- Отдохни, мама, сама справлюсь.
- Ой, косточки мои, ой, - сопротивлялась старушка. - Никак Емельяновна к нам?..
Наталья взглянула в окно, увидела как к их крыльцу подошла Куприяниха, уборщица совхозной конторы, Она долго вытирала ноги о березовый веник.
- Чего это она? Никогда не заходила к нам.
- Стало быть, по делу, - рассудила Наталья.
Куприяниха звякнула щеколдой и на приглашение "заходи" широко раскрыла двери, не торопясь, осторожно переместилась из сеней в прихожую.
- Здравствуйте вам, - выдохнула она, - иду вот на усадьбу и к вам завернула. Романцов велел явиться, - повернулась она к Наталье. - Ты что, не работаешь у нас боле?
- Работаю, как же. Вчера и позавчера в Коврево, сегодня тут, в Починках. Инвентаризация…
- Вот что, а то я смотрю - нет тебя.
- Ай что неладно? - спросила старуха, переводя тревожный взгляд с дочери на гостью. - Что так, Емельяновна!
Наталья улыбнулась. Она видела, читала по глазам Куприянихи, что весть тут, как раз наоборот, хорошая, приятная.
- Ладно уж, не буду томить душу, - пообещала Куприяниха, сияя улыбкой на полном лице, - работу нашли тебе, Наталья.
- Какую же? - спросила мать.
- Я толком и не скажу. Слово какое-то заковыристое больно. Кто это уж с Романцовым говорил - не знаю, только поняла я, что тот все спрашивал, найдется ли человек на такую работу. Ну, Романцов думал, думал, потом и говорит: найдется. Есть у нас Илюхина Наталья, среднее образование и в культучилище училась.
- В культпросветучилище, - поправила Наталья.
- Словом, спросила я Крюкова, он там тоже был: это какую же должность Наталье определяют, Николай Трофимович? О-о, говорит, она теперь всеми книжками-бумажками командовать будет. Вот так, говорит.
15
Странная, какая-то ненастная нынче зима. Чудное время настало, климат будто подменили. Путных морозов и тех не видели. Ведь как было раньше! Похолодает в иную пору еще в октябре. А то и снег выпадал в иной год на покров день, а это опять-таки середина октября. Конечно, такие годы редко случались и в то время. Редко, но были. Уж во всяком случае в ноябре - декабре снег ложился надежно, на всю зиму. Заметет, закружит метель, захороводит вокруг перелесков, буераков, сел да деревень. Хорошо в такую пору пройтись по улице с поднятым воротником и надвинутой на самые глаза шапке-ушанке. Куда ни взгляни - косая линейка от падающих снежинок, за которой угадываются очертания строений, телеграфных столбов, деревьев…
А наутро проснешься - и не веришь глазам своим. Исчезли тучи, ветер утих, перестал падать снег. Небо ясно, прозрачно и чисто. Лишь одна его часть багрово-золотистая от восхода солнца. Свежо пахнет снегом, который лежит бело-пуховой пеленой, расстилается далеко вокруг, пушистыми клоками висит на деревьях, шапками сидит на крышах домов. Весь он светится розовым светом от разгорающейся на востоке зари.
Вот бы в такое утро, да в санках на лошади торить первопуток! Но об этом в наше время можно только мечтать. Лошадь и сани теперь такая же редкость, как когда-то автомобиль. Единственное, что сейчас можно, это проехать на попутном грузовике, но не далее района, а еще лучше - стать на лыжи и пройтись по опушкам ближних перелесков.
Когда в зиму ложится хороший снег - не страшны морозы озимям, сердце хлебороба радуется в ожидании будущего урожая. Хороший снег с морозами - это устойчивая зима, полноводная весна, теплое урожайное лето. Так было исстари. Недаром старые люди все примечали да нам завещали: много снега - больше хлеба. Май холодный - год хлебородный…
Непонятное, необъяснимое что-то происходит в последние десятилетия. Ни снега, ни тебе мороза. В позапрошлом году не успел наступить ледостав - речка-безымянка вдруг вскрылась ото льда. И когда? В самом начале декабря. А тремя годами раньше и того хуже. Половодье случалось дважды за зиму.
Но такого, что произошло этой зимой, починковцы не видели отроду. Не помнили такого и старики. Слыханное ли дело: в начале января, в самой что ни на есть середине зимы, пошел вдруг ливень, да еще с грозой. И это в ту пору, когда в старину, бывало, рождественские морозы сменялись крещенскими, да такими, что лед на реке постреливал в стылом воздухе так, что голуби, зябко жавшиеся к застрехам изб, взлетали стаями вверх от испуга.
- Вот уж недаром, видно, говорят, что это от спутников всяких, да от реактивных самолетов все происходит, - рассуждал в правлении старик Титов.
Весна подошла рано, а снега в полях почти нет. Кое-где даже пашня чернеет.
Солнечным мартовским утром помчался Романцов на своем "газике" в район. Он торопился. Да и как не спешить, когда в десять мест надо поспеть: в Сельхозтехнику, в райком, в райисполком, в банк, в управление сельского хозяйства, да мало ли куда?..
- Паша! Нажимай на педали! - тоном то ли приказа, то ли просьбы бросил он водителю, усаживаясь рядом.
- Один момент, Алексей Фомич, один момент.
Пашка Лемехов завел мотор, дал газ, и машина рванула с места.
- Опять лихачество?!
- Так натурально сказано нажимать на педали.
- Сказано, сказано…
И хотя в голосе директора Пашка уловил нотки укора, он понимал, что укор этот больше напускной. Это всегда бывает так, когда Романцов в хорошем настроении.
У Пашки тоже легко и радостно на душе, то ли оттого, что весна, то ли еще отчего. Сердце его словно пело. Кругом курится снежок. Он, правда, хотя и неглубок, в иных местах не прикрывает даже пашню, но снег настоящий мартовский, весенний, и пахнет весной.
Дорога на Петровск изучена Пашкой до мельчайших подробностей, ему знакома каждая колдобина, любой поворот. Вот впереди небольшой взлобок. Пашка прибавил газу, машина вихрем взлетела на перевал. Внизу, в ста пятидесяти метрах небольшой бревенчатый мост. И, о ужас! У самого моста, навстречу машине надвигается торопливый "Беларусь". Пашка собрался весь в единый мускул. Он знал, что тормозить на спуске, по такой скользкой дороге, нельзя. Не зря же он имел второй класс. Между тем передние колеса трактора были уже на мосту, и тракторист, не ожидавший встречной машины, довернул только в последний момент руль вправо, колеса шли у самой кромки моста. "Газик" и трактор едва разъехались на мосту, чуть-чуть не задев друг друга бортами.
Романцов спокойно, молча выдержал Пашкины эксперименты, и только, когда отъехали от моста - повернулся к водителю:
- И долго ты думаешь заниматься фигурами высшего пилотажа?..
- А что? - не моргнув глазом, с полным недоумением на лице, осведомился Лемехов.
- Чуть не поцеловались, вот что.
- Это Митрий Смирин, мы с ним часто тут встречаемся.
- Прямо на мосту?
- Натурально.
- Хорошее место встреч вы облюбовали.
- Да вроде ничего… Это что - "Беларусь", он узкий. Я раз с МАЗом здесь разминулся, - похвалился Пашка.
Романцов нахмурился, чтобы погасить невольную улыбку, посмотрел в боковое стекло.
Пашка быстро вытер капельки пота со лба, чувствуя, что директор хмурился и журил его для порядка, продолжал:
- Это что. Я вот когда в армии служил - был случаи: не по одному мосту, по двум сразу проехал. Вызывает меня старшина. А дело вечером было в субботу. Давай, говорит, на склад газуй. Некому больше, говорит. А я, и сам знаю, что некому - все в увольнении. Один я из водителей в роте находился, потому что дежурил и сменился только перед самым вечером.
Тут, конечно, Пашка, если не сказать соврал, то, мягко говоря, исказил факты. Дело в том, что он в тот день ни на каком дежурстве не был, а его просто-напросто не отпустил старшина в увольнение за нарушение устава.
Но на что не шел Пашка, когда для его рассказа с картинками требовалось, чтобы он, Пашка, лично в этом самом рассказе выглядел достойным героем.
- Так вот, - продолжал Лемехов, - а я, признаться, тогда как раз был выпимши. Друг, Васька Юров, раньше других вернулся с увольнения и четвертинку принес. На, говорит, Паша, выпей, как лучшему другу принес тебе. И наливает мне натурально стакан. А я, говорит, в городе выпил, мне много нельзя. Ну, я, значит, полный граненый и выпил. Только выпил, и старшина вот он.
Признаться, что выпил, и отказаться от поездки мне не с руки. Старшина есть старшина. Ладно, думаю, склад недалеко тут, дорогу я знаю - еду!
Кинув беглый взгляд на седока и убедившись, что тот внимательно слушает, Пашка еще больше воодушевился и стал рисовать такие картинки, что прямо хоть фотографируй их.
- Еду я, а на душе так тепло-тепло стало и вроде бы как ко сну клонит. Нет, думаю, осталось совсем немного. Поворот, и еще поворот, и мостик вот такой же небольшой. Подъезжаю и, натурально, вижу два мостика. И такие они какие-то узкие - не проедешь по одному. А думать некогда и остановиться уже нельзя. И натурально, решился я проехать сразу по двум мостам. Правыми колесами по правому, левыми - по левому.
- И проехал?
- Проехал. Остановился, думаю, надо посмотреть, что же это за оказия такая. Вылез из кабины, лицо горит. Потер я его снегом, подхожу - мост как был, так и есть один. И следы мои видны, как я проехал только что.
- Натурально, один, а только что было два!
- Ну, вот что, - посоветовал Алексей Фомич, - ты хорошо сочиняешь, и рассказывать свои байки мастак, только анекдоты надо бы брать поновее и поинтереснее.
- Я ж натурально правду говорю, - обиделся Пашка.
- Ладно, ладно, приехали. - Романцов хлопнул дверцей кабины и зашагал в Сельхозтехнику.
Шел третий час дня, а Алексей Фомич кружил по учреждениям, и почти напрасно. В одной конторе кого надо было - не оказалось на месте. В другом - заседание. В третьем - обед подоспел. И так пошло по кругу.
Конечно, ничто не мешало бы Алексею Фомичу обзвонить всех по телефону, перед тем как ехать в район, договориться с каждым, с кем надо встретиться, но и он не лыком шит. Знает, что, как правило, от таких наездов толку бывает немного. Каждый, к кому он должен пожаловать, рассуждал примерно так. "А чего это вдруг Романцов ко мне хочет заявиться? Э-э, да ему сеялки нужны…" - думал осторожный главный инженер из Сельхозтехники; "Не иначе лес выпрашивать будет, - более уверенно и определенно прикидывал в уме председатель райисполкома и поэтому заключал: - Не могу выделить ни кубометра, пусть и не уговаривает. Нет леса". Так или примерно так рассуждал и третий, и четвертый…
Другое дело, когда Романцов входил в кабинет того или иного начальника неожиданно, заставал, как говорится, врасплох. В таких случаях собеседник не всегда был подготовлен к встрече, и, глядишь, в разговоре он тебе слово, ты ему - два, он - три, а ты - четыре; смотришь, и дело получилось.
И все-таки фортуна удачи не отвернулась от Романцова и на этот раз. Случилась такая встреча, что он о ней и не помышлял. А дело вышло такое: вбежал обозленный еще раз в райисполком, председателя все еще не было. В приемной, кроме секретаря, одиноко сидел незнакомый мужчина в куртке на молниях, с высокими залысинами и огромным выпуклым лбом.
- Не звонил? - спросил Романцов, показывая секретарше на дверь председателя.
- Нет, Алексей Фомич, не звонил.
- Тогда разрешите мне позвонить.
- Пожалуйста. - Она повернула к нему телефонный аппарат.
Романцов торопился. А тут, как назло, в Сельхозтехнике сменился секретарь, и Алексею Фомичу пришлось давать объяснения: и что он, Романцов, директор совхоза "Рассвет", и что ему срочно нужен главный инженер.
- Алло! - кричал он в трубку. - Алло!
Наконец трубка ответила.
- Юрий Тарасович, дорогой, поймал-таки тебя.
- А-а, Фомич… Но ты меня еще не поймал.
- Как так?
- А так, - ответила трубка, - я одной ногой в кабинете, а другой - в машине. Еду в область. Звони, заходи. Привет…
- Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, - с досадой проговорил Романцов, направляясь к выходу.
- Простите, пожалуйста, - услышал он за собою, когда вышел в коридор. Обернулся. Перед ним стоял тот, незнакомый мужчина в куртке.
- Товарищ директор, товарищ Романцов, рад с вами познакомиться. - Он протянул руку, представился: - Директор Петровского карьера, Смагин Иван Егорович.
- Алексей Фомич, - ответил на представление Романцов и потряс протянутую руку Смагина. - Я, признаться, давно хотел завернуть к вам. Мимо всегда еду, а вот все дела, все дела…
- У кого их мало, дел этих… - согласился Иван Егорович.
- Давайте присядем, Алексей Фомич, - указал на кресла, стоящие в широком коридоре вокруг круглого стола.
Они сели друг против друга, и пока Смагин укладывал перед собой папку, снимал меховую шапку-ушанку, Романцов успел изучающе рассмотреть лицо своего нового знакомого.
Был он несколько округлым, с широко расставленными, внимательными зеленоватыми, с ореховыми крапинками, глазами. Подбородок разделялся небольшой вертикальной ямкой, что придавало выражению его лица мужественные волевые черты. На вид Смагину было не более сорока пяти.
Чувствуя свое старшинство в возрасте, Романцов заговорил первым.
- Ждем, ждем камень-гранит. Когда дадите?
Смагин устало улыбнулся, подвинулся вместе с креслом поближе к столу.
- До самого камня еще далековато.
- А будет все же?
- Будет, и немало.
- Так, так, - понимающе произнес Романцов.
- Камень будет…
Алексей Фомич откинулся на спинку кресла, опустил черную мохнатую бровь на прищуренный глаз.
- То-то, я гляжу, вы по моему полю такую капитальную чугунку провели. А мосты под Петровскими полями?.. Надолго, думаю, ребята рассчитывают тут копать-ковырять…
Смагин подвинулся еще ближе.
- Сотню лет самой интенсивной выработки камня - вот на сколько мы рассчитываем.
- На сотню?! - удивленно произнес Романцов. Брови его поползли вверх. - Это же настоящий кладезь для наших степных безлесных мест.
- Алексей Фомич, - теперь заговорил первым Смагин, - давно хотелось с вами познакомиться, потолковать. Мы ведь самые близкие соседи и жить должны по-соседски, дружно.
- Верно, - Романцов утвердительно кивнул головой. - Соседи должны не только жить дружно, но и помогать друг другу. А то одному бывает ведь и трудновато порой. Так ведь?..
- Я не буду рассказывать о своих трудностях, которых и сейчас еще немало, - главное, мы теперь уходим из-под зависимости строителей. Это очень важно. Через полгода начнем пуско-наладочные работы. А еще через полгода - пойдет первый камень.
- Новое дело всегда нелегкое, - согласился Алексей Фомич.
- Нелегкое, - подтвердил Смагин. - Разве легко, когда земельные отводы не оформлены, документация поступает, как говорят, по чайной ложке и некомплектно, план не выполняется, а тут еще грунтовые воды заливают и с жильем нехватка, а отсюда и с рабочей силой. Теперь что. Все позади. Приезжайте, посмотрите, какой у нас микрорайон вырос, целый городок. Так вот, Алексей Фомич, дорогой, чтобы лучше, веселее работалось - рабочих хорошо кормить надо. Верно?
- Ясное дело, - подтвердил Романцов, прикидывая в уме: к чему клонит директор карьера.
- У нас просьба такая: помогите нам со снабжением, особенно с овощами, зеленью, молоком. Мы собирались у себя, советовались. Я и главный инженер, секретарь партийной организации, наш профком, потом был разговор в райкоме - там обещали поддержку. И указали на ваше хозяйство, как не только самое близкое, но и крупнейшее в районе, высокоразвитое.
Смагин раскрыл папку, достал какую-то бумагу.
- Речь идет о системе: поле - магазин. Я думаю, мы выберем время, поедем в район и все обговорим подробно. А предварительно в принципе согласия я добился. Проведем все, разумеется, через райторг. У нас вот считай три магазина уже есть.
Он показал бумагу.
- Правда, настоящий пока один, - два так себе. Но палатки под молоко, яйца, овощи мы соорудим в два счета.
- Так пожалуйста, мы не против, как раз даже наоборот, - с готовностью поддержал Романцов Смагина.
- Но речь, главным образом, идет не о согласии в принципе, а о расширенном снабжении нашего городка. Если дело пойдет удовлетворительно, то представляете, что помимо прямого расчета через торг, мы можем в порядке только шефской помощи сделать для вас очень и очень многое. По рукам?
- По рукам!
- Вот мои телефоны, и разрешите записать ваши координаты. Надеюсь, в ближайшее время выкроите часок навестить. Милости просим.
- Добре.
- Ну, мне пора, тороплюсь в док.
Возвратившись домой, Романцов думал о встрече с директором карьера. Думал он о разговоре с ним всю дорогу, по пути в свою усадьбу, прикидывал в уме, сопоставлял факты. Выходило, что добрые взаимоотношения с карьером сулили в перспективе для совхоза немалые выгоды. Алексею Фомичу воображение рисовало уже выстроенные жилые двухквартирные дома, которые с помощью соседей можно было гораздо быстрее возвести, фермы и иные постройки, а главное - дороги. Насчет машин договориться можно, глядишь, и гудроном карьер поможет, а уже о камне и щебенке и говорить нечего.
Романцов позвал рассыльного.
- Пригласите мне Самохина, Голованова… - директор запнулся, он хотел назвать Грызлова, но передумал, - и Егорова, - добавил он. - Пожалуйста!
16
Как-то утром, когда Митрий позавтракал и собрался идти на бригаду (так он по привычке называл отделение совхоза), Марина почему-то тихо и, как показалось, с виноватой и вместе с тем заискивающей улыбкой, проговорила:
- Знаешь, Митя, я давно хотела тебе сказать…
Митрий, взявшийся было уже за щеколду, остановился у двери, пристально вглядываясь на быстро меняющееся лицо жены.
- Ну-ну, что там у тебя?
- Я давно хотела сказать, - неуверенно начала она, - надо бы помочь матери.
- Какая помощь требуется?
- Ей нужно рыть колодец. У Илюхиных завалился, а к Пинчукам по воду ей с больными ногами ходить далеко.
Митрий не знал, что и оказать, что ответить, - таким неожиданным был для него вопрос.
- Так сейчас колодец-то рыть не станешь, с ним летом надо заниматься.
- А я и не говорю, что сейчас.
- Ладно, что-нибудь придумаем, - оказал он нарочно безразличным тоном, скрывая этим свою готовность.
А почему бы и не помочь, думал он, шагая по улице, как-никак она приутихла, перестала вмешиваться в их семейные дела, да времени прошло со дня их стычки немало. Трубы есть, остались от своего, что делал четыре года назад. Хватит еще на целый колодец. Тут если не поможешь - одних разговоров не оберешься. Вот, скажут, Смирин какой: пожилой больной женщине, теще своей, не может помочь, чужие люди колодец роют.
- Нет, - все более убеждал себя он, - надо помочь, обязательно. Что ж я, зверь какой, а не человек, - теперь уже вслух рассуждал сам с собой, подходя к усадьбе.
В мастерских было многолюдно и шумно, слышался смех, хриплые голоса. Митрий вошел, поздоровался со всеми за руку. С бригадиром, с Иваном Титовым, с Василием Кирпоносовым, с соседом Павлом, Буряком…
Были тут и еще люди. Кто-то затачивал на наждаке резец, и в полутемном углу, где стоял точильный станок, ярким снопом разлетались искры, слышался пронзительный визг. Жаркая схватка металла и камня продолжалась долго. Пахло каленой сталью…
- Так почему они холодным, а не раскаленным концом Гитлера-то?.. - спрашивал Титов Павла, пытаясь возобновить прерванный приходом Митрия рассказ и прекрасно зная, какой будет ответ.