Потом он долго молчал, думая о своем, вспоминая что-то. Я его не торопил, знал, что старик не отпустит меня просто так, не рассказав забавной истории из жизни краболовов. Тему он уже наметил, выразил ее в словах: "Женщинам, как думаю, надо угождать по мелочам и быстро, а в главном гнуть свою линию".
"Ну, давай, давай, Максимкин, я весь в нетерпении!"
- У тебя, Сергеич, сколько времени? Много или мало? - наконец спросил крабовар.
Я посмотрел на часы. Минут через двадцать должна подойти к борту "семерка" со своего дальнего поля. Сказал:
- Средне. К двенадцати жду "семерку" с уловом.
- Добре. Тогда слухай про то, как Настя стала женой Карповича, как их Лешка, одессит чертов, повенчал десять лет назад.
Дело было так. Попала к нам на краболов группа девушек из Забайкалья. В общем, завербовались они, поехали кто за чем - одни за туманом, другие за длинным рублем или по другой причине. Среди них были тебе известные, неразлучные подружки Настя и Анна. Настю тогда можно было обхватить, тоненькая, ласковая и совсем неприметная девчушка. А вот Анна - истинная королева, за которой начали ухаживать все: и холостые, и женатые, даже капитан! Тогда у нас был не Ефимов, а другой, фамилия его Бочарников.
В общем, Анна могла выйти замуж даже за Бочарникова или за Алексея Базалевича. Они не скрывали своих чувств, но Анна этого не захотела. Как была, так и осталась для всех холодной, неприступной. А вот ее неприметная подружка быстро нашла, подцепила Евгения Карповича, лучшего старшину на всем крабофлоте.
Однажды на мостик к капитану Бочарникову поднялась пара - старшина Карпович и Настя. Позади них была Анна, которая объявила капитану и стоявшему на вахте штурману Базалевичу: "Они желают сочетаться в браке". Старшина добавил: "Анна - наш свидетель".
Капитан в это время куда-то торопился и поэтому приказал вахтенному: "Запиши их в журнал, как положено" - и шутливо пояснил молодоженам: "Он вас обвенчает по морским законам. Запишет все в вахтенный журнал, а потом по приходе в порт выписка из журнала послужит вам основанием для выдачи свидетельства о браке в любом загсе".
Вернулся капитан не скоро. "Ну, как, Алексей, записал?" - "Остались довольны, товарищ капитан", - с веселой улыбкой отрапортовал Базалевич.
Бочарников к тому времени уже знал характер своего штурмана и насторожился. "Чем они остались довольны?" - спросил он. "Морским обрядом, товарищ капитан. Век его не забудут. Море их венчало, море может разлучить!" У Бочарникова от предчувствия сжало сердце. "Как это их море венчало? Не томи душу, говори!" - "Не беспокойтесь, товарищ капитан, все было по науке. Я записал их в журнал, а эта Анна говорит: "И все? Капитан приказал по-морскому". И Карпович подмигивает, всю ногу мне оттоптал. Ну, я их… довольны остались! Я их три раза обвел вокруг компа́са, и все. А потом, правда, и благословил". - "Ты благословил, как?!" - "Сводом. Нашим, вы плохого не думайте, советским - международным сводом сигналов. Как положено, - они в верности поклялись. Ну, свод еще поцеловали и между собой целовались, а я и Анна в это время над ними флаг отходной держали. Настя это на всю жизнь запомнила, уходила со слезами, а Карпович сказал: "Здорово получилось, товарищ штурман. Ящик шампанского за мной!"
Ну, говорят, что Бочарников после этого разговора с веселым одесситом положил под язык таблетку валидола и в том же вахтенном журнале записал Базалевичу строгий выговор за превышение полномочий. Только, наверное, зря. На редкость дружная получилась семья. И недаром Евгения и Настю называют Ромео и Джульетта Дальнего Востока. Одно плохо, своих детей у них нет. Так они взяли несколько лет назад из детдома сироту, усыновили его. Федором парня звать, и он уже ходит в первый класс. Они любят его, как родного.
- Неужели так в действительности было? - спросил я Максимкина.
Он, как мне показалось, даже обиделся, пробурчал:
- За что купил, за то и продаю. В свидетелях у них я не был, флаг над ними не держал. Спроси у них, у Базалевича или у Анны. Они все тут, ты их знаешь. Есть еще вопросы?
- Есть, - сказал я. - Анна когда-либо выходила замуж?
- Нет, не выходила.
- А королевского краба, который у нее хранится, кто поймал?
- Карпович в год своей женитьбы на Насте.
- Так, - сказал я и буквально ошалел от собственной догадки, которая неожиданно пришла мне в голову.
20
О циклонах, которые в июне 1970 года обрушились с двух сторон на Охотское море, мне уже приходилось писать в повести "Оранжевый день". К ней я и отсылаю читателей, желающих узнать подробности о шторме, во время которого хуже всех пришлось экипажу "семерки". Здесь же я ограничусь коротким пересказом случившегося и изложу, листая свои дневники, личные впечатления в той последовательности, как все было на самом деле.
О возможном шторме руководство "Никитина" во главе с капитаном-директором Ефимовым узнало утром. Неподалеку от острова Птичий вели промысел крабов и японские суда. И вот они накануне получили тревожный прогноз. Японские синоптики предупреждали своих о возможности резкого изменения в движении циклонов, которые зародились на северо-западе Тихого океана. Конечно, они могли прийти в Охотское море и через Камчатку и существенно ослабить свою силу в борьбе с горами. А если они двинутся южнее? Гряда Курильских островов для них - не помеха. Тогда лучше морякам быть предельно осторожными, не отпускать далеко от плавзаводов легкие мотоботы, способные выдерживать волнение не более чем в пять баллов.
Ефимов собрал короткое совещание рано утром. И было решено, по единодушному согласию старшин, не паниковать, продолжать промысел, но быть начеку, поддерживать с "Никитиным" регулярную радиосвязь. Все мотоботы вышли на свои поля, как обычно, а капитан-директор срочно по радио попросил рекомендации Дальневосточного научно-исследовательского гидрометеорологического института. Мол, как быть, чего ожидать краболовам в таком-то квадрате?
В обед радист "Никитина" получил радиограмму. В ней сообщалось, что к острову Птичий приближаются два циклона - Японский и Сибирский. Советские синоптики рекомендовали прекратить промысел, приготовиться к штормовым условиям и уходить на запад, в открытое море.
Я, как и сотни других краболовов нашей флотилии, ничего об этом не знал, был на своем рабочем месте и вдруг услышал неожиданную команду с мостика:
- Боцману на бак! Боцману на бак! Вира якоря!
Через несколько минут мимо меня рысью промчался наш молодой рыжий боцман, а затем мелко задрожал весь корпус плавзавода. Это начали набирать обороты двигатели, затем затренькали все чаще и чаще звенья цепи, выбираемой со дна в якорные трюмы.
Я подошел к Вира-майне Федору, спросил у него:
- Ты не знаешь, что случилось?
Федя близорукими глазами оглядел чистый горизонт и чистое небо, послюнявил указательный палец и выставил его перед собой, потом солидно сказал:
- Видишь, ветер меняет направление. Маневр будем делать.
"Ну, маневр так маневр, мне какое дело!" - подумал я, успокаиваясь.
Первым подошел к "Никитину" резервный мотобот, загруженный наплавами. На носу стоял, широко раздвинув ноги, обутые в болотные сапоги, Самсоныч, глава экспедиции. Он был весь обвешан убитыми утками.
Из столовой выходили небольшими группами укладчицы в белых тюрбанах и халатах, весело смеялись и, заметив подошедший резервный, кричали вниз:
- Мальчишки, кто уткой угостит?
- А вы жарить будете?
- Будем!
- Ну, тогда угостим. В первую очередь самых красивых!
- А некрасивым что делать?
- Надеяться и ждать, не упускать свой шанец!
- Как Полторы Бочки! - вдруг дурашливо загоготал за моей спиной Димка. - Ой, да что ты, Аня? Ты взбесилась, Аня?
Я обернулся. Бедному крановщику не повезло, не заметил он, что неподалеку была Анна Зима. Она решительно наступала на Димку, непрерывно говоря: "А ну, повтори! Повтори, зараза!" Димка пятился, закрыв лицо руками, а потом повернулся и побежал вдоль левого борта, как говорится, быстрее, чем заяц от орла.
Самсоныч между тем уже стоял на палубе плавзавода и щедро раздавал птицу девушкам, потом завопил:
- Отвали, народы, кина больше не будет!
Укладчицы нехотя расходились, а Самсоныч стоял в своих болотных сапогах, крепко прижимая к груди остатки - две тощих уточки. Я подошел к нему.
- Сергеич, - сказал он. - Нам и этого хватит на добрый супец. От души похлебаем, а то крабы надоели, мясца свежего хочется! До шторма успею приготовить, а?
- До какого шторма? - удивился я.
- Не ори, не поднимай панику, - тихо сказал Самсоныч, с которым я очень подружился за путину. - Освободишься, заходи в каюту, там все расскажу. И главное, о пещере. Ведь Серегина пещера существует. И есть там рисунок охотника… просто чертовщина какая-то!
- Не может быть, Леня? Серега, наверное, бывал на Камчатке в этих местах.
- Нет, не бывал. Я ведь начальник отдела кадров и все о вас знаю, кто где бывал, где работал.
Самсоныч пошел в каюту, а я - на свое рабочее место, размышляя не столько о приближающемся шторме, сколько о пещере. А дело было так. Недели полторы назад мы пришли ловить крабов в этот квадрат. День, как помню, был ясный, теплый, не хуже сегодняшнего. На палубу вышли все свободные от работы и, как это обычно, разглядывали совсем близкий камчатский берег. К тому времени линька крабов уже прошла, начиналась их другая миграция, на этот раз горизонтальная, вдоль берега. Мы ставили сети на малых глубинах прямо с мотоботов. Это красивое зрелище! Я и Самсоныч попросились на "семерку" посмотреть, как ребята ставят сети. Карпович немного поворчал, но отказать не посмел - с начальником отдела кадров и с приемщиком ловцы предпочитали дружить.
Легко, как утка, качался мотобот на сине-зеленых волнах Охотского моря. Он взлетал на волнах то вверх, то падал.
У меня сладко замирало сердце, дрожь проходила по всему телу, хотя волнение было небольшим, баллов около трех. Я стоял посредине бота, крепко прижавшись к будке моториста, и с восхищением наблюдал за работой экипажа. Ребята необыкновенно ловко выхватывали полотно сети из трюма, распрямляли его, продвигали к борту и метр за метром опускали сеть за борт. Карпович за какие-то мгновения успевал буквально двумя движениями привязать грузило, а Вася Батаев, стоявший напротив старшины, управлялся с наплавами величиной с обычный детский мячик.
Когда сети были поставлены, мы совершили небольшую прогулку вдоль берега Камчатки, разглядывали его в морские бинокли. И вот тут случилось то, о чем я хотел рассказать. Помощник старшины Серега вдруг удивленно крикнул:
- Ребята, я эти места видел вчера во сне. Я вот в той речушке ловил рыбу ивовым бреднем!
Все рассмеялись. Все знали о поразительной способности Сергея видеть каждую ночь яркие и необычные сны. Он с увлечением, словно прочитанные книги, пересказывал их нам. У парня была буйная фантазия.
- А как же ты ловил рыбу ивовым бреднем? - хмуро спросил, высунувшись из своей будочки, Василий Иванович, моторист "семерки".
- У медведя научился, - под общий смех отвечал помощник старшины. - Ну, что вы смеетесь! Это правда, так мне приснилось! Наше племя голодало, костер в пещере потух, потому что мой младший брат заснул и не накормил огонь сухими ветками. Его за это наказали, выгнали из пещеры. Мне стало жалко брата, и я пошел вместе с ним берегом реки. Мы ели по пути разную дрянь… фу-ты! Червей, улиток…
Серега замолчал, морщась и сплевывая слюну за борт. Видно было, что то, что он ел даже во сне, было очень невкусным.
- Трави дальше, - ободрил его Самсоныч. - Так что дальше было?
- Только не смейтесь!
- Не будем, - дружно обещали мы.
- А потом я увидел, как рыбачит медведь. Зашел он в речку, глазами зыркает и выкидывает на берег здоровых рыбин! Я тогда и подумал, а чем я хуже медведя? Медведь ушел, я залез в воду рыбачить, но у меня ничего не получалось. Рукам холодно и когтей медвежьих у меня нет. Тогда я и подумал, а что, если удлинить руки, сплести из прутьев бредешок…
Экипаж "семерки" не выдержал своего слова. Все схватились за животы, буквально легли от смеха на палубу мотобота и этим окончательно сбили парня с панталыку. Он насупился и замолчал, не поддавался никаким нашим уговорам. Когда мы были на палубе плавзавода и возвращались в своя каюты, Серега вдруг сказал мне и Самсонычу:
- Можно проверить, правду я видел или нет.
- Как проверить? - недоуменно спросил я.
- Видели на берегу скалу?
- Да, видел.
- Так вот под ней должна быть маленькая пещера, раза в два больше нашей каюты. И там есть наскальный рисунок: охотник с копьем догоняет оленя.
Самое удивительное во всей этой истории было то, что Самсоныч во время экспедиции за наплавами разыскал пещеру и нашел в ней рисунок - охотника с копьем, догоняющего оленя.
"Неужели у нас существует глубинная, наследственная память?" - думал я и невидящими глазами глядел на Охотское море и не заметил, как оно из сине-зеленого стало багровым, как усилился ветер, как заволокла тучами небо, как появился туман, как тревожно загудел "Никитин".
Где вы, мотоботы? Скорее спешите на спасительные "балыки"!
21
Я стоял на своем рабочем месте и видел, как постепенно освобождается палуба от крабов. Стропа переносил Костя, который вместо Димки сидел в кабине крана, аккуратно ставил их около конвейера. У конвейера было многолюдно. Борис Петрович прислал сюда всех свободных от работы распутчиков сетей и работников бухгалтерии. Были там и бездельники: Франт с двумя девушками из ликвидного цеха, кладовщик по прозвищу Амфибрахий, библиотекарша, хирург и незнакомые мне люди из прачечной, пошивочной и обувной мастерских. Большинство из них выбирали крабов покрупнее, отрывали им лапы и, небрежно связав их веревкой, несли варить. Другие были гурманами. Они не интересовались обычным крабовым мясом. Для хирурга, например, деликатесом были абдомины. Франт с девушками из ликвидного искали только самок с икрой, отрывали от них ястыки и складывали в полиэтиленовый мешочек. На их счастье, самки то и дело попадались в стропах, которые я принял от колхозников. Не везло только кладовщику. Он высматривал совсем редкий деликатес - крупные, в кулак, ракушки, с радостью кидался за каждой ракушкой, потом бережно клал ее в цинковое ведро. Знал я: пока не наберет полное ведро, он не уйдет.
Амфибрахий был во многом довольно странным человеком, даже по внешнему виду. Толстый, с короткой шеей и какими-то маленькими красноватыми глазами, он всегда напоминал мне вставшего на задние ноги борова. Малообразованный, по его же словам, он закончил всего "полтора коридора", ленивый кладовщик обладал в то же время удивительной практической смекалкой и жадностью к деньгам. Деньги для него были светом в окне, он их хотел целую кучу, а для каких мелей, неизвестно. Просто иметь, и все! Амфибрахий за свою жизнь не овладел по-настоящему ни одной профессией и в то же время умел все, хватался за любое дело, если оно обещало хороший заработок, и тут часто проявлял изобретательность. Я был свидетелем такого случая. В начале путины кладовщик взялся в свободное время нарезать концы и привязывать их к наплавам. Эта работа нехитрая, монотонная и плохо оплачиваемая. Кажется, за тысячу привязанных концов платили около двух рублей. Как выражаются краболовы, "на кончиках сидела" в основном бич-бригада, о которой я уже рассказывал. Вот сидит бич на палубе, перед ним куча наплавов или цементных грузил - какая тут разница! - катушка шнура, а в руках месарь, иначе - нож любого вида. Он вначале отрезает кончик определенного размера и привязывает его к наплаву или к грузилу, складывает готовое за спину. Сделал норму - гуляй смело!
Амфибрахий "сидел на кончиках" несколько дней, потом все бросил, глубоко задумался и объявил Жеребчику:
- Я не буду работать, пока не узнаю, сколько платят за резку, а сколько за привязку.
Мастер на это отвечал:
- Этого я не знаю. Платят за все хором.
- Тогда узнай.
- Не дури, Князев, платят за все хором. Ясно тебе?
- Нет! И работать я не буду, пока не узнаю, сколько за что платят.
Молоденький мастер бился с кладовщиком и так и эдак, уговаривал его, просил, ругался, но все было без толку. Однако терять лишние руки, которые взялись выполнять невыгодную, презираемую работу, мастеру не хотелось. И пошел он в бухгалтерию, к экономисту, вместе с ними просмотрел все ценники, но… везде указывалось, что надо платить "хором". Тогда было принято соломоново решение: упрямому кладовщику объявили, что резка и привязка стоит одинаково, примерно одна десятая копейки каждая операция.
- Теперь будешь, Князев, работать?
- Буду, но только на одной операции. Кончики резать буду, а привязывать - хай другие, - объявил Амфибрахий. - До конца путины буду резать.
Весь плавзавод потешался над странным кладовщиком, но ему на это было наплевать.
- Черт с тобой, режь только кончики, - сказал мастер и тихо добавил, будто вслух подумал: - С паршивой овцы - хоть шерсти клок.
И кладовщик стал резальщиком кончиков. Уже на следующий день он принес мастеру несколько мешков кончиков, хмуро сказал:
- Тут ровно тридцать тысяч. Хошь - считай. - И хищно улыбнулся: - Скольки рублев я заработал?
Жеребчик только руками развел, ведь кладовщик завалил всю бич-бригаду кончиками. Бичи стали выполнять только одну операцию - привязку, и были довольны, их работа совсем упростилась.
- Как ты управляешься столько нарезать? - как-то спросил я его, но он отвел взгляд красноватых глаз в сторону.
- А тебе какое дело?
- Интересно ведь!
Он задумался, потом сказал:
- За интерес платить надо. - И предложил: - Давай сотню - узнаешь!
Но я чуть позже узнал все даром, случайно заглянул в кладовую и увидел…
Кладовщика Амфибрахием прозвали с легкой руки Кости Жданова. А дело было так. Не было работы, и бригада Аннушки в полном составе пришла ко мне в гости, расположилась на люке третьего трюма и мирно беседовала. Вылез из своей кладовки и Князев, присоединился к распутчикам, долго молчал, потом вдруг сказал:
- А я, братцы, ух как здорово заработал однажды на свиньях!
- Сколько? - ревниво спросил у него Костя, для которого деньги были не целью, а скорее средством, мостиком к своей квартире.
- Десять тысяч по-старому за одну осень, - со вкусом отвечал кладовщик. - Ох, потом я и гулял!
- Как же ты их заработал?
- Да этой самой кас… - кладовщик замолк, потому что не помнил названия дела, которым он однажды занимался так успешно. - В общем, я…
- Кас… кассы грабил? - язвительно спросил у него Генка.