Два дня, а точнее, две ночи вел разговор с немцами. В микрофон чуть было не покрыл их матом: так противны они мне. Вчера один фриц сдался нам в плен. Худой, обросший девятнадцатилетний гитлеренок. "Гитлер капут!" - твердит он и испуганно озирается. Нашкодил, мерзавец, и теперь побаивается.
…От брата Алексея нет никаких известий. Неужели его… Нет, этого не может быть.
К нам прибыл новый командир полка - майор Попов. Впечатление произвел на нас самое хорошее.
…Мы живем сейчас втроем. Три старших лейтенанта, вчерашние младшие политруки: я, Зебницкий и Соколов. В глухую полночь, когда мы благополучно возвращаемся из опасного путешествия по переднему краю, наше подземное жилье оживает. Гремит наша песня, рвется на волю. Потом вспоминаем прошлое, девушек, работу. Вася Зебницкий рассказывает и солидно привирает, а мы смеемся. Несколько позже бьем вшей. А где-то близко, над нами, - рокот моторов, в каких-нибудь 200 метрах - немцы, там - стрекотня пулеметов и автоматов. Обычная фронтовая ночь.
Во мгле, чуть-чуть освещаемый заревом пожаров, как израненный исполин, стоит Сталинград.
6 ноября
Нахожусь в 50 метрах от противника. Беседую в окопе с командиром стрелкового отделения Воробьевым. Замечательный парень. Он уже убил 15 немцев. У него плохое обмундирование - надо сменить. Рассуждает он просто: "Вот я отправил на тот свет 15 гитлеровцев. Что было бы, если б каждый боец сделал то же самое? А было бы вот что: ни одного фрица не осталось бы на нашей земле…"
На рассвете произошел грандиозный поединок нашей милой "катюши" с немецким "ванюшей". И оказалось, что Иоганн слаб против женщины. Это и понятно, такие ли воины склоняли свои буйные головы перед женщиной и становились беспомощными.
Красноармеец Сурков полагает так:
"Фашист… это такая паскуда, что ежели его не убьешь, то на твоей же русской душе грех".
И Сурков боится принять на себя такой грех - он укокошил 20 гитлеровцев.
9 ноября
Дают мне второй батальон. А в нем тысяча безобразий. Надолго ли меня хватит? Буду тянуть, как полагается солдату, до конца. Надо подумать хорошенько, с чего начать.
Снова принял 12 новых бойцов в комсомол. Крупецков доволен: наконец-то нашелся отсекр. Теперь ему снова придется искать.
Что-то долго нет писем от брата.
10 ноября
Положеньице… Быть худу!.. Икс на игрек, игрек на икс…
11 ноября
Никогда еще не было такого кризиса.
15 ноября
Вчера на комсомольском собрании снайпер Каимов заявил:
- Мой винтовка карош… мой убил пять немец…
20 ноября
Получен приказ о наступлении по всему фронту. Всеобщий восторг. Боец первой минометной роты Латыпов Саид сказал:
- Давно бы так, а то сидим…
Борисюк Иван сгорает от нетерпения: скорей бы, скорей бы!..
23 ноября
Четвертый день идет наше наступление. Величайшая операция удалась: вся мощная сталинградская группировка врага полностью окружена. Если удастся завершить эту широко задуманную операцию, то враг будет наполовину разгромлен. Уже в наших руках Калач, Советский, Абганерово, Зеты и ряд других населенных пунктов, уже пройденных нами однажды с боями.
На поле боя появилось новое грозное оружие. Впрочем, солдаты так его и нарекли - Иоанн Грозный. Немцы говорят: "Рус домами стреляет". Сто килограммов - одна мина. Ничего?! Иногда стабилизатором своим она цепляется за упаковочный ящик, из которого ее прямо и выстреливают гвардейские минометчики, и летит с ящиком.
25 ноября
Наступление наших войск продолжается. Но у нас тут задержка: враг жестоко огрызается. Мы понесли тяжелые потери. Убиты командир второго батальона Любич, его заместитель по политчасти Моисеев, заместитель командира первого батальона Смагин.
Сообщают, что взяты пленные.
1943 год
3 января
Долго ничего не писал. С 1 декабря я на новой должности.
18 января
Фриц отписался. Добрая советская пуля освободила фашистского выкормыша от столь тягостного труда. Дни идут, и они несут нам победу, а окруженному немцу - капут. Рядом с моим блиндажом - яма, в ней - трупы расстрелянных советских военнопленных. Сколько молодых жизней оборвалось!..
Мы расположились в немецком блиндаже. Получается вид, что немцы жили тут целое столетие: такая уйма барахла.
Завтра снова штурм. Это, по-видимому, последний. Сколько времени я не спал, даже не помню. Очень много. Таких напряженных дней еще я никогда не переживал. Все воюют с каким-то лихорадочным энтузиазмом.
Жду письма.
21 января
Штурм еще не начался. Ждем с часу на час оного. Вчера кто-то крикнул: "Наши войска заняли город Валуйки!" Рядом со мной один боец собирал трофейные патроны и, разговаривая сам с собой, проворчал: "Все города возьмем".
Приснился мне сон, будто я на руках своих держал маленького хлопчика, такого славного мальчугана. Что бы это значило? Ведь Сереже Гайдуку тоже снился мальчишка. За два дня до гибели… Впрочем, к черту такие мрачные мысли!
22 января
В 8 часов 50 минут началась артподготовка. В воздухе такой грохот и скрежет, точно мчался огромный лист ржавого железа, подхваченный ураганом. "Катюши" пропели три "арии". Им своим баском подтянул наш уважаемый "Иоанн Грозный". Сейчас двинулась пехота. Сообщают, что Стародубовка занята нашими войсками. Очередь за Песчанкой, а там и Сталинград.
Накануне, в балке Караватка, долго искал, где бы переспать. Обнаружил в снегу дыру. Пролез. Нащупал в темноте какие-то мешки. Поправил полушубок и устроился на них. Утром проснулся - вижу: не мешки это, а трупы немецких солдат, сложенные аккуратно, по-немецки, штабелями. Не успели, знать, увезти и похоронить. Да и куда увезешь?.. Не самая лучшая постель оказалась подо мною…
23 января
Песчанка наша! Ночью дивизия овладела ею. Был свидетелем встречи с населением. Неописуемой была эта встреча. Люди обнимались, целовали бойцов, целовали стены своих разрушенных хат.
31 января
Сталинград. Бесконечной вереницей плетется колонна военнопленных гитлеровцев. Солдаты идут, обмотанные тряпьем, на ногах что-то навернуто, они идут понуро, жалкие, грязные, перезябшие. Из колонны выходит один, обращается к нашему бойцу-конвоиру, обращается по-русски:
- А работа у вас будет?
- Да, найдется, - отвечает боец. - Для вас подходящая работенка будет. Вот, - показывает боец на груду кирпичей вместо Сталинграда, - вот ваша работа…
- О, я, я, да, да, - понимающе кивает головой пленный.
- Ну вот и хорошо. Поняли, значит, друг друга, - лукаво говорит наш боец.
На пленных смотрит сталинградская старуха. Ей лет 70. Все лицо исполосовано морщинами. Меж дряблых щек и морщинистого лба едва поблескивают маленькие глазки, удивительно живые и пронзительные. Время от времени старуха замечает, да так, чтобы ее слышали в колонне:
- Брось одеяло-то, ты, долговязый… Эка, жадность-то! Уж не мое ли? Дай-ка глянуть… Ведь зачем оно тебе? В могилу, рази, тащишь?..
- Не в могилу, бабушка, а в плен, - поясняет конвойный.
Но старая недоумевает:
- Разве их не убьют?
- Нет, - отвечает боец.
- Ну, да бог им судья. Пущай уж живут, коли сдалися. Но што они, сынок, тут творили! Што творили!.. Не приведи господи!
Между тем бесконечная рваная пестрая толпа когда-то непобедимых идет и идет. Старуха продолжает ворчать. Однако без прежней уж злости, простодушно:
- Вот бы их такими самому Хитлиру показать… Нечистая он сила, до какого сраму людей своих довел!.. А вон, глянь на того, сопливого, штаны поддерживает, несчастный… пуговица, знать, оторвалась. Господи, господи, мать небось у него есть где-то, ждет…
Колонне не видать конца. Она движется, движется, извиваясь меж развалин, как огромная пестрая змея. Сталинградская старуха продолжает:
- Сам, сказывают, Паулюс сдался в плен-то. Так, што ли, сынок? - спрашивает она теперь уже меня. Я отвечаю утвердительно и сообщаю, что только вчера еще Гитлер присвоил ему звание фельдмаршала. Старуха минуту думает, потом решительно заключает:
- Должно, тоже для поддержки штанов…
2 ноября
В вихре, в грохоте сражений приближается к концу 1943 год. Позади Курская дуга, а я не писал ни строчки в эту тетрадь. Все время забирает "Советский богатырь". И вот мы уже за Днепром, где-то возле Знаменки.
У меня страшное горе. Получено письмо, которое я долго ждал и которого очень боялся в душе:
"Уважаемый товарищ Алексеев!
Выполняя вашу просьбу, с глубоким прискорбием извещаем, что Ваш брат Алексеев Алексей Николаевич погиб от разрыва мины 4 сентября с/г и похоронен около дер. Леоново Ельнянского района Смоленской области. Тов. Алексеев, вражеская мина вывела из наших рядов моего подразделения лучшего друга, товарища и командира. Весь личный состав моего подразделения и другие его сослуживцы чтут память погибшего Алексеева Алексея и долгие годы будут держать его светлую память в своих сердцах.
С приветом - капитан Ветров.
8.10.1943 г.".
(Много позже пытался я написать стихотворение, посвященное брату Алексею, но почему-то так и не осилил его. Сохранилось в другом блокноте только его начало:
В Смоленщине, близ Ельни,
Простой и честный,
В бою был убит солдат…
Для вас - Неизвестный,
А мне он - брат.)
Вот она, жизнь… Милый, родной мой брат! Плакать-то мне нет времени… Я тебя никогда больше не увижу. Да увидят ли и меня наши родные - ведь эта беспощадная борьба продолжается, пожирая все новые и новые жизни.
4 ноября
На нашем фронте затишье, но чувствуется, что это ненадолго. Некоторые мои товарищи едут в тыл на учебу. Жалко расставаться с ними и грустно. А когда же я поеду?..
Стоит противная погода. Дует ветер, лицо сечет холодный дождь. Кругом темно, как в могиле. Многих мучает насморк. Где-то в этой мокрой липкой пучине ревет бомбардировщик. Не сиделось ему на аэродроме…
6 ноября
Взят Киев!!!
8 ноября
Опять весь день идет мелкий дождь. Дороги развезло - не пройти, что называется, не проехать. Ночью у меня был Л… Он очень увлекательно врал.
По радио узнали: освобожден город Фастов.
17 ноября
Только что пришел с совещания редакторов дивизионных газет. Выступления и доклады тт. Смолянова и Серебряного мне очень понравились. Вот мысли Серебряного о нашей работе по докладу и приказу тов. Сталина к 26-й годовщине Октября.
I. Довести до глубокого сознания людей значение коренного перелома в ходе Отечественной войны:
а) Воюем три года - и все время Красная Армия растет в своей мощи; б) кризис Германии; в) бойцы должны проникнуться чувством гордости за то, что они преодолели все испытания первых лет войны (боец оправдал чаяния народные); г) наше моральное и техническое превосходство над гитлеровцами. Воспитывать чувство презрения к фашистам (Красная Армия растоптала авторитет немецкого оружия); д) давать собственные статьи об успехах Красной Армии.
II. Вопросы советского тыла:
а) писать побольше о всенародной помощи фронту; б) побольше писать о Коммунистической партии, о ее организующей роли.
III. Зверства фашистов:
а) излагая факты таких зверств, мы должны всегда предупреждать врага о суровом возмездии за содеянные им злодеяния (найдем на краю света); б) помещать в газете сообщения Чрезвычайной Гос. комиссии.
IV. Международное положение:
а) почаще писать статьи простым, доступным красноармейской массе языком; б) не забывать о союзниках.
Дело Гитлера проиграно.
V. Дать разворот: отрывок из романа М. Шолохова "Они сражались за Родину".
…От редакторов услышал несколько новых анекдотов на тему эластичной обороны немцев. Вот они, эти анекдоты:
1.
Фриц: Отто, как хорошо, что мы удрапали на сто километров от русских. Теперь обязательно наградят.
Отто: За что же?
Фриц: Мы успешно оторвались от противника.
2.
Солдат: Господин фельдфебель! Раньше мы эластично выпрямляли линию фронта только зимой, теперь же мы выпрямляем и летом. Чего же будет с этой линией зимой?
Фельдфебель: Зимой мы ее совсем выпрямим.
26 ноября
Поражаюсь, откуда страна берет силы. Это же немыслимо: наступать столько времени на 1500 километров по фронту одновременно!
Сейчас темно, сыро. Взяли Гомель. Слушаю приказ Верховного Главнокомандующего.
Недалеко ухает. Война.
5 декабря
Приезжала делегация из Казахстана с подарками из тех мест, где когда-то формировалась наша дивизия (сперва 29-я, а после Сталинграда - 72-я гвардейская стрелковая). На импровизированном банкете было очень весело. От людей, приехавших из далекого тыла, повеяло чем-то милым, далеким, давно утраченным нами. Повеяло мирными днями, от которых мы отвыкли.
Сегодня началось наше наступление. Авиация сделала один вылет и больше не появляется - сильный туман застилает землю. Танки наши шли чертовой прорвой. Неужели не погоним?
День морозный, бодрящий. Снега еще нет. От сильного обстрела у нас в хате повылетали стекла. Осколком снаряда одного ранило.
7 декабря
Наши войска освободили город Александрию. Ко мне пришел наконец милый Карамурза. Как я его ждал! Сейчас пойдем с ним вместе ползать по окопам.
10 декабря
Пятый день наступаем. Заняли несколько сел. В деревне Дубовой фашисты расстреляли 60 здоровых молодых мужчин - чтобы они завтра не встали в наши ряды. Оккупанты ведут себя злобно и нервно. Всюду следы ужасающих зверств.
Три раненых красноармейца сидят в хате. В их руках по ломтю хорошего вкусного хлеба. Шинели в крови. Бойцы оживленно вспоминают бой, из которого они только что вышли. Нет ни тени уныния - бодрость, вера в свои силы. Это 1943 год, а не 1941-й!
То и дело приводят пленных.
11 декабря
Недалеко от нас, в балке, фрицы. Стрекочут из автоматов. "Юнкерсы" яростно бомбят. Мимо меня пролетает снаряд. Судьба…
22 декабря
На правом фланге немцы атакуют яростно, зло. Нами оставлена Новгородка. На днях мы потеряли половину своего состава. Врезались клином вперед, и он нас отрубил. Нашлепали нам основательно. Мы зазнались, и нас бьют…. Слышен там рев орудий.
Здоровье мое паршивое. Отдохнуть бы. Легко ли жить в течение почти трех лет, сознавая, что справа, слева и прямо перед тобой, в каких-нибудь 500 метрах, а то и ближе, - враги, которые заняты одной-единственной мыслью, как бы убить тебя?
31 декабря
…Завтра покидаем Верблюжку… Двинемся, пожалуй, туда, где покрепче "сабантуй". Через несколько часов - Новый, 1944 год. Что-то он нам приготовил? Как идет время!
Немцам не удалось закрепиться и в эту зиму. Ватутин страшно навис над их югом. Положение у немцев более чем паршивое.
1944 год
5 января
Войска фронта вновь перешли в наступление. Нашу дивизию пополнили, придали 150 танков. В 8 часов утра загудела артиллерия, именно загудела, так как это был не грохот, а сплошной рев тысяч орудийных глоток разных калибров в течение часа.
Первую часть своей задачи мы успешно выполнили. Количество наших резервов поразительно растет.
Приводили пленных. Черные, в крови, жалкие. Мне кажется, что и они понимают, что конец их близок.
Наступление наше принимает неистовый характер. Оно растет с каждым днем…
10 января
Первые дни наступление шло успешно, но сейчас затормозилось - отстал левый фланг. Получено сообщение о награждении нашей дивизии орденом Красного Знамени за взятие Кировограда.
Позавчера пережил ужасную бомбежку, чуть было не попал прямо к немцам. Сейчас находимся в селе Калмыковка. Остановились в одной хате. Хозяева чудесные.
13 января
Здесь, на Украине, говорят о каком-то Калашникове - герое сказочной хитрости, командире партизанского отряда.
31 января
Мы будем долго сидеть в обороне. А в Калмыковке скучно. Стоит отвратительная погода. Дождь, грязь. Это в январе-то!
2 февраля
Сегодня годовщина завершения Сталинградского побоища. Его участники собрались сегодня в нашей хате и по-гвардейски отпраздновали эту дату.
Вспомнил почему-то про юного Николая Сараева, и тут же в сердце прозвучали горьковские строки:
Пускай ты умер, но в песнях смелых
и сильных духом всегда ты будешь
живым примером, призывом гордым
к свободе, к свету!
На этом и кончаются записи в тетрадке, начатой еще под Сталинградом. Не скрою, мне жаль расставаться с ними, как бывает жаль расставаться с давним и верным другом, с которым хорошо вспоминать о былых походах.
Наследники
Повесть
Глава первая
Селиван Громоздкин - романтик
1
Детство этих сельских ребят прошло в лихое, горькое время. Родившиеся за пять-шесть лет до войны, во время войны они уже были главными помощниками матерей, взявших на свои плечи безмерную тяжесть тыловых забот. Фронт был далеко, но едкая гарь большой войны долетала и сюда, неутомимо множа число овдовевших и осиротевших.
То было время, когда, быть может, больше всего на свете боялись безобиднейшей девочки-почтальона, злою волею судьбы ставшей разносчицей печальных вестей. Взять бы да разорвать на мелкие клочки, развеять по ветру, забыть тот листок, будто его и не было вовсе, - но нет, люди бережно хранят его, этот листок, лишивший их даже самой слабой надежды на встречу с родимым. Сгорбленная, в один день ставшая старухой тридцатилетняя вдова, с сухими, выплаканными до самого донышка глазами, прячет эту страшную бумагу в укромный уголок сундука или же за вновь поставленные по случаю войны образа святых.