Покровские джинны
1
Свою вторую бабушку, жившую в маленьком городке Покров в ста километрах от Москвы, Фурман звал по имени – бабушка Нина. Она была хозяйкой огромного двухэтажного деревянного дома, общее количество комнат в котором трудно было сосчитать. На участке был небольшой яблонево-вишневый сад с несколькими старыми соснами, высокими разросшимися кленами и заброшенной беседкой. С садом граничила глухая кирпичная стена соседнего кинотеатра – раньше в этом здании размещалась пожарная часть. Правее, за садом, начинался уходящий под горку огород с крапивно-малиновыми зарослями вдоль ветхого забора.
В некоторых частях бабушкиного дома жили квартиранты. Второй этаж снимала тихая семья преподавателей покровского педучилища. На лето "верхние" обычно куда-то уезжали отдыхать, и комнаты стояли закрытыми, хотя на пустую незастекленную террасу иногда разрешалось подниматься, чтобы осмотреть окрестности. В задней бревенчатой пристройке, похожей на избушку, жили дядя Ваня и тетя Женя – бездетная супружеская пара, довольно молодая. Здоровенный улыбчивый дядя Ваня был военным, старшиной, и служил охранником в местной тюрьме. Тетя Женя казалась Фурману красивой, но он замечал в ней что-то печально поблекшее – и это лишь подчеркивалось черным платком, который она никогда не снимала. И дядя Ваня, и тетя Женя говорили с заметным "оканьем".
Время от времени внизу, в большой светлой комнате рядом с кухней, появлялся еще один жилец – маленький рыжеватый и сутулый старик дядя Миша. У него была невыговариваемая, но странно музыкальная фамилия Тей-тель-баум, напоминавшая звук, с которым раскачивался ванька-встанька, детская игрушка-неваляшка. Дядя Миша с сипением затягивался на крыльце большими вонючими папиросами, а потом жутко, задыхаясь и наливаясь кровью, кашлял. Он говорил, что он охотник, и часто, горячась, рассказывал о Кубани, где у него жила взрослая дочь с внуками, как о какой-то райской зеленой стране, куда ему следовало бы вернуться навсегда. Бабушка Нина была с дядей Мишей на "ты" и в ответ на его рассказы о благодатной Кубани иногда бросала: "Да кому ты там нужен…" – из-за чего они тут же, со странной фамильярностью, по-стариковски ссорились и потом подолгу вообще не разговаривали, демонстративно не замечая друг друга. Пару раз вскоре после таких ссор дядя Миша в самом деле куда-то съезжал. В маленькой спальне над кроватью было пришпилено расплющенное чучело настоящего коршуна, застреленного дядей Мишей, – с распахнутыми крыльями и колючими изогнутыми когтями, но без головы…
Однажды солнечным утром, когда маленький Фурман сидел на теплых ступенях задней пристройки рядом с неторопливо покуривающим дядей Ваней, тот вдруг поинтересовался, умеет ли Фурман показывать язык. Удивившись такому вопросу, Фурман быстро высунул кончик языка и тут же спрятал его обратно.
– Ну не-ет, это ерунда! – махнул рукой дядя Ваня. – Это разве язык? Ты не умеешь показывать…
Зная, что показывать язык нехорошо, Фурман огляделся и сделал как надо.
– Вот это другое дело, – одобрил дядя Ваня. Выпустив вверх дым, он спросил, проснулся ли уже старик, Михал Наумыч, дядя Миша. Тот обычно вставал поздно, и Фурман его еще не видел.
– А ты ему-то показывал уже, как ты умеешь высовывать язык?
"Нет, конечно!" – удивленно помотал головой Фурман.
– Слышь, Сашк! А я думаю, ему тоже посмотреть будет интересно. Он же у тебя вон какой длинный-то, язык. Ну-ка, покажи еще! Да, старик-то такого небось и не видал никогда! Такого языка ни у кого и нету на целом свете!.. Жень! Ты глянь-ка, как вон Сашка умеет язык-то показывать!
Тут Фурман догадался, что дядя Ваня его дразнит, и улыбнулся.
– Да отстань ты от него! – заступилась за Фурмана выглянувшая в открытую дверь тетя Женя. – Что ты как малый…
– Подожди, не мешай! – отмахнулся дядя Ваня. – Слушай, Лександр, ты вот что сделай: когда старый на крыльцо-то ваше выйдет, ты к нему подойди, да не забудь, поздоровайся сперва, а после покажи ему свой язык, чтоб он тоже посмотрел.
– Нет, нельзя! – убежденно возразил Фурман.
– Да ты на что ж его поджучиваешь-то, балда?! – сердито высунулась тетя Женя. – Ты, Саша, не слушай его, он тя хорошему-то не научит…
– Ступай, ступай отсудова… Исчезни, я сказал! У нас с Лександром сурьезный разговор идет, верно?
– Совсем, что ль, черт, из ума выжил… – слышна была тетя Женя.
– А-а, баба… Чего б понимала… Верно, Сашк?! Бабы – они же не секут ни хрена!.. Мы-то с тобой мужики, да?.. – и, помолчав, дядя Ваня спросил: – Ну, сделаешь как я сказал?
Фурман увертливо предложил, чтобы он сам показал язык дяде Мише.
– Так я уж ему показывал, сколько раз!.. Ему мой-то и неинтересно будет – у меня язык как язык… А вот у тебя – это да!
После предъявления дядей Ваней своего неказистого языка и обсуждения различных вариантов сошлись на том, что, показав язык, Фурман все же скажет, что это привет от дяди Вани. Они пожали друг другу руки, и дядя Ваня, тяжело поднявшись, ушел к себе в дом.
Несколько раз Фурман бегал к своему крыльцу смотреть, не вышел ли дядя Миша. Наконец тот стал медленно спускаться по ступенькам, отворачиваясь от дыма своей папиросы и щурясь на солнце. Фурман срочно вызвал дядю Ваню и, вернувшись, громко поздоровался.
– А, здорово, здорово, малыш! – кряхтя и кашляя, улыбнулся дядя Миша. Лицо у него было бледное, в красных прожилках, а щека в одном месте слегка порозовела, видно, была примята со сна…
– Дядя Ваня просил вам передать привет, – сказал Фурман и высунул язык как можно дальше, от усердия даже замычав странным голосом.
– Что-о?! – вдруг изменился в лице дядя Миша.
Убрав язык, Фурман с растерянной улыбкой пояснил:
– От дяди Вани! – и посмотрел за угол, откуда дядя Ваня ободряюще кивал ему и делал знаки рукой: мол, давай, давай!..
– Мерзавец! Как ты смеешь, негодяй?! Дрянь такая! Я убью тебя за это!!! – завизжал и затопал разом побагровевший старик и кинулся к Фурману, потрясенному его мгновенным превращением. В ужасе отпрянув, Фурман краем глаза заметил, как, согнувшись, прячется за угол большой и сильный дядя Ваня. Старик, выпучив глаза и страшно крича, надвигался, уже почти зацепив его вытянутыми трясущимися руками.
– А-а-а-а!!! – завопил Фурман, извернулся и, не разбирая дороги, помчался через сад и огород. Упершись в забор на другом конце огорода, Фурман со страхом обернулся. Бежать теперь можно было только вбок, вдоль забора, – но за ним пока вроде никто не гнался…
Во дворе слышались крики. "А вдруг он там кого-нибудь убьет?.." – горько подумал Фурман и обессиленно опустился на корточки. Крики продолжались, а возле беседки он заметил какое-то стремительное движение. Фурман испуганно поднялся – это была бабушка Нина. Она несколько раз громко позвала его и, увидев наконец, побежала к нему по дорожке. Фурман не двигался, на всякий случай поглядывая в сторону другого входа в огород.
– Что с тобой, Сашуня?! – тревожно осматривала его бабушка. – Он тебе ничего не сделал? Ты просто испугался, да? – Бледный Фурман кивнул. – Ну, не бойся. Пойдем домой. Он тебя не тронет. Поорет и перестанет, не обращай на него внимания… Пойдем домой, Сашуня! – Но идти Фурман боялся.
– Вот дурак-то старый! – не сдержалась бабушка. – За что он на тебя набросился-то?
Фурман кое-как объяснил, и бабушка, заметно успокоившись и даже, как показалось Фурману, в какой-то момент быстро усмехнувшись, обняла его, и потом они потихоньку двинулись к дому. Прислушиваясь к приближающимся крикам, Фурман нервничал и замедлял шаг. Бабушка, крепко держа Фурмана за руку, в сердцах произнесла: "Вот ведь, вроде взрослые мужики, а ведут себя как неразумные дети!.. Ну ничего, я им сейчас покажу…"
Под защитой собравшихся во дворе взрослых Фурман прошмыгнул в дом мимо все еще ослепленного яростью, злобно сопящего старика. Из комнат ему было слышно, как бабушка Нина ругается: "Да разве это можно?! Напугал ребенка до полусмерти! Так можно заикой оставить на всю жизнь!.. Пожилой человек – надо же соображать, кто перед тобой!" – и еще долго они там бубнили и угрожали друг другу. "Ну и ну!.." – думал Фурман, сидя в уголке на диване.
2
Летом в Покрове иногда оказывались все четверо внуков бабушки Нины. Двоюродных Таню и Вову Фурман любил больше, чем своего привычного Борю. Однако, поскольку все трое старших были погодками, Фурман обычно оставался один, и они обращали на него внимание, только чтобы посмеяться. "Не слушай ты их! – уговаривали его взрослые. – Играй сам. Они уже большие, нечего тебе с ними делать. А то ты бегаешь за ними как хвостик, а потом жалуешься…"
– Хочешь познакомиться с джинном? – спросил как-то Вова, самый младший из них, отведя Фурмана в огород.
– Нет! – сразу ответил Фурман.
– А ты вообще знаешь, кто такие джинны-то?
Фурман знал, поэтому и не хотел. В Москве у него была тонкая книжка с картинками "Волшебная лампа Аладдина", но в этой странной сказке было что-то отвратительное, и Фурман никогда не читал ее сам. Кроме того, однажды Боря уговорил его вместе сходить на дневной сеанс американского фильма "Седьмое путешествие Синдбада-морехода". Уже вскоре после начала фильма Фурман стал упрашивать Борю уйти, а потом, по сочувственному Бориному совету, вынужден был со страху спрятаться за кресло, поближе к полу. Сидя там, он увидел, что их сосед, взрослый парень в очках, то и дело закрывает глаза – это даже успокоило Фурмана, и он через некоторое время, ориентируясь на нестрашные звуки, осторожно высунулся из-за кресла и потом сел. А уж дальше, если что, просто пригибался, чтобы не смотреть. Так что "знакомиться" с джинном Фурман совсем не хотел.
– А зачем? – спросил он в ответ на Вовкины уговоры. – Чего мне с ним делать?
– Ну, если ты ему понравишься, можешь у него попросить чего-нибудь.
Фурман поинтересовался, знаком ли уже сам Вова с этим джинном и просил ли он чего-нибудь.
– Да, несколько раз он исполнил то, о чем я просил, – задумчиво признался Вова.
– И о чем же ты просил? – со скептической жадностью углублялся Фурман.
Вова сказал, что это тайна, об этом нельзя никому рассказывать, а то ОН рассердится… Но потом все же сказал об одной вещи, которую принес ему джинн перед Новым годом: это была настоящая сабля. Вова уверял, что она спрятана у них дома на антресолях.
– Ты только никому не говори! – предупредил он, пообещав в Москве, когда Фурман к ним приедет, потихоньку показать ее.
– Ты меня опять обманешь, – с легчайшей укоризной сказал Фурман.
– Нет, в этот раз нет. Правда.
Предстоящее знакомство требовало особой подготовки – ведь теперь еще и сам этот джинн должен был каким-то образом дать свое согласие, чтобы Фурман его увидел.
Фурман пошел заниматься своими машинками и прочими делами, но, встречая Вову, все спрашивал его, поговорил ли он уже с джинном и скоро ли он сможет это сделать, интересовался, как выглядит джинн и как его зовут… Вова отвечал уклончиво, сердился на фурмановское нетерпение, объясняя, что дело-то серьезное, это ж не по телефону позвонить. Вопрос об имени озадачил его, это была чуть ли не самая главная тайна. "Если ОН захочет, сам тебе скажет при встрече".
Пару раз Вова звал Фурмана в огород следить "за знаками": формой облаков, направлением легкого дыма из печных труб, полетом ворон и порывами ветерка. Фурман настороженно озирался, но ни в одном из этих движений Вова не видел искомого знака от джинна…
– Ну все, пошли, – вдруг позвал Вова забывшегося в песочной куче Фурмана.
– Уже? Куда? Ты его видел?.. А может, не пойдем?
– Нет, все, теперь уже нельзя отказываться. А то он рассердится и будет мстить нам.
Перед Фурманом мелькнули несколько ужасов, и он нехотя встал. Идти надо было опять на огород. Обойдя высокий компостный ящик, Вова остановился.
– Мы должны подождать здесь. Наблюдай за небом.
– Он что, прилетит?! – с ужасом спросил Фурман, представив себе огромную тень, внезапно накрывающую сад и огород. Вова точно не знал, но, посмотрев на затрясшегося Фурмана, сказал, что, скорее всего, джинн появится каким-то другим способом.
– Я больше не хочу… Я хочу уйти… – Фурман позеленел, и ему на глазах становилось плохо.
– Да ты не бойся, он нам ничего не сделает. Он добрый. Он хочет только познакомиться с тобой, и все. Подожди, не уходи.
Но Фурман уже и не мог никуда уйти. Он вцепился в Вову холодными пальцами и застучал зубами.
Вдруг скрылось солнце.
– Вот! – сказал Вова. – Подожди, отцепись на минутку, я дам ему сигнал.
Вовка достал из кармана остро пахнувший спичечный коробок и потряс его:
– Я должен зажечь спичку и бросить ее на землю… Знаешь, мне самому стало страшно, – с кривой улыбкой пояснил он. – Ну, сейчас, смотри! Смотри внимательно!
Фурман прижался к нему. Вовка зажег спичку и стал рассматривать траву перед собой.
– Сейчас он должен появиться… Я уже чувствую его приближение, – бормотал он. Спичка погасла.
– Давай убежим! – прошептал Фурман в последний раз.
– Он уже здесь, тихо! – Вовка чиркнул второй спичкой и, прикрывая ее ладонью, подождал, пока она загорится ровно. Потом он осторожно наклонился и опустил ее в траву. Резко выпрямившись, он быстро отступил на шаг, почти отскочил.
– Осторожно! Не шевелись!
Из травы стал подниматься дымок, там что-то слабо загорелось, и вдруг из-под земли со злобным ревом вылетело вверх густое красное пламя. Оно секунду, гудя, висело в воздухе и, как бы оглядевшись, в одно мгновение исчезло.
И Фурман, и Вова были в шоке. Фурман плакал.
– Здoрово, да? – произнес Вова. – Ты видел? Да не плачь, глупый, уже все кончилось. Он улетел!..
– Я не хотел!.. Ты меня заставил! Я все про тебя скажу!.. – бессильно плакал Фурман. Остановить его не удавалось, он порывался бежать в дом, и перед лицом возможных серьезных неприятностей Вовке в конце концов пришлось использовать последнее средство: он признался, что это он все устроил.
– Не было никакого джинна, я это придумал, там был порох! – убеждал он, но всхлипывающий Фурман ему не верил.
– Вот, смотри, видишь – тут дырка? – Вовка расправил траву и показал какую-то норку в земле. – Посмотри, не бойся. Там уже нет ничего!
Он стал разрывать землю вокруг этой норки и откопал грязную стеклянную банку.
– Вот, видишь? Я сюда пороху насыпал, а сверху бумагу. Когда она загорелась, порох взорвался. Здoрово ведь было?..
Фурман не верил, не понимал, но все же спросил, откуда порох.
– Дядя Миша мне как-то подарил несколько полных гильз, и я из них порох сюда насыпал, – неохотно объяснил Вовка. Но потом признался, что взял их без спросу: "Ну, тогда, помнишь?.."
– Понял теперь? Не будешь больше сопли распускать?
Шмыгнув носом, Фурман помотал головой.
– А почему же он так гудел? И так высоко?..
– Откуда я знаю – порох! Наверное, слишком много насыпал… Ну все, идем?
Они пошли к дому, и там Вова оставил Фурмана, напоследок со строгим презрением посмотрев на него.
Фурман задумчиво сидел на диване в светлой большой комнате. Два окна в ней выходили на улицу, а два других – одно было распахнуто – во двор. С улицы издалека доносилось цоканье каблуков, проехал насмешливый грузовик. Во дворе рядом с домом сильно шелестел клен, пискляво и отрывисто кричали несколько птиц. Один раз пробили большие настенные часы с маятником. В этой отчетливой тишине Фурман опять увидел и услышал, как в воздухе с гудением возникло мохнатое плотное огненное тело и как оно унеслось, а Фурман заметил, что небо изменилось. "Вовка – дурак, – подумал Фурман. – Зачем он это сделал?.."