Тайна дразнит разум - Глеб Алёхин


Главный герой обоих романов - самобытный философ, преданный делу революции большевик Калугин. Он участвует в борьбе чекистов против церковников и контрреволюционеров в Старой Руссе ("Белая тьма"), в бескомпромиссной идейной борьбе в 20-е годы отстаивает памятник "Тысячелетие России" в Новгороде ("Тайна Тысячелетия"). Калугинская "логика открытия" помогает чекистам в их работе.

Содержание:

  • ТАЙНА ДРАЗНИТ РАЗУМ - (два романа) 1

    • Белая тьма 1

    • Тайна Тысячелетия 65

  • Послесловие 128

  • Примечания 129

Глеб Викторович Алехин

ТАЙНА ДРАЗНИТ РАЗУМ
( два романа )

Белая тьма

Антонине Емельяновне Масловской - другу и помощнице - посвящаю этот многолетний труд.

Автор

Словно камень, брошенный в лужу, происшествие взбаламутило курортный городок. Неважно, что голодный двадцать первый год уплотнил Старую Руссу иногородцами, которые прежде всего интересовались здешним базаром; неважно, что весь день лил дождь и, казалось, воскресенье позволяло отсидеться дома; и неважно, что реки раскроили уездный центр на три куска, - все равно тревожный слух мигом облетел даже привокзальную слободу.

Ровно в час дня, когда на летней эстраде курорта грянул духовой оркестр, соседняя улица дважды как бы отсалютовала выстрелами. Затем из дома уполномоченного губчека Рогова выскочил неизвестный, пересек дорогу и не хуже питерского попрыгунчика махнул через высокий забор парка. К этому месту подоспел начальник угрозыска Воркун с овчаркой, но вот закавыка: знаменитая ищейка не взяла свежий след.

Выстрелы в доме чекиста вызвали разные толки. Жители Торговой стороны, где находился парк, уверяли, что уполномоченный губчека вечерами прогуливался с красавицей по тенистым аллеям и, видать, его приревновали…

Обыватели Соборной стороны - где высился девятиглавый храм и где рядом с тюремным замком проживала известная гадалка - клялись, что ясновидящая еще вчера предрекла кару богохульнику, который поднял руку на икону Старорусской богоматери…

На Вокзальной стороне (она вытянулась по левому берегу Полисти) рабочие лесопильных заводов, фанерной фабрики и железнодорожного депо выстрелы связали с раскрытием крупного заговора в Петрограде. Контрики готовили восстание не только в Питере. И Рогова убили, скорей всего, соучастники невских мятежников. Они, поди, и след запорошили, потому ищейка не взяла его.

А к вечеру по городу пронесся слушок. Кондуктор городской "кукушки" - паровозика с трамвайным вагоном - сообщил знакомому пассажиру: "Вишь, как вышло. К нему явилась чудотворная икона. Он пальнул в нее и кончился".

В доме покойного чекиста в самом деле обнаружили икону с пробоинами от пуль. Начальник угрозыска действительно подоспел к месту происшествия. И правду говорили, что его любимая собака не взяла след. Но Воркун проявил оперативность совершенно случайно…

Выходной день Воркуна начался с радостно-взволнованного ожидания некой вдовушки. Еще накануне она предупредила Ивана Матвеевича, что воскресным утром обязательно придет к нему "посекретничать".

Иван познакомился с нею в доме уполномоченного губчека. Молодая вдова исполняла песни, а Воркун подыгрывал на гармони. После пятого домашнего концерта гармонисту захотелось поговорить с певицей наедине. И вдруг она словно разгадала его желание…

Щедро улыбаясь, Воркун двинул ширму, стоявшую в служебном кабинете. На стене, над кроватью, вспыхнул зеркальный квадрат. Иван заглянул в него и лукаво мигнул. Он вспомнил себя пастушонком. За чрезмерные скулы его прозвали Преображеньем. Но когда батрак раздался в плечах и на голову перерос односельчан, случилось новое преображение: его физиономия уравновесилась, и вчерашние насмешницы начали поглядывать на видного парня. Только Ивану было не до них: той порой его "забрили в солдаты". А там известно - окопы, разведка, германский газ, госпиталь; опять фронт. Затем - Февраль. Потом - Октябрь. Битва за власть Советов. И так до конца гражданской войны. А теперь можно "старому" холостяку превратиться и в молодожена. Уж сегодня он непременно признается Тамаре…

Воркун прислушался: за одной стенкой дежурный милиционер кричал в телефон, за другой, в коридоре, кто-то выстукивал каблуками. Начальник перевел взгляд на овчарку, лежащую возле двери:

- Ну, Пальмушка, кто идет?

Положив морду на лапы, собака смотрела на хозяина всепонимающими глазами. Еще вчера он раздобыл кусок сахару и щепотку настоящего чая, плохо спал ночью, чуть свет прибрал комнату и накрыл постель голубым покрывалом.

Интересно, о каких секретах пойдет речь? Сегодня воскресный обед у Рогова. Они там встретятся. Однако Тамара решила повидаться с Иваном до обеда. Выходит, ей нежелательно говорить при свидетелях. Значит, она хочет доверить ему то, чего не может доверить ни Рогову, ни его брату.

Но почему Тамара задерживается?

Он глянул в окно. По железному скату хлестал дождик. Могла задержать непогода. Возможно, боится потерять голос…

Нет, придет! Иван придирчиво осмотрел квадратную комнату с двумя окнами. Тамара, пожалуй, удивится, что в служебном кабинете аквариум, чучела птиц, лосиные рога и книги на столе высокой пачкой. Тамара еще не знает, что он занимается самообразованием и что ради оперативности живет в кабинете.

Воркун распушил светлые усы, пропахал пятерней густые волосы, набросил на широкие плечи новый серый пиджак и снова вернулся к подоконнику. Прижался горячим лбом к холодному стеклу.

Сегодня открытие свободной торговли, но базарная площадь почти пустая. По мокрому тротуару, со стороны бывшей гимназии, торопко шагал маленький человек в кожаной кепке. Воркун узнал председателя укома Калугина и подался назад.

"Не ко времени", - подумал он с досадой, хотя обычно всегда радовался приходу своего учителя.

Председатель укома мечтал вернуться к прежней профессии - преподавать естествознание. Он охотно читал антирелигиозные лекции, вел философский кружок и помогал любознательному Воркуну "вгрызаться в науку".

А вот и Калугин. Черная кепка, темный плащ, кожаный портфель - все окроплено дождем. Пальма, виляя хвостом, обнюхала тяжелый портфель.

"Почему всегда с портфелем?" - подумал Иван, но не успел спросить.

В это время Калугин, надев очки, резко шагнул к столу. Рядом с книгами "О происхождении видов" и "Основы уголовной техники" лежал томик с латинским заглавием. Этот томик добыт в ночной облаве: в нем искусно спрятана колода французских карт с непристойными картинками…

- Поэтические "Метаморфозы" Овидия! Откуда, голубчик?

Иван улыбнулся и в свою очередь поинтересовался непонятным словом "метаморфоза". Калугин взял в руку двуликий томик и раскрыл его как пример неожиданного превращения. Воркун удовлетворенно кивнул, выставил два мозолистых пальца:

- Вот мой агент Быков. Продался спекулянтам и сам обернулся преступником. А Федька Лунатик, вор-рецидивист, напротив, стал моим первым помощником.

- Пример жизненный, мой друг! - похвалил Калугин и, возвращая томик с фокусом, многозначительно добавил: - Метаморфоза, голубчик, всеобщий закон мира…

- Всеобщий?! - почтительно повторил ученик, наблюдая за окном…

К счастью, председатель укома спешил в дискуссионный клуб. Иван проводил его за дверь и даже не обратил внимания, что тот ушел без портфеля.

- Ну, Пальмушка, как думаешь, придет Ланская?

Собака навострила уши. И когда постучали в дверь, Воркун решил: "Тамара"…

Но вместо Тамары на пороге показался высокий, стройный блондин во всем кожаном. Воркун удивился: за последнее время уполномоченный губчека Рогов редко заходил к Ивану на службу. Пальма вскочила на лапы и крутнула хвостом.

Чекист любил собак и лошадей, но тут, не замечая ищейки, чем-то озабоченный, протянул приятелю мокрую руку, на запястье которой висел плетеный хлыстик:

- Есть разговор, Иван…

От кожанки и галифе пахнуло конским потом. "Верхом из уезда", - смекнул Воркун и радушно заглянул в осерчалые глаза Леонида:

- Рад видеть тебя, дружище!

- Ты, кажется, всему рад. - Рогов стряхнул дождинки с кожаной фуражки и метнул взгляд на базарную площадь: - Смотри! Под твоим носом частники открывают магазины. И ты рад? Вчера епископ Дмитрий произнес здравицу в честь новой экономики. И ты рад? Церковникам разрешили торговать иконами. И ты опять рад?

Иван собрался поспорить с другом, но тот вдруг прикусил нижнюю губу и прижал ладонь к сердцу.

- Что, Леня, шалит?

- Да, черт побери, отъездил верхом. - Рогов приглушил голос и доверительно прошептал: - Дело есть. Вчера кто-то подбросил ко мне в кабинет икону Старорусской богоматери…

- Соборную?! С драгоценностями?!

- Нашел дураков. - Чекист опустил руку и осторожно расправил плечи. - Мазню на фанере…

- Зачем?!

- Давай подумаем… - Рогов оглянулся на дверной стук: - Гони в шею!

"Только бы не она", - встревожился Иван. Ланская пела не только в местной опере, но и в церковном хоре. И Рогов даже в хорошем настроении высмеивал церковную хористку.

Воркун потеснил приятеля за ширму, застегнул пиджак и не без волнения пробасил:

- Войдите!

К счастью, это Калугин вернулся за портфелем. На столе сохла роговская фуражка с плетеным ремешком. Председатель укома перекинул с нее взгляд на ширму и, хитровато щурясь, обратился к Воркуну:

- Иван Матвеевич, прошу тебя! - Он поднял портфель. - Воздействуй на Рогова. Твой друг играет с огнем! Икону Старорусской богоматери обещал новгородскому музею…

- Ну и что? - пожал плечами Воркун. - От музея польза…

- Совершенно верно, друг мой! Но нельзя спешить! Эта икона - не только ценнейший памятник древней живописи, но и, сам знаешь, святыня верующих. Церковный староста Солеваров вылечил ноги местной грязью, а фунтовую свечу поставил чудотворной. Сначала развенчаем ее славу, чудодейство. Иначе, голубчик, польза обернется вредом. Верующие, а их пока большинство, возненавидят нас, коммунистов. Учти, массовая ненависть хуже стихийного бедствия!

- Подумаешь… деревяшка! - усмехнулся Воркун.

- Да, друг мой! - Калугин поставил портфель на стул и вскинул руки: - Эта деревяшка для них - спасительная магия! Они верят, что чудотворная отведет любую беду! Был случай, когда жители Тихвина выпросили здешнюю икону на время - спасти скот от мора…

- И зажали?

- Да! Не одно поколение тихвинцев и старорусцев бранились, даже судились из-за нее. И лишь в прошлом столетии чудотворную с помпой водворили здесь. Для рушан она - символ спасения, победы и благовести. В народе ее популярность не меньше, чем Казанской богоматери. Мой совет - не насильничать. Бунтом, погромом ответят фанатики. Пойми, друг мой, Старорусская - давняя богиня раздора!

Воркун задумался, но Рогов решительно отодвинул ширму:

- Это называется - удар в спину, товарищ Калугин! - Уполномоченный губчека не протянул руки. - Что, не ожидал такой встречи?!

Калугин улыбнулся:

- У подъезда, голубчик, твой Орлик, а здесь, - он указал на стол, - твоя фуражка. Нет, я вернулся не только за портфелем…

- Но и выступить в защиту Солеварова и других церковников?!

- Пойми, Леонид Силыч, я же краевед. Мне было бы лестно пополнить музей шедевром искусства. И все же стоит посчитаться с верующими. Кстати, я только что от председателя исполкома. Он тоже против преждевременного изъятия…

- Зато губчека и трибунал на моей стороне! И завтра же…

- Верующие выделят охрану.

- А штыки на что?!

- Штыки, батенька, повернутся против нас же, атеистов-большевиков! А тебя, зачинщика, просто растерзают! - Опять забыв портфель, Калугин потянулся к двери. - Не спеши, Леонид Силыч, подумай!

Когда Иван вернул портфель председателю укома и закрыл за ним дверь, Рогов нетерпеливо, с раздражением в голосе спросил товарища:

- Кто прав из нас?!

Воркун не пощадил больного:

- Поначалу казалось - ты. А вот послушал, поразмыслил и вижу: он мудрей тебя…

- Мудрей? Это в чем же? В сочувствии мракобесам?! Интеллигент чистейшей воды! Его счастье, что пришел в партию до революции. Теперь таких…

Раздался резкий звонок. Уполномоченный зло покосился на телефонный аппарат и, направляясь к выходу, махнул хлыстом.

- Разве тут поговоришь! Приходи обедать…

Напрасно Иван все утро прислушивался к шагам за дверью: не пришла и не позвонила…

Ну что ж, дорогуша, встретимся за круглым столом. Он представил братьев Роговых с гитарами и голосистую певунью с белоснежным лицом и яркой копной волос. Она живет рядом с роговским домом. Прошлый раз Иван хотел проводить ее, но его опередил младший Рогов. Этот чернявый кудряш с наглыми глазами открыто пристает к вдовушке. Однако соседка предпочитает петь народные песни под гармонь, а не под гитару.

Иван терпеть не мог Карпа и при одном воспоминании о нем нахмурился. Не о младшем ли Рогове хотела поговорить Ланская? Не нуждается ли она в защите?

Завернув гармонь в клеенку, Воркун быстро надел серый картуз с лакированным ремешком и коротким свистом вызвал своего четвероногого друга:

- Ну, Паля, поднажмем!..

Куда девались воркуновская медлительность и хмурый взгляд! Первая настоящая любовь в тридцать пять лет чего только не таит. Заломив по-мальчишески козырек, Иван размашисто шагал через лужи. Его с трудом узнавали встречные знакомые. Даже Пальма нет-нет да и нюхнет хозяина.

Вдруг Иван насторожился. Острый слух бывшего разведчика уловил два приглушенных расстоянием выстрела. В тот же миг над кронами могучих тополей, стоящих поодаль, взвились грачи. Взвились панически и высоко. Так не испугаешь камнем или свистом. Охотнику известны повадки пернатых. И собака безошибочно чует выстрел: вытянув морду, она ощетинилась. Начальник с ищейкой побежали в сторону парка. Впереди на мостовой толпились прохожие. Они показывали на балкон синего домика, где жили братья Роговы.

- Не спорьте! - надрывался мужской голос. - Два раза бабахнуло!

Воркун окинул взглядом собравшихся. Над хором зевак возвышался своей приметной широченной бородой староста церкви Солеваров. Острые глазки фанатика поймали начальника угрозыска и расширились: "Вот чудо, уже тут!"

Но Иван прочитал в глазах старосты и нечто другое: старик явно был чему-то рад. Неужели у Роговых беда?

- Кто стрелял?

Солеваров вскинул волосатую руку на синий домик с чердачным балконом:

- Вроде как… уполномоченный…

Воркун ринулся к воротам. Пальма передними лапами толкнула калитку. На дворе, возле бочки, переполненной дождевой водой, зашипел черный кот. Ищейка, не замечая взъерошенного противника, метнулась к распахнутой двери флигеля.

Во флигеле жила Тамара Ланская. Там не пахло порохом. Пальма круто развернулась и, минуя сарай, кинулась к низкому крыльцу роговского домика.

Иван устремился за овчаркой. Прихожая и столовая встретили начальника угрозыска подозрительной тишиной. На круглом столе, белевшем скатертью и аккуратно расставленными тарелками, колючим шаром темнел кактус.

Где же братья и Тамара? Мокрые следы собачьих лап на чистых половицах вели на деревянную лестницу. Леонид занимал комнату на чердаке.

Воркун одним духом взлетел на верхнюю площадку и замер.

В нос ударило едким пороховым дымом.

На полу, возле высокой вешалки, сидела Тамара, склонив голову. Ее пламенеющие волосы закрыли глаза, посиневшие губы судорожно вздрагивали…

- Что тут?!

Тамара безысходно кивнула на дверной проем Леонидовой комнаты.

Иван шагнул к распахнутой двери.

Глаза ослепил белый косой потолок мансарды.

Балконная занавеска надулась пузырем.

Воркун решительно переступил порог…

И оцепенел…

ЗАГАДОЧНАЯ ОЧЕВИДНОСТЬ

Леонид обмяк на стуле, упав грудью и головой на письменный стол. Пальцы правой руки судорожно сжали рукоятку вороненого браунинга. Левая безжизненно свисала…

- Леня!..

Воркун наклонился над еще не остывшим телом. Леонид не нуждался в помощи. Хотя на лице, на руках, на костюме - ни капли крови.

Не трогая предметов, Иван осмотрелся. На полу, возле стола, поблескивали две пустые гильзы. Рядом с диваном, высунув язык, сидела Пальма и поглядывала на фанерный лист, лежащий на ковре.

Воркун подошел к фанере и вздрогнул: "Икона!"

Божья матерь с младенцем, а взгляд суровый, угрожающий. Чекист стрелял в богоматерь. Одна пуля угодила ей в грудь, другая - в плечо.

Иван присел на корточки. Свежий запах масляной краски защекотал нос. Образ богоматери был воспроизведен уверенными мазками.

- Тамара Александровна! - подозвал он свидетельницу. - Кто принес сюда икону?

- Какую икону? - слабым голосом спросила она и вступила в полосу света.

Иван изумился: у нее расстегнут халат, ночная сорочка порвана, а на груди… синяк. Что все это значит?

Пахнуло изысканными духами. В мировую войну раненому разведчику Воркуну вручила кисет великая княгиня с капельным крестиком на белой косынке. Сестра милосердия была надушена такими же духами, как и соседка Роговых. Он указал на икону. Тамара исступленно вскрикнула:

- Старорусская! Чудотворная! - Она упала на колени, скрестила руки, страстно зашептала: - Божья матерь, прости меня, грешницу…

Боковым зрением женщина заметила воркуновский пытающий взгляд и дрожащими руками застегнула халат, отороченный лисьим мехом.

Да, не о такой встрече мечтал Воркун. Он погладил Пальму и пальцем ткнул в икону:

- Взять след!

Овчарка обнюхала улику и, виновато поджав хвост, снова уселась: "Хоть убей, а чужим не пахнет". Обычно она мигом схватывала нужный душок и устремлялась по следу - только поспевай. А тут…

Озадаченный Воркун подошел к телефонному аппарату, позвонил дежурному и, опустив трубку, вдруг вспомнил, как сегодня утром Леонид недосказал историю с подкинутой иконой. Возможно, он сам принес икону со службы домой?

"Нет, чекист не пойдет с иконой по городу", - рассудил Иван и взглянул на влажные туфли певицы:

- Тамара Александровна, вы прибежали сюда на выстрелы?

- Да… я думала… Леонид убил Карпа…

- Братья поссорились?

- Очень!

- Из-за чего?

- Н-не знаю, - смутилась она, отводя взгляд вниз.

- Значит, Карп был здесь, когда вы прибежали?

- Нет, здесь никого не было, - твердо заявила она и заплаканными глазами показала на покойного. - Только он…

- Вы подошли к нему?

- Нет. Не смогла. Подкосились ноги. Лишь взглянула и все поняла. Я ведь медик. Я ждала этого…

- Ждала?!

- Да. Вчера у него был сердечный приступ. А он поехал верхом. И Карп…

- Что Карп?

- Довел его до бешенства. Он доконал брата…

Дальше