Действие "Голубки", как и большинства произведений А.Приставкина, происходит на строительстве крупной ГЭС в Сибири. Великая стройка становится серьезным испытанием нравственной силы, стойкости, честности для молодых героев романа - выпускников Московского строительного института, рабочих, демобилизованных воинов Советской Армии.
Содержание:
КНИГА ПЕРВАЯ 1
Глава первая 1
Глава вторая 7
Глава третья 12
Глава четвертая 14
Глава пятая 20
Глава шестая 24
Глава седьмая 29
КНИГА ВТОРАЯ 35
Глава восьмая 35
Глава девятая 40
Глава десятая 43
Глава одиннадцатая 49
Глава двенадцатая 57
Глава тринадцатая 64
Глава четырнадцатая 68
Голубка
Вале - жене, другу
Говорят, что великие идеи приходят в наш мир на крыльях голубя. И может быть, если мы прислушаемся, мы уловим среди грохота империй и наций как бы слабый шелест крыльев, мягкое движение жизни и надежды...
Альбер Камю
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава первая
"Чья коза пестрая замерзает на привязи
16 квартал около магазина".
Надпись сделана химическим карандашом на деревянной дощечке. Дощечка привязана проволокой к выключателю у входа на автостанцию.
Люди вбегали в помещение, грели руками глаза, снимая с ресниц пресные слезы, грели онемелые губы, щеки, оглядывались.
Мужчина в ватнике и кожаной шапке, маленький, бровастый, читая вслух про козу, серьезно сказал:
- Замерзнет коза, враз замерзнет. Говорят, до сорока пяти опустилось, железнодорожник объяснял... А в Ярске все пятьдесят будет, там всегда холодней. Там с Ангары поддает. А коза-то замерзнет...
- Я и говорю, Клондайк!
На том разговор прекратился.
Все ждали автобуса, прислушивались. Дверь непрерывно открывалась, закрывалась, белый пар ударял холодом по ногам, пол у двери был белый, снег на нем не таял.
Автобус все не шел, людей прибавлялось. Каждый боялся пропустить автобус и от дверей далеко не отходил.
Наконец кто-то выскочивший в очередной раз поглядеть крикнул:
- Идет!
Все бросились к двери, толкаясь и заранее прикрывая лица от мороза.
Виктор взял чемодан и, также загораживаясь рукой от холода, пошел за остальными.
Маленький автобусик подкатил, хрустя колесами, по белой дороге, передняя дверь открылась, и за нею стали видны чужие спины и ноги.
Было совершенно непонятно, как в него еще смогут залезть хоть несколько человек.
Но шофер не торопился, и первых, повисших на подножке, медленно утрамбовывали задние. Они кричали "эх". Невошедших осталось только трое, они притопывали ногами и нетерпеливо посматривали на окна. Теперь шофер вышел и стал снаружи закрывать дверь, нажимая на спины висящих.
Дверь закрылась, автобус тронулся. Виктора прижали к трубе, отделявшей шофера от пассажиров. Он согнулся, но в спину ему продолжали давить, так он и проехал, видя перед собой одну только приборную доску и ноги водителя.
Маленький, почти микроскопический человечек пищал откуда-то сзади:
- Граждане, позвольте, я вас оббилечу!
- Ну-ну, оббилеть, оббилеть, - отвечали ему, пытаясь оглянуться и разглядеть кондуктора.
С белыми, будто бронированными окнами автобус катился под горку, перетряхивая все живое в нем.
Шофер, один видящий, где они находятся, затормозил, закричал:
- В УГЭ - есть?
- Нету, валяй дальше!
Люди смотрят вниз и в сторону, пропускают под рукой нечто закутанное в платок, которое при этом говорит:
- Граждане, позвольте... Оббилечу.
Спорят:
- Мальчик?
- Нет, девочка.
- Да мальчик!
Автобус проходит котлован, это слышно по глухому стуку колес об эстакаду. На остановке люди штурмуют дверь и стучат по железному кузову кулаками.
- Полна коробочка!
- Резиновый он... Автобус!
Теперь автобус долго идет в гору и воет надрывающимся мотором, будто вот-вот сорвется.
- Гостиница!
Виктор пробирается к двери, вываливается на лезущих уже в машину людей и с силой вырывает застрявший меж чьих-то ног чемодан.
Холод почти мгновенно полосует бритвой по лицу, острием касаясь губ.
- Глаза отморозишь! - орет толстомордый парень непонятно кому, а Виктор бежит и варежкой закрывает лицо. Глаза пощипывает от холода, они становятся липкими: ресницы примерзают к коже.
Воздух будто загустел, он как спирт - не продышишь. Так думает Виктор и бегом, неловко поворачиваясь с чемоданом, направляется к подъезду деревянной двухэтажной гостиницы.
Входит в вестибюль и сначала ничего не видит: брови, ресницы, глаза - все оттаивает, наполняется пресными слезами. Он стоит у двери, ждет, пока отойдут губы. Расстегивает солдатский зеленый бушлат, вынимает документы.
- Коечку? - спрашивает его бледная женщина за окошком, кутаясь в красный платок.- Подождите, выясню.
Виктор садится, снимает шапку, оглядывается. По лестнице, грохоча сапогами, идут демобилизованные солдаты. Орут песни.
- Сейчас узнаю,- говорит женщина в красном платке, выходя из дверки.- У нас солдаты захватили гостиницу.
- Как захватили? - говорит Виктор, прижимая ладони к лицу, отдыхая.
- Как Зимний дворец все равно. Едут и едут после армии, все строить хотят, - сказала женщина. - Вы тоже демобилизованный?
- Да, - сказал Виктор.
- Подождите, я сейчас найду вам местечко.
Сунув чемодан под койку, Виктор вышел из гостиницы.
- Как пройти на стройку?
На Виктора оглядывались.
- Какую тебе стройку, браток? Бетонный, промплощадка, подсобные предприятия? Тут кругом стройка, может, тебе котлован нужен?
- Котлован, - сказал Виктор.
- Тогда садись в любую будку, они сейчас пойдут на смену, прямо и доедешь до котлована. Небось отдел кадров ищешь?
- Да.
- Тогда вот на будку любую садись и поезжай до конца. Там все увидишь: и управление и все, что нужно.
- Спасибо,- сказал Виктор.
Будки - машины с деревянным крытым коробом - шли по центральной улице одна за другой, целая колонна одинаковых будок, десятка два. Они шли медленно, не останавливаясь, люди выскакивали из подъездов и садились на ходу. Виктор также приноровился и прыгнул в одну из машин, но оскользнулся на обледенелой ступеньке и чуть не упал. Его поддержали садившиеся сзади, а из машины подали руку и втянули вовнутрь.
В кузове было многолюдно, рабочие стояли, плотно прижавшись друг к другу. Виктор видел одни руки да телогрейки с полушубками, редко попадался солдатский бушлат. Некоторые курили, переговаривались. Можно было расслышать, что говорили про мороз, про бетон, про закрытие нарядов, про что-то еще, непонятное для Виктора.
Машина тряслась и гремела, деревянный кузов ее раскачивался со скрипом, на поворотах людей заносило на одну сторону. За чужими плечами и спинами можно было увидеть кусочек задней распахнутой двери, в которой мелькали снег и деревья, какие-то строения. Машина ехала медленно в гору, потом стремглав летела куда-то вниз, круто заворачивала на полном ходу, опять ползла в гору, казалось, этому пути не будет конца. Уже и непонятно было, куда можно ехать дальше; кажется, Виктор столько проехал - и все через тайгу, все куда-то вглубь. Он трясся пять суток в поезде, вышел на станции Ярск и думал, что он уже на месте. Потом снова ехал на автобусе часа два или больше и добрался до стройки. А теперь он ехал в котлован, снова через тайгу, снова куда-то к черту на кулички.
После одного слишком резкого поворота машина замерла, стало вдруг тихо. Люди выпрыгивали из дверей на снег. Виктор вылез вслед за другими.
Вокруг стояло много будок, но подъезжали все новые машины, из них тоже выпрыгивали люди. Виктор увидел длинное здание со многими надписями около двери, за этим корпусом было несколько других, а над ними серое небо сквозь морозную дымку. Никакого котлована Виктор не увидел и подумал, что его завезли в другое место.
- Где здесь котлован? - спросил он проходившего рабочего. Тот оглянулся и ничего не ответил. Люди выходили из машин и исчезали за домами, будто проваливались сквозь землю.
Мимо Виктора пробежала девушка без пальто, в одном платке. Он быстро крикнул ей вслед:
- Это что за объект?
Девушка пробежала по инерции несколько метров, остановилась, спросила:
- А что вы ищете?
- Котлован,- сказал Виктор.
- Ну да,- сказала девушка.- Вам что надо-то, управление?
- Да нет, котлован,- повторил он.
Девушка так же, как рабочий, удивленно взглянула на него. На ней была короткая черная юбочка, валенки, из-под валенок виднелись тонкие капроновые чулки. Через мгновение она скрылась в подъезде соседнего здания.
Виктор смотрел ей вслед, потом двинулся за рабочими в ту сторону, где кончались дома. Вдруг он остановился. То, что он принимал за серое в дымке небо, была лишь скала, обыкновенная береговая скала высотой с сотню метров. Он оглянулся вокруг и увидел другую скалу на противоположном берегу и черную конструкцию эстакады.
Он зашел за дома и встал над громадной белой площадкой, где сквозь туман маячили верхушки кранов, а между ними оранжевые огни костров.
Все располагалось в несколько огромных ярусов - от едва угадываемой в высоте стометровой эстакады до более ясно различимой другой эстакады, вполовину меньшей, чем первая. Он разглядел мост, по которому двигались машины. Реки не было видно за густым паром. Еще ниже был собственно сам котлован, его ложе, которое тоже казалось многоэтажным из-за разных горизонтов работы и гигантских блоков, похожих на многочисленные небоскребы. Ниже - снова краны, экскаваторы, погрузчики, но они никак не впечатляли, не верилось даже, что они здесь что-то значат. Так малы, так мизерны они были по сравнению со всем остальным.
Виктор по-настоящему был растерян. Даже напуган, хотя не сознался бы в этом даже самому себе.
- Надо же, котлована не заметить,- говорил он про себя, чувствуя, как у него совсем не от мороза холодеет спина.- Котлована не рассмотреть...
Он ступил на какую-то из дорог и пошел неведомо куда, слишком пораженный, чтобы понимать и думать. Мимо с грохотом и свистом проносились грузовики, как взбесившиеся кони, снежной пылью ему забило глаза и рот. Он закрыл лицо руками. Где-то рядом ударилась бадья, и он отскочил в сторону. Кто-то крикнул, засмеявшись:
- Кишки на трос намотаешь!
- Вира! - кричали кому-то.- Вира!
Молодой рабочий орал, свесившись с блока, девушке-сигнальщице:
- Ты сегодня в кино идешь? Идешь, спрашиваю?
Мимо прошли люди, говоря на ходу: "...В такие морозы сталь работает вполовину нагрузки... Гарантии не хватает".
От всех этих голосов Виктор окончательно пришел в себя. Обошел вокруг управления, прочитал надписи на досках около дверей. Потом увидел столовку, зашел и поел. Сидя за столом с какими-то рабочими, он подумал: "Вот они тут работают. И не падают в обморок от всей этой сутолоки и грохота. И компот едят по три стакана. Нужно проситься в котлован, а там я разберусь. Не такие трудности переживали".
Это у них в солдатской самодеятельности, в конферансе были такие слова. Артисты спрашивают бойцов, понравился ли им концерт, а бойцы отвечают: "Терпим, не такие трудности переживали".
Виктор поел и вышел из столовой. Наступали длинные сумерки, мороз больно жег лицо. Зажглись прожекторы. Но и они едва просвечивали сквозь туман, было тяжело дышать. Виктор еще раз окинул взором котлован, все большое и малое в нем, доступное взгляду. Теперь он слышал непрерывный, исходящий от всего, что тут было, гул, улавливал сложное движение машин и механизмов, двигающихся, казалось, бестолково, суетливо, почти без участия людей.
Уже без паники, без чувства страха он подумал: "Надо же столько наворочать! И кто-то все это понимает, направляет! Сколько же здесь людей работает, сколько рук приложено ко всему этому! Ведь и техника руками управляется..."
Теперь он увидел то, что прежде не смог увидеть, если б даже захотел. Темную тайгу на высоких берегах, черную, почти густую воду Ангары, которая кипела на морозе и подымалась паром, и неожиданные березки, росшие прямо из скалы. Виктор поразился этим березкам почти так же, как совсем недавно поражался фантастическому скопищу металла и бетона. Откуда здесь самые обыкновенные, подмосковные березы, косо растущие из камня, они-то откуда здесь?
Виктор влез в машину, спросил высокого парня:
- До гостиницы доеду?
- Доедешь,- ответил тот.
Виктор не сел, а вытянулся рядом с парнем, чтобы смериться с ним ростом. Выходило, что парень немного выше, но по другую сторону от Виктора стоял малорослый дядька, сварщик, которого все называли "сварной". Дядька был явно ниже Виктора, и он опять подумал: "Ничем я их не хуже. Получу робу и буду такой, как они. Никто не отличит. А бушлатик нужно поберечь, новенький совсем выдал старшина Захаров. Бушлат еще пригодится в жизни".
Было воскресенье. В гостинице от голосов позванивали стекла. Какой-то парень, привязав бечевку к градуснику, опускал его через форточку.
Виктор стоял у окна и смотрел на парня. Как будто себя увидел со стороны. Ехал на стройку и ничего особенного не чувствовал, только возбуждающее действие дороги. Новые станции, новая, особенная чем-то земля.
Потом, за Тайшетом, увидел он из окна поезда грузовик и белое-белое поле. Что за грузовик, зачем в поле один? Стынет, бедолага, черной точкой, конца и края нет полю.
Он смотрел на грузовик, ему стало холодно. Завернулся в одеяло, и все исчезло: поле, черный одинокий грузовик в белом пространстве и чувство одиночества. Да и при чем тут, действительно, грузовик?
Внизу хлопнула дверь.
- Везли-и! - кричит подвыпивший морячок за спиной Виктора. В бушлате, голова перевязана бинтом. - Вез-ли? Златые горы... И реки, полные вина?
Морячок снимает с руки новенькие часы и кричит:
- Вот они, дорогие, нез-за... неза-ржавленные...
- Батюшки, вызовите патруль! - кудахчет сторожиха и смотрит из-за угла.- Батюшки, драка будет...
- Вез-ли?! - кричит морячок, потрясая часами, и у него на глазах выступают слезы.- За службу награждали - во, читай! "Отличнику боевой и по-литической..." А сейчас я кто? Приживальщик на стройке, вот кто я! Подсобник на пятьдесят в месяц... Берри часы!.. Налетай, подешевело!..
- Слава, прекрати сейчас же,- говорит, откуда-то появляясь, маленькая визгливая женщина.- Слава!
- Ты моряку говоришь? - ревет Слава, наклоняя голову.- Ты моряка понять можешь? Ты знаешь молитву мор-ряка? Госпо-ди! Преврати ты море Охотское в водку московскую, утоли ты душу матросскую! Знаешь?
- Слава!
Виктор участливо смотрит на сторожиху, на визгливую женщину, пытающуюся остановить скандал, на морячка. И понимает: ввязываться не стоит. Он новый здесь человек, лучше помалкивать.
- Да отстань ты, не лезь! Не по силам тебе! - кричит пьяный Слава, отодвигая женщину и глядя теперь на Виктора.
Теперь и женщина глядит на Виктора и сторожиха. Женщина почти с мольбой, сторожиха недоверчиво, а морячок изучающе: этот ввяжется или нет?
Виктор становится как бы соучастником происходящего. Он понимает, что не сможет просто так уйти. Разве сделать вид, что ему все равно? "Мало ли кто орет, я не милиция. Гори они синим огнем, чтобы мне же за подвиги побили морду..."
Слава-морячок почувствовал пассивность Виктора и, уже презирая его, сознавая свое превосходство, с силой плюнул в его сторону.
И женщина, как показалось Виктору, взглянула с уничтожающей жалостью и отвернулась.
Тогда Виктор шагает, расталкивая людей, и берет морячка за руку.
- Ты? - говорит морячок, удивляясь и краснея от гнева. Он тянет руку, но Виктор держит ее.
- Тише,- говорит Виктор, и ему противно уже, что он ввязался в это дело, его тошнит от запаха сивухи, от этих красных, возбужденных глаз.
- Тут тебе не океан, а гостиница,- говорит он еще.- Успокойся, дружок.
- Дружок? - кричит Слава.- Вот как врежу по-дружески! Сделаю асимметрию.
Слава вырывает, наконец, руку, безумно смотрит на Виктора, приближая свое лицо. Может, он сейчас ударит головой в зубы?
- У тебя что?.. Родители богатые, что всю жизнь на лекарства работать будут? - спрашивает Слава, оттесняя Виктора назад.
Виктор понимает, что сейчас последует удар. Он старый детдомовец, он прошел через все. Когда бьют, больно только вначале. Потом удары только слышишь, не чувствуешь.
Так он думает, быстро, помимо своей воли соображая, как ударят и успеет ли он ответить.
Он прислоняется к стене, ждет.
- Слава! - кричит маленькая женщина, и с ней появляются два милиционера.
Слава тяжело дышит и глядит в пол.
- Везли? - говорит он, шмыгая носом.- А теперь вон как. С милицией...
Он размахивает часами и с силой хлопает их об пол.
- Вот вам. Видели? А больше и ничего.
Он поднимает часы, подносит их к уху и не торопясь уходит по коридору.
Виктор остается один. Он стоит у окна, с неприязнью думает о себе.
Он думает, что он испугался. Противно. Сейчас бы пойти поговорить с кем-нибудь, хоть письмо написать, да в общем-то некому. Разве только бывшему командиру роты Кузьменко? Что-нибудь в таком роде: "Здравствуйте, товарищ старший лейтенант, вот и приехал на Ярскую ГЭС. Еще толком ничего не видел, один котлован. Основное сооружение, как тут называют. Пятый год идет стройка, но и на нашу долю работы осталось. Я слышал, как кто-то сказал: "Чем дальше в лес, тем больше ГЭС". Это правда. Сейчас наступил ответственный период, в плотину идет большой бетон, много техники. Я доехал от гостиницы до управления котлована. Сверху стройка напоминает гору небоскребов. Вертикальные блоки, эстакада, костры через морозный туман. Но что к чему, тут сразу не разобраться, нужно поработать. Много таких ребят, как я, только отслуживших. Работают где придется. Где я буду работать, пока не знаю, у меня ведь диплом строителя..."