Вторая часть романа "Степь зовет" была написана после войны и пребывания в сталинском лагере, к моменту публикации была основательно сокращена и отцензурирована, полный вариант утерян.
Содержание:
Часть первая 1
Часть вторая 17
Часть третья 31
Примечания 45
Перед грозой
Роман
Перевод автора
Часть первая
Почти в девять вечера закончилось совещание, и Шефтл Кобылец в толпе съехавшихся со всего района бригадиров, взволнованный, возбужденный, вышел из гуляйпольского Дома культуры.
Вечерняя синева дохнула прохладой. Бригадиры торопливо расходились по мощеной улице: одни в Дом колхозника, расположенный за углом, возле клуба, другие - к жившим поблизости своякам и знакомым, где оставили распряженных коней и повозки.
Совещание затянулось, а так как близилась горячая пора уборки, бригадиры спешили разъехаться по домам. Но Шефтл Кобылец еще раньше решил, что задержится. Он хотел повидать Эльку.
О том, что Элька в Гуляйполе, он узнал от секретаря райкома Миколы Степановича Иващенко, когда тот месяца два назад, еще в апреле, заезжал к нему в бригаду. Элька, как рассказывал Иващенко, приехала не одна, а с дочкой. Надолго ли? Трудно сказать. За последние годы ей много пришлось пережить. Погиб ее брат на маньчжурской границе, и кроме того… Иващенко не договорил, а Шефтл не допытывался. Но держится она молодцом, все такая же энергичная, работает заместителем директора районного пункта "Заготзерно".
С той минуты, как Шефтл узнал, что Элька вернулась в Гуляйполе, он томился желанием повидаться с ней. Ведь они не виделись восемь лет.
Да… Много воды утекло… Многое с тех пор изменилось. За эти годы жена его Зелда родила ему четырех славных детишек. И хотя нет у него к Эльке того чувства, что прежде, и все же… С Элькой связано что-то очень для него дорогое. В ней как бы осталась частица его самого, частица его жизни.
И Шефтл все поджидал случая съездить в Гуляйполе. Однако случай не подвертывался, в поле кипела работа, никак нельзя было оставить бригаду.
Теперь наконец он сможет ее повидать…
В глубине души Шефтл надеялся, что Элька, узнав о совещании, сама придет сюда, и всякий раз, когда хлопала дверь, тревожно оглядывался. Но напрасно. Совещание закончилось, а Элька так и не пришла. Днем, во время перерыва, он мог бы сам зайти к ней в контору, но не решился - там слишком много людей. Лучше он повидает ее дома. Он пошел в райисполком и узнал Элькин домашний адрес. Оказалось, что она живет на окраине, за деревянным мостом, в новом двухэтажном доме.
На обратном пути из райисполкома Шефтл завернул в гуляйпольский универмаг. Там он долго стоял у прилавка с игрушками, пока наконец не выбрал красный с синими полосками мячик, свистульку, губную гармошку и две ярко раскрашенные жестяные коробочки с леденцами. Подарки, завернутые в плотную коричневую бумагу, он отнес на заезжий двор и спрятал в своей двуколке, а коробку с леденцами сунул в карман.
И вот он, взволнованный, возбужденный, торопливо идет по улице.
Не успел Шефтл дойти до угла, как его догнал приятель - бригадир из Веселого Кута.
- Браток! - окликнул он Шефтла. - Ну как, едем? Пора до хаты.
- Но я… мне тут надо еще… - смутившись, ответил Шефтл.
- Ну, тогда дай закурить.
Шефтл молча вынул из кармана светлого холщового пиджака, тщательно отутюженного Зелдой, надорванную пачку недорогих папирос и протянул бригадиру.
- Значит, не едешь? - спросил тот, закуривая. - Ну, смотри… Тут тебя так вознесли, а ты… - и вдруг подмигнул: - Смотри…
Он еще постоял, глядя вслед Шефтлу. Он хорошо знал своего соседа. Еще не было случая, когда кто-либо из бригадиров соседних колхозов заводил у себя что-нибудь новенькое, чтобы Шефтл тут же об этом не проведал. Приезжал, ходил по полям, присматривался, расспрашивал о каждой мелочи, запоминал. Нет, Шефтл не из тех, кто даром теряет время. Если остается в райцентре, значит, что-то пронюхал, хочет достать для колхоза какую-нибудь новую машину, пока не опередили другие.
На широкой центральной улице ярко горели электрические фонари. В парке громко играла музыка, и принаряженные парни и девушки, как обычно в канун выходного дня, гуляли по улице.
Шефтл шел быстро, держась края тротуара, затененного разросшимися акациями. На прохожих он не оглядывался - боялся встретить кого-нибудь из знакомых: не хотелось задерживаться, вступать в разговор.
Дойдя до здания райисполкома, он пересек центральную площадь, - по воскресеньям тут собирался большой шумный базар, - затем свернул на длинную тенистую улицу, с нее - на деревянный мост и наконец очутился в небольшом переулке. Здесь зелени почти не было.
Издали Шефтл увидел двухэтажный дом и почувствовал, что у него сильнее забилось сердце.
Здесь, в этом доме… Как она его встретит? Узнает ли?
При этой мысли ему стало не по себе. "А может, повернуть назад? - подумал он вдруг. - Запрячь коня и - до дому…" Но он чувствовал, что не сделает этого. Он к ней зайдет, а там - будь что будет.
У калитки стояла полная женщина в кричаще ярком халате и щелкала семечки. Шефтл спросил у нее, где здесь живет заместитель директора "Заготзерна". Женщина осмотрела Шефтла с головы до ног, затем показала на первый этаж.
Проходя мимо освещенного окна, Шефтл невзначай заглянул в него: сквозь полупрозрачную белую занавеску он увидел Эльку.
И снова, совсем как когда-то, забилось сердце. Ведь знал он, давно знал, что Элька вернулась, что она здесь, в Гуляйполе, а все же до этой минуты не верилось, что она так близко.
И вот он стоит у ее двери…
Шефтл тщательно вытер платком вспотевший лоб, поправил воротник пиджака и несмело постучал.
Ему не ответили. В комнате слышался шум, Элька - Шефтл узнал ее голос - громко, с ноткой раздражения бранила кого-то, видимо ребенка: "Сколько раз я тебе говорила, не трогай чернильницу! Ну что мне теперь с тобой делать!"
Плачущий детский голосок что-то пролепетал. Шефтл, собравшись с духом, постучал еще раз, сильнее.
- Кто там?
- Можно? - переступая с ноги на ногу, глухо спросил Шефтл.
В комнате стихло. Шефтл услышал шаги, легкие, быстрые. Дверь отворилась: на пороге, в светлом ситцевом халатике, стояла Элька. Лицо у нее было удивленное.
- Вам кого? - спросила она, вглядываясь в темноту. Шефтл совсем растерялся.
- Можно к вам… то есть не поздно ли?… - проговорил он неожиданно охрипшим, чужим голосом.
- Вы ко мне?
"Неужели она меня не узнает?" Но повернуться и уйти было невозможно. Подавляя смутную досаду, Шефтл шагнул, споткнулся о порог, еле удержал равновесие и, не помня себя от смущения, вошел в маленькую ярко освещенную комнатку. И тут Элька разглядела наконец гостя. На минуту замерла, как бы не веря своим глазам, потом воскликнула:
- Шефтл?!
И бросилась к нему. От неожиданности Шефтл попятился и неловко протянул ей руку.
Элька тоже смутилась. Но тут же овладела собой и крепко, несколько раз пожала протянутую руку.
- Шефтл, Шефтл… Это ты, Шефтл!.. А я - то тебя не узнала… Знаешь, ты стал какой-то совсем другой…
- Правда? - сказал Шефтл, слегка поведя плечом.
Нет, Элька никогда его себе таким не представляла: стоило ей о нем подумать, как перед глазами вставал заснеженный сад, разбитые сани с одной лошадью в упряжке и он сам - в старом рваном тулупе, в облезлой заячьей ушанке, в дырявых валенках, из которых торчала солома. Таким она видела его в последний раз, таким он ей запомнился - несчастным последним единоличником на хуторе… А теперь… Другой, совсем другой Шефтл! Он казался ей даже как-то выше, стройнее. И так опрятно одет. Элька втайне почувствовала гордость за него - ведь и она к этому как-то причастна.
- Как хорошо, что ты зашел, как хорошо… Я давно… Погоди, но что ж ты стоишь? Прости, в комнате такой беспорядок… А тут еще Светка чернильницу опрокинула… - Элька оглянулась на бледную заплаканную девочку в стоптанных сандалиях, которая виновато стояла в углу и с удивлением смотрела на Шефтла.
- Дочурка твоя? - спросил Шефтл, внимательно глядя на девочку.
- Единственная моя радость. Ну садись же, садись… Такой гость… Знать бы раньше… Дай я хоть немножко приберу… - Элька быстро начала убирать со стола. - Такой гость… - все повторяла она. - Когда ты приехал? А что на хуторе? Как у тебя дома? Подожди, я сейчас… Ты мне все, все расскажешь!
Стол она уже накрыла чистой, тщательно выглаженной скатертью и, вдруг вспомнив, что она в халате, смутилась, вытащила чемодан из-под кровати, взяла какие-то вещи и легкими шагами вышла в коридор.
Шефтл разглядывал комнату.
В чисто побеленной горнице у одной стены стоял диван, обтянутый голубеньким ситцем, у другой - опрятно прибранная железная кровать и детская, деревянная. Посередине - простой квадратный столик, две табуретки. В углу около окна - этажерка, над ней в резной рамке фотография молодого мужчины, с открытым, веселым и добрым лицом. Шефтл догадался, что это и есть муж Эльки.
- Иди сюда, ко мне иди, - позвал он заплаканную девочку, садясь на табурет.
Девочка с минуту колебалась, затем, словно решившись, подбежала к Шефтлу.
- А это мой папа, - сказала она с гордостью, показывая на фотографию.
Теперь Шефтл заметил, что она очень похожа на отца. Он легонько провел рукой по ее светлым мягким волосам.
- Как тебя зовут? - спросил он, сажая девочку на колени.
- Света.
- А фамилия?
- Орешина… Я не виновата, что скатерть запачкалась, - добавила девочка со слезами в голосе.
- Ну конечно, - согласился Шефтл, подбрасывая ее на коленях, - раз скатерть запачкалась, значит, скатерть и виновата.
- Нет, не скатерть. Это чернильница виновата. Она сама перевернулась.
- Сама? Вон оно что! Ай-яй-яй… Почему же это она взяла и перевернулась?
- Потому что не хотела стоять на одной ножке! - рассмеялась девочка.
- Вот как! - звонко прищелкнул Шефтл языком. - А ты умеешь прыгать на одной ножке?
- И даже до самого окна.
- Ну, если так, вот тебе подарок, - и, вынув из кармана пеструю коробку с леденцами, Шефтл дал ее Свете.
- Ой, какая хорошенькая коробочка! - закричала Света, соскочила с коленей и бросилась к матери, которая уже переоделась и, поправляя волосы, вошла в комнату.
Она надела белую блузку и синюю шевиотовую юбку, ловко облегавшую ее стройное тело.
- Мама, смотри! - весело трясла девочка жестяной коробкой.
- Я вижу, вы уже подружились, - грустно улыбнулась Элька. - Подожди еще минуточку, Шефтл… Света, пора спать! - строго сказала она и принялась стелить постель.
"Какая милая, - думал Шефтл, искоса поглядывая на Эльку. - Сколько лет прошло, а она все такая же красивая. Та же походка… Те же волосы золотистые… Только теперь они длиннее, почти до плеч, и вьются на концах…"
Наконец Элька уложила дочь и подошла к столу.
- Что, сильно изменилась? - спросила она, заметив, что Шефтл не спускает с нее глаз.
- Наоборот… Такой я тебя запомнил… Такой увидел в первый раз.
- А теперь ты видишь совсем другую Эльку, а, Шефтл?
- Почему? - сдавленным голосом спросил Шефтл, чувствуя, что краснеет.
Элька привычным легким движением откинула волосы назад.
- Ох, Шефтл, лучше не спрашивай, - сказала она грустно. - Столько пришлось пережить за это время…
Шефтл украдкой бросил взгляд на висевшую над этажеркой фотографию.
- Если б ты знал, какой человек Алексей, - продолжала Элька, словно угадав его мысли. - Трудно мне без него, очень трудно. Такая уж у него работа, что нынче он здесь, а завтра - за тридевять земель, на очередной новостройке. Он замечательный специалист, везде его требуют, что ему остается делать? Но мне-то каково одной с ребенком. А ему? Тоже нелегко, сам понимаешь, что это за жизнь. Мы со Светкой чуть не пол-Союза объездили вместе с ним, где только не побывали: в Чите, в Улан-Удэ, в Краматорске… Всякий раз берись за новую работу… а не работать я не могу, сам понимаешь… И вообще… Сколько можно? Ребенок его почти не видит, а ведь ребенку мало одной матери, отец тоже должен быть рядом… Как видишь, я решила пожить в Гуляйполе, в родных, можно сказать, краях, пока Алексей не кончит своей работы в Минске… Ох, прости, заговорилась я, - прервала себя Элька, - лучше ты расскажи о себе. Как живешь, что поделываешь? Кое-что я слышала от Иващенко. Как поживает Зелда? Все такая же красивая?
То, что Элька назвала Зелду красивой, было Шефтлу приятно. Он сдержанно улыбнулся.
- Хотелось бы мне повидать ее… И детишек… Представляю себе, как весело у тебя в доме. А сколько им?
- Старшему, Шмуэлке, исполнилось семь, почти парубок… Остальные мал мала меньше: Эстерке пять, Тайбеле три, а самому младшему, Шолемке, как раз в прошлую субботу год исполнился. Озорники ужасные, особенно Шолемке.
- Наверное, на тебя похож, - слегка улыбнулась Элька.
- Да нет, не похож. Девочки, те еще хоть чем-то в меня, а мальчишки все в Зелду.
- Ну, а мама твоя как?
- Маме, слава богу, уже за семьдесят. Но еще ничего. Помогает по дому.
- Меня она, должно быть, уже не помнит.
- Почему? Вот недавно Иващенко о тебе рассказывал, так она сразу вспомнила, как ты пришла и помогала ей зерно во дворе накрыть.
- Правда? - обрадовалась Элька. - Верно, верно, накрывала… Собирался дождь, а тебя не было. И той самой ночью в меня стреляли. Боже мой, кажется, вчера все это было, а сколько лет прошло…
- Но ты, видно, не очень по нас скучала… Три, да, три месяца, как ты в Гуляйполе, и ни разу… Хоть бы съездила посмотреть на хутор, на колхоз. Твой, можно сказать, колхоз. Теперь ты Бурьяновку не узнаешь.
- Давно собираюсь, но, веришь ли, свободной минуты не было. Теперь, правда, полегче. Непременно приеду. У нас собственная упряжка, двуконная бричка, хорошие лошади.
- Мама, я тоже хочу! - заныла Света, садясь в кроватке и не выпуская из рук коробку с леденцами.
- Ты почему не спишь? - Элька встала и подошла к кроватке.
- Не хочу, - захныкала девочка. - Хочу поехать с тобой…
- Ну, ну, только без слез!
- А чего плакать-то? - подошел к ней Шефтл. - Плакать-то зачем? Хочешь ехать, пожалуйста - поедем со мной. Хочешь?
- Хочу, - сказала Света, вытирая глаза кулачком. - А с кем я там буду играть?
- Ого, этого добра хоть отбавляй! Есть у меня такая же девочка, как ты, есть мальчик немного постарше, да еще одна девочка, поменьше, и еще один мальчик, Шолемке, совсем маленький. И кошка у нас есть, и собака, а на чердаке полным-полно голубей…
- А еще что?
- А на ферме индюки - голдер-голдер! - и утки, и гуси…
- А еще что?
- И поросята, и телята, и жеребята… Верхом умеешь ездить?
- Верхом?
- Ну да, гоп-гоп, на настоящей лошади? Не умеешь? Я тебя научу.
- Он правду говорит, мама? - голубые глазенки вопросительно уставились на Эльку.
- Повернись к стене и спи, - сдерживая улыбку, сказала Элька. - Если поеду, возьму и тебя с собой. Ладно?
- Ладно, - кивнула девочка светлой головкой. - Только я не хочу, чтобы дядя уходил. Пусть дядя останется у нас.
- Хватит! Сейчас же укройся одеялом и спи, - прикрикнула на нее Элька. - Уже поздно, тебе давно пора спать.
Она зажгла настольную лампу под зеленым абажуром, погасила верхний свет, и в комнате сразу стало уютнее.
- Славная у тебя дочурка, - сказал Шефтл.
Элька открыла окно. Легкая занавеска заколебалась, со двора потянуло свежестью. В парке оркестр играл какой-то знакомый вальс.
Они снова сели за стол. Смотрели друг на друга и молчали.
- Знаешь, Шефтл… - начала Элька и запнулась, будто сама себя оборвала. - Так говоришь, не узнать Бурьяновку? - продолжала она уже другим тоном. - А как там Хонця? А Калмен Зогот?
- Помнишь его сына, Вовку? Пионером у тебя был?
- Конечно, помню.
- Жених уже. Лучший тракторист у нас. Гуляет с Хонциной дочкой, с Нехамкой. Красивая девушка, золото. У меня в бригаде работает. Этой осенью, думаю, будем пировать на их свадьбе.
- Погоди… А этот, как его… Он жил против Юдла Пискуна, на самом краю хутора.
- Ты про Антона Слободяна? Он теперь механиком на электростанции. Помнишь ветряк? Теперь на том месте электростанция.
- А плотина осталась? - тихо спросила Элька.
Шефтл не ответил, а Элька не повторила своего вопроса. Только тряхнула волосами и снова принялась расспрашивать о Бурьяновке. Перебрала почти всех, под конец спросила про Долю Бурлака.
- Как он там? Он ведь, кажется, живет как раз напротив тебя, через улицу?
- Да, как раз напротив. Завтра у них золотая свадьба. Вот так-то… - Они снова помолчали. - Ну, а когда твой-то приедет?
- Должно быть, не скоро. Почему-то давно нет писем. Всегда писал часто, очень часто, а теперь… Боюсь, не случилось ли чего-нибудь.
- Мало ли что, бывает, письмо задерживается, - успокаивал ее Шефтл.
- Может, и так… Да, очень может быть, - оживилась Элька. - Однажды я сразу пять писем получила! Ой, - снова спохватилась она, - ты же, наверное, голодный? Сейчас я тебя накормлю.
- Что ты, не надо! - воскликнул Шефтл, хотя не ел с самого утра. - Правда, не надо.
Но Элька уже вышла в коридор и возилась с примусом.
- Особых разносолов нет, но кое-что найдется, - сказала она, возвратившись с тарелкой салата.
- Да мне совсем не хочется есть… - Обидеть хочешь?
Она поставила на стол салат, горшочек простокваши и синюю стеклянную солонку, потом снова вскочила и через несколько минут вернулась с яичницей, которая еще пузырилась на сковородке. Поставила сковородку на тарелочке перед Шефтлом, оглянулась, как бы припоминая, что еще у нее есть, затем спокойно села напротив.
- Знала бы я заранее, приготовила бы кое-что получше.
- Прости, а хлеба у тебя нет?
- Господи, совсем забыла!
Она принесла из прихожей буханку белого хлеба и начала резать.
Хлеб был мягкий, крошился под ножом, кусочек упал на пол. Шефтл отодвинул стул, поискал его глазами.
- Оставь, потом приберу. Ты ешь.
Но Шефтл, наклонившись, уже шарил рукой по полу и не успокоился, пока не нашел оброненный кусок. Поднял его, осмотрел и положил отдельно, на краю стола.
Элька чуть заметно усмехнулась.
- Давай ешь, Шефтл. Положи себе и салата! А редиску любишь?
- Я все ем… В еде я не разборчив.
- И конечно, все с хлебом, - рассмеялась Элька.
- Что поделаешь, - оправдывался Шефтл. - Я даже хлеб ем с хлебом.
- Ох, чуть не забыла! - воскликнула Элька. - У меня ведь есть еще варенье, свежее, из крыжовника.
- Да не надо…
Но Элька уже достала с подоконника баночку. Принесла чайник. Налила гостю и себе.
- Пей с крыжовником. И сахару положи.
- Спасибо, я уже положил. - Шефтл отодвинул баночку с сахаром.
- Постой, у меня ведь и мед есть.
- Да не надо!