Телефон зазвонил тревожно и длинно. Шатров мучительно сморщился, потянул подушку на голову, но сейчас же очнулся и сел на кровати. Потряс головой, на ощупь, не разлепляя глаз, нашел трубку.
Далекий, захлебывающийся голос сыпал скороговоркой, словно боясь, что связь оборвется. Алексей слушал внимательно, не перебивая. Наконец голос выжидательно замолк.
-- Всё? - спросил Алексей и дунул в трубку.- Что вас учили делать в таких случаях в техникуме? Правильно. Так вы и поступайте. Ну какая ж вам еще санкция нужна! Без меня, ночью, вы, как начальник смены, полный хозяин на участке. Разве я не говорю вам это каждый раз? Смелее, больше веры в свои силы, больше самостоятельности!
Шатров положил трубку, зажег керосиновую лампу, отрегулировал плоский язычок огня. Взглянул на часы и вздохнул. Скоро вставать, нет смысла ложиться. Посмотрел на жену и еще раз вздохнул, глубже.
Зоя спала на боку, по-детски подложив под щеку кулачок. Даже звонок телефона не разбудил ее. Легкое дыхание шевелило кружево ночной рубашки на груди. Губы полураскрылись, узкие прямые брови изредка вздрагивали, по лицу бродили неясные отсветы снов. Алексею послышался слабый стон. Он ласково положил руку на плечо жены: "Что ты, Зоя?" Она сейчас же удовлетворенно причмокнула, перевернулась на спину, задышала ровно и облегченно. Тревожное сновидение отлетело.
Всматриваясь в свежее лицо жены, ее плотно сомкнутые черные ресницы, красивый изгиб губ, Алексей почувствовал прилив давно не испытываемой нежности. Зоенька-заинька! Все же он слишком строг с ней. Так нельзя. Ведь Зоя еще полуребенок, несмотря на свое замужество. Что она видела в жизни, что испытала? Сначала под крылом любящей матери, потом под опекой мужа... Мудрено ли, что она привыкла легко смотреть на жизнь, ни разу не задумалась над ней глубоко, по-настоящему. Ее надо воспитывать - терпеливо, настойчиво. Тамара права. Как она тогда сказала в клубе: "Ваш долг - воспитывать жену". В самом деле, он старше Зои, прошел фронт, многое пережил. Но почему же ему не удается повлиять на Зою, приблизить к себе?
В памяти всплыла бурная ссора, которая разразилась, как только Шатровы вернулись домой с производственного совещания и остались наедине. Такой ссоры между ними никогда еще не случалось. Даже сейчас Алексей передернул плечами, вспомнив искаженное ненавистью, залитое слезами лицо Зои, ее неистовый крик: "Мало тебе было, да? Скажи, мало? Еще захотел?" Именно ненависть была написана на ее лице. Вот что страшнее всего! Откуда она в ней, когда-то такой ласковой и нежной?
Вчера Тамара нашла Алексея в пустом лотошном тепляке.
- Алексей, что с Зоей? - встревоженно спросила Тамара, перебирая в пальцах длинные мягкие уши меховой шапки.
- Что именно? - притворился непонимающим Алексей.- Дуется?
- Не шути. Зоя сильно изменилась. Почти перестала бывать у нас. Как-то замкнулась в себе. Сдружилась с радисткой Цариковой. А это нехорошая женщина. Она дурно влияет на Зою.
Темные глаза Тамары требовательно смотрели на Алексея снизу вверх. Она ждала ответа. А что может он ответить?
- Мне не до шуток, Тамара,- медленно произнес Алексей.- Ты права. Зоя сильно переменилась. Я чувствую это сам, но ничего не могу сделать.
...В ожидании, пока разогреется завтрак, Шатров раскрыл томик стихов Виктора Гюго.
Любовь, о девушка,- как зеркало сперва,-
Куда глядишься ты, задорна и резва,
Порою - с думою во взоре.
Потом любовь уже - стремительный поток...
Чтоб молодой душой не овладел порок,
Она ее омоет вскоре..
Но если лишний шаг ты сделаешь - беда!
Нога твоя скользит, и скоро без следа Водоворот тебя схоронит...
Страшись любви! Она опасности таит.
Так в озеро дитя сначала лишь глядит,
Потом купается... и тонет.
Алексей прочел еще несколько стихотворений, не выбирая, и в раздумье опустил книгу на колени. "Но если лишний шаг ты сделаешь - беда!.." А что, если Зоя так и будет отдаляться от него, пока не охладеет совсем? Что тогда? Алексей поставил книгу на полку, растерянно погладил пальцами ее корешок.
- Ты уже встал? - окликнула мужа Зоя. Она проснулась и сладко потягивалась всем телом, отбросив одеяло.-И завтрак разогрел? Очень мило. Сейчас вместе позавтракаем и выйдем.
Сидя за столом, Зоя подкладывала лучшие куски Алексею, даже провела рукой по его щеке, заросшей синей щетиной, и приказала сегодня же побриться. Со времени дикой ссоры после злополучного совещания они ни разу еще не завтракали вместе и так дружно. Алексей решил воспользоваться хорошим настроением жены.
- Сходим сегодня вечерком к Арсланидзе? - предложил он.- Споем, потанцуем... Мы у них давно не были вдвоем. Сегодня планерки нет, Крутов уехал на лесоучасток.
- Я знаю. Но у меня вечер занят. Я буду сегодня халат кроить.
- Одна? Дома?
- Нет, со знакомой женщиной.
- С Цариковой?
- Да. Ты ведь ее не знаешь?
- Нет. А ты, кажется, подружилась с ней за последнее время... Она тебе нравится?
- На мой взгляд, неглупая женщина,- уклончиво ответила Зоя.
- А я слышал о ней обратные отзывы. Нехорошая, развращенная.
- Это кто же тебя так информировал? - насмешливо спросила Зоя.- Уж не Тамара ли?
- Почему ты думаешь, что Тамара? - смутился Алексей.
- Потому что она вчера битый час втолковывала мне о вредном влиянии среды, выборе знакомств, супружеской дружбе и еще о куче разных скучных вещей. У меня заболела голова, и я ушла. Терпеть не могу, когда мне читают нотации. Хватит, не маленькая. Могу своим умом жить.
- Иногда очень полезно прислушаться и к совету со стороны. Тем более к совету такого человека, как Тамара. Она умная, сердечная женщина и от души желает нам обоим только добра.
- Ну, раз она такая умная да добрая, а я бессердечная дура, так и иди целуйся с ней! - отрезала Зоя.
Разговора по душам не вышло. Конец завтрака был испорчен. Алексей молча оделся и ушел на участок. Зоя направилась в контору, но недолго оставалась в ней. К полудню молодая женщина была уже на радиостанции.
Знакомство с Цариковой быстро упрочилось. У обеих женщин оказалось много общих вкусов, взглядов, желаний. В короткое время они очень сблизились. Все свободное время Зоя проводила теперь на радиостанции. Снисходительно посмеиваясь над неопытностью Зои, Ирина Леонтьевна рассказывала ей о своих прошлых любовных встречах, наставляла, как надо обращаться с мужем, чтобы не давать ему над собой власти, показывала модные танцы. У Цариковой оказался большой запас патефонных пластинок, хотя и сильно заигранных. Под мяуканье саксофона женщины часто кружились вдвоем в просторной аппаратной.
Сегодня Царикова была явно не в духе. Зоя сразу заметила это.
- Тебя кто-нибудь расстроил, Ирина? - участливо осведомилась она.
- Ах, не говори, Зоечка! Ужас, что за люди! Сплошное хамье. Никакого уважения к женщине. Представь - прихожу в хлебный. Народу - масса. Ну не могу же я стоять битый час в очереди. Вполне понятно, проталкиваюсь вперед. Наконец добираюсь до прилавка, протягиваю деньги. И что ты думаешь? Какой-то мужлан хватает меня за руку: "Не лезьте без очереди!" Я ему говорю русским языком, что на работе, не могу стоять. А он свое: "Мы все на работе". Тут, признаюсь, я немножко схитрила: "У меня дома тесто поставлено!" А этот бурбон: "У нас у всех дома тесто". Шум, крик... Знаешь, я не люблю скандалов, но тут уж не стерпела, потребовала жалобную книгу.
- И чем все кончилось?
- Кончилось тем, что продавщица взвесила мне булку хлеба: "Нате, гражданка, и уходите". Чудачка, как будто я буду стоять в магазине с хлебом в руках. А бурбон остался все же с носом!
- Ты настойчивая. Я бы так не смогла.
Зоя расстелила на полу принесенную с собой материю и начала выкраивать халат. С клеенчатым сантиметром на шее, она ползала на коленях, делая пометки мелом. Царикова наблюдала за работой и изредка вставляла свои замечания:
- Спинку надо пустить пошире. Не слишком ли свободны получатся проймы?
Но скоро Царикова, по обыкновению, увлеклась воспоминаниями:
- Боже мой, как я жила прежде! Помню, собиралась как-то в Большой театр. Открыла шифоньер - не знаю, что надеть. Глаза разбегаются. Выбирала, выбирала, остановилась на вечернем платье из креп-сатина с накидкой из плюша. Отделка - рюш. Лиф отделан цветами. Такими, знаешь, вроде ромашек со стебельками. Чудо что за прелесть! Вошла в фойе, слышу: шу-шу-шу - женщины шепчутся между собой, показывают на меня глазами. А я - ноль внимания, будто и не замечаю. А однажды муж прислал, уже в войну, посылку. Вынимаю- туалет: крепдешиновая блузка отделана аппликацией из панбархата; юбка из синего панбархата с разрезом. В этой же посылке платье. Теперь мне таких не носить. Талия и цветок отделаны мишурой. Два пальто, отрез шелка... Бедный Сергей, он как будто чувствовал, в эту последнюю посылку вложил все, что достал. Если б не угодил под трибунал, я была бы сейчас одета, как кинозвезда.
- Под трибунал? - удивилась Зоя.- Ты ж мне, помнится, рассказывала, он погиб, кажется, на Ленинградском фронте?
Царикова смешалась, но только на минуту.
- Разве я тебе потом не сказала? - спросила она с принужденным смешком.- Знаешь, Зоечка, при первом знакомстве с человеком не хочется афишировать такой печальный момент. Теперь другое дело -мы подруги. Сергей что-то не довез или взял, не знаю точно, откуда мне знать, я - женщина. И его, бедняжку, шлепнули. Так они выражались там, на фронте. Кошмар! Не понимаю, как я пережила этот удар. Поддержал врач один. Представь, ночи просиживал у моей постели, утешал, ободрял, паек свой приносил, предлагал даже оформить брак. Чудак! Насилу растолковала ему: зачем мне такой муж - трое детей, жена, костлявая фурия. Подумаешь, счастье - всюду будет тащить за собой алиментный хвост. Половина зарплаты - к черту! Муж должен обеспечивать жену. А иначе зачем морочить голову женщине? Правду я говорю? Вот если б у меня получилось что-нибудь с Крутовым, это было бы чудесно. Игнат Петрович еще видный мужчина и в состоянии обеспечить женщине комфорт. Но он не обращает на меня никакого внимания. И ты знаешь почему.
- Я? - изумилась Зоя.- Знаю? Понятия не имею!
- Ну, ну! - шутливо погрозила пальцем Ирина Леонтьевна.- Притворяшка. Потому что ему нравишься ты. Скажешь еще, нет?
Теперь смутилась Зоя. Нежный румянец залил ее щеки. Порозовели даже маленькие уши.
- Какие глупости ты сегодня болтаешь, Ирина,- запинаясь выговорила Зоя.
Она смутилась так потому, что догадка Цариковой показалась ей не лишенной оснований. Зоя сама заметила, что Крутов, здороваясь с нею, задерживает ее руку, каким-то особенным взглядом пристально смотрит в лицо. Зоя вспомнила, что Крутов ни разу не прикрикнул на свою секретаршу, хотя не церемонился ни с кем. Обращался он к ней не иначе как "Зоечка, дай-ка мне, пожалуйста, ту папку" или "Зоечка, будь добра, вызови мне...". Вскоре после поступления на работу Зоя даже сказала мужу: "По твоим рассказам я представляла себе Крутова грубияном, каким-то самодуром. А он, оказывается, неплохо воспитанный, очень добрый человек". Шатров только иронически хмыкнул.
- Это святая правда,- с жаром продолжала Царикова,- клянусь своим счастьем. О, уж кто-кто, а я-то знаю мужчин! Слава богу, насмотрелась на них. Если мужчина при встрече смотрит тебе не в глаза, а в вырез блузки, наблюдает за тобой из уголка, воображая, что никто этого не замечает, попадается тебе везде, куда бы ты ни пришла, начинает острить, дурачиться при твоем появлении, ясно как дважды два -он втрескался в тебя по уши. Для меня довольно было один раз увидеть, как Крутов смотрит на своего секретаря! Уверяю тебя, душенька, он меньше всего думал в этот момент о добыче песков или лотошной промывке. Ха-ха-ха! Но я не завистлива - владей, Зоечка, Крутовым. Дарю его тебе, все равно он мной не интересуется. А я возьму на абордаж кого-нибудь другого.
Царикова болтала еще долго. Она затягивалась сигаретой, морщась от дыма, оживленно поблескивая золотым зубом, осторожно стряхивала пепел в фарфоровый лапоть. Не зная, как прекратить этот щекотливый разговор, Зоя свернула халат.
- Надоело ползать по полу. Давай послушаем музыку.
Патефон зашипел. Низкий женский голос рыдающе запел:
О-он уе-екал... сле-о-озы лью-ются из о-о-очей...
2
В то время как Зоя и Ирина Леонтьевна слушали музыку, Шатров сидел глубоко под землей, в шахте, окруженный рабочими. Поодаль пристроился Лаврухин. Здесь было просторно, не очень холодно и светло от электрических ламп.
Только что Шатров пересказал горнякам цифры задания, установленного их шахте, и теперь пытливо оглядывал всех.
Шахтеры молчали. Задание явно превышало возможности шахты. Участок тоже получил непосильное задание. Знакомясь с ним в плановом отделе, Шатров не поверил своим глазам.
-- Что ж вы делаете, Леонид Фомич? На участке не прибавилось ни одного человека, ни одного механизма, а вы устанавливаете задание на вторую половину декабря в полтора раза больше!
- Ничего не могу поделать. Указание лично Игната Петровича - установить задание из расчета перевыполнения норм. Прииск отстает. Надо его выручать. А приказ подписан и обсуждению не подлежит,- назидательно поднял палец Норкин.
Шатров и сам знал, что спорить бесполезно. "План - закон!" - любил говорить Крутов. И это так. После утверждения задание переставало быть бумажкой, составленной Норкиным. Оно приобретало силу закона.
6 В. Тычинин
Оставалось его выполнять. "Вот она - реакция на мое выступление..." - горько подумал Шатров.
Оставалось одно: пойти к рабочим, вместе с ними обсудить, что можно сделать для увеличения добычи золота и песков, вскрыши торфов.
Первым нарушил молчание Тарас Неделя. Бурильщик сидел по-турецки, подогнув под себя ноги, положив на колени бурильный молоток. Тень от его фигуры переломилась пополам, загнулась на кровлю лавы, в которой собрались шахтеры.
- Такое дело, Алексей Степаныч... Работаю я вполсилы. Покрутился в шахте шесть часов - и до дому, до хаты. Зараз так не пойдет. Дайте мне вторую шахту, обеспечу бурение. Лишь бы воздух давали.
- Спасибо за помощь, Тарас Прокофьевич,- с чувством сказал Шатров.- Будет сделано. С завтрашнего дня сможете бурить и в этой и пятой шахте.
- Неудобно мне отставать от Тараса,- раздумчиво, словно отвечая своим мыслям, гортанно произнес взрывник Гусейн Ага Жафаров. Неистребимый южный акцент придавал его словам своеобразную окраску.- Все шпуры, что он пробурит в двух шахтах, я обязуюсь взорвать.
Один из старожилов "Крайнего", член партийного бюро, Жафаров пользовался уважением всего прииска. Никто не умел добиваться такого высокого выхода породы на метр шпура, как этот немногословный взрывник. Никто не помнил случая, чтобы он испортил забой или опоздал на работу.
Во время войны Жафаров пережил тяжелое потрясение. Его сын сгорел в заклинившейся башне танка. А через месяц, не в силах пережить смерть своего мальчика, умерла на прииске жена. Под Ягодной сопкой на приисковом кладбище вырос небольшой свежий холмик, обнесенный скромной оградой. Летом на холмике всегда лежали полевые цветы. Ждали, что Жафаров уедет из этих мест, где все напоминало ему невозвратимую утрату. Но он остался. Только еще глубже запали черные глаза, резче обрисовались сухие морщинки вокруг маленького упрямого рта.
- Трудно вам будет,- мягко сказал Шатров. Он уже знал историю жизни этого скромного трудолюбивого человека и не сомневался в твердости его слова. Одно обстоятельство смущало Алексея.- Мы ведь в руднике не скоро еще кончим разработки. Там тоже придется каждый день вести взрывание...
Жафаров молча наклонил голову в знак того, что он помнит свои обязанности и не забыл о рудных разработках.
Совсем неожиданно разрешился вопрос, который больше всего мучил Шатрова.
На шахте предстояло установить второй компрессор. Бетонировка фундамента под него заканчивалась. Но на схватывание бетона требовалось пять суток. Вибрация от преждевременного запуска компрессора могла расшатать шпильки, залитые бетоном. Что делать? Упустить пять суток? Тогда все пропало.
Выход подсказал машинист:
- Давайте, Лексей Степаныч, обманем науку. Опустим станину компрессора на шпильки тихонько, как дите в люльку. Я уже и таль припас. А потом начнем сборку. Пока все сделаем, и бетон окрепнет. Аккурат в один час и фундамент поспеет, и машина. Работать на слабом бетоне нельзя - дрожание получится, а соби-рать-то можно! Вот пятидневку и выгадаем.
- Молодец! - невольно просиял Шатров.- Правильный маневр.
Машинист скромно отодвинулся в тень.
На поверхность Шатров поднялся веселым. Похоже, шахта справится с небывалым заданием. Лаврухин провожал своего начальника до компрессорной избушки.
- Видали, Мефодий Лукьяныч? - не удержался Шатров.- Вот она - сила коллектива: один подскажет, другой, третий... Глядишь, и налаживается дело!
- Истинная правда,- поддакнул Лаврухин,-Я у вас, Алексей Степаныч, давно учусь руководству массами.
От шахты Шатров направился к лотошному тепляку. Туман исчез. В разрывах облаков на черном безлунном небе ярко разгорелись звезды. Острый рог луны медленно вспарывал лесистую сопку, вылезая из нее. Мороз жгуче дохнул в лицо, посеребрил края шапки. Шатров шел, защищая нос рукавицей. Пройдя полдороги, остановился, стащил рукавицу, крепко растер щеки и немеющий подбородок. Сейчас же замерзли пальцы.
Вокруг лежало белое поле. Ни один звук не нарушал безмолвия. Ни лая собаки, ни скрипа колодезного жу-
равля, ни звяканья ведра - ничего! Казалось, прииск вымер. Шатров постоял, прислушиваясь. Неприятное чувство овладело им. По спине пробежала безотчетная дрожь. Он стоял один-одинешенек под этим черным небом. Не верилось, что всего несколько минут назад он сидел в шумном кругу шахтеров, закуривал вместе с ними.
Мрачное очарование исчезло, как только Шатров открыл дверь тепляка. На него пахнуло теплом, паром, дымом. Глаза резануло ярким светом. Лотошники обернулись на скрип двери, приостановили работу.
- А-а, Алексей Степаныч! - приветствовал Шатрова Лисичка. Оголенными по локоть мокрыми жилистыми руками он держал на животе лоток, наполненный распаренным золотоносным грунтом, готовясь опустить его в железную бочку с водой.- Что поздно пожаловал? Ай не спится?
- Не спится, Максим Матвеич, все боюсь -норму не вытянете,- пошутил Шатров, обходя кучи заготовленного грунта.
- Но-но, ты мне таких слов не говори! - сердито отозвался старый лотошник.- Я свою норму из-под земли выну, под деревом отыщу. А попросишь хорошенько, и три дам.
- Вот об этом-то я и пришел вас попросить,- пой-мал на слове Лисичку инженер.
Лотошники засмеялись:
- Попался, дед?
- Хвалил, старина, свою плешь, теперь давай выкручивайся.
Шатров рассказал о задании участку.