Было далеко за полночь. Вызвездило. С гор потянул холодный ветер. Ни души на улицах Зареченска. Охотник медленно шел по спящему поселку. Задами пробрался во двор Вагановых. Племянника встретил Степан Дорофеевич. Обнялись, расцеловались. До петухов просидели за самоваром. Несмотря на недомогание, в горенку притащилась и Глаша.
- Вот и еще привел бог свидеться, - говорила старушка, утирая концом платка непрошеные слезы. - Не чаяла уж и дожить до такого дня. Васет-то совсем плохо со мной было.
- Что вы, тетенька, зачем такие слова. Жить вам да жить.
- Полно, Никитушка, отжила я свое. Одной-то ногой давно в могиле стою.
- Частенько Глаша здоровьем скудается, - заметил Степан Дорофеевич, заботливо поглядывая на жену. - Славно мы с ней пожили, дай бог каждому. Да, видно, зажились, старые кости на покой просятся.
За семейными разговорами время пролетело незаметно. В третий раз прокричал петух. Спать племянника уложили в боковушке. Никита отвык от пуховиков и долго не мог уснуть: душно в маленькой комнатушке, раздражают тонкие лучики света, бьющие из щелей ставня в лицо, мешают голоса за стенкой. Но усталость взяла свое - охотник проспал до вечера. Ваганов закупил для племянника все необходимое. Плетнев нагрузил котомку припасами и стал прощаться. Ни слова не сказал дяде о золоте. Степан Дорофеевич бросил старательство, а ненароком может обмолвится. Нужды Вагановы не знают, не стоит и тревожить их золотом. Глаша перекрестила Никиту дрожащей рукой и заплакала.
- Чует сердце, в последний раз вижу тебя, Никитушка.
Племянник еле успокоил тетку.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лето незаметно переходило в осень. Покраснел лист на осине, позолота украсила ветки березы. Некошеные травы полегли, но поздние цветы еще тянулись к солнцу, будто старались больше захватить тепла. Отзвенели птичьи голоса - пернатые собирались в теплые края. Ветер гнал тонкие серебристые нити паутины, обрывал желтые листья.
Почти все лето Плетнев прожил на берегу озера. Ставил сети на разжиревших карасей, что лениво копошились в илистых заводях. Вечерами раскладывал небольшой костер, варил уху и здесь же на берегу ел. А потом при свете звезд тянул из кружки горячий чай и смотрел, как в озере купается луна, протянув серебристую дорожку к берегу. Попыхивал трубкой, слушал, как перекликались в камышах утки, как плескалась рыба, как шипели маленькие волны, набегая на мокрый прибрежный песок. Вьюга лежала рядом с хозяином и тоже слушала, и тоже смотрела и на озеро, и на звезды, и на луну. Лайка за лето отъелась, снова стала белой, как первый снег. О золоте охотник вспоминал редко. Сходил к той яме, где боролся с медведем, подложил под уступ хороший заряд пороху и подорвал глыбу пудов на сто. Когда пыль улеглась, подошел к яме. Всю ее засыпало вровень с краями. Золотой клад укрыт надежно. В речке Плетнев устроил завалы из камней и сухого леса.
…Однажды утром Никита проснулся от лая Вьюги. Дверь избы была распахнута. Собака бегала вдоль изгороди, тревожно подавая голос. Плетнев натянул на босу ногу сапоги, схватил ружье и вышел на крыльцо. Чуткое ухо сразу поймало непривычные звуки: конское ржанье и людской говор. Увидев хозяина, Вьюга, как и в ту лунную ночь, одним махом перескочила изгородь. На тропу выехали два всадника. Охотник оперся руками на стволы ружей, молча разглядывая людей.
Впереди ехал высокий плотный старик с обрюзгшим лицом, квадратной нижней челюстью и седыми бакенбардами. На нем был поношенный казачий мундир. На вороном жеребце всадник держался легко и уверенно. Второй всадник выглядел лет на десять моложе первого, одет был в простой костюм, как одевались большинство служащих на приисках, и старомодную шляпу, сдвинутую на затылок. Его глаза прикрывали большие очки, под мясистым носом чернели коротко стриженные усы, и сразу же от нижней губы начиналась темная короткая бородка. Серая лошадь под ним плясала, шла боком, перебирая тонкими ногами, всхрапывая и задирая голову. Оба всадника были вооружены карабинами, а позади седел у каждого виднелись объемистые тюки.
С громким лаем Вьюга бросилась навстречу чужим, запрыгала перед мордами лошадей. Старик взмахнул плеткой, но собака увернулась от удара. Плетнев пытливо оглядел всадников. Они его тоже заметили, тот, что был помоложе, сказал:
- Кажется, мы имеем удовольствие видеть хозяина? Бонжур, монсиньер, - он снял шляпу и шутливо поклонился. - Принимай гостей, таежный князь.
- Кто такие будете? - не отвечая на приветствие, спросил Плетнев. Ему не понравилось кривляние очкастого.
- Смиренные путешественники, любители природы.
- Убери собаку, черт бы ее побрал, - крикнул старик. - Она покусает лошадей. Но прежде я исполосую ее шкуру.
- Легче, господин хороший, - нахмурился Никита. - Не больно махайся-то, - и позвал Вьюгу. Лайка нехотя повиновалась, взбежала на крыльцо и оттуда рычала, не спуская глаз с пришельцев. Всадники спешились, привязали лошадей к изгороди и вошли с хозяином в избу. Вьюга, рыча, легла у порога.
- А вы, мон шер, не очень приветливо встречаете путешественников, - заговорил человек в очках, мельком оглядывая жилье охотника. Он вытянул онемевшие от долгой езды ноги, снял выгоревшую на солнце шляпу и обмахивал ею потное лицо.
- В тайге живу, - коротко ответил Плетнев. - Здесь всякий народ попадается.
- Он прав, - поддакнул старик, в котором нетрудно было и без мундира узнать бывшего офицера. Все движения его - резкие и четкие, выдавали старого служаку, а говорил он громко, отрывисто, словно командовал ротой. - Знаю и я таежных бродяг. Народец - оторви да брось.
- Убедили, согласен, и довольно об этом, - прервал человек в очках. - Я философию на пустой желудок плохо воспринимаю. Лучше давайте позаботимся о завтраке.
Никита растопил печь, поставил на нее закопченный чайник. "Откуда взялись такие? - думал он. - Зачем приехали?". Пока он возился у печи, приезжие внесли свои тюки и распаковали их. На столе появились консервы, колбаса, рыба и бутылка с вином. Бывший офицер достал два серебряных стаканчика, нож и вилки. Все это он хозяйственно разложил на чистой салфетке, открыл банку с сардинами и обратился к товарищу:
- Начнем. И ты, хозяин, садись.
- Благодарствую, - отказался Плетнев. - Не привычен к вину.
- Садись, садись, - настойчиво приглашал очкастый. - За знакомство нельзя не осушить по единой чаре.
"За стол уселись, а лбы не перекрестили", - неприязненно подумал охотник. Он сел сбоку стола, искоса поглядывая на гостей.
- За знакомство, - человек в очках поднял стаканчик с вином. - Смею заверить, прекрасный коньяк. Кстати, позвольте представиться, - он шутливо поклонился. - Горный инженер Андрей Антонович Сомов. А это (поклон в сторону спутника) - Николай Александрович Вихорев. Есаул в отставке. А тебя как зовут, хозяин?
- Иван Гаврилов, - пробормотал смутившийся охотник.
Старик, нетерпеливо барабаня пальцами по столу, ждал, когда инженер сядет.
- Знакомство состоялось. Господи благослови, - Сомов чокнулся с есаулом. Все выпили и принялись есть. Никита закашлялся, побагровел, у него дух захватило от крепкого вина. Сомов и Вихорев расхохотались. Горный инженер снова наполнил стаканчики.
- По второй, - провозгласил он.
- Не буду, - Плетнев решительно отодвинул свою кружку и прикрыл ее ладонью. - Не могу.
- Отказываться?! - блеснул очками Сомов. - От божьего дара отказываться? Да знаешь ли ты, о несчастный, что это за вино? Его выжимали из лучших сортов винограда, годами держали в дубовых бочках. А виноград сам бог вкушал. Ergo - ты обижаешь отказом бога.
- Не буду, - еще решительнее повторил Никита.
Горный инженер пожал плечами, залпом осушил свой стаканчик. Несколько минут гости усиленно жевали.
- Вот что, хозяин, - заговорил Андрей Антонович, - Мы намерены прожить у тебя до конца месяца, пока не закончим свои дела… Что за дела, тебя не касается. Мы будем спать под твоей крышей, есть за твоим столом. Ты станешь готовить нам еду, ухаживать за лошадьми. За все это получишь, скажем… двадцать рублей. Надеюсь, доволен?
- Деньги большие, что и говорить, а только принять их не могу. Грех с гостей плату брать. Живите, сколько надо.
- Опять отказываться? - воскликнул Сомов, размахивая вилкой и тыча ею в стол рядом с консервной банкой, - не понимаю тебя.
- Перестаньте, Андрей Антонович, - оборвал товарища Вихорев. - Не берет деньги и не надо. Скажи-ка, Гаврилыч, где прилечь можно? Ночью-то мы совсем не спали.
- Да вот хоть на нары ложитесь.
Из вьюков гости достали легкие одеяла, Никита дал медвежьи шкуры. Через пять минут гости храпели на всю избу, раздражая Вьюгу, - собака все еще косилась на пришельцев. Плетнев вышел во двор. От коньяка шумело в голове, мысли пошли вразброд. Отвязал лошадей, понуро стоявших у изгороди, расседлал и, стреножив, пустил щипать траву.
* * *
Расправа со старателями Зареченского прииска, как ни пытались ее скрыть, получила широкую огласку. Сам губернатор был вынужден заняться Зареченским делом. Особой комиссии поручили расследование бунта. Узнав о комиссии, Василий Осипович Атясов встревожился: на прииске творилось такое, за что его, пожалуй, не похвалят. Могут всплыть и старые грехи. Но пораздумав, старик успокоился. Атясов свято верил в силу денег и был достаточно изворотлив. Ответственность за расправу над старателями хозяин прииска свалил на есаула Вихорева. Он, этот беспутный есаул, превысил полномочия, он самолично допустил кровопролитие. И Василий Осипович не ошибся в расчетах: через месяц на стол губернатора легла подробная докладная записка о беспорядках на Зареченском прииске. Просмотрев ее в присутствии специального чиновника из Петербурга, губернатор нашел, что враждебные действия старателей, убивших штейгера Виткевича, вынудили есаула Вихорева в оборонительных целях открыть огонь, на что, однако, он указания не получал, и "Компания" здесь ни при чем. В таком же духе было составлено и донесение в Петербург. Чтобы полностью "восторжествовала справедливость", губернатору пришлось принять и другие меры. В Златогорск срочно вызвали есаула Вихорева. Бравый есаул сильно надеялся на повышение в чине, но вместо этого ему намекнули, что пришла пора подумать об отставке. Вихорев, полагавший, что верой и правдой служит царю-батюшке и отечеству, был ошеломлен. Получив крупную сумму и особую плату от хозяев Зареченского прииска, холостяк Вихорев поселился в Златогорске и с горя запил. За несколько лет бравый казачий офицер превратился в растолстевшего от безделья старика.
В Златогорске Николай Александрович Вихорев познакомился с таким же горьким пьяницей и неудачником горным инженером Сомовым. Когда-то Сомов работал на приисках, попался на одной махинации и был уволен. Еще дважды менял место службы, плутовал, не ужился с высшим начальством и опять оказался не у дел. Потом скупал и перепродавал краденое золото и снова потерпел крах. Отчаявшись, горный инженер стал искать в вине утешение от всех невзгод. В это время судьба и свела его с отставным есаулом. С первой же встречи Вихорев и Сомов почувствовали взаимную симпатию. Они и жить стали вместе, что особенно было удобно инженеру, не имевшему за душой ни полушки. У Вихорева деньги еще водились, но с помощью Сомова он очень скоро истощил свой золотой запас. В один из дней друзья увидели, что если они ничего не придумают, то скоро станут нищими.
И Сомов предложил есаулу создать товарищество по разработке новых золотоносных земель, и немедленно начать поиски таковых. Путь к богатству не скорый, зато верный. Вихорев в золотом деле смыслил не больше, чем в кузнечном. Но перед глазами был заманчивый пример: "Компания" Зареченского прииска. Есаул дал согласие и охотно внес оставшиеся деньги в кассу скороспелого товарищества.
Вот так и получилось, что двое искателей счастья выехали на разведку в тайгу. А так как, кроме плана, у Сомова и Вихорева ничего не было, то намерение свое они держали от всех в строгом секрете и отправились тайком, не оповестив приятелей и знакомых. За лето горный инженер и есаул изъездили немало, но золота не нашли. Случайно они набрели на избу Плетнева.
* * *
Сомов и Вихорев проснулись под вечер. Инженер сел на постели, протирая глаза кулаками, как ребенок.
- Черт побери! - воскликнул он. - Как долго я находился в объятиях Морфея! Этак все на свете можно проспать.
Он растолкал есаула, и оба вышли во двор, направляясь к роднику. Гости пригоршнями захватывали сверкающую холодную воду, плескали ею в лицо и освеженные вернулись в избу. Никита достал из печи подрумяненных рябчиков, принес соленых грибов, моченой брусники, вяленой рыбы.
- Какая прелесть у тебя, Гаврилыч, - Сомов с удовольствием уселся за стол. - Природа, свежий воздух и…
- Проклятые комары, - мрачно вставил есаул.
- Терпение, о друг мой! Забудь о комарах и обрати внимание на этих рябчиков. Они, ей богу, больше достойны внимания.
Гости принялись за еду. Насытившись, они пошли прогуляться. Вернулись в сумерках.
- Чем бы заняться? - спросил Сомов, входя в избу. - Разве в картишки? - он посмотрел на товарища.
- Пожалуй, - согласился тот, попыхивая трубкой. Сомов достал свечу, колоду карт и непочатую бутылку вина. Началась игра. Плетнев, сидя на нарах, следил за гостями: "Что за радость - бумажками по столу хлопать?" Инженер, если проигрывал, размахивал руками, кричал на есаула, сверкая очками. Зато когда счастье переходило к нему, он заливисто смеялся, подмигивал охотнику и напевал по латыни студенческую песню. Но более искусный в игре есаул быстро возвращал свой проигрыш. И снова Сомов кричал:
- Вы плутуете, что между порядочными людьми недопустимо.
- Нет-с, Андрей Антонович, это вы передернули.
- Я?! Па-а-азвольте!
- Не позволю! - Вихорев ударял кулаком по столу, да так, что подпрыгивали монеты и стаканчики. - Чья карта валяется на полу? Не ваша ли?
Сомов конфузился, близорукие глаза его шарили по полу в поисках неловко сброшенной карты. Он лез под стол, поднимал карту, удивлялся:
- Кажется, в самом деле моя.
Инженер изысканно извинялся перед партнером, приятели наполняли стаканчики, чокались, и игра продолжалась. В густом табачном дыму мерцало пламя свечи, отбрасывая прыгающие тени. Плетнев дремал и просыпался, когда гости снова ссорились. Если они кричали слишком громко, Вьюга вскакивала со своего места и, угрожающе рыча, бросалась на спорщиков. Те сразу умолкали, косясь на собаку. Порядок восстанавливался, а лайка уходила на свою подстилку.
Утром, когда Никита проснулся, горный инженер стоял у стола. Перед ним лежала топографическая карта. Увидев охотника, Сомов быстро свернул карту и сунул в карман. Снял со стены карабин. Заметив, что Плетнев наблюдает за ним, сказал:
- Погуляю. Вернусь к обеду.
- Куда это вы в такую рань?
- Хочу нагулять аппетит.
Насвистывая веселый мотивчик, инженер пошел по тропе, и скоро его нескладная фигура затерялась среди деревьев. Часа через два поднялся и Вихорев. Он не удивился, узнав, что Сомов ушел гулять. Есаул долго пил чай, но как ни старался Никита завязать с ним разговор, узнать, зачем они приехали в тайгу, ничего из этого не получилось. У старика после пьянки трещала голова, он был хмур и неразговорчив. Кончив с чаем, Вихорев тоже взял карабин и ушел. Плетнев задумался: что за странные люди поселились у него? Не для пьянок же они приехали в тайгу. Может, ищут кого? Что бы ни делал Никита в этот день, мысли все время были заняты непрошеными гостями.
Инженер и есаул вернулись поздно вечером. С жадностью набросились на ужин, а потом потребовали чаю. Пили и рассказывали друг другу, где побывали. Есаул хвастал настрелянными рябчиками, а инженер вытащил из кармана горсть разных камней и, тыча ими в лицо товарища, выкрикивал:
- Видите-с, Николай Александрович? Что это по-вашему? Ах, не знаете! Смотрите: вот это пирит. Да-с, пирит. А вот - арсенопирит, халькопирит…
- Ну и что же?
- Знающему человеку это говорит о том, что поблизости есть золото. Да-с, зо-ло-то!
Никита услышал последние слова горного инженера. Золото? Это слово сразу насторожило его. Еще больше встревожился Плетнев, когда Сомов вытряхнул из всех своих карманов кучу разных камешков. После чая инженер достал молоточек и принялся разбивать им камни. Изломы рассматривал через увеличительное стекло. Как и вчера, после ужина, гости достали карты, бутылку вина и коробку с табаком. Пили, играли и спорили, а Вьюга рычала на них, успокаивала.
Каждое утро Сомов уходил в тайгу. Возвращался к обеду или вечером. Разбирал принесенные камни и почти все их выбрасывал. За крыльцом скопилась большая куча таких камней. Иногда с инженером уходил и Вихорев, но чаще он оставался в избе, спал или прогуливался поблизости. Теперь Никита знал точно, что его постояльцы ищут золото. Охотник встревожился: а что если Сомов найдет его золото? Сам от богатства отказался, а чужие люди возьмут. Но инженер все чаще приходил хмурый, молчаливый, со злостью бросал в дальний угол избы молоток, с грохотом высыпал камни в тот же угол, умывался и ужинал. Не надо было и спрашивать - нашел ли золото. Глядя на него, мрачнел и есаул. В карты играть они перестали, коньяк пить - тоже, между собой разговаривали мало. Однажды Вихорев сказал:
- Кончать надо, Андрей Антонович. Дожди скоро начнутся, а дорога домой дальняя.
- Знаю, - сердито отозвался горный инженер.