На кухне раздавался голосок младшей дочки. Горбатюк подошел к двери, прислушался. Галочка что-то быстро говорила, захлебываясь словами, и он ничего не мог разобрать. "Да, мама?" - то и дело обращалась она к матери, и Яков вспомнил, что Галочка всегда так спрашивала и его, потешно кивая при этом головкой.
Он отошел от двери, надел измятый, давно не глаженный пиджак, вышел на кухню.
Жена сидела за столом. Лицо у нее было измученное, под усталыми глазами ясно обозначилась синева. "Не спала", - подумал Горбатюк, взглянув на Нину.
С тех пор как между ними начались раздоры, жена возбуждала в нем острое, полное неприязни любопытство. Он не мог понять, как это случилось, что Нина, милая, кроткая Нина, которую он так любил и которая всегда так слушалась его, стала ему почти чужой. Откуда взялся у нее этот резкий голос, крепко сжатые губы, злые огоньки в глазах?..
Нина держала на руках Галочку и поила ее чаем из большой чашки. Оля пила сама. Увидев отца, она нахмурила бровки и взглянула на мать. Галочка сразу же быстро сползла с коленей матери, побежала к отцу.
- Галя, назад!
Девочка остановилась в нерешительности.
- Иди сюда, Галя, - снова позвала Нина, не глядя на мужа и как бы не замечая его.
Галочка повернулась и, оглядываясь на отца, медленно направилась к матери. Она явно недоумевала: почему нельзя подойти к отцу, с которым ей всегда так хорошо и весело?
- Как тебе не стыдно, Нина! - не выдержал Яков. - Дети-то при чем?..
Нина молчала, словно окаменев.
Неприкрытая враждебность жены заставила Якова отказаться от своего недавнего намерения. К чему было извиняться, зная, что она просто не захочет понять его?.. И, ничего не сказав, Яков вышел из дому.
* * *
Накормив детей, Нина стала собираться на рынок. Она долго сидела перед зеркалом, припудривая свои и без того бледные щеки. Видела в зеркале осунувшееся лицо с большими голубыми глазами, обведенными темными кругами. Как ни старалась она скрыть эти круги, ничего не получалось: пудра осыпалась, и под глазами снова проступала синева - свидетельство всех огорчений, которые пришлось пережить Нине.
Ловкими движениями красивых небольших рук Нина распустила тяжелые золотистые волосы и начала заплетать косы. Укладывая их венком, закалывая светло-коричневыми булавками, невольно любовалась ими.
"И всего этого он не замечает. Все это ему не нужно. Нашел лучше меня…"
Булавки выпали из рук, Нина задумалась.
Ревность не давала ей покоя. Нина была убеждена: только из-за другой женщины Яков, когда-то встречавший ее покорными, влюбленными глазами, теперь перестал замечать ее красоту, смотрит на нее холодным, отчужденным взглядом. И мысль о том, что в городе - возможно, где-нибудь неподалеку, возможно, даже рядом - живет женщина, которая, завладев ее мужем, празднует свою победу, которая является причиной всех ее ссор и скандалов, - эта мысль ни на минуту не оставляла Нину и просто доводила ее до безумия.
В последнее время ей казалось, будто она катится с горы, катится с неудержимой быстротой, а Яков изо всех сил подталкивает ее. Как же могла она после этого не ссориться с ним, не встречать его злыми, оскорбительными словами?..
Нина оторвалась от зеркала и вышла в другую комнату, к детям.
Оля укачивала куклу с ярко-голубыми, удивленно раскрытыми глазами на фарфоровом личике. Тоненьким голоском, явно подражая матери, она напевала колыбельную песенку. Галочка, похожая на неуклюжего медвежонка, сосредоточенно строила из кубиков дом, высунув от чрезмерного усердия кончик розового языка.
- Оленька, присмотри за Галей, - приказала Нина. - А ты, Галочка, слушайся Олю. И не напускай воды в ванну. Слышишь?
- Да, мам, - тихо ответила Галочка, подымая на мать темные глаза, такие, как у Якова. Потому ли, что Галочка была похожа на отца, или, может быть, потому, что Нине казалось, будто не по-детски серьезная дочка понимает больше, чем следовало бы понимать ребенку, ее взгляд всегда смущал Нину…
На рынке она встретила Лату.
Соседка ходила между рядами в желтой шляпе с радужным пером, с огромной красной сумкой в руках. Платье, скомбинированное из кусков оранжевого и зеленого цвета, тесно облегало ее тучную фигуру.
Увидев это платье, Нина невольно улыбнулась, а Лата, заметив ее, быстро поплыла навстречу, бесцеремонно расталкивая всех на своем пути.
- Ну как, Ниночка? - спросила она с таким выражением лица, словно Нина была тяжело больна.
- Все так же, - неопределенно ответила Нина. Ей вовсе не хотелось возвращаться к вчерашнему вечеру.
- Не ссорились больше?
- Да нет…
На Латином лице промелькнуло разочарование, но она сразу же замаскировала его сочувственной улыбкой.
- Мученица ты, мученица… Сколько? - вдруг спросила она, бросившись к столику.
- Простите, гражданка, я собираюсь купить…
- Вы собираетесь, а я купила! - огрызнулась Лата, крепко держа в руках большого гуся, отчаянно вертевшего головой. - Гога, держи!
Только сейчас Нина заметила за Латиной спиной ее мужа, нагруженного двумя полными авоськами. Егор Васильевич, или Гога, подставил одну из них, принимая покупку.
- Не так! - командовала жена. - Ты что, подержать не умеешь?
И снова шляпа ее величественно поплыла над базарными рядами…
- Что же ты думаешь делать, Ниночка? - спросила соседка, когда они вместе возвращались с рынка.
- Не знаю, - вздохнула Нина.
- Ну, я б этого так не оставила! Я б с него семь шкур спустила!.. Учить их нужно, учить, Ниночка! - стрекотала Лата, совершенно игнорируя Гогу, пыхтевшего позади под тяжестью авосек. - Ты на него заявление напиши, - там уж его по головке не погладят.
VI
Латин совет не выходил у Нины из головы. Ей уже начинало казаться, что, если она напишет заявление, отнесет в редакцию, если там поговорят с Яковом, поругают и пристыдят его, он опомнится, бросит пить, оставит эту неизвестную ей женщину и станет таким, как прежде.
Соседка предлагала ей свою помощь, но Нина отказалась, сославшись на то, что еще подумает. Хотела посоветоваться с подругой.
…Они познакомились года два назад, в театре, когда Нина и Яков смотрели новый спектакль.
В антракте Яков поздоровался с пожилым человеком, взглянувшим на них светлыми глазами из-под густых, низко нависших бровей. Мохнатые брови придавали его лицу сердитое выражение. Но не это удивило Нину. Ее поразило несоответствие между солидным видом этого человека и его пестрым костюмом, ярко-красным галстуком под светло-синим воротничком. "Будто чужое на нем все", - подумала она.
Еще больше привлекла Нинино внимание девушка, или очень молодая женщина, шедшая рядом с ним. Она выделялась в толпе той яркой, вызывающей красотой, которая заставляет мужчин расправлять плечи, а у женщин вызывает глухую неприязнь. Длинное, со вкусом сшитое бархатное платье темно-вишневого цвета эффектно подчеркивало матовую белизну шеи и обнаженных рук. Пышные белокурые волосы обрамляли прелестное личико. Чуть вздернутый нос придавал ему капризное выражение, зеленые глаза под черными, словно наведенными кисточкой, бровями задорно блестели, а свежие, чуть припухшие губы над мягко очерченным подбородком были полуоткрыты в кокетливой улыбке.
- Кто это? - заинтересовалась Нина.
- Заведующий кафедрой пединститута, профессор, - тихо ответил Яков.
- Ты их хорошо знаешь?
- Да нет… Немного знаком, - неопределенно пробормотал он.
"С обоими?" - хотела спросить Нина, но смолчала и лишь внимательно посмотрела на мужа. В ней зашевелилось глухое подозрение: слишком уж деланным показалось равнодушие, с которым Яков отвечал на ее вопросы.
- С ним - дочь? - наконец спросила Нина.
- Кажется. Я ее впервые вижу.
"Да ты ведь только что сказал, что знаком с ними обоими!" - чуть не крикнула она, но сдержалась: нужно было во что бы то ни стало выяснить, какое место занимает эта девушка в жизни ее, Нининого, мужа.
- Познакомь меня с ними, - потребовала она. И Яков, совершенно не подозревавший о том, что творилось в ее душе, сразу же согласился.
- Сергей Ильич, это моя жена, - остановил Яков профессора, когда они снова столкнулись. - Она хочет познакомиться с вами и с вашей очаровательной спутницей.
Сергей Ильич покраснел, потом быстро, словно сердясь, пожал Нинину руку и представил ей сопровождавшую его молодую женщину:
- Знакомьтесь, моя жена.
- Юля, - назвала себя та.
Она так же непринужденно подала руку Якову, снова назвав себя. И Нина, не спускавшая с них глаз, успокоилась.
Ходили по фойе теперь уже вчетвером, перебрасывались ничего не значащими фразами, нащупывая тему для общего разговора. Юля похвалила Нинины туфли из черной замши, и Нина была искренне рада, так как сегодня надела их в первый раз. "Она очень мила", - сразу же сделала вывод Нина.
- Как вам нравится Васильева-Диденко? - спросила Нина об актрисе, игравшей в спектакле роль молодой героини. Артистка очень понравилась Нине, и она долго аплодировала ей после первого действия.
Юля чуть сощурила свои зеленые глаза.
- Слишком уж она стара для этой роли. И потом… Вы заметили, какая у нее фигура?.. Будто кто-то взял и подпилил ее снизу.
Яков громко рассмеялся, а Юля, уже другим тоном, продолжала:
- Хоть она и способная актриса, очень способная, но никак не может понять, что ей пора отказаться от ролей семнадцатилетних девочек…
Нина села на свое место в партере, немного обиженная за Васильеву-Диденко. Она поискала глазами Юлю и сразу же увидела ее в ложе направо. Та весело беседовала с каким-то красивым юношей, а Сергей Ильич сидел позади, сердито протирая платком стекла бинокля. Когда поднялся занавес, Юля, не поворачиваясь, протянула руку, и он подал ей бинокль.
Началось второе действие. На ярко освещенную сцену, смеясь и подпрыгивая, выбежала Васильева-Диденко в коротеньком светлом платьице, и Нине сразу же бросилось в глаза то, чего она до сих пор не замечала: и куцая, действительно будто подрубленная внизу фигура, и отсутствие какого бы то ни было намека на талию, и дряблая шея. Вся игра актрисы, которой она искрение восторгалась в первом действии, это ее подпрыгивание и этот смех показались теперь настолько несоответствующими внешности Васильевой-Диденко, что Нине стало неприятно за актрису.
Она посмотрела на ложу и сразу же встретилась взглядом с Юлей, которая понимающе улыбалась ей. "А что, разве я не права?" - говорила эта улыбка и еле заметный жест в сторону сцены.
Нину снова поразила Юлина красота. Сергей Ильич казался рядом с ней особенно бесцветным и старым. "Он намного старше ее… Что же она в нем нашла? - удивлялась Нина. - И что это за парень возле нее?"
Встречаясь в следующем антракте, они уже улыбались друг другу, как добрые знакомые, а когда одевались, Юля пригласила Нину и Якова к себе.
- Когда же вас можно застать? - поинтересовался Яков.
- С утра и до вечера, - засмеялась Юля. - Я почти всегда дома и почти всегда скучаю… Так я буду ждать вас, - уже непосредственно к Нине обратилась она.
- Они симпатичные, правда? - уже дома, расчесывая перед сном волосы, проговорила Нина.
- Как тебе сказать…
- Особенно Юля, - продолжала она. - Весело, наверно, живется таким красавицам на свете!.. Ведь правда, она очень красивая? - с самым невинным видом спросила Нина и умолкла, ожидая ответа Якова. Но он лишь сердито дергал галстук, затянувшийся в тугой узел.
- Никак не могу развязать, - наконец произнес он тоном обиженного ребенка. - Ты до сих пор не умеешь как следует завязать галстук!
- Давай помогу…
Но Яков упрямо продолжал дергать узел, и лицо его становилось все более сердитым.
Нине показалось, что он это делает нарочно - лишь бы избежать разговора о Юле. Что это? Боязнь проговориться, выдать себя неосторожным словом? Или в самом деле он равнодушен к новой знакомой? Но ведь Юля так хороша…
И снова ревнивый огонек вспыхивает в душе Нины. Что она знает о Якове? Ведь он почти весь день находится вне дома… Чем он живет, что делает и действительно ли работает все время? А может быть, он многое скрывает от нее… Как это так - быть знакомым с мужем и не знать жены? И почему он ей никогда ничего о них не рассказывал?
На следующий же день Нина пошла к Юле.
…С тех пор прошло два года. Постоянно встречаясь с Юлей, Нина искренне привязалась к ней. И чем больше ссорилась она с мужем, чем мрачнее и безрадостнее становилась ее собственная жизнь, тем чаще забегала она к подруге - забыться хоть на часок в атмосфере беззаботности и довольства, которая окружала Юлю.
Еще в начале их знакомства, когда они (что случалось весьма редко) остались с глазу на глаз, Юля рассказала о себе. Она была единственной дочерью хорошо обеспеченных родителей, которые буквально души в ней не чаяли. "Не чаяли?" - переспросила Нина. "Да, они уже умерли, - с легкой грустью промолвила Юля. - Мама мечтала, что я буду знаменитой артисткой, и всегда говорила мне об этом… Это, возможно, и испортило меня, - полуутвердительно, будто о постороннем человеке, сказала она. - Артисткой я не стала, а вливаться в рабочий класс или прозябать в сельской школе - не захотела. Памятника мне при жизни все равно не поставят, а после смерти он мне и не нужен", - смеялась Юля и щурила свои зеленые глаза, как хорошенькая сытая кошечка, которую всегда хочется погладить и которая об этом знает.
С Сергеем Ильичем Юля познакомилась, будучи студенткой третьего курса педагогического института. Случилось так, что она не могла обойтись без его консультаций и ходила к нему до тех пор, пока профессор сам не почувствовал ежедневной потребности консультировать умненькую и к тому же красивую студентку.
- Он… немного старше вас? - осторожно спросила Нина. Она никак не могла понять, чем же мог Сергей Ильич пленить Юлю.
- Немного? - развеселилась Юля. - Ровно на двадцать пять лет! В том году, когда я родилась, он женился в первый раз… Интересно, что сказала бы его первая жена, если бы кто-нибудь подвел ее к моей колыбельке и сказал ей, кем я стану для Сергея Ильича!
- Вы… ревнуете его к ней? - продолжала допытываться Нина, рискуя обидеть свою новую подругу. Но Юля, кажется, не принадлежала к числу тех, кого можно было обидеть. Она лишь состроила презрительную гримасу на своем хорошеньком личике и молча указала на стол, где лежал запечатанный конверт.
- Вон письмо от нее.
- Они переписываются? - поразилась Нина.
- Да, - равнодушно ответила Юля. - У нее от него трое детей.
Широко раскрыв глаза, Нина смотрела на Юлю. Так спокойно относиться к тому, что Сергей Ильич получает письма от бывшей жены и отвечает на них, даже не пытаться прочесть эти письма - нет, все это просто не укладывалось у нее в голове.
"Она не любит мужа", - решила Нина, хоть эта мысль была ей не очень приятна.
Со временем Нине пришлось убедиться, что Юля действительно совершенно равнодушна к Сергею Ильичу и даже не пытается скрывать это от посторонних. Вообще, Юля никогда, пожалуй, не заботилась о том, что могут подумать о ней люди. Она делала то, что хотела, что ей нравилось, а там - хоть трава не расти. "Один раз живем на свете", - любила повторять она и с жадностью набрасывалась на все, что могло развлечь ее. А Нину все больше и больше влекло к ней, как влечет мотылька к веселому огоньку.
VII
В небольшой гостиной были спущены тяжелые темно-зеленые шторы, полумрак скрадывал очертания предметов, окрашивал их в неясные, изменчивые тона. "У Юли минорное настроение", - улыбнулась Нина, успевшая хорошо изучить подругу.
Каждый раз, когда Нина видела эту комнату при спущенных шторах, она производила на нее неприятное впечатление. Казалось, что здесь уже давно никто не живет, что все здесь поумирали и лишь большие стенные часы, заведенные раз и навсегда, отстукивают никому не нужные минуты.
Нина неоднократно говорила об этом Юле, но та совершенно серьезно отвечала ей, что эта комната - чистилище, через которое должен пройти каждый, прежде чем попасть в рай. "Там остаются грехи всех приходящих ко мне знакомых…"
Юля была в другой комнате, несколько большей, чем гостиная. Сидела в широком кресле, поджав под себя ноги, и читала толстую книгу. Медленно подняла глаза на Нину, молча протянула ей холеную, с узкой ладонью руку.
- Что ты читаешь? - спросила Нина.
- Гюго, - коротко ответила Юля. Мечтательное выражение еще не сошло с ее лица, она все еще переживала прочитанное. - Здесь есть страшная по своей силе сцена… Ты давно читала "Человека, который смеется"?
- Очень давно. Еще до войны.
- Обязательно перечитай, - посоветовала Юля. - Вот послушай.
Открыла книгу, но затем раздумала:
- Нет, это долго читать. Помнишь историю Гуинплена и герцогини? Он - паяц, презренный комедиант, она - властительница мира, полубогиня. Он - урод, она - ослепительная красавица. Но красавица с разными глазами: голубым и черным. Сочетание неба и земли, невинного и греховного, светлого и темного, что живет в каждом из нас…
Заинтересованная Нина на минуту забывает, зачем пришла сюда, и внимательно слушает Юлю, стараясь угадать, к чему она ведет. А Юля, мечтательно щуря глаза, продолжает говорить, медленно и тихо, словно в бреду:
- Она - настоящая женщина, эта герцогиня! Она знала, где сорвать сладчайший плод жизни и как достойно вкусить его. "Ты урод, а я красавица. Ты скоморох, а я герцогиня. Я - первая, ты - последний. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Приди…" Отдаться красавцу с напомаженной головой и усиками - это повторить извечную банальность, на которую только и способны ограниченные Евы. А броситься в объятия урода, смешать отвращение с наслаждением, унизить и в то же время возвысить себя - удел немногих, может быть, одной на все поколение…
- И ты мечтаешь об этом? - спросила потрясенная Нина.
Юля серьезно ответила:
- К сожалению, в наше время таких уродов не фабрикуют…
- Ты просто клевещешь на себя!
- А разве тебе никогда не хотелось побродить по лужам? - внезапно спросила Юля.
- Зачем?
- Чтобы потом иметь повод вымыться! - отбрасывая книгу, уже смеется Юля и сразу же становится такой, как всегда: заразительно-веселой, насмешливо-шаловливой.
Она вскакивает с кресла.
- Посмотри, какую чудесную штучку привез один мой знакомый!
Юля приносит из спальни фарфорового уродца - какого-то восточного божка с неестественно большим животом. У этого божка, видно, очень болит живот, так как он страшно выпучил глаза, а мордочка у него сердитая и в то же время несчастная.
- Взгляни, какая прелесть! - любуется Юля, а Нина, внутренне содрогаясь, с отвращением рассматривает уродца и не понимает, как можно восторгаться такой гадостью. А ведь весь туалетный столик у Юли заставлен подобными страшилищами, и она просто дрожит над ними.
- Ты показывала Сергею Ильичу? - лукаво спрашивает Нина. Она не раз уже замечала, как его передергивает от этих рахитичных божков.
- Не успела… Это испортит ему настроение еще на неделю. Несчастными будут его студенты! - засмеялась Юля.