- Сама са-адик я-а садила-а, - пропел неожиданно мужчина с подвывом бабью почему-то песню. И не то, что не заметил, как запел, а от радости, оттого, что редкое чувство выпало.
- Хорошо у вас! - повернулся он круто к Агане. - Я много где бывал, много рек видел, но такой реки!..
- А вы откуда? - стало вдруг очень просто Агане.
- Ох, откуда я? - мужчина заулыбался, почесал затылок как мальчишка. - Вообще-то, с Волги.
- С Волги?! - изумилась Аганя. - А Волга намного шире Лены?
- Волга уже. Такая она ближе к устью. Лена шире.
- Лена шире?! - засомневалась Аганя. Она знала, что Лена очень большая река: шире трудно было представить. Но Волга - во всех учебниках так писали - великая русская река!
- Шире. Сибирские реки - Обь, Енисей, Лена - движущиеся моря!
Аганя и сама почувствовала себя больше и красивее.
- А вы ищете полезные ископаемые? - становилось все смелее она.
- В принципе, да.
- Уже много нашли?
- Нет. Без тебя пока никак не можем справиться, - подшутил мужчина.
- А если так и не найдете? Вас с работы снимут?
- Снимут. Поэтому найдем.
- А как найдете, уедете отсюда?
- Мы насовсем, - улыбаясь, но серьезно посмотрел мужчина. - Если, конечно, ты категорически не против?
Он был молодым еще. Скорее парень, чем мужчина, когда присмотришься. Но на лбу дужками играли морщинки, и глаза, как бы он ни шутил и ни посмеивался, смотрели переживаючи.
Как заговорил, так же внезапно вновь повернулся к берегу.
- Кориолиса силы, - произнес мужчина как бы сам себе.
Аганя потянулась переспросить, да застыдилась.
- Есть такое понятие в динамике, - опомнился он, - по которому все реки Северного полушария намывают правый берег.
- Мы по географии проходили! - Обрадовалась Аганя. - Только вот название то ли нам не говорили, то ли я забыла?
- По имени французского ученого - Кориолиса силы, - повторил он так, будто у него с этими силами были личные счеты.
Постоял минуту в задумчивости, вздохнул и, кивнув подбадривающе Агане, пошел к носу баржи. К своим. Среднего роста, худощавый, плечистый, резко, порывисто, с нажимом ступая под каждый шаг.
Агане почему-то захотелось плакать. Хорошо было, парила душа, а плакать хотелось. Силы этого Кориолиса и ее стали сносить - прямо вот брык за борт, и все. И баржу заносило вправо? И все вокруг шло кувырком. Слезы теплые потекли, и она пошла дальше, прячась от людей.
За кормой вода кружилась и пенилась кобыльей мочой. Она сопротивлялась такому сравнению в своей голове, но еще тверже в сознании жили якутские приметы и рассказы родных. Кобылу они оценивали по густящимся и взрывающимся пенным пузырям, оставшимся после бьющей в землю струе. Но что особенно вводило в краску, также оценивалась и девушка.
- Ты сильная, - сказала ей троюродная сестра, когда они после обильного чаепития с кумысом сходили на зады. - Счастливой будешь!
А поздним вечером, когда с другими девчонками они собрались на лавочке у ворот, сестра скрытным голосом, цепенящим все тело, в темноте, рассказала, как выбирал себе жену древний пращур рода якутов.
"…Были у богача, вора, разбойника Онохоя две дочери. Старшая - худая, черная - Растрепанная Коса. И младшая - белолицая, прекрасная как солнце, - Нурулдан. И захотел Онохой выдать свою любимицу за лучшего работника, тоже вора и разбойника, Эллея. Тот, был хитрым, высмотрел, куда девушки тайком ходят: после Нурулдан не осталось ничего, точно дождик покапал. А после старшей - на земле белела пена, как взбитые сливки. "Не нужна, - сказал Эллей, - мне твоя неженка. Отдай мне Растрепанную Косу." Эллей женился на старшей, от них пошло большое богатое потомство. А младшая не выдержала позора и обиды, удавилась на своей длинной косе…!"
Не придала бы, конечно, Аганя значения этому отсталому и глупому предрассудку, но счастливой быть хотелось - ой как хотелось!.. Пусть таким будет знак, лишь бы он был.
Счастливой быть хотелось, только похожей при этом на гордую Нурулдан!
Геологи сходили на берег. Не только Аганя, но и многие на барже, провожали их, прильнув к левому борту. Махали прощально, желали счастливо отпереть кладовые земли! Первым легко, как и был в пляске, спрыгнул с трапа крупный дядя Миша в белой шляпе с красным кантом; за ним девушка с ямочками на щеках помахала обеими руками; скрипачка сошла, всем улыбаясь; цыган с бородой потряс над головой крепко сжатыми руками; подняла высоко ладонь и покачала ее, будто поглаживая сразу всех, женщина, похожая на Василису Прекрасную. Последним ступил на берег тот жилистый, резкий в движениях, мужчина, с которым разговаривала Аганя на корме. Он шел, будто никого не было вокруг, и лишь в последний момент, словно опомнившись, повернулся и, как показалось Агане, отыскал глазами, подмигнул именно ей, вскинул пять.
В дни празднование Ысыаха Аганю не покидало ощущение, что она не ходит, а летает. Вокруг танцевали, пели, но ей больше нравились состязания. Будь она парнем, тоже вышла бы на схватку в борьбе хайсыгай. Когда борются русские, то им важно положить противника на лопатки. Здесь достаточно, чтобы соперник коснулся земли, пусть даже рукой. Поединки кончаются быстро - одна пара, другая, а потом - победители. Но еще быстротечнее соревнования по перетягиванию палки: двое садятся напротив, упираются друг в друга ногами, крепко берутся руками за палку, расположенную поперек, - и тяни рывком на себя. Агане так хотелось попробовать, что спина задеревенела от усилий: они с сестренкой за парнишку с легкой полоской усиков переживали. Он пыжился, старался изо всех сил, глаза пучил, и победил как раз, другой. Но потом грузный мужчина одолел его шутя, оторвав с места, как закостенелого человечка.
В стрельбе из чаачар саа - состязались только дети и подростки. Она уже вышла из того возраста, но как русскую - нуучу - ее зазывали все, а ей и не хотелось отказываться. Цель словно сама летела навстречу и нанизывалась на копье стрелы. Одолеть нуччу для якутских мальчишек было делом чести. И они привели того, кто поражал цель с любого положения, и кому не могло быть равных. Это был все тот же юный борец с темным пушком на губе. Его называли Эндэрей. Или просто по-русски - Андрюша. Он сам подавал противнице-нууче стрелы, и глаза его сверкали радостью, словно две стерлядки в прозрачной воде.
Вместе, наперегонки, они отмеривали землю прыжками икылыы, делая по двенадцать скачков на одной ноге. Потом также, но со сменой ног - состязались в прыжках ыснадга. Под смех прыгали по-заячьи - куобых - обеими ногами! И каждый раз перед первым прыжком Аганя назначала глазами рубеж и загадывала: допрыгну, значит, получится, доскачу, значит, выйдет, преодолею… И сама себе не могла признаться, о чем подумывалось, и таила это в самой себе. И все у ней ладилась и получалось: как кузнечик скакала, дальше многих парней, не уступая ловкому Андрюше.
Её хвалили, сестра восторгалась, лучший из стрелков не сводил глаз. Она стыдливо прятала взор, ибо душа её глядела неведомо куда, где нездешний задумчивый человек искал полезные ископаемые.
Христов камень
Осенью Аганя отправилась в Иркутск, куда обычно уезжали из поселка понадеявшиеся на иную судьбу молодые люди. Устроилась на Востсибэлемент: наклеивала этикетки на батарейки - шлёп, круть, шлёп, круть. Скоро почувствовала: пусть и не тяжелая, но монотонная работа, не по ней. Пошла в рыболовецкую артель на Байкале: омуля ловили, вкусного, но мелкого в сравнении с ленским. Это было интереснее, но тут и прослышала: открылись курсы коллекторов в Управлении геологии. Радёшенька - туда, только бы приняли.
Она искала класс, где должны были проводиться занятия, приоткрыла дверь, и обмерла: за столом, склонившись к какому-то аппарату, к бинокуляру, как узнала позднее, сидел знакомый ей русоволосый человек. Он смотрел в глазок, будто охотник в прорезь прицела: подав вперед плечи, накренив голову, физически ощутимо всем нутром вырываясь туда, в сверкнувшую искорку на кончике пинцета. Рядом длинной вереницей лежали бумаги с чертежами. Образовавшийся сквозняк приподнял бумаги, мужчина резко обернулся. Аганя торопливо прикрыла дверь, и бросилась опрометью вниз по лестнице.
За день она узнала, что за этой дверью - лаборатория, недавно созданная, в ней работает минералог из Ленинграда, сам только после институтской скамьи. Называли его все по фамилии: Бобков. "Светлая голова", - сказал один курсист. "Больше ставит из себя", - отрезал другой.
Аганя подходила к лаборатории вечером. Сочился свет из-под двери. Посмотрев по сторонам, дыхание затаив, она заглядывала в замочную скважину: видела человека, который то сидел согбенно, то вдруг распрямлялся, радостно потягивался, взъерошивал свою русую шевелюру! Она ещё постояла возле здания перед одиноко светящимся окном.
- Ты чего здесь? - остановился рядом староста курсов.
- Гуляю, - пошла она так, вся из себя непринужденно.
- Общежитие скоро закроют!
И Аганя как бы заторопилась в общежитие.
- Геология делается не в кабинетах, - выступал, указав на свет в окне, староста знатоком. - В маршруты надо ходить!
Она решила выследить русоволосого знакомого по фамилии Бобков ранним утром: встретить, будто невзначай перед началом работы. Заняла позицию у входа в лабораторию - так, чтобы он как пошел, а она навстречу: "Ой, здравствуйте! А я вот тоже здесь, приехала учиться!" - придумала она сказать.
Ждала, ждала, и даже выходила навстречу, заслышав шаги по лестнице. Но один раз наткнулась на уборщицу, машинально произнеся:
- Здравствуйте, а я приехала учиться.
- Учись, учись, кто ж тебе… - пробурчала недоуменно та.
В другой раз попала тоже, видимо, на студента. Но этому она уже сообразила не докладывать. Наконец, дернула дверь - человек сидел в той же позе, будто и не минула ночь. Оторвался от бинокуляра, повернулся в задумчивости, все еще пребывая там, в стекляшке своей. И глаза - слепые, блестящие, как весенний лед.
Она вновь прикрыла дверь, но убегать не стала. Ждала: пусть подойдет, откроет, увидит её. За дверью раздались шаги, и два резких оборота ключа, как воротом в душе. Опустила голову от стыда перед собой.
Так и на занятиях сидела, глядела исподлобья.
Вдруг - шаги: резкие, спешащие. И голос, поздоровавшийся как бы с собой. Странный человек, встречи с которым она так ждала, стоял перед классом, широко расставив ноги, и молчал.
Преподаватель, словно очнувшись, оглядел класс, и заулыбался, приподняв удивленно брови, как бывает, когда неожиданно встречают старого знакомого. Он узнал её, - и у неё чуть не выпрыгнуло сердце!
- В тех местах, где я родился, неподалеку от Волги, некогда упал метеорит, - резко провел Андрей Николаевич рукой по волосам. Говорил он так, будто не урок вёл, не лекцию, а просто вспомнил, кстати, интересный случай: -Это было давно, а точнее: четвертого сентября одна тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. Но люди помнили об этом. Рассказывали. В пасмурное раннее утро крестьяне мордовского села Новый Урей на берегу речки Алтарь пахали поле…
Ей увиделась светлая река, крестьяне: как перепахивают они сухое осеннее поле на зиму, тянутся в залатанной одежке за худыми лошаденками - ведь это не в советские времена, а еще при царском гнете было!
Крестьяне торопились: с севера и востока небо затягивали тучи, свет темнел, вот-вот должен был разразиться гром и хлынуть ливень!
Вдруг яркая вспышка озарила окрест. Небо полыхнуло… и оставалось таким, сияющим. Потом словно треснуло, и вдарила пушечная канонада.
Людишки попадали, прильнули к земле. Аганя хорошо, всеми телесными жилочками помнила, как страшна в поле гроза: самые горделивые мужики бежали от телег, сторонились деревьев… А там, на реке Алтарь, не гроза, не молния, а что-то непонятное - громыхало и слепило, хотя лица утыкались в землю и сомкнуты были веки.
Она поймала себя на том, что втянула голову в плечи. Поводила, не двигаясь, зрачками по сторонам: все в классе сидели, будто те напуганные крестьяне.
А там, на поле, нашёлся один мужичок, посмотрел храбро вверх - и увидел падающую с неба огненную стрелу. Этим мужичком почему-то Агане представился Бобков. Он, как и другие, лежал ничком на земле, только с поднятой головой. И видел - небо вновь пробороздил небесный огнь и угодил в пашню, перед самой землей превратившись в огненный шар. А следом и третья огненная стрела разорвала небо и пылающим шаром угодила за лес, туда, где болотина.
Наступила тишина. Опять сделалось сумеречно. А после ярких вспышек в глазах у людей вовсе был мрак. И пока все лежали, так ничего не увидев и не поняв, этот, бойкий, встал, пошёл к тому месту, куда, как он приметил, упал огненный шар. Остальные услышали, что один поднялся. Оторвали головы от пахотной земли, смотрели вслед, ждали.
Бойкий мужичок остановился, рукой махнул всем, улыбаясь. Перед ним, на дне ямы, лежал самый обыкновенный с виду черный камень.
Камень был горячим, и пришлось ждать, поплевывая на пальцы и, пробуя, когда остынет. Наконец, всё тот же норовистый мужик взял камень в руки, и лицо его стало меняться в изумлении: на вес небесный посланец оказался тяжелым не по размеру.
Преподаватель стоял перед классом и его рука с жесткими растопыренными пальцами, будто и в самом деле пробовала на вес тяжелый черный горячий камень.
- Там же, на поле, на берегу Алтаря, - продолжал он, - нашелся и хитрый мужичок, староста…
Аганя невольно глянула на старосту курсов: тот смотрел строго, чуть прищурив глаз.
Таким же увиделся и хитрый деревенский староста: да они, старосты, все на одно лицо. В строгости, с прищуром Хитрый последним приблизился к Бойкому. Взял из его рук камень с тем значением, что это лишь он, доложив кому следует, может разобраться, зачем и почему стали падать с неба камни. Хитрый завернул камень в тряпку и забрал с собой. А вскоре начал продавать его на вес золота, по крохам, как исцеляющий, дарующий силу "Христов камень". Так оно и выходило: с неба упал, да еще на берег реки Алтарь - Христов он и есть. Крестьяне его просто съели!
Весь класс прыснул смехом. И только курсовой староста сидел с таким видом, будто и в самом деле был хитрым мужичком, распродавшим "Христов камень".
- У моего деда хранился кусочек этого камня с той поры, - как-то вдруг беззащитно, по-ребячьи заулыбался преподаватель. - И я хорошо помню: когда кто-нибудь у нас в семье сляжет, так дед достает кусочек камня, крошечку отламывает, перемалывает в ступе, разбавляет с водой - и дает, пей!..
В сердце Агани словно две петельки переплелись: её ведь почти также лечили! В лет пять с малярией она лежала, при смерти, говорят, была. Помнилось: бабушка бросает в кипящую воду пригоршню земли и кажется, будто это сама её землистая рука расслаивается, отрывает от себя часть. Земляным отваром поили маленькую Аганю, и она за неделю встала на ноги.
- Второй камень, упавший в лес, - указывал Андрей Николаевич, словно тот можно было увидеть, - люди тоже сумели найти. И если бы о метеорите не прослышал городской учитель Барышников, быть бы и этому камню съеденным! Но Барышников переслал камень в Петербургский Лесной институт, - и свершилось научное открытие! В осколке метеорита впервые в мире - подчеркиваю, впервые! - был обнаружен алмаз космического происхождения. Количественное содержание алмаза в нём оказалось очень высоким: более одного процента. Разновидность подробных метеоритов стали называть уреилитами. По названию деревни, которая скушала, может быть, лучшую часть первого уреилита. Когда я стал учиться в институте, то понял: чтобы постичь камень, минерал, нужно в своем роде его разгрызть: глазами, сознанием. Надо сжиться с ним, понять его биографию…
Бобков резко перекидывал тело с ноги на ногу, будто приноравливался к прыжку. Руки его с цепкими пальцами постоянно сминали воздух, словно бы лепили невидимый жесткий ком, как бы сбивали маленький земной шарик.
Камешков, как выяснялось, будто орешков, требуется нащелкать воз и маленькую тележку: разновидностей минералов насчитывалось более трех тысяч, и каждый имел множество подвидов и классов! Но как говорил немецкий поэт Гете: "В мире минералов самым ценным является самое простое". Алмаз, что в переводе означает - неодолимый!
В глазах Агани все еще стояли небесные огненные полосы. Минералог в них и сам казался твердым и неодолимым.
Она выходила из класса и чудодейственным заклинанием, дальним эхом в ней продолжали звучать непонятные слова: "октаэдр", "ромбододекаэдр", "силуэтные формы"… Никогда ничего интереснее Аганя не слышала: не было ничего удивительнее в ее жизни!
- Какой-то током ударенный! - засмеялся кто-то. - С три короба нагородил!
- Зато интересно, - раздался иной голос. - С познавательной точки зрения.
- Интересно-то, интересно, - продолжал первый не то с осуждением, не то с восхищением. - Только вот зачем нам всё это надо? Я и на молибден ходил, и на олово - зачем там всё это?!
- Я три года в окопах, - процедил третий. - А он каким-то фрицем тычет.
Она знала, что поэт Гете жил давно, в старинные века, а все же в душе слово "немецкий" вылезло задоринкой, откликнулось словом "война". А курсисты в основном были намного старше ее, войной битые.
Староста кивал, будто "жалобы" поступали лично ему.
- Враг народа, - подвел он черту.
Следующего урока по минералогии Аганя ждала, как чуда. Но вместо Андрея Николаевича - теперь она уже знала его имя и отчество, - пришел другой учитель. Аганя едва дождалась конца лекции.
- По требованию актива. - Насупил брови староста курсов на её вопрос.
Она понимала, что "актив" - это староста, комсорг и парторг - среди курсантов были и коммунисты. Но как ей не понравилось такое слово - ой как не понравилось!.. Аганя сорвалась с места, вновь догнала старосту.
- Старшим товарищам виднее, - бросил он коротко и сурово.
Прежде, когда она слышала подобные слова, то была согласна. Руководству, конечно, виднее. Но сейчас они придавили, будто тяжела плита. Будто и она повинна в этом "требовании актива".
Близких подруг у неё никогда не было. По выходным это чувствовалось. Она любила ходить в городской сад, стрелять в тире из "воздушки". Переломила винтовку, заложила пульку, прицелилась - пык! - и кукушка из окошка выглянула, закуковала. Пык - и завертелась мельница, пык - и мимо… Призы брало часто, но на радостях, в азарте "простреливала" всё да последнего!
На этот раз всё уходило в молоко. Мысли не клеелись, душа ни к чему не лежала. Она погуляла по горсаду: люди взлетали на качелях, девчонки нарочито взвизгивали, а парни пуще поддавали жару. Мелькали лица с расширенными радостно глазами на карусели. По разлинованной площадке катались дети на машинках с педалями. Всё было хорошо, но ей представлялось, что где-то сейчас человек со светящимися хрусталиками в глазах убит горем. Виделся он просто: перед бинолякуляром своим, всё сидит, и застилает бельмастое горе глаза ему!
Зашла на стадион: любила она смотреть всякие соревнования. И даже тренировки: здесь постоянно занимались студенты физкультурного института. Самой хотелось и в яму эту попрыгать, с песком, и через барьеры, но не выйдешь же ни с того, ни с сего. А уж как в футбол хотелось поиграть - на воротах постоять, - мяч бы, казалось, она никогда не пропустила, из любого угла успела бы схватить, не зря же её в детстве сравнивали с кошкой!