Набеги на грибы и ягоды, блуждание по тайге зимой и летом в любую погоду, рыбная ловля и охота, к которым рано пристрастился паренек,- все это развило в нем самостоятельность, решительность, закалило волю. Но Лисичку Кеша слушался беспрекословно.
После окончания семилетки Кеша начал лотошничать с дядей Максимом. Многое узнал о хитром горняцком деле Кеша от своего наставника. Не каждый опытный старатель умел так подсечь жилу, по ничтожному знаку нащупать золото в пустой породе, как наловчился делать это Кеша.
Жили в отдельной каморке. Третьим был Егор Чугунов. Выходили на работу все вместе. Осенью сырые желтые листья устилали всю тропку. Пахло свежестью. Зимой под валенками вкусно хрустел снег. Щипало нос и уши. Летом босые ноги Кеши тонули в мягкой теплой пыли. Но всегда под мышкой у него был зажат лоток.
Однако лотошничал Кеха недолго. В тот день, когда на "Крайнем" появился трактор, Кеша первым прибежал к нему из забоя. Взволнованно щупал трубочки, оглаживал каменно-неподвижные гусеницы, жадно вдыхал резкий луковичный запах бензина.
- Что, хороша лошадка? - посмеиваясь, лукаво спросил тракторист.
- Хороша! - не сказал, влюбленно выдохнул Кеша.
- Хочешь прокатиться? - предложил тракторист.
Кеша только молча взглянул на соблазнителя. "Шутит дядя!"
- Садись,- похлопал тракторист рядом с собой по промасленной брезентовой подушке.- Так и быть, прокачу.
Польщенный восторженным видом юноши, чтобы окончательно доконать его, тракторист направил свою грузную машину на небольшую лиственницу. Трактор равнодушно, не замедляя хода, подмял дерево тупым лбом, измолол гусеницами и выхаркнул позади.
- Эх ты-и! - прошептал Кеша.- Вот это силища!
Этот день решил судьбу паренька. Лотошный промысел потерял в его глазах всякий интерес. Смешно было возиться с лотком, когда трактор ворочал целые горы золотоносной породы.
- Ты что, притка тебя задави,-ворчал Лисичка, гневно сверкая одиноким глазом,- с ума спятил? Опять к трактору бегал, кобылка востропятая?
- Не буду я с лотком валандаться, дядя Максим. Все равно на трактор уйду,- упрямо твердил Кеша.- Вот скоро курсы откроются, пойду на них.
Первое неповиновение Кеши поразило Лисичку. Сначала он надеялся, что пыл его воспитанника скоро пройдет. Но дни шли, а Кеша и не думал возвращаться в забой.
Тогда Максим Матвеевич сам замолвил слово перед руководителем курсов за своего приемного сына.
- Видно, и правда другая дорога парню выпала,- сказал старик.
Снова Кеша засел за учебу. Вечерами он раскладывал на столе книги и тетради. Над головой его нависал темный киот. Изможденные лики святых сурово смотрели на чертежи заднего моста, никак не отзываясь на фамильярное подмигиванье Кеши. Лисичка сладко всхрапывал во сне. Чугунов что-то бормотал, лежа навзничь.
К весне Кеша уже сам ворочал рычаги трактора. Молодому трактористу дали место в общежитии. Встречаясь со своим питомцем, Лисичка провожал его одобрительным взглядом. Из парня будет толк! Как вытянулся за одну зиму, как повзрослел!
Этой же весной Кешу приняли в комсомол. Принимали дружно, весело: парень весь на виду - прямой, честный, работящий. В комсомоле Кеша неожиданно развернулся, удивил всех. То был просто хороший малый, а тут вдруг оказалось - еще и выдумщик, организатор. Но особенно расположил к себе комсомольцев Иннокентий принципиальностью. Даже недоброжелатели Смоленского признавали, что никто не заставит его покривить душой. Прошел положенный срок, и Иннокентий стал комсомольским секретарем.
Узнав об этом, Лисичка спросил своего питомца:
- Этак ты, Кеха, и до секретаря Цека дойдешь?
- А что? И дойдет! - ответили за Иннокентия стоявшие рядом комсомольцы.
5
В кабинете начальника прииска стояла тишина. В печке потрескивали дрова. Шелестели страницы. Норкин перелистывал документы, подшитые в желтом скоросшивателе, готовясь к заседанию партийного бюро. Крутов задумчиво пощипывал свои густые кустистые брови, смотря в окно отсутствующим взглядом. Сегодня секретарша ушла в декретный отпуск, а замену ей все еще не подыскали. Надо было найти такую же исполнительную женщину, которая помнила бы обо всем, сама редактировала приказы, бегло печатала на машинке. Игнат Петрович перебрал в памяти всех известных ему на прииске женщин, но ни одна не подходила на роль секретарши.
В дверь тихонько стукнули.
- Давай заходи! - крикнул Крутов.
В кабинет вошел и застенчиво приклеился спиной к двери высокий, но такой худой, что телогрейка болталась на нем как на вешалке, обросший медной щетиной горняк. Запинаясь, он начал рассказывать Норкину, что шурфовщикам не выдают наряды, а в конце месяца нормировщик проставляет чохом, как ему вздумается, выполнение норм.
- Ты что там бубнишь? - громко окликнул шурфовщика Крутов.
Горняк совсем сконфузился.
- Я в другой раз зайду, как Игната Петровича не будет,-шепнул шурфовщик парторгу и попятился задом.
В дверях он чуть не столкнулся с Лисичкой. С лотком под мышкой старик бесцеремонно ввалился в кабинет, пачкая ковровую дорожку подшитыми валенками.
- Заседаем, штаны трем? - еще от двери насмешливо приветствовал Лисичка начальство.- Что ж это, Игнат Петрович, или мы рылом не вышли? Кому пироги да пышки, а нам желваки да шишки?
- В чем дело? - спокойно спросил Крутов. Лисичке прощалось многое. Никто на "Крайнем" не осмелился бы разговаривать так с начальником прииска.
- А все в том же. Почему наш участок отключили? В лотошном тепляке хоть глаз коли. Шахты стали. А план с нас небось спросишь все равно?
- Обязательно.
- Туда к черту. Видал? Хоть ялова, да телись. Току нет, а золото подавай.
- Ничего, нагонишь. Ишь, сиротскую слезу пустил. А у самого наверняка в баночке граммов тридцать - сорок тарахтят, на черный день отложены. Или позабыл, где на прииске богатые борта, где шурфы бить? Поучить, может?
- Поучи щуку плавать! - огрызнулся Лисичка.- Я не за себя одного толкую, а за весь участок.
- А, так вы делегат, Максим Матвеич? - иронически сказал Крутов.- Тогда проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Кто же вас уполномочил? Шатров, наверное?
- Я сам себя уполномочил. И ты надо мной хахоньки не строй,- сердито сверкнул единственным глазом Лисичка.- А насчет Шатрова... Эх, Игнат Петрович,- с неожиданной горечью сказал старый лотошник,-Игнат Петрович... Зря ты на парня взъелся. Ты сам когда-то рабочим был, да, видно, позабывать стал. А Алексей Степаныч наш рабочий человек, трудящий. Погляди, как он душой за людей болеет. И что ты его невзлюбил, ума не приложу. А знаешь, как надо? Не все таской, ино и лаской. Так-то оно складнее будет.
- С чего ты взял, старый, что я вашего Шатрова невзлюбил? У меня свояков да любимчиков нет. По мне, кто план дает, тот и хорош.
- Ну да,- подхватил Лисичка,- по тебе, будь хоть пес, абы яйца нес. А нам-то не все равно, кто над нами начальником поставлен. Вот был Лаврухин... Одно звание- начальник участка. Сказано - дурак, на него и мухи садятся. Видать, еще в щенках заморён. А Шатров старательный человек, да ты ему запятую ставишь. Нас-то, Игнат Петрович, на кривой не объедешь, даром что мы на твоих планерках не сидим. Слухом земля полнится.
- Да ты что ко мне сегодня прицепился, точно репей? - не на шутку рассердился Крутов.
- Дай энергию на участок, я и уйду. Больно мне нужно с тобой время терять.
- Исправят генератор - дадим.
- Опять двадцать пять. Да когда его исправят? Когда рак свистнет? Золотишко-то сейчас мыть надо.
- Сказано: пустят генератор-дадим. Или тебе совсем разум отшибло? Дать ток Шатрову - надо Охапки-на отключить. Какая прииску разница? Что в лоб, что по лбу. Так и так убыток.
- Э, с тобой, я вижу, толковать, что у кукиша мякиш выторговывать,- с досадой сказал Лисичка, поворачиваясь к выходу.
- Иди, иди, старый хрен,- напутствовал его вдогонку Крутов,- не ругайся. Привык в забое лаяться...
Когда за Лисичкой закрылась дверь, Норкин возмущенно сказал, сдвигая на лоб очки:
- Как вы терпите такое обращение, Игнат Петрович? Лисичка окончательно распоясался, ни во что не ставит ваш авторитет.
- Пускай языком потреплется,- посмеиваясь, отозвался Крутов,- невелика потеря. А яд мужик, Леонид Фомич, а?
- На язык-то остер...
- Нет, у него и руки не хуже подвешены. Тебя на "Крайнем" еще не было, это в сорок втором, помнится, выковырял он где-то здоровущий самородок. Вот такой! - Крутов показал руками, какой был самородок.- Никому его не доверил. Сам повез в округ, сдал и потребовал, чтоб на этот самородок построили танк "Сибиряк" и послали на Западный фронт. Там у него два сына сражались.
Крутова прервал негромкий стук в дверь.
- Можно к вам, товарищ Крутов? - послышался приятный женский голос.
Игнат Петрович торопливо смахнул со стола табачный пепел, застегнул ворот гимнастерки.
- Пожалуйста.
После недавней ссоры с мужем Зоя решила сама зайти к Крутову и попросить у него какую-нибудь работу. Ожидая в приемной, она услышала обрывки разговора Лисички с начальником прииска, поймала несколько раз упомянутое имя Алексея. Зоя насторожилась. Мелькнула мысль - отложить визит до другого времени. Но когда лотошник вышел, молодая женщина, словно кто ее подтолкнул, все же постучалась.
Крутов, у которого была превосходная память на лица, сейчас же вспомнил женщину, которую он едва не сшиб санками, когда ехал с Галганом в подсобное хозяй-ство. Игнат Петрович впервые видел так близко Зою и теперь с любопытством разглядывал ее.
Собираясь в контору прииска, Зоя оделась особенно тщательно. На ней была коричневая цигейковая шубка и такая же шапочка. С наступлением морозов пришлось расстаться с туфлями, но черные валенки не портили внешний вид. Всегда румяное, сейчас лицо Зои, прошедшей по морозу и немножко смущенной пристальным взглядом Крутова, ярко пламенело. Краснели даже маленькие уши.
Игнат Петрович вышел из-за стола, радушно протянул Зое руку:
- Если не ошибаюсь, товарищ Шатрова?
- Да...
- Чем могу служить? Присаживайтесь. Простите, ваше имя-отчество?
- Зоя Васильевна.
- Слушаю вас, Зоя Васильевна.
Перелистывая для виду бумажки, Норкин с удивлением поглядывал на Крутова. Его словно подменили. Доброжелательная улыбка, предупредительность, задушевные нотки в голосе...
- Я бы хотела, товарищ Крутов, поступить на работу. Конечно, на такую, которая мне была бы по силам. Детей у меня нет, сидеть дома нет смысла. Да и трудно прожить на одну зарплату мужа.
- Чудесно! А я как раз ломаю голову - где взять секретаря. Проработаете пару месяцев, пока Анна Ниловна в декрете, а там видно будет. Вы на машинке печатаете? Секретарем работали?
- Не очень быстро, но печатаю. Чуть-чуть знаю стенографию. Секретарем не работала, но думаю, что справлюсь.
- И я так думаю. Оклад, правда, по штатному расписанию маленький, но мы что-нибудь за ненормированный рабочий день придумаем.
- А какой оклад?
- Семьсот пятьдесят.
- Что ж, все-таки деньги...
- Конечно. Так, если не возражаете, Зоя Васильевна, завтра же и приступайте. Я вызову Анну Ниловну, она вам сдаст все дела, ознакомит с ними и - с богом!
- Хорошо. Спасибо вам, товарищ Крутов.
- Пожалуйста, пожалуйста. Это я вам должен быть благодарен: вы меня выручили.
Прощаясь, Крутов долго жал руку Зое, проводил ее к выходу и распахнул перед ней дверь. Норкин озадаченно крякнул.
6
Сиротка готовил свою машину к далекому рейсу: предстояла поездка в Атарен за новым горным оборудованием и запасными частями.
В щели больших замасленных ворот, обитых по краям войлоком, лез мороз. Опушка из крупного инея все увеличивалась. Две железные печки, пышущие жаром, не успевали нагреть гараж. В углах, где грудой лежали старые диски колес, рессоры, картеры маховиков, намерзли стеклянные сосульки. Зарешеченные обледенелые окна почти не пропускали света. Под самым потолком тускло краснела лампа в проволочном колпаке.
Опытный шофер, Сиротка не жалел времени на осмотр машины в гараже. Кто-кто, а уж он-то хорошо знал, чем кончаются иногда поломки в пути. В прошлом году у его сменщика отняли обмороженную кисть руки во избежание гангрены, и теперь Степка слесарил в гараже, ловко поддерживая култышкой гаечные ключи.
Этот печальный случай, а также прочитанная когда-то книга о снаряжении самолетов произвели на Сиротку такое впечатление, что он решил дублировать на своей машине самые уязвимые приборы зажигания и питания горючим. Много дней шофер терпеливо добывал нужные детали. Зато теперь под капотом стоял запасной бачок с горючим, второй аккумулятор, а на подножке красовался прожектор.
Незаметно подкрался вечер. Когда Сиротка выехал из гаража, студеное небо на западе позеленело. Багровели снизу высокие недвижные облака. Потемнели голые лиственницы. Наст на склоне Лысой сопки отсвечивал серебром. Из труб приисковых домишек, потонувших в снегах, лениво вырастали столбики, распадались вверху и таяли.
Сиротка подкатил к дому Галгана, круто осадил машину на тормозах и дал сигнал. Сейчас же за высоким плотным забором, обнесенным поверху колючей проволокой, дико заскакал, захрипел волкодав. Загремело по проволоке кольцо.
Забавляясь, Сиротка время от времени нажимал кнопку сигнала, и пока хлопнула дверь, заскрипело крыльцо, кобель успел надсадиться от злобного лая.
- Цыц, Сатана! - прикрикнул на собаку Галгаи.
Начальник хозяйственной части тепло оделся в дорогу. На нем была прежняя зеленая бекеша, подбитая лисьим мехом, но к ней добавились кожаный шлем, какой носят летчики полярной авиации, мягкие якутские торбасы, красиво расшитые у колена разноцветными мелкими бусинками. Снаряжение Галгана довершали огромные волчьего меха рукавицы с раструбами, длиной по локоть.
- Ого! - завистливо сказал Сиротка.- Толково ты снарядился, Тимофей Яковлич.
- Иначе нельзя, кровь уже не греет.
Волкодав перестал беситься, лишь когда машина тронулась.
- Ну и живешь ты, чисто князь в крепости,- посмеиваясь, сказал Сиротка.- Такому кобелю попадешься в зубы - пиши сразу отходную.
- Не дай бог,- отозвался Галган,- я сам-то к нему подхожу с опаской. Рванет зубом - и лапти кверху.
- И на что тебе такой зверь?
- А как же! Я целый день на работе, баба по соседкам шляется. Долго ли до греха? Залезет ворье, все подчистит, оставит в чем мать родила. А кое-какое барахлишко-то нажито.
Сиротке нравилось ездить с Галганом. Он никогда не дремал в кабине, помогал накачивать шины, не придирался, если в путевке был преувеличен пробег машины или тоннаж. Кроме того, Сиротку всегда привлекали сильные люди, а Галган физически был очень силен. Своими длинными, как у гориллы, руками он без труда брал трехпудовое запасное колесо и с легкостью бросал его в кузов через борт. Главное же, Галгана никак нельзя было назвать скупым. Приезжая в Атарен, он щедро угощал в ресторане шофера, а когда тот лез в карман за кошельком, всегда удерживал его руку:
- Брось, не фасонь. Я плачу за обоих. Не зря же я хозяйственником работаю: как-нибудь отчитаюсь.
Дом Галгана стоял на отшибе, у реки, и через несколько минут грузовик уже спустился на лед Кедровки. Под колеса понеслась зеркально гладкая дорога. Сиротка нажал на акселератор. Мотор усилил свое гудение, обдал приятным теплом. В кабине запахло бензином и маслом. Затрепыхался угол ватного капота.
За ветровым стеклом проплывал зимний сибирский пейзаж. Крутые сугробы с завитым гребнем. Каменистая осыпь, присыпанная снегом. Голые мрачные лиственницы с растопыренными пальцами-ветками. А поверх всего - вечернее небо с зажигающимися первыми бледными звездами.
- Самое поганое время,- сетовал Сиротка,- без фар не видно, а фары включать еще рано - не стемнело.
Но ночь спустилась быстро. Белый электрический свет упал на припорошенную рыхлую колею, сделал хорошо заметными все рытвины.
К Глухариной заимке подъехали на исходе второго дня. Решили поспать пару часов, чтоб перебить сон, и ехать дальше.
Сиротка заснул мгновенно, как в воду упал, но через час по привычке очнулся. Надо было проверить машину. Выходить из зимовья на мороз шофер поленился: подошел к заиндевевшей двери и сквозь нее послушал успокоительно ровное бормотание мотора. Укладываясь опять на топчан, рядом с Галганом, Сиротка подивился тому, как он спит. Галган лежал на спине, запрокинув голову. Глаза были полуоткрыты и неприятно стекленели под веками, будто следили исподтишка за шофером. Ни храпа, ни дыхания. Даже грудь не шевелилась при вздохе, словно Галган был мертв.
К вечеру третьих суток пути показался Атарен.
Рабочий день в управлении горного округа уже кончился. Пришлось заночевать в домике, где жил постоянный представитель "Крайнего". Весь следующий день Сиротка возил Галгана по поселку. Только к вечеру бензин, горное оборудование и запасные части к автомобилям были выписаны, получены и погружены на машину. Сиротка торопился изо всех сил, чтобы засветло проскочить подальше: помогал грузить детали, бегал с фактурами иа подпись, сам увязывал груз. Но когда все было готово, Галган распорядился подъехать к одноэтажному бревенчатому домишку заведующего нефтескладом, стоявшему на юру, недалеко от радиостанции управления.
Сиротка успел задремать, навалясь грудыо на руль,-проснуться от мороза, заползшего в кабину, а Галган все еще не показывался. Закрытые плотными ставнями окна слепо глядели на улицу. "Жрать он там сел, что ли?"- подумал шофер. Он посигналил, прислушался, но вокруг стояла прежняя тишина. Тогда Сиротка решительно вылез из кабины и направился к домику. В сенях было темно, но шофер нащупал ручку двери, обитой войлоком, потянул ее на себя. Дверь не поддалась. Думая, что она примерзла, Сиротка сильно рванул и тогда только понял свою оплошность: вырванный "с мясом", в петле болтался проволочный крючок. "Вот же зараза!"
Несколько сконфуженный таким оборотом дела, Сиротка замялся, но в комнате никого не оказалось, и, осмелев, он шагнул дальше. Картина, которая открылась Сиротке в соседней комнатушке, заставила его остановиться.
За тесовым столом, красные, потные, сидели Галган и заведующий нефтяным складом и пересчитывали деньги в толстых пачках. При появлении Сиротки заведующий складом выпучил на него глаза и непроизвольным движением подгреб к себе деньги. Галган вскочил, смахнул деньги локтем со стола и вытеснил ошеломленного шофера в первую комнату.
- Ты что, Виктор? - бессвязно заговорил Галган.- Где машина?
- У крыльца, где ей еще быть,- грубовато ответил Сиротка, сбитый с толку растерянностью Галгана.- Ехать надо, Тимофей Яковлич, мотор стынет. И ночь на дворе.
- Да, да, ехать... Сейчас, Витя. Ты, может, поужинаешь, а?- Галган овладел собой.- Мы тут задержались с выверкой расчетов за горючее.
Сиротка подумал, что прииск всегда платит за горючее через банк по безналичному расчету, но смолчал. Черт их знает, эти сальдо-бульдо...
- Нет, ужинать я не хочу. Поехали, Тимофей Яковлич.
- Через пять минут, как в аптеке. Заводи мотор.
Недоумевая, Сиротка спустился с крыльца, приложил