Алексей заворочался в постели, заулыбался в темноте. Разве забудется когда-нибудь тот вечер! Шелест кленов над головой. Медленная мелодия вальса. Тихий шорох подошв танцующих на бетонной площадке. Волнующий девичий смех. И нежная белая рука, доверчиво лежащая на твоем плече. Тоненькая талия, послушная малейшему движению пальцев. Большие блестящие глаза, заглядывающие в самую душу.
Когда позже, над речкой, Зоя первая поцеловала Алексея и он почувствовал ее мягкие слабые губы, сердце словно овеяло ветром. Закружилась голова. Конечно же это была она - единственная из всех девушек, чудесных, непонятных существ, наивных, чистых, непобедимо сильных своей слабостью.
Потом - Черноморье... Зеленоватая вода мирно колышет их. Голова Зои покоится на его груди. Ее веки опущены, но Алексею кажется, что и сквозь них он видит милые лукавые искорки в карих глазах жены. Неподалеку с шумом выскакивает, свивается в кольцо и снова уходит в воду дельфин. Зоя вздрагивает, открывает глаза. Они плывут к берегу, ложатся рядом на горячий песок. Алексей выпускает из ладоней струйку золотистого песка, следит, как она растекается по бронзовой коже Зои, потом целует ее губы, щеки, мокрые, еще пахнущие морем волосы. Набегающие волны щекочут подошвы. Зеленые кипарисы стоят, вытянувшись на часах, охраняя любовь...
Алексей провел рукой по лицу, словно стирая воспоминания, сел на кровати. Надо спать. Завтра предстоит трудный день. Как-то пойдут дела на участке... Какие люди на нем? Помогут ли хоть на первых порах начальник прииска и секретарь парторганизации, как было на Урале? Крутов груб, но, кажется, действительно человек прямой. И энергичный. А вот Норкин при нем явно робеет. Парторгу это не к лицу. Ладно, поживем - увидим.
4
Чтоб опередить Шатрова, подготовиться к сдаче участка, Лаврухин вышел из дома до рассвета. К предстоящей сдаче дел новому начальнику, понижению в должности Лаврухин относился с истинно философским спокойствием по ряду причин. Он столько раз подвергался этой операции, что привык не принимать близко к сердцу опалу. Кроме того, участок Лаврухина давно уже не выполнял плана добычи золота, подготовки открытых полигонов и выдачи из шахт золотоносных песков. Все гово-> рило за то, что долго у кормила правления не продержаться. Наконец, честолюбие никогда не было отличительной чертой характера Лаврухина. Он всегда предпочитал оставаться в тени.
Конечно, обидно было лишаться высокой ставки, но что делать? Рискнуть вступить в открытую борьбу с новым начальником участка - коммунистом, орденоносцем, горным инженером? И кому-ему, полуграмотному практику? Боже упаси! За тридцать с лишним лет своей жизни Лаврухин выработал несколько афоризмов, которых и придерживался во всех случаях. Один из них гласил: "Не лезь на рожон, не критикуй начальство".
Было еще одно обстоятельство, сильно способствовавшее скромности Мефодия Лукьяновича. Он всегда воздерживался от покушений на социалистическую собственность, но однажды, задолго до войны, создалась обстановка, при которой просто грешно казалось не проявить коммерческую инициативу. Лаврухин проявил ее, и все сошло чинно и гладко. Но через год совершенно неожиданно он получил повестку из одного авторитетного учреждения. Лаврухину предлагали явиться для дачи некоторых объяснений. Но его отвращение ко всяким объяснениям на эту тему было так велико, что в тот же день, без подъемных и командировочных, он убыл в энском направлении, позабыв в спешке захватить горячо любимую супругу.
Через пять суток дальневосточный экспресс оставил на перроне маленькой таежной станции носатого человека в смятом желтом галстуке, с двумя огромными фибровыми чемоданами. Сгибаясь под их тяжестью, Лаврухин (это был он) проследовал к камере хранения и назавтра выехал в глубь тайги. След горного мастера из Подмосковного угольного бассейна затерялся в сибирских просторах.
Восемь тысяч километров, одиннадцать лет легли между Мефодием Лукьяновичем и любознательным прокурором, однако и по сию пору Лаврухин видел иногда по ночам дурные сны и больше всего на свете остерегался упоминания своей фамилии в печати.
За долгие годы растаяла наличность, исчезли фибровые чемоданы вместе с их содержимым. Взамен Мефодий Лукьянович приобрел нечто иное. О характере этого приобретения красноречиво свидетельствовал цвет его носа...
Сейчас Лаврухин шагал к участку, соображая, как бы представить рабочим в выгодном свете свое перемещение.
Рассвело. Взобравшись на увал, Лаврухин окинул взглядом участок. Как петух в поисках зерна, экскаватор опустил свою железную шею с клювом-ковшом на конце. На длинной эстакаде летнего промывочного прибора, наполовину растащенного на дрова, лежал снег. Рядом валялся сброшенный еще осенью скруббер - железная бочка для промывки породы. Все безжизненно, неподвижно. Одна лишь веселая струйка дыма, столбом поднимавшаяся из трубы избушки на берегу Кедровки, оживляла пейзаж.
- Опять в конторку все сбились греться,- с досадой сказал Лаврухин. Со злорадной усмешкой добавил: - Ладно, пусть теперь Шатров с ними воюет. Небось живо обломает себе рога!
В избушке действительно собрались чуть ли не все лотошники участка. Побросав в угол свои лотки - деревянные корытца для промывки золота,- рабочие густо дымили самокрутками, окружив раскаленную докрасна железную бочку, заменявшую печь. При появлении Лав-рухина некоторые лотошники встали, но большинство осталось сидеть.
- Здорово, ребятки! - бодро сказал Лаврухин, тоже примащиваясь к печке и протягивая над ней руки.- Что, морозно?
- Да под носом не тает,- насмешливо отозвался один из лотошников, одноглазый старик с личиком, сморщенным в кулачок, и реденькой бородкой. Венчик белых, нежных как пух волос обрамлял его желтую лысину. При каждом движении головы волосы разлетались, обнажая глубокий старый шрам.
Лаврухин промолчал. Он терпеть не мог, но и побаивался этого злоязыкого лотошника с редкой фамилией-Лисичка. Старик ни в грош не ставил не только Лаврухина , но и самого Крутова. Редкостный мастер лотошной промывки, ветеран "Крайнего", Лисичка держал в памяти все заброшенные шахты, шурфы, богатые золотом старые выработки прииска, на котором он пробивал еще с геологами первый шурф, закладывал первую шахту. Начальники прииска менялись, а Лисичка - живая летопись "Крайнего" - оставался. И во всех случаях, когда надо было решить, куда ставить лотошников, почтительно советовались с Лисичкой. Но своенравный старик делился своими секретами скупо, да и то только при умелом подходе.
- С сегодняшнего дня другой над вами будет начальник,- снова заговорил Лаврухин,- сейчас должен прийти. Откомандовался я, братцы, прибыла наконец замена. Пять рапортов подал, пока прислали человека. Участок большой, тяжелый, охотников на него не вдруг найдешь.
Мефодий Лукьянович украдкой, но зорко оглядел все лица, отыскивая признаки сочувствия. Но рабочие по-прежнему равнодушно дымили цигарками. Никто ни о чем не спрашивал.
- Конечно, были и у меня недостатки, не без того,- раздосадованный, продолжал Лаврухин.- Но я всегда держался вместе с коллективом...
- Держалась кобыла за оглобли, да упала! - вполголоса, но так, что услышали все, вставил Лисичка, обращаясь к печке.
- ...Потакал вам,- дрогнул голос у начальника участка,-даже в ущерб дисциплине. Наверно, новый начальник и начнет с подтягивания дисциплины...
- Похоже! - раздался неожиданный голос от двери.- Похоже, с этого и придется начинать. Только подтянуться надо не одним рабочим, а и командирам производства.
Все головы повернулись к входной двери. Заслонив ее широкими плечами, в избушке стоял незнакомый горнякам мужчина. Из-за его спины выглядывало худощавое смуглое лицо начальника механического парка Арсланидзе .
5
Шатров вышел на середину избушки, всмотрелся в хмурые, безразличные лица рабочих.
- Здравствуйте, товарищи!
Ответили недружно, вяло. Шатрова неприятно кольнуло то, что появление нового начальника участка не вызвало интереса. Видимо, от него не ждали никаких перемен к лучшему. А между тем дела на участке обстояли из рук вон плохо. Об этом Шатрову успел рассказать по пути Арсланидзе.
Начальник механического парка поднялся очень рано и думал застать приезжего инженера спящим, но Алексей уже был на ногах. Они познакомились.
Выйдя из дома, Шатров и Арсланидзе заглянули на ближайшую шахту. Из ствола доносились приглушенные голоса, но начальник шахты еще не пришел из поселка. Так сказал откатчик, мерзнувший на поверхности без дела. Не оказалось на месте и начальника второй шахты. Единственный на участке экскаватор "Воткинец", видный издалека, стоял. А теперь в довершение всего в конторке участка Шатров застал в сборе почти всех лотошников.
"Тяжелое наследство,- размышлял Алексей,- не знаешь, за что и браться..." Шатров понимал, что сейчас не время упрекать рабочих. Да и они ли виноваты в безделье? Вряд ли. Расхлябанность на участке бьет по карману прежде всего горняков.
Алексей достал папиросу.
- У кого огонек есть прикурить?
Лисичка подал хитро устроенную в виде женской туфельки зажигалку, ощерил в злой улыбке корешки обкуренных зубов.
- Насчет плана будешь толковать, молодой человек? Извиняюсь, не знаю, как тебя по имени, по батюшке...
- Фамилия моя Шатров. Зовут Алексей Степанович. А насчет плана что же толковать... И так видно. Да и цифры я вчера в плановом отделе посмотрел. Незавидно живете.
- А чем незавидно? - медовым голоском спросил Лисичка. Все заулыбались.- Живем, не тужим, семеро одной телогрейкой одеваемся. Начальник у нас редкостный, самородковый. Поворотлив, что гиря. Одна беда - маленько умом пообносился. Да вот еще, пожалуй, нехорошо- у него под горлом дыра. Не пьет, а с посудой глотает. А так, чтобы лишнего выпить, этого у него нет. Редко когда поперек глазу палец не видит.
Лотошники грохнули. Лаврухин побагровел, сорвался на визгливый крик:
- Ты, Лисичка, ври, да не завирайся! За такое оскорбление личности я тебя знаешь что могу? К суду привлечь!
Шатров переждал шум, негромко, без улыбки, сказал:
- Валить все грехи на прежнего начальника не годится. Есть вина руководства участка, это верно, но и вы не без греха, сознайтесь. Вот скажите, почему никого в забоях нет, все тут собрались?
Лисичка согнал с лица улыбку, колюче взглянул исподлобья. Видно было, что он привык говорить от имени всех лотошников.
- Я отвечу... Перво-наперво: нужен нам тепляк - работать в тепле, не на холоду?
- Обязательно,- подтвердил Шатров.
- Второе: вода требуется для промывки?
- Непременно.
- Третье: дровец нужно? Разложить пожоги, оттаять грунт?
- Конечно.
- Вот. А у нас ничего этого нет,- Лисичка разжал узловатые пальцы.- Как же тут работать с лотком? С морозом шутки плохи. Враз штаны отморозишь, а то и сам в деревянный тулуп начисто сыграешь. У меня на что уж напарник Егорка - медведь, не человек, а и тот
Всем телом нездоров, ознобился третьего дни. И у самого под сердце подкатывает.
Лисичка победоносно взглянул на нового начальника выцветшим глазом. Лотошники одобрительно зашумели:
- Верно, дед!
- Старый ворон мимо не каркнет.
Шатров нагнулся к Лаврухину, спросил вполголоса:
- Это правда?
- Тепляк не успели построить, Алексей Степаныч, холода рано ударили. Я как раз сегодня хотел команду дать - приступить,- торопливым шепотом сообщил Лаврухин.- А дровишек и сами могут нарубить - тайга рядом. И воды натаять. Невелики господа!
Шатров густо покраснел от гнева, но сдержался.
- Хорошо, товарищи, сегодня же создадим вам условия. А теперь пойдемте, Мефодий Лукьянович, на полигон к экскаватору. Надо заканчивать осмотр участка и оформлять приемку. Дело не ждет.
От избушки Шатров сразу двинулся упругим гимнастическим шагом. Арсланидзе торопливо шагал рядом. Лаврухин петушком забежал сбоку, заглянул в глаза новому начальнику:
- Прошу прощенья, но, ей-богу, зря вы, Алексей Степаныч, помянули при рабочих насчет руководства участка. Это знаете какой народ? Им только дай чего-нибудь в зубы, так и пойдут трепать везде. Никакого авторитета не останется.
Шатров замедлил шаг, насмешливо посмотрел на Лаврухина:
- А вы полагаете, Мефодий Лукьянович, что горняки слепые? Могу вас уверить - они прекрасно видят недостатки своих руководителей. И никого вы не обманете, если будете прятаться от рабочих. Так авторитет не спасают. А вот если прийти к ним и честно признать свои промахи, ошибки, тогда можно и от рабочих всего требовать полным голосом.
- Это вы справедливо заметили,- подобострастно сказал Лаврухин,- рабочие очень хитрые, от них ничего не скроешь. Они только прикидываются дурачками.
Арсланидзе захохотал. Под черными усиками блеснули крепкие белые зубы.
- Называется - понял человек. Попал пальцем в середину неба. Эх ты, Мефодя!
Около "Воткинца" копошилась экскаваторная бригада. Крупный старик с разводным ключом в руках лежал между ржавыми гусеницами - подтягивал гайки. Чумазый кочегар подбрасывал в топку огромные поленья. Из трубы экскаватора еле заметно струился дымок. Вокруг -на снегу лежали комья мерзлой земли.
Увидя подходивших людей, старик выбрался из-под машины.
- Никита Савельич, вы? - радостно воскликнул Шатров.
Он был очень обрадован этой встречей: за несколько дней путешествия к прииску вдвоем Алексей успел сблизиться со старым экскаваторщиком, оценить его житейский опыт, прямодушие.
- Я самый, Алексей Степаныч,- отозвался машинист, ласково глядя на молодого инженера из-под мохнатых бровей.- Уж не вы ли к нам назначены начальником участка?
- Я. Сегодня принимаю дела. Будем с вами вместе работать.
- Вот это славно! А я услыхал, на наш участок нового начальника дают, так сразу и подумал: не вас ли? Славно, славно! Но только не взыщите, я к вам сразу с жалобой.
- Говорите, Никита Савельич,- оживился Шатров,- все говорите. Я вас только об этом и прошу. Что надо сделать, чем помочь, обо всем говорите.
- Обижаюсь я на них! - показал Черепахин на Лаврухина. Из деликатности машинист говорил о своем бывшем начальнике в третьем лице.- Крепко обижаюсь. Уехал в округ на совещание стахановцев, вернулся, а в бригаде полный застой. За неделю три тысячи кубов грунта выбросили. Это на "Воткинце"-то! Начал допытываться- узнаю: грунта взорванного не хватало, воду подвозили с перебоями, дрова тоже. Вот уж истинно - пошла Настя по напастям. Больше машину на подогреве держали, чем торфа вскрывали. При мне тоже случалось, не все ладно бывало, но кой-как выкручивались, а тут вовсе вразлад дело пошло. Что же это за порядок? - с обидой в голосе договорил бригадир, поворачиваясь к Лаврухину.
- Транспорт нас подводит, дед,- бойко ответил Лаврухин,- на прииске машин мало. Вот в чем беда. А насчет шурфовки сам понимать должен: на участке всего двадцать шурфовщиков. Где ж им поспеть за твоим паровозом?
- Лжешь! - выпалил неожиданно Арсланидзе. Его и без того смуглое лицо совсем потемнело. Короткие черные усы хищно приподнялись.- Лжешь, Лаврухин. Одна, а то и две машины тебе ежедневно выделялись. Можно в гараже путевки поднять. Хватило б на подвозку дров. Но разгрузка! Шоферы по часу бегают, людей ищут. А подъезды? Вчера автоцистерна едва не завалилась, пока добиралась к "Воткинцу"! Насчет шурфовки - сам виноват, нечего плакаться в жилетку. Почему бурильный станок валяется? На ручном паре выезжаешь? Эх, ты-ы! Мякинная голова.
6
Выписка из приказа о назначении начальником участка, акт приемки лежали в кармане Шатрова. Все формальности были закончены. Но знакомство с участком только начиналось. Алексей хорошо понимал это.
Для начала он направился к самому большому общежитию участка. Арсланидзе рассказал, что там живут лотошники, шурфовщики и взрывники.
Под ногами Алексея скрипел снег. Где-то далеко пыхтел экскаватор. Ровно гудели дизели приисковой электростанции. Из их выхлопных труб в темное небо выскакивали языки огня. Натужно рокотал трактор, поднимавшийся от Кедровки. За ним тащились двое огромных саней, нагруженных бревнами. И в эти производственные шумы странно вплетался домашний, с детства знакомый лай собаки.
Длинное приземистое здание общежития казалось еще ниже из-за окружающих его сугробов. Неподалеку от двери стоял муторный ящик, заполненный доверху. Вокруг него валялось множество пустых консервных банок. Блестели замерзшие помои. Из маленьких окошечек пробивался тусклый свет.
Появление начальника участка осталось незамеченным. В огромной продолговатой комнате, углы которой тонули во мраке, было шумно. В центре, изо всей силы хлопая костяшками по колченогому столу, несколько рабочих играли в домино. Ближе к выходу, сидя на кроватях, четыре горняка азартно резались в карты. Судя по стиснутым губам, тревожному блеску глаз, игра велась серьезная, на деньги. Поодаль молодой скуластый парень в накинутой на плечи телогрейке сидел, скрестив ноги, на деревянном топчане и читал толстую книгу. Иногда игроки в домино заслоняли от него свет. Парень поднимал голову, обводил невидящим взглядом ряды кроватей и снова погружался в чтение. Многие уже спали, с головой закутавшись в одеяла.
Махорочный дым синеватыми слоями плавал в спертом воздухе. На стенах были приклеены вырезанные из Журналов цветные фотографии девушек, летчиков, видов Москвы. У самой двери висела аляповато нарисованная на куске полотна картина. Вытянув шею, лебедь плыл по ядовито-синему пруду к голым женщинам с могучими шарообразными бедрами.
Постояв у двери, Шатров подошел к столу. На лицо начальника участка упал свет. Мгновенно исчезли карты. Прекратился стук костяшек. Алексей увидел вокруг любопытствующие, насмешливые, настороженные лица, уловил обрывки фраз:
- Гляди, какой дотошный, в барак заявился...
- Чудно! Сроду к нам начальство...
- Митя, сейчас накачка начнется.
- Ага. Дескать, родина требует... план... любой ценой...
Шатров нахмурился: "Далеко дело зашло!"
Неизвестно откуда прямо перед Шатровым появилась знакомая щупленькая фигурка Лисички. И сейчас же рядом с ним на скамью грузно опустился бородач, которого Алексей заприметил еще в конторке участка. Давний неразлучный дружок Лисички, тоже лотошник, Егор Чугунов всегда держался возле него. Правда, дружба эта носила несколько односторонний характер: хотя Чугунов и Лисичка были почти однолетками, Лисичка деспотически распоряжался Егором. Он выбирал ему забой, посылал за дровами для костров, которыми лотошники оттаивают мерзлый грунт. Зато никаких секретов от Чугунова у Лисички не существовало.
В противоположность своему острому на язык другу, Егор Чугунов был немногословен до крайности. В тех случаях, когда сказать что-нибудь было совершенно необходимо, широкое рябое лицо Егора, от самых глаз заросшее бородой, выражало настоящее страдание. Но работник он был превосходный. Втиснув свою громадную фигуру в узкий забой, согнувшись вдвое, Чугунов целыми днями без устали встряхивал лоток. Добычу друзья всегда сдавали вместе. Так же вместе выходили на работу и возвращались домой, в общежитие, где у них была отгорожена небольшая каморочка.