Зеленая стража
Любовь к лесу родилась у меня еще в детстве. Когда я был гимназистом четвертого или пятого класса, наша семья проводила лето в знаменитых Брянских лесах. Раньше они назывались Дебрянскими, – от слова "дебри", непроходимые лесные чащи.
Я никогда не забуду тот летний вечер, когда я впервые ехал на телеге с маленького полустанка в глубину этих лесов. Все казалось мне удивительным и таинственным: и вершины сосен, терявшиеся во мраке, и туман над болотами, и блеск звезд в вышине между ветвей, бесшумный полет темных птиц. Тогда я еще не знал, что это летали совы.
Мне все казалось, что в лесной тьме, вот здесь, в нескольких шагах от дороги, прячутся в овраге разбойники, а меж стволов тускло блестят озера с покосившимися сторожками на берегах. Мне казалось, что со дна этих озер долетает едва слышный колокольный гул, пока я не догадался, что это шумят сосны.
Днем лесной край предстал передо мной во всей своей мощи и нетронутой красоте.
Любимым занятием нас всех, мальчишек, было лазание на вековые сосны. Мы забирались на самые вершины. Оттуда, казалось, можно было дотянуться рукой до пышных летних облаков. Там сильно, до одури пахло нагретой смолой и во все стороны простирался великий неведомый лес.
Можно было часами сидеть на вершине сосны и смотреть на этот хвойный океан, слушать шум, похожий на ропот прибоя, и гадать о том, что скрывается там, в дебрях этих безбрежных лесов.
В Брянском лесу я впервые встретился со старым лесничим и узнал от него много вещей, показавшихся мне невероятными.
Я узнал, например, что лучшие семена сосны лесоводы добывают из беличьих складов, потому что белка собирает только самые здоровые и свежие шишки.
Я узнал, что брянская сосна растет на песчаной земле, смешанной с фосфоритами, и потому нет в мире лучшей сосны по прочности и красоте древесины.
И, наконец, я узнал главное, что лес, и один только лес, спасает землю от высыхания, от засух, суховеев, неурожая и порчи климата.
С тех пор я понял великое значение леса для жизни человека, для жизни земли. Я узнал простой закон – проверенный веками. Он говорит, что каждый гектар уничтоженного леса вызывает неизбежную гибель гектара плодородной земли.
Уничтожение лесов ведет к высыханию земли. Лес задерживает влагу. Снега тают в лесах гораздо медленнее, чем в безлесных местах, спокойно просачиваются в глубину почвы. Потом лес медленно и равномерно отдает эту влагу окрестным полям и рекам. А в безлесных голых полях талые и дождевые воды стремительно скатываются в реки, вызывают наводнения и безвозвратно уносят огромные слои плодородной земли. На полях остается тощая бесплодная земля, а реки быстро мелеют и заносятся илом и песком.
Особенно опасно сводить леса по склонам холмов и гор. Тотчас от дождевых потоков начинается рост оврагов. Только у нас в стране овраги уничтожили около трех миллионов гектаров полей.
В горах дождевые воды низвергаются в долины, заносят их жидкой глиной, обломками скал, и, бывает, под этими пластами грязи гибнут целые поселения.
Лес питает родники и реки своей чистой водой. Большинство рек берет начало из лесных болот и озер. В местах, где лес уничтожен, подпочвенная вода уходит очень глубоко, и тотчас начинается обмеление рек. Но лес не только хранитель вод. Он спасает землю от сыпучих песков и суховеев.
За последние сто лет из-за вырубки лесов летучие пески появились там, где их никогда не было. Площадь земли, затянутой этими песками, увеличилась во много раз.
На юго-восток от нашей богатой и прекрасной русской равнины лежат Закаспийские пустыни – бесплодные и никчемные области земли. Пустыня страшна тем, что она непрерывно движется. Ветер подымает на воздух целые материки мелкого песка. Солнце меркнет в багровой пыльной мгле, и начинается грозное и зловещее наступление песка на плодородные земли.
Кроме песка, ветры из пустыни – у нас их зовут суховеями – несут с собой раскаленный, все иссушающий воздух.
Сохнут хлеба, перегорает в пепел листва деревьев, трескается от жара земля.
Человек может и должен остановить наступление пустыни. И в этом ему может помочь только лес, только могучие зеленые стены лесов, выдвинутых, как боевые форпосты, навстречу суховеям.
В октябре этого года правительством Советского Союза и ЦК ВКП(б) был обнародован смелый, не имеющий себе равных в истории, план насаждения лесов на восточных рубежах Союза. Это – план создания новой природы. Тысячекилометровые лесные полосы остановят суховеи и спасут от высыхания плодородную землю.
Когда думаешь об этом, то невольно завидуешь нашей молодежи, потому что она будет осуществлять эту прекрасную и небывалую работу.
Леса оздоровляют землю. Они не только исполинские лаборатории, дающие кислород. Они поглощают из воздуха пыль и ядовитые газы. Достаточно того, что в воздухе городов в несколько тысяч раз больше микробов, чем в воздухе лесов.
Нет, пожалуй, ничего целебнее и прекраснее, чем воздух сосновых боров, – смолистый, мягкий, настоянный на запахе хвои, трав и цветов. Поэтому в нашей стране так берегут леса вокруг больших городов и справедливо называют их "легкими города".
Этим летом старуха колхозница из Мещорских лесов под Рязанью сказала мне:
– Наши леса трогать немыслимо. Они дышут на Москву издали своим легким воздухом. В наших лесах живи, сколько хочешь, хоть сто – полтораста лет, никто тебе слова не скажет.
Наконец, есть еще одно прекрасное свойство лесов. Они, если говорить языком наших ученых-лесоводов, являются наиболее благотворной средой для кристаллизации человеческой мысли и для творчества.
Красота наших лесов всегда была источником вдохновения для наших поэтов, ученых, композиторов и художников – Пушкина, Гоголя, Чехова, Аксакова, Чайковского, Бородина, Пришвина, для историка Ключевского, создателя нашей авиационной науки Жуковского, художников Левитана, Нестерова и многих других.
Наш народ всегда любил, знал и ценил лес. Недаром столько сказок и песен сложено о наших дремучих лесах.
Мы – великая лесная страна. Наша лесная наука – самая передовая в мире. Мы дали миру таких ученых, как Докучаев, Тимирязев, Вильямс.
Они были не только исследователями, но и хранителями лесов. И, вспоминая их, мы не можем не вспомнить об огромной армии простых и незаметных героев, – о наших лесоводах, лесниках и объездчиках, об их напряженном и суровом труде.
Они – хранители леса и тем самым хранители тех сил природы, которые дают нашей стране урожаи, ее богатства и без сохранения и развития которых немыслимо наше счастливое будущее. В заключение мне хочется привести здесь одну надпись на фанерной табличке, которую я видел в Гришинском:
"Глядите – берегите этот лес. Погубить его можно за день, а выращивать надобно сто лет. Поэтому и разводить костры запрещается строго. Объездчик Андрей Потапов".
В лесах – наше будущее, судьба наших урожаев, наших полноводных рек, нашего здоровья и, в известной мере, нашей культуры. Поэтому лес надо беречь, как мы бережем жизнь человека, как мы бережем нашу культуру и все достижения нашей необыкновенной эпохи.
1948
Первые листья
С утра из Заволжья начал задувать "казахстанец". Степь задымилась. Ветер срывал красноватую пыль с дорог и уносил ее к Дону, к Хопру, к Тамбовщине.
Пыль летела косматыми языками, припадая к земле. Тончайшая эта пыль была похожа на пудру. Она забивалась даже под стекла часов.
Мгла клубилась над степью, и в этой мгле мчались, подскакивая и вертись, сухие кусты перекати-поля.
Стоял ранний май, но в это трудно было поверить. Желтели вдалеке обрывы пересохших балок, побурела от пыли полынь, и самое небо было покрыто свинцовым налетом.
Дорога из Сталинграда в Дубовку, на лесные полосы тянулась степью. "На сколько хватает глаз, – как любили говорить писатели прошлого века, – ничто, кроме ленивого полета коршунов, не нарушало степного однообразия". Но так казалось только вначале. Глаз очень быстро привыкал к этому однообразию, к прямой черте горизонта и начинал замечать по обочинам дороги изорванные взрывом остовы грузовиков, втоптанные в землю танковые гусеницы и пулеметные диски, покрытые спекшейся глиной.
В густой дорожной пыли валялись пули. В иных местах их было так много, что они хрустели под ногами, как гравий. Большими островами то появлялись, то исчезали по сторонам поля недавних сражений. Недавних сражений! Годы мирного труда отодвинули войну так далеко, что, казалось, между нашим временем и войной уже легло столетье.
Характерно, что именно здесь, в Сталинграде, где еще высятся молчаливые руины и цепь пушек, поставленных на гранитные постаменты, отмечает железную линию обороны, все заняты кипучим трудом – закладкой новых ветрозащитных лесов, строительством исполинской плотины через Волгу, сооружением Волго-Донского канала, постройкой удивительных машин, Как, например, землесоса, который заменяет труд тридцати пяти тысяч человек. Недаром на дверях комнаты в подвале универмага, где был взят в плен Паулюс, сейчас висит мирная табличка: "Дежурный пожарной охраны".
Две огромные лесные полосы протянуты через сталинградские степи. Ближе к Волге проходит полоса Саратов – Астрахань шириной в сто метров, а за ней, глубже в степь, идет тройная линия лесной полосы Камышин – Сталинград. Эта полоса пролегает по водоразделу Волги и Иловли и обходит мощными поворотами крутые степные балки.
Полоса эта носит название "трассы юности". Она посажена сталинградскими комсомольцами, взявшими обязательство закончить посадку новых лесов в три с половиной года вместо пятнадцати лет.
Около "трассы юности", на краю небольшой балки я увидел цветущую дикую яблоню. Она росла совершенно одна в открытой степи. Она вся шумела и трепетала от ветра, но ветер не мог оторвать от яблони ни одного лепестка. Очевидно, за многие годы жизни дерево выработало в себе цепкость, упорство, способность противостоять жестоким суховеям. Ствол яблони казался отлитым из узловатой серой стали. И, как окалина на стали, желтели на яблоне лишаи.
Такую же школу выносливости и упорства придется пройти и молодым дубкам, посаженным в здешней степи. Работники лесной полосы называют их героями. Нет более поразительного и трогательного зрелища, чем эти побеги с прозрачными – то зелеными, то красноватыми и еще липкими листьями, что цепко держатся в сухой земле и тянутся из солончаков навстречу ветру.
Дубки еще невысокие, – их посадили только в прошлом году. Надо нагнуться к земле и посмотреть вдоль посадок. Тогда хорошо бывают заметны полосы дубовых побегов, прорезающие степь от горизонта до горизонта как бы бесконечными зелеными шнурами.
В первые четыре года молодые дубки идут, как выражаются лесоводы, "в корень", закрепляются в земле и только после этого начинают расти в вышину – до полуметра за каждое лето.
Вокруг молодых дубков насажена зеленая теневая "охрана" из желтой акации, татарского клена и ясеня. Лучше всего разрослась акация – она уже высотой по колено и дает первую перистую тень.
Мы долго сидели на растрескавшейся земле на опушке будущего леса и смотрели, как ветер бежал волнами по молодой листве. И долго слушали ее еще неясный, еще как бы застенчивый шум, небывалый в этих волжских пустынях первый шум леса.
Высокий, загоревший от солнца человек в черной гимнастерке с боевыми орденами, начальник лесного участка – человек резкий и требовательный, – очень осторожно прикоснулся к трепещущим дубовым листочкам и сказал:
– Да… Истинные герои! Выстояли! Я не мастер, понимаете, по части поэзии. Мое дело – посадочные машины, графики работы и все такое прочее. А все же скажу, что Пушкин был прав, когда написал: "Здравствуй, племя младое, незнакомое! Не я увижу твой могучий поздний возраст".
Он замолчал, растирая на ладони комок твердой глины. С бугра, где мы сидели, была видна далекая Волга, свинцовая от ветра.
– Тяжелая земля! – сказал он наконец, разжал ладонь и показал горсть бурой шершавой земли. – Солонцы! Видите эти плеши в степи? Это все солонцы, будь они четырежды прокляты! Теперь понимаете, какие испытания должны были выдержать эти дубочки?
Да! Это было удивительно. Тем более удивительно, что желуди для посадок в сталинградской степи были присланы из-под Львова и Белой Церкви, – из мест, где дубы растут на влажной тучной земле, где нет ветров, где деревья избалованы мягким климатом.
Эти молоденькие дубы были потомками тех, воспетых Гоголем "подоблачных" украинских дубов, по которым от сильного ветра "прыщет золото" солнечного света.
Посадка ветрозащитных лесов еще не всюду закончена. Очевидно, в дальнейшем следовало бы присылать в эти засушливые места желуди из тех областей Союза, где климат приближается к здешнему, желуди из степных дубрав, таких, как Шипов лес в Воронежской области или лес на берегу Хопра около Борисоглебска.
Этот лес внезапно возникает за окнами вагона после сотен километров степей, где не видно ни кустика. Возникает, как некое чудо, – весь в цветущих диких грушах, – в переливах света и тени, в могучих кронах дубов, вздымающихся над непролазными чащами молодых берез и лещины. В открытые окна врывается запах зелени и речной воды. Становится ясно, что где-то рядом есть вода, и действительно, через несколько километров появляются разливы тихого Хопра, застывшего у подножья живописного Борисоглебска с его шумящими тополями.
Здесь, в сталинградской степи, с особой наглядностью видна замечательная черта нашего времени, – содружество народов вызвало к жизни содружество природы. Украина дарит Поволжью дубравы, и Поволжье, конечно, не останется в долгу.
У молодых лесов есть свои враги. Прежде всего бездождье и солонцы, о которых было сказано выше. С солонцами борются путем гипсования. Солонцы посыпают гипсом. Он превращает едкие соли, убивающие растительность, в соли нейтральные, безвредные для зеленого покрова степей.
Кроме солончаков и безводья, у молодых лесов есть еще один опасный враг – блоха, обыкновенная вульгарная блоха.
Конечно, блоха не грызет молодые растения. Дело обстоит несколько сложнее. В степях живет пушистый зверек – грызун тушканчик, похожий на маленького кенгуру. Это очень блошливый зверек. Чтобы избавиться от блох, тушканчик ищет в окаменелой степи землю помягче, роет в ней ямку и начинает кататься в этой ямке, вычесывая блох, – так же, как катаются лошади. А так как самая рыхлая земля в степи – на лесных полосах около молодых дубков, то тушканчики и выбрали эти полосы для своей блошиной войны.
Вырывая ямки, тушканчики обнажают корни дубов. Тогда на смену тушканчикам приходят суслики и грызут эти корни.
Когда мы ехали по степи вдоль лесных полос, вся дорога была усыпана отравленным овсом против сусликов и тушканчиков. Овес этот только что был разбросан с самолета. Его высыпают преимущественно вдоль дорог.
Суслик – зверь сообразительный. Он селится по обочинам степных дорог, так как около дороги суслику жить безопаснее: проносящиеся машины отпугивают коршунов – самых страшных сусличьих врагов. Сам же суслик – существо нахальное и машин теперь не боится, – он к ним привык.
На Волго-Донском канале я видел сусликов рядом с работающими экскаваторами. Они сидели на задних лапах около своих нор и, подергивая усами, с любопытством смотрели на грохочущую машину, не подозревая, что через минуту она разрушит все их хозяйство.
Весь день наша машина мчалась вдоль лесных полос. Временами с возвышенностей они были видны во весь размах степи, от горизонта до горизонта, и были похожи на переливающуюся через увалы широкую реку молодой зелени среди серебристой полыни и степного бурьяна. Изредка ровная линия полос переходила в торжественный и плавный поворот, точно следуя гребню водораздела.
Хохлатые степные жаворонки цвета пыли взлетали из-под колес машины. Ветер стих. Кучевые облака, розовые от заката, остановились и растаяли в небе. Впервые за весь этот знойный день от лесных полос потянуло едва заметной, нежной прохладой. Там, в листве дубов и акаций, уже накапливалась влага. Это было ее дыхание.
Когда первая звезда зажглась в сумрачном сиреневом небе и под землей затрещали кузнечики, мы подъехали к лесному участку.
Среди степей стоял уютный маленький дом-вагон на колесах. Такие дома зовут здесь "казенками". В этом доме жили работники лесной полосы.
Играло радио, и его голос разносился далеко по степи.
В доме было тесно, но очень чисто. Пахло хлебом и сухими травами. На дощатом столе лежали книги: Алексей Толстой, "В окопах Сталинграда" Некрасова, "Утраченные иллюзии" Бальзака.
В доме на колесах никого не было. Только на ступеньках приставной лестницы сидел белоголовый мальчик лет семи, чистил картошку, а шелуху бросал в простреленную немецкую каску, – собирал шелуху, чтобы накормить поросенка со странной кличкой "Нарзан". "Нарзан" терся, добродушно похрюкивая, о ступеньки лестницы.
– Где же все ваши? – спросил мальчика начальник участка.
– Влесу, – ответил мальчик и показал в степь, где медленно дотлевал широкий закат.
Я сел на ступеньки рядом с мальчиком, закурил. Звезды одна за другой зажигались над мглистой степью, далеко за краем земли небо заголубело от электрического зарева Сталинграда.
Скоро мы увидим эти степные леса во всей их свежести, великолепии и шуме подоблачных вершин. Увидим широчайшие разливы Сталинградского моря, цветение садов в бывшей пустыне, услышим мощные гудки морских пароходов и веский гул волжской воды, падающей через плотину серебряным пластом во всю ширину великой реки.
Сталинград, 1951
Могучая речная держава
Свыше ста тысяч рек протекает по необъятным просторам нашей страны – от торжественной Волги, многоводного Енисея и державной Невы до каких-нибудь тихих и прозрачных, заросших кувшинкой и водяной гречихой Мошки и Серебрянки.
Речная карта Советского Союза похожа на густую причудливую сеть. Если бы можно было расплести эту сеть в одну нитку, то она протянулась бы на два с половиной миллиона километров.
Русские реки вошли в историю и быт страны, в ее экономику и народную поэзию, в литературу и живопись. О них можно было бы написать много великолепных книг. И эти книги, конечно, будут написаны. Потому что именно сейчас реки призваны советским человеком стать его первыми помощниками в исполинском деле пересоздания природы.
В 1952 году будет открыт Волго-Донской канал. Сооружение его завершит тот "великий водный круговорот", о котором мечтали наши предки. Огромные сухопутные пространства страны получат выход в моря Белое, Балтийское, Каспийское, Азовское и Черное и дальше во все моря и океаны мира. То, что еще вчера казалось фантастикой, утопией, дерзкой мечтой, сбывается на наших глазах.
Новые пресные озера-моря появляются на карте страны. Никогда еще географические карты не старели так быстро, как в наше время.
К Московскому и Рыбинскому морям в 1952 году прибавится Донское (Цимлянское) море. А когда будет закончено сооружение на Волге самого мощного в мире "каскада шести гидростанций", зашумят два новых моря – Жигулевское и Сталинградское.
Неизмеримо выросло значение труда речников. Если недавно речники выполняли только почетную и трудную работу по судовождению на наших реках, то сейчас они, кроме того, участвуют в строительстве гигантских гидросооружений.