сел на подоконник, с нетерпением смотрел, как мать целуется со своими гостями. Дверь за супругами закрылась, и он начал с крика.
- Кто просил тебя ходить к Вальке? Кто просил тебя обращаться в контрразведку?