- У нас это просто е…я зовется. Иногда это перемешивается с феллацио.
Он смеется, мы чокаемся кружками. Начинается дождь.
- Где твой консультант сейчас?
- На лекции.
- Переступил свой закон: где живешь…
- Она на лекции в соседнем институте.
- A-а! Во сколько ты заедешь?
Я считаю.
- Через полтора часа.
- Только, пожалуйста, я не хочу, чтобы ты в дождь ездил ко мне на общественном транспорте.
Он отстегивает самую большую купюру, я поднимаю руку.
- Потом сочтемся, потом сочтемся! Я знаю, ты не принимаешь подарки. Гордая душа!
Он роняет бумажку на стол.
- Мусор, а ты так серьезно это воспринимаешь, - и поворачивается, чтобы уходить.
- Спасибо, Марек, - слегка растянуто говорю я. Он даже не поворачивается, для него это вообще не эпизод.
- Приходи еще, ласковый ты мой, - воркует голубка из ларька, я даже не представлял, что у нее такой голос быть может.
Я качаюсь и думаю, что уходить и оставлять две кружки не выпитыми может только человек, не родившийся в России. Но я родился в России! И не хочу, чтобы отчизна презирала меня. "Надо сходить и выпустить из себя выпитое", - думаю я.
И вдруг слышу:
- Алеша…
- Что ты здесь делаешь?
- Искала тебя.
- Или следила за мной?
- Что ты, что ты…
- А кто тебе разрешил искать меня?
- Никто. - Черный платок с вышитыми цветами не дает падать дождю на ее причесанную голову.
Она смотрит в мои глаза:
- Алешенька, по тебе дождь течет, ты мокрый…
- Вон отсюда, - говорю пьяно я. И вдруг она чувствует, что я "мягкий", и виснет на шее.
- Алешенька, я так истосковалась по тебе.
- Истосковалась или истаскалась? - спрашиваю я.
- Я никуда не таскаюсь, - говорит она серьезно. - Все дни жду твоего звонка.
- У тебя сестра есть?
- Есть.
- Хочешь ее спарить с моим братом?
- Все, что ты пожелаешь, Алешенька.
- Отвисни с меня, люди кругом, только у пивного ларька тебя еще не видели.
Она разжимает цепкие объятия.
- Алеша, а ты навеселе?
- А что это значит?
- Тебе хорошо?
- С того момента, как я встретил тебя, - сплошное веселье.
Она смеется. Я шлепаю ее несильно по щеке.
- Чему здесь радоваться?
- Извини, Алешенька, я не подумала.
- Голова потому что пустая.
- Согласна, Алешенька, она не полная. Ты научишь всему. А можно я попробую пиво, я никогда не пила из кружки. Это твои кружки?
- Сколько ты за мной шпионила?
Она смущается, потом улыбается:
- Полчаса.
- И ты не знаешь, чьи это кружки!
Я беру сам кружку и чувствую, что это последняя, прости меня, Родина! Я больше не могу.
Она отпивает, морщится и спрашивает взглядом: можно ли ей взять рыбу.
- Не пачкай руки, - говорю я и кладу ей в рот кусочек спинки. Она тает.
- Ты никогда не кормил меня с руки. Еще можно?
Я скармливаю ей спинку - самую лакомую часть воблы. Сам кусаю ребра…
- А что это за деньги на столе?
- Мы поедем на такси - в гости.
- Ура-а! - Она подпрыгивает и хлопает в ладоши.
- Я так люблю, когда ты выпиваешь. Ты становишься такой ласковый. Выпивай почаще, Алеша.
- Ты хочешь из меня не только неврастеника, но и алкоголика сделать?
Она смеется. Дождь припускает с новой силой, полощет каплями и ветром.
- Алешенька, я поймаю такси, ты весь промок.
Она бежит к дороге.
По пиву, по столу, по кружкам бьют крупные капли. Я бросаю пиво, но сушки забираю в карман, куда до этого спрятал сигареты.
И посреди этого мрака, грома, молний и дождя такси останавливается. Еще бы, такие ноги - да в новых сапогах!
Она садится первой и держит дверь для меня. Я обожаю дождь, в душе все как-то поднимается. Я закуриваю американскую сигарету и выпускаю дым. Ароматный запах.
- Алешенька, а можно я один раз затянусь из твоих рук. Я никогда не курила.
- Тебя послушаешь, так ты вообще еще… - Я чуть было не сказал про рот, но вовремя остановился. Чуть не поскользнулся на лексике наших больных отношений.
- Честное слово.
А в ресторане… наплывает лицо следователя. Я даю ей затянуться из своих рук. И она сразу выдыхает дым из губ.
- Спасибо. От тебя так приятно пахнет пивом. И рыбой.
- А дамы говорят, это противный запах.
Она шепчет мне в шею:
- Я обожаю каждый твой запах! Всего тебя…
И водит языком по моей коже. Мы пересекаем Садовое кольцо.
- Было бы неплохо, если б мне сказали, куда мы едем, - шутит шофер.
- На Петровку, пожалуйста.
- "Девушка с Петровки"? - смеется шофер.
Мне нравится его юмор.
По абсурдному стечению обстоятельств Марек жил на Петровке, границе с Каретным рядом, снимая комнату в большой коммунальной квартире с пятью соседями. Тогда отдельное жилье для сдачи в Москве практически не существовало.
Дождь перешел в сплошной ливень и, кажется, зарядил до утра. Осеннее пиво… Я вздрагиваю и с ужасом думаю, не забыл ли я купюру на столе у ларька. Я судорожно лезу в карманы: сушки, сигареты, но…
- Ты это ищешь? - Лита достает из кармана замшевого пальто купюру. Я вздыхаю с облегчением. - Я боялась, что ты забудешь, и взяла, когда побежала за такси.
- Ты предусмотрела что-то?! Это невероятно! За это надо выпить, если сегодня вечером не произойдет революция!
Она смеется счастливо. Я даю двойной счетчик шоферу, и мы добегаем до лифта.
Марек открывает дверь и ведет нас по длинному коридору. Мы входим в его ярко освещенную после тьмы узкую, но высокую комнату.
Я знакомлю их с Литой. Он помогает ей снять пальто. Я внимательно слежу за ней. Она не обращает на него абсолютно никакого внимания.
- Выпьем польской грушёвой водки - "сердцу будет веселей"!
Марек когда-то учился в университете. Он смотрит на Литу: она в обтягивающем шерстяном платье, подчеркивающем талию. И грудь. Марек крутил какими-то крупными делами, я никогда не спрашивал какими. Он собирал коллекцию сапожков и как-то похвастался мне, хотя он был не хвастун, что в этих сапожках у него всегда растолкано до пятнадцати тысяч. Новыми. Сапожки были расставлены по всей комнате: разных фасонов, размеров, высоты. "Но никому и в голову не придет искать в них деньги".
Он достал бутылку водки с грушей внутри.
- А как она туда попала, Алеша? - удивилась Лита.
Платье еще резче подчеркнуло грудь, когда она набрала воздуху для вопроса.
- Она растет из косточки, - сказал Марек. Он, видимо, имел в виду зернышко.
Марек достает три хрустальные стопки и наполняет их на две трети. Распечатывает пачку швейцарского шоколада и английских крекеров.
Я все ждал, когда Лита посмотрит на него, но она смотрела только на меня.
- За тепло и свет, когда на улице мрак и холод.
Мы подняли хрусталь, коснулись звоном и выпили.
- А вы? - спросил Марек.
- Я не пью водку, - опустив взгляд, сказала Лита.
- Тогда - дамский угодник: шоколад, - почувствовав накаленные вольты, перевел разговор Марек.
Я взял несколько крекеров, которые таяли во рту. "Почему у нас таких не делают?" - подумал я.
Марек попросил Литу пересесть в кресло, открыл диван и стал показывать образцы из "пришедшей партии".
Меня поразило, с каким профессионализмом Лита соображала в вещах. Как она разбиралась в европейской и отечественной моде.
- Что тебе нравится? - спрашивает Марек, разливая нам водку. Я достаю сушку из кармана и протягиваю ему. Он делает останавливающий жест и протягивает мне крекеры.
- Ни-че-го.
- Почему?
- У меня нет денег. А деньги, как сказал мудрец…
- Это шестое чувство, без которого кисло с остальными пятью.
Я медленно опрокидываю водку в рот. И закусываю отечественной сушкой. Не потому, что я патриот.
Марек берет меня за плечи:
- Алеша, мне не нужно от тебя сейчас никаких денег. Нет! Скажи только, что тебе нравится или может пригодиться. Отложи, потому что завтра все это уже расхватается, - Москва ненасытный бездонный рынок. Когда продастся, уйдет, потом со мной рассчитаешься.
- А если не уйдет?
- Вернешь и забудешь.
- Что ты, Алешенька, сейчас это самое модное! В туалете… то есть на Неглинке, за это безумные деньги платят.
- За что?
- Джинсы с плетеными карманами, кофты-лапша, это самый крик, мохеровые свитера.
- У тебя умная консультантка.
- Что такое "лапша"?
- Тонкая, обтягивающая кофта, вязанная в английскую резинку.
Лита смелеет:
- Скажите, а можно Леше взять несколько, а потом рассчитаться и взять еще?
Я смотрю на нее в упор.
- Алеша… я только спросила.
- Алеша может взять не несколько, а много, сотню, сколько он хочет. Хоть все. И рассчитаться потом.
Лита моляще смотрит на меня и шепчет губами: я все сделаю…
Я оглядываю ее фигуру, колени, бедра и думаю.
- Лита, что тебе нравится? Выбирай.
Она чуть не вылетает из кресла от радости, но сдерживается.
- Это английские джинсы? - спрашивает она Марека. Он кивает. - И сшиты в Англии, сто процентов коттон и так далее?
Я смотрю на нее с нескрываемым изумлением. Марек кивает:
- В этом доме - на будущее - все только высшего европейского качества, подделок не бывает. У тебя деловой партнер, Алеша!
- Тогда можно взять… пять.
Марек улыбается.
- Пять вы будете брать с Алешей себе, чтобы носить. Дома, на улице, в гости.
"Кому она продаст пять?" - с ужасом думает внезапно трезвеющая голова. Моя.
- Как насчет пятидесяти? Тогда я смогу дать лучшую цену. Сто, двести, сколько?
О чем они говорят?!
- И все в кредит?
- Я думал, такая деловая дама не любит повторяться.
- Я согласна… То есть, Алеша, я справлюсь.
Я не верю своим ушам.
- Давай пять тысяч!
- Пять тысяч у меня нет, есть только тысяча.
Я смеюсь.
- Что так мало?!
Он наливает водку снова и садится рядом.
- Будь один раз галантным джентльменом: откинься в кресле, расслабься, выпей водки и дай даме выбрать все, что ей нравится. Дай ей полную свободу. Не бойся, все, что останется, вернешь!
Он не знал, кому хотел дать полную свободу!.. Она сидит и что-то быстро на губах считает.
- И давай не тянуть, мне еще дорогих гостей везти в ресторан на обед.
- Извини, я тебя задерживаю.
- Я потерплю.
Она смотрит мне в глаза, а я с водкой в руках киваю. Без водки - я бы точно не кивнул.
- Пятьдесят пять пар джинсов, трех размеров, двадцать пять кофт, двадцать пять свитеров, сто пар колгот, тридцать батников, тридцать упаковок резинки и…
Она останавливается под моим взглядом и замирает. Потом продолжает по инерции:
- …Женские платки, если есть другие цвета, Алеша возьмет пятьдесят.
Марек, как самое обыкновенное в жизни, достает большие нейлоновые сумки, громадные пакеты из всех потаенных мест, ложбин, углов и полок начинает собирать заказ.
- Кого ты ведешь на обед? - чтобы что-то сказать, спрашиваю я.
- Ты их не знаешь: Алексей и Лита. Я не привык встречать гостей с пустым столом.
Он выкладывает все на диван, она выбирает цвета. И потом быстро и аккуратно все складывает. Получается компактно.
Мы едем на его "форде-таурусе" в "Националь", доставшемся ему в наследство от его дипломатических родителей, вернувшихся в Варшаву.
Метрдотель кланяется Мареку, и нас проводят сквозь кордон. Стол великолепно накрыт, он заказал заранее.
- Неужели я тебя удивил? - смотрит на меня Марек.
- Таким столом - еще бы!
- Наконец-таки.
На Литу начинают оборачиваться взгляды. Она немного ежится. Марек достает из пакета шелковый, расписанный французский платок и набрасывает ей на плечи.
- Здесь бывает немного холодно.
Я сажаю ее спиной к залу, оценивая такт Марека. Ее грудь, затянутая в тонкую шерсть, не может не привлекать внимания.
Стол накрыт на шестерых.
- К нам, может, позже присоединятся, - отвечает он на мой взгляд.
На столе бутылка обледеневшей "Столичной", венгерское шампанское из муската и бутылка итальянского вермута. Марек что-то шепчет стоящему навытяжку метру, и через мгновение Лите приносят апельсиновый сок в тонком хрустальном графине, который днем с огнем по всей Москве не сыщешь. И рядом ставят хрустальный бокал. У нее от удивления округляются глаза.
- Я так понял, наши пристрастия - не ваши пристрастия, и взял на себя смелость принять историческое решение - заказать вам сок.
Я еще раз поражаюсь его знанию русского языка.
- Спасибо! Водку я пью только под запеченного фазана!
Я удивляюсь, что Лита умеет шутить. Похоже, я всему поражаюсь и удивляюсь в этот вечер. Есть повод, по которому стоит…
- А я знаю место, где подают фазанов и медвежатину - в Архангельском, там есть усадьба.
Метрдотель наливает Лите апельсиновый сок. Она обнимает плечи платком и смотрит нерешительно и одновременно не сдерживая возбуждения на меня. На губах - свежая помада.
Мэтр спрашивает взглядом Марека и после кивка открывает "Столичную".
На столе стоят всевозможные рыбные лакомства: красная икра, черная, крабы, кальмары, осетрина, стерлядь, паштеты, морские печени.
Марек поднимает рюмку:
- Я надеюсь, пару капель шампанского можно Лите, один раз?
Он смотрит на нее, потом на меня. Я киваю. Он наливает.
- Первый тост я хочу произнести за прекрасную Даму, которая оказалась консультантом великолепного класса! За вас!
Звон стекла, хрусталь бокалов. Лита едва пригубливает шампанское и берет апельсиновый сок. Отпивает и начинает намазывать бутерброд черной икрой и кладет его мне на тарелку.
Я целую ей руку, у-у, я пьян. Она становится малиновая. Потом пунцовая. Марек начинает ухаживать за ней, потом накладывает мне по куску каждой рыбы и говорит:
- Ешь!
Он наполняет наши фужеры. А я откусываю бутерброд с черной икрой. И смотрю в зал, Литино присутствие все еще не дает покоя им, и многие смотрят даже на ее затылок, на волосы, собранные сзади в пук.
- Алеша, а можно я спрошу?
- Да, конечно.
Я начинаю пробовать рыбу и обалдеваю от ее вкуса. Деньги все-таки дают возможность осязать и…
Она впервые смотрит на Марека (как сквозь стекло).
- Скажите, а почему вы так любите Алешу?
- А вы?
- Его нельзя не любить.
- Вот вы и ответили.
- А если серьезно?
- У нас есть один маленький секрет - в прошлом…
Я делаю движение рукой.
- …который я не могу открыть. Поэтому лучше выпьем за моего необыкновенного друга, который обладает весьма повышенными пятью чувствами и не может ими пользоваться в полной мере - не имея шестого, которое мы должны помочь ему приобрести. За Алексея!
Лита с бокалом сока наклоняется, чтобы поцеловать меня, я забываю и чуть не отдергиваюсь. Потом вспоминаю, что мы не одни, и подставляю ей щеку.
Мы выпиваем с Мареком водку, и я запиваю ее каким-то морсом. Лита ухаживает за мной и кладет крабы.
Я чувствую, что мне надо освежиться, и встаю.
- Алешенька, я провожу тебя, - говорит Лита. Зал приковывает магнитом. Марек внимательно смотрит на меня.
- Алексей, даже не вздумай!..
Мы выходим сквозь стеклянные двери, и кто-то уже кружится вокруг. (Отсюда мы без боя…).
- Лита, - она держит меня за руку, - сколько у тебя с собой денег?
- Я получила стипендию. А что?
- Чтобы мы могли рассчитаться. Твоей стипендии не хватит даже на черную икру! - говорю я, улыбаясь.
- Мы рассчитаемся, когда я все продам. Алешенька, а здесь есть место, где можно поцеловаться?
- Есть, - и я задаю этот вопрос подоспевшему метрдотелю.
Он заводит нас в свою комнату и оставляет одних. Она садится мне на колени и целует. И прижимается. Мы обнимаемся.
Я ополаскиваю лицо из какого-то кувшина с ледяной водой, и мы возвращаемся за стол.
- Лёшик, жульен из осетрины или грибов?
- Из осетрины, - говорит Лита.
- А для нее - из грибов.
- Чего мучиться, - рассуждает Марек, - закажу каждому по два. Виноват, что спросил!
- Царь Соломон не твой папа, случайно?
Литу приходят пригласить на танец. Я даже не успеваю сообразить. "Нет", - говорит, не глядя, Марек. И протягивает мне закурить мои любимые сигареты.
Я начинаю соображать, пытаясь поймать ассоциацию: ресторан, водка, сигареты, танцы… Ну что ж, уже и в ресторан не ходить! Я хочу отрезать себе голову… Чтобы не думать.
- А-алешенька, ты первый раз пригласил меня в ресторан, - шепчет склонившаяся Лита.
- Марек, давай выпьем.
- Подожди, сначала я положу тебе по куску каждой рыбы, что ты не попробовал. А Лите смешаю красную икру с черной.
- А разве так можно?
- Попробуйте.
- Очень-очень пикантно, - сказала, попробовав, она.
Слово "пикантно" я никогда от нее не слышал, откуда она его знает?
Она чувствует:
- Алешенька, тебе не понравилось, как я сказала?
- Все нормально, ешь и скажи спасибо заморскому гостю из оперы "Польша".
- Спасибо, Марек, - тихо произнесла она.
Я почувствовал нездешний аромат и запах шелестящих одежд. К нашему столу приближалась элегантно одетая, в ярком платье, леди.
Неужели идет ко мне знакомиться? Улыбнулся я. Наши взгляды встретились. Она улыбнулась в ответ.
- Бонжур, - сказала ароматная, элегантная дама.
- Познакомьтесь, это Вивьен, а это мои друзья, - и Марек представил нас.
- Я плохо говорю по-русски…
- Мы все говорим нехорошо по-русски… - успокоил я ее. - В этой стране все плохо говорят по-русски!
- Да и не разговаривать мы собрались, а гулять. Покажи им французскую удаль, - поддержал с улыбкой Марек. - А то после проигрыша Наполеона никто не показал.
Вивьен, не скрывая удивления, смотрела на Литу.
- О-ё-ёй, твои полья-чьишки.
- Вот, еще одна Грушенька Карамазова! Почему опоздала? - спрашивает Марек.
Я начал ухаживать за садящейся Вивьен, наполняя тарелку.
- Возила мама в ГУМ. О-ля-ля!.. Она сотрясена.
- Потрясена. За опоздание - штрафную! Что будешь пить?
- Что пьют мессиры?
- Водку. Как русский мужик!
- Бокал водки и… Я не закончила: бокал шампанского. Я все-таки француженка.
- С какой икрой вы будете бутерброд? - спросила, рассматривая ее, Лита.
- С какой и вы, - нежно ответила Вивьен и улыбнулась.
Она подняла оба бокала. Я с удивлением смотрел на нее, не веря.
- За моих новых друзей и вашу очаровательную компанию. До дна!
Она выпила бокал водки и запила бокалом шампанского. Марек смотрел на меня, как изобретатель и открыватель. Я протрезвел, у меня появилось второе дыхание.
Вивьен не выдержала:
- Простите, ви из Росьсии?
- Да, - улыбнулась ей Лита. - Я из Москвы.