Что за чертовщина? В чем дело? Порывшись в кармане, снова опустил монету. На этот раз ответ последовал после пятого гудка.
- Слушаю! - строго сказала Зарудная.
- Ничего не понимаю…
- Значит, плохо соображаете… - Теперь уже не ирония, а чуть ли не злоба в голосе. - Я не желаю с вами разговаривать. Неужели не ясно?!
Обескураженный Сергей Александрович вышел из автомата. Такого с ним еще не было. Медленно достал сигарету, закурил. Прошелся взад-вперед. Как все же это понять? Вот так оплевали. Нет, так оставить нельзя… Он извлек из кармана адрес Зарудной. Безнадежно потух его взгляд - очередь на такси стала еще длиннее. Постояв минуту, резко отбросил окурок и снова решительно направился к автомату. Позвонил Анне Константиновне и спросил, не может ли часа на два дать машину.
- Сейчас же высылаю, Сергей Александрович. Машину Петра Елизаровича, все равно шофер ничего не делает. Куда послать?
Вскоре появилась начищенная, с двумя антеннами черная "Волга", и он назвал водителю адрес. Хотя ехали быстро, но добрались не скоро. Шофер затормозил у огромного жилого корпуса в новом районе города. Крылов нашел нужный подъезд, прыжком перескочил две ступеньки и оказался на хорошо освещенной площадке. По обе стороны и прямо перед ним были двери, обитые дерматином. Одна из них открылась, вышла женщина, не обратившая на него внимания, и заперла дверь.
- Извините… Валерия Николаевна?
- Что вам угодно? - чуть надменный взгляд голубых глаз.
Природа наделила ее неброской, но впечатляющей красотой, и смотреть ей в глаза - небезопасно.
- Я вам только что звонил…
- А я вам только что ответила. - Она заспешила к выходу.
И он заторопился вслед, на ходу быстро заговорил:
- Уверяю вас, какое-то недоразумение… Давайте разберемся.
- Мне некогда разбираться, опаздываю, - сказала она, быстро семеня по тротуару.
- Я вас подвезу, - кивнул на машину.
- На этой?! - обернулась и неожиданно расхохоталась. - Хороша я буду в этой машине, - и ускорила шаг.
- Что это значит?! - загремел Крылов, не отставая от нее и тоже ускоряя шаг. - Я - на службе, и у меня к вам дело…
- Ах, дело? - не то разочарованно, не то насмешливо. - А я-то думала… - Она остановилась. - Если вы сейчас же меня не оставите, я позову милиционера. - Повела глазами по сторонам, казалось, готовая выполнить свою угрозу. И быстро пошла.
Крылов, совершенно растерянный, остался стоять. Он смотрел, как, не оборачиваясь, она все ускоряла шаг, пока не скрылась за утлом. Медленно вернулся к машине:
- Поехали.
- Куда?
Глупо как все. И перед водителем неловко. Конечно, наблюдал эту постыдную сцену. А тут еще плюхнулся: "Поехали", - даже не сказав куда. Кто знает, как он истолкует… А в самом деле, куда? Он взглянул на часы.
- Пожалуйста, заедем на вокзал за чемоданом, а потом- в гостиницу "Центральная".
Весь вечер работал - приводил в порядок записи о подвиге Максимчука, твердо решив выбросить из головы эпизод с Зарудной, не думать больше о нем. Одно уравнение со многими неизвестными. Задача неразрешимая, и нечего его заниматься. Но как это сделать, как выбросить из головы? Это же не сундук - открыл и выбросил. Человек может решиться на любой поступок, даже самый безрассудный, и осуществить его. Но думать или не думать о чем-либо, зависит не от него. Он может тысячу раз решать не думать, и будь это человек даже самой железной воли, выполнить свое решение не сможет. Ходом мыслей он не управляет. Они управляют человеком. Изгнать их из головы он бессилен.
7
Петр Елизарович Гулага пришел на работу рано. Спокойно поработать, сосредоточиться удавалось только в ранние часы. Как бы ни задерживался в своем кабинете, все равно не давали покоя телефонные звонки, сотрудники, посетители. А ему предстояло подготовиться к серьезному докладу в обкоме партии. К началу рабочего дня он все закончил и с удовольствием потянулся. Вошла Анна Константиновна, доложила о приезде Крылова. Велел пригласить его, как только появится, а сейчас вызвать одного из начальников отделов. Не успела секретарша выйти, как он нажал кнопку.
- Слушаю, Петр Елизарович, - тут же появилась она вновь.
- Закажите обед на двух человек в "Поплавке".
- На который час?
- Когда, он сказал, придет?
- Крылов? Он не сказал, видимо, скоро - сегодня уезжает.
- Часа на два, только не в зале.
- Конечно…
Спустя полчаса снова появилась в дверях.
- …И передайте директорам заводов, - говорил Гулыга начальнику отдела, - пусть немедленно начнут отгрузку. Колхозы сидят без кормов, а у них жом складывать некуда…
Голос у Гулыги спокойный, без нотки раздражения. Видно, человек этот хорошо знает, где и что делается в его большом и сложном хозяйстве.
Он повернулся в сторону Анны Константиновны.
- Крылов пришел.
- Что ж вы его там держите? Зовите.
Захлопнув папку, поднялся начальник отдела.
- А прием отменить? - спросила она.
- Пока не надо, - взглянул на часы.
- Рад, рад видеть, - широко улыбаясь, пошел навстречу Крылову Петр Елизарович.
- И я рад, Петр Елизарович, - протянул руку, крепко пожал.
- Как живы, что хорошего?
- И не спрашивайте, верчусь, как вор на ярмарке. Приехал в два ночи и ни свет ни заря - здесь.
Усадил Крылова в кресло у журнального столика, сел напротив, но тут же, перегнувшись через письменный стол, нажал кнопку. Зажглось красное окошечко фонарика, вмонтированного в стол.
- Что-то новое, - кивнул Крылов на фонарик, - раньше вроде не было.
Петр Елизарович довольно улыбнулся:
- Такой же фонарик зажегся и у секретарши. У американцев подсмотрел, - хитро сощурился он. - Надо же и у буржуазии чему-нибудь учиться. - А секретарша уже стояла на пороге.
- Чайку нам… Какими же ветрами, Сергей Александрович? Я, откровенно говоря, немного смущен. Даже не поблагодарил. Да и как благодарить? Спасибо, что на всю страну прославили? Вроде неприлично. Однако спасибо.
- Полно вам, - поморщился Крылов.
- Не скажите, не скажите. У нас как принято? Расчихвостить хозяйственного руководителя - пожалуйста. А похвалить, оценить работу… Так что не скромничайте, дорогой Сергей Александрович.
- Что ж, написал, как есть, написал правду… Поэтому и приехал к вам.
- Слушаю, - Петр Елизарович откинулся на спинку кресла. - Слушаю, Сергей Александрович.
- Расскажите, пожалуйста, подробнее о Панченко.
- О ком?
- О Панченко. О предателе Панченко, фашистском бургомистре.
Петр Елизарович усмехнулся:
- Да, крепко вы его. Всего десятка два слов, а предатель как на ладони. Вот что значит писатель! И в глаза не видел, а как точно.
- Верно, не видел. Да точно ли? Вот в чем закавыка.
Гулыга поднял на него недоуменный взгляд. Крылов молча достал из кармана сложенный вчетверо листок с донесением гестапо.
- Что это?
- Почитайте.
Петр Елизарович взял со стола очки, надел их, повертел в руках листок, улыбнулся.
- Я, дорогой мой, кроме бюрократического русского, других языков не знаю. Только и выучил за всю войну "хенде хох"… Да, еще фрицы очень любили говорить "Хитлер капут" - тоже выучил… Переведите, пожалуйста, - вернул он бумагу.
- Вот перевод, - протянул ему другой листок Крылов. - Правда, от руки, но почерк разборчив.
- Что за чепуха?! - удивился Гулыга, прочитав первые строчки. И снова обратился к тексту. - Бред какой-то! Где вы это взяли?
- В гитлеровских архивах. Документ подлинный…
- Гм, подлинный, - хмыкнул Петр Елизарович. И задумчиво добавил: - Кому?
- Что "кому"? - не понял Крылов.
- Еще римляне говорили: "Кви продест" - кому выгодно. Вот я и думаю: кому это выгодно? Кому надо подбрасывать нам с вами такие "подлинные"?
Вошла Анна Константиновна, неся на подносе чай и вазочку с баранками и сухариками.
- Спасибо, - сказал Петр Елизарович. - И вот что… Извинитесь перед товарищами, отмените прием. И телефоны на себя возьмите.
Она подошла к столу, передвинула рычажки.
- Нет, нет, этот оставьте, - он поднялся, прошелся по кабинету. - Прошу, Сергей Александрович, - показал на чай. Снова сел, теперь уже за письменный стол. Положил перед собой донесение, разгладил, стал перечитывать.
- Что же получается, Петр Елизарович? У них Панченко предатель, и у нас предатель. У них бандит, и у нас бандит. Так не бывает.
- Сергей Александрович, дорогой мой, - как бы извиняясь, заговорил Гулыга. - Не обижайтесь, я даже разбираться не желаю. И плевать я хотел на любые бумажки. Я своим глазам верю, а не бумажкам.
- Но все-таки, - пожал плечами Крылов, - объяснить этот документ как-то надо.
- А разве вы не допускаете, что эту липу подбросили в свое время гитлеровцы? Они часто таким методом пользовались, обеляя в наших глазах предателей. Куда он делся? С ними бежал? А может быть, оставили на нашей земле, чтоб на них работал? А писуля такая любые подозрения с него снимет, зачеркнет его бургомистерство. И, наоборот, на честных людей клепали, а мы, - покачал ладонью, приставив к уху большой палец, - заглатывали.
Крылов задумался.
- Допускаю… Откровенно говоря, такая мысль не приходила в голову. Но как доказать это?
Гулыга снова пересел за журнальный столик, отхлебнул из стакана.
- А что доказывать? Они и до войны еще так действовали… Каких людей мы лишились, каких талантливых военачальников потеряли только потому, что вот такие фальшивки, - кивнул на донесение гестапо, - за чистую монету принимали… Н-да, интересная картинка. Выходит, этот Панченко снабжал мой отряд оружием, а я, партизанский командир, даже не знал об этом. - И рассмеялся.
- Может быть, другой Панченко, однофамилец?
- Может быть, - поддержал Гулыга. - Подписал полковник Тринкер. У нас таких не было, я ведь всех фашистских собак в своем районе знал. У нас майор Бергер лютовал. А про Тринкера не слышал даже… Да что, в самом деле? Дмитрия Панченко - сынка предателя - из партии исключили? Исключили. Значит, разбирались люди. Зря из партии не выгонят.
Крылов ничем не мог возразить. Был согласен с каждым доводом Петра Елизаровича. Не сказал ему, что, перед тем как писать о нем очерк, заходил в райком партии, где подтвердили, что Панченко до войны был исключен из партии, а потом верно служил фашистам. Но не к месту лезли в голову слова Твардовского, относящиеся совсем к другому: "И все же, все же, все же…" Все же что-то царапало. Документ-то вон он, лежит на столе. Как-то надо из этого лабиринта выбираться.
- Не могли вы чего-нибудь напутать, Петр Елизарович?
- Ну, знаете ли… Да этот фашистский сволочуга собственноручно людей расстреливал.
Крылов удивленно посмотрел на него.
- Вы мне об этом не рассказывали.
- Я много чего не рассказывал. Имя это произносить - язык поганить… Его военный трибунал к смертной казни приговорил за предательство, да сбежал, сволочуга. На глазах у всех это было.
- Что же вы молчали?!
- Потому что тошно - об этом… И знаете, дорогой мой, получается, я чуть ли не оправдываюсь. Все село видело. А рядом со мной Ржанов стоял. Вот и поговорите с ним, с односельчанами, с партизанами побеседуйте.
- А кто это Ржанов?
- Заработались вы, Сергей Александрович. Ржанова уже не знаете - член правительства. В Совете Министров работает.
- A-а, я о таких высотах и не подумал. Федора Максимовича, конечно, знаю, хотя лично не знаком.
- Вот и отличный повод познакомиться, - пришел в хорошее настроение Петр Елизарович. - Да свидетелей хоть отбавляй. - Петр Елизарович обернулся и показал на фотографию, которая висела за его спиной. Крылов увидел группу людей в ватниках с винтовками, автоматами, застывших перед объективом. В центре - Гулыга, его и сейчас легко узнать на этом давнем снимке. - Конечно, одних уж нет теперь, но и живые остались. Встретьтесь с ними. Раз уж не доверяете партизанскому командиру, с людьми поговорите. Это вернее всяких бумажек.
- Почему не доверяю… Что уж вы, Петр Елизарович!..
- Ладно, ладно, это я так… Дайте побрюзжать немного… Смотрите, Сергей Александрович, для меня это, я вам сказал, просто филькина грамота. Но на вашем месте я бы съездил к партизанам. Успокойте совесть, раз она того требует. Вызову машину - и поезжайте. А домой вернетесь - к Ржанову. Он-то, надеюсь, для вас - авторитет, не то что мы, грешные. И хороший повод познакомиться, - повторил он, по-доброму улыбнувшись. - Запишите, запишите фамилии партизан, - снова обернулся к фотографии.
Сомнения Крылова рассеивались. Пожалуй, их уже не осталось. Теперь он думал о том же, с чего начал Гулыга, Что это за документ? Может, и в самом деле кому-то он нужен. Поехать бы в ГДР посмотреть подлинник, псе объяснить Грюнеру.
Крылов знал многие выступления в печати своего немецкого друга. Едва ли кому удавалось распутывать такие сложнейшие узелки, как ему. Вот, оказывается, зачем дал гестаповский документ, почему сказал: "Тебя очень заинтересовывайт будет". Не прямо, но дал понять. Выходит, верит донесению.
Крылов сидел, задумавшись, молчал и Петр Елизарович, грыз сухарики, запивая уже остывшим чаем.
Удастся ли снова поехать в ГДР, это еще вопрос. А вот коль скоро уже здесь, с людьми поговорить не помешает. Он оставался верен своим принципам - один и тот же факт надо проверять несколько раз по разным источникам. Тем более такой факт. Решил последовать совету Гулыги - встретиться с другими свидетелями событий.
- Петр Елизарович, вы Голубева знаете?
- Никиту Ниловича? А как же! Боевым партизаном был. Правда, сейчас уже сник, видать, годы вышли. А что?
- Беседовал я с ним. Странный человек, ничего не сказал.
- Он вообще молчун, да и, говорю вам, староват стал. Только не на нем одном свет клином сошелся. Я назову вам десятки людей.
Крылов достал блокнот.
- Вот Хижняков, - показал Петр Елизарович на фотографию, - второй справа. Партизанской медалью награжден. Теперь директор совхоза… Это Чепыжин, тоже в полном здравии. Хотя старик, а такой живчик, дай бог каждому… Записываете?.. И этот жив-здоровехонек - Терентьев. Все в одном месте в Липани живут. А вот…
- Ну и хватит, - закрыл Крылов блокнот. Достал сигарету, чиркает спичкой - не зажигается. Достал другую - поломалась.
- Боже мой, - всплеснул руками Гулыга, - в наш век технической революции такой анахронизм. - Открыл ящик, достал зажигалку, вынув ее из красивой коробки. - Вот вам на память, - повернул колесико, щелкнул, вырвалось непомерно высокое пламя. - Кофе на ней варить можно, - и уменьшил огонь.
- Да что вы, ей-богу, - отстранился Крылов. - Такие дорогие подарки не для меня.
- Вот это дорогая? - поразился Гулыга. - Да это жестянка, грош ей цена… Смотрите, полный ящик всякого добра. Экспортно-импортные организации заказывают зарубежным фирмам, а потом дарят кому попало. - Он вздохнул. - Или вот еще мода. В каждый праздник все, ну решительно все предприятия и учреждения, начиная от артели "Красная синька" до главков, министерств и комитетов, шлют друг другу поздравления. И все, естественно, за казенный счет. Я говорил с почтовиками - эти неисчислимые приветствия обрушиваются на них, как горные потоки. Один сверхурочные почтальонам во что обходятся. А бумага, а красочные открытки! И каждый начальник, большой или малый, каждый руководитель - я это по себе знаю - целый день должен потратить, чтобы только подписать поздравления. Да и кому подписываешь, не смотришь. Все идет по раз и навсегда определенному списку… Не улыбайтесь. Вы сами наверняка знаете, это именно так. Подсчитали бы на ЭВМ, во что обходится государству, да и грохнули бы фельетончик… А? А вот этого добра, - взял в руки зажигалку, - накопилось у меня, дорогой Сергей Александрович, полно… Берите, берите, не то обижусь.
Зазвонил телефон.
- Слушаю, - поднял трубку Гулыга. - Как же некстати вы, некогда мне… Нy ладно, не дави, перезвони через полчаса. - Положил трубку, начал набирать номер. - Извините. Сергей Александрович, неотложное дело, одна минута.
- Конечно, конечно, я и так у вас засиделся.
Почти одновременно Гулыга говорил в трубку:
- Степан Андреевич, это я. "Волгу" мы с вами в резерве держим, а сегодня последний день. Не заберем - пропадет. Хочу ее Прохорову отдать, он по итогам на первое место опять вышел… Спасибо, Степан Андреевич… И я вам - всех благ. - Положил трубку и обратился к Крылову, показывая на телефон: Кстати, совсем забыл, в райком советую обратиться. Будете в Липани - обязательно к Степану Андреевичу, первому секретарю, загляните. Их немало донимал сынок Панченко, разбирались дотошно.
А Крылов о другом думает:
- Вы не знаете такую - Зарудную?
- Зарудную?
- Да, Зарудную, Валерию Николаевну.
- И вас уже начала донимать?
- Нет, напротив, я донимал, но она не пожелала разговаривать.
- И скажите спасибо. - Он покрутил пальцем у виска. - Я целых полгода от нее отбивался, чуть сам с ума не сошел. Упаси вас бог связываться… С одной стороны, ее жалко, конечно, неудачница, всю жизнь ей не везет, на этой почве, видимо, и… Что это, интересно, вы решили встретиться с ней?
- Странно, - не отвечая на вопрос, сказал Крылов. - Выглядит вполне нормально.
- Выглядит? - подмигнул Гулыга. - Слов нет, как женщина экземпляр завидный, все при ней… А вела себя тоже нормально?
- К сожалению, более чем странно.
- То-то и оно… А вообще, Сергей Александрович, - заговорщически наклонился к нему Гулыга, хитро улыбаясь, - где ж и расслабиться в нашей суматошной жизни как не в командировке. Однако не связывайтесь с ней, дорогой мой, как в тину засосет.
Крылов недоуменно взглянул на него. А Гулыга, добродушно улыбаясь, продолжал:
- В нашем городе есть масса возможностей развлечься.
- Петр Елизарович, о чем вы?
Гулыга посерьезнел.
- Ну-ну, дорогуша, это ведь я на таком уровне шучу.
Неужели не понимаете?.. Ладно, посмеялись, и хватит. Смех, говорят, очень полезен для здоровья… Так езжайте, Сергей Александрович. Часа за три вполне управитесь. А потом пообедаем вместе. Лады?
Нажал кнопку, вошла секретарша.
- Машину товарищу Крылову. И вот что - скажите диспетчеру, чтобы по его вызову машину посылали в любое время.
Крылов хотел что-то сказать, но Гулыга не дал:
- И не возражайте, и слушать не буду. Не для прогулок…
Прощаясь, Крылов задержал взгляд на сверкающей модели тяжелого танка, стоявшего на столе:
- Недавно приобрели?
- Подарили, - довольно улыбнулся Гулыга. - Не скрою, приятно. Выступал тут на одном заводе… Даже не то приятно, что подарили, а вот узнали ведь, какой мне больше всего дорог.
- На нем?..
Петр Елизарович любовно погладил модель:
- Воевал на разных, а на таком как раз подбили. Вместе мы с ним горели. Он и спас мне жизнь, дымом своим заслонил, укрыл от вражеских глаз… Машина хорошая. Правда, против "тигров" и "пантер" уже не тянула, но и им от нас доставалось, - и он подмигнул Крылову.