- Ты такой незапятнанный, Алешенька, ты такой прозрачный. Я тебя запачкала. Как же я тебя запачкала…
Слезы с тушью текли по ее вздрагивающим щекам.
- Она будет ждать тебя в диспансере в два часа дня. Сказала, что чем скорее, тем лучше.
- А что, если я не заразился, это длилось всего несколько мгновений?
- Все равно нужно провести курс уколов - профилактически, сказала Ангелина. Она лично будет лечить тебя.
- Я счастлив. Спасибо за помощь, о себе я позабочусь сам.
Она зарыдала в голос:
- Изувечь меня, Алешенька, изувечь, только не бросай. Я же не хотела…
- Хватит, - сказал я. - Вытри лицо и езжай домой заниматься. Сейчас же!
- Ты мне позвонишь?
- Все, что ее волновало. Ее даже не волновало и никак не трогало - за что ей-то все это!
Я задумался.
- А ты пойдешь к врачу? - спрашивает Лита.
- Нет, буду носить в себе всю жизнь - на память о тебе!
Она улыбнулась сквозь катящиеся слезы:
- Ты пойдешь к своему папе?
- Только в твоей голове могла возникнуть такая умная идея.
Я поворачиваюсь и иду сдавать зачет. У меня сейчас в голове спокойно и хорошо - как раз состояние для зачета.
Каким-то чудом я его сдаю, преподавательница видит, что я не в совсем обычном состоянии, и не сводит со мной счетов.
Я выхожу из здания. Солнце стоит высоко в небе и согревает жаром всех, кроме меня, - мне холодно. Я иду и считаю: суббота - не в счет, воскресенье, понедельник, вторник - сегодня третий день. Завтра все начнется. Мне кажется, что у меня уже все горит и жжет в паху. Или мне кажется, что все кажется? Хотя телу холодно и знобит.
Я выбегаю на улицу и как безумный хватаю такси.
- На Котельническую набережную! - бросаю я.
Венерологический диспансер находится рядом с кинотеатром "Иллюзион". Хорошее сочетание.
Одни иллюзии. Адам Алмазов был подарком Аллаха грешной земле. Адам был чеченец. Гордая, драчливая, маленькая нация. Со своим кодексом чести. Адам был "московским чеченцем", цивилизованным, ворвавшимся в Москву по медицинской прописке, потому как в столице никто не хотел лечить "сифоны" и "триппера". Спустя пять лет он стал заведующим диспансером, у него была голова на плечах. Хотя там, по-моему, всего было три врача. И никакой конкуренции. Все хотели быть хирургами или гинекологами. Но не урологами и венерологами. Маленький, коротенький, вечно куда-то спешащий, суетящийся, он делал - там - большие деньги.
Венерические пациенты почему-то считали, что нужно платить венерологическим врачам, чтобы их не ставили "на учет". Поэтому шли не в свои диспансеры, не в районные. Хотя кто бы проверял этот "учет"? Кто мог разобраться в этом всеобщем больном бардаке. Какой здоровый?
Когда-то мы гуляли и пили вместе - он был родственником пары моих подруг, сестричек Заргановых. О, эта двойка достойна пера Перова: Зося и Зара.
У них все начиналось на "З". Пошли мне Бог слова. Давно это было, гулянки с Адамом. Когда-то, тогда, он предлагал и моему брату работу, но будущий министр здравоохранения не мог опуститься до венерологического диспансера.
Адам Алмазов в белом халате сам вышел из кабинета встречать меня у двери, которую я пнул, открыв ногой. Я панически боялся прикасаться к чему бы то ни было в этих сифилитических заведениях.
- А, салам алейкум, - шутливо сказал он.
- Ва-алейкум ас-салам!
- Мой юный друг, надеюсь, радость увидеть старого товарища привела тебя в это, находящееся в самом нижнем и самом падшем кругу ада, место?!
Для чеченца у него неплохо был подвешен язык.
Мы обнялись и три раза коснулись щекой щеки. Таков обычай.
- Как жизнь, Адам?
- Разве это жизнь - одно заболевание! Ты первый здоровый, кто пришел навестить меня сюда.
Несмотря на трагичность ситуации, я невольно улыбнулся. Его такие же маленькие глазки, как и он сам, отметили это про себя.
- Как сестрички? - спросил он.
- Они не навещали тебя здесь?
- Что ты, им вообще нельзя иметь половых отношений до замужества.
Да, да, подумал я, они свято выполняют предписание Аллаха.
- Не знаю, у них теперь свой "детский сад", у меня свой - институт. "Малина" распалась. Они теперь в "секрете", кажется, с англичанином дружат.
- А хорошо гуляли тогда! Они меня мастерски раскручивали. Но как! А где твой брат?
- На "скорой помощи" и на полставки участковым терапевтом.
- До сих пор? Ему надо голову чуть-чуть подстричь. Тут он как-то на твою бывшую пассию накололся, так я лечил его потом. Бесплатно.
- Как звали?
- Верка, кажется.
- Не возжелай девушку ближнего своего. Верка королева блядей была. Она и ко мне в кровать необычайным образом забралась. Пятьдесят минут спустя после того, как стояла в подъезде, незнакомка, с каким-то парнем.
- Стройная фигура, спортивные ноги. Я и ее потом лечил.
- Странно, брат мне не рассказывал об этом "семейном" эпизоде. Постеснялся, видимо.
- С таким "станком" и ногами, видимо, хорошо исполняла…
- Королевой "фака" была. Шесть раз за ночь, семь, восемь - пожалуйста!
- Ну да?!
- Я худел на глазах…
- Я помню, ты был стройный и поджарый.
- А сейчас?
- Еще лучше! Кажется, вечность назад это было. А всего год прошел.
Я задумался. Он сел, вскочил из кресла, опять сел и сказал:
- Что привело тебя ко мне, кроме любви?
- Адам, я был с девушкой… - Я запнулся, мне было дико стыдно, не зная, как сказать, что она заражена гонореей.
- Тебе понравилось? Хочешь мне рассказать, как это было? Или показать?! Ты помнишь, как эта пара вытворяла на диване, которую мы напоили? А потом все сгрудились и смотрели, сдергивая одеяло.
- Девушка Марина, была близкая подруга Веры. У нее была одна специфическая особенность: она никому не могла отказать!
- Она у меня никогда не лечилась! - сказал Адам, и мы рассмеялись.
"Плакать буду", - подумал я.
- И что с девушкой? - серьезно спросил он.
- С ней произошел неприятный случай, в результате которого ее заразили венерическим заболеванием.
- Каким?
- Гонореей.
- Когда ты с ней был?
- В субботу. Но я не совсем, чтобы с нею был…
- Расстегивай свои красивые брюки.
- Адам, мне неудобно перед тобой… раздеваться.
- "Неудобно", когда из канала течет, потому что болит. Не болтай глупости. Живей, ты мне не платишь за визит! - Адам тщательно моет руки. - Все-таки ты сын врача.
Он смотрит головку члена, давит, жмет, мнет и говорит, что ничего нет. Пока.
- Адам, ты не дал мне договорить.
- Наверняка что-нибудь умное скажешь, какое-нибудь открытие сделал?
- Я был с ней всего один раз, полминуты. Я даже не кончил в нее. Сперма была на…
- С каких пор это мешает гонококкам пробраться в мужской канал, когда они облепляют стенки влагалища, куда ты "вошел" на полминуты…
Я вздрогнул, явственно представив.
- Ладно, не буду вдаваться в венерологические подробности, а то ты еще вырвешь мне на голову.
- Значит, я не болен?
- Но проколоться все равно надо, профилактически. А также привести партнершу, которая "наградила".
Как отстраненно, со стороны, звучит венерическая лексика.
- Сколько времени это займет?
- Начнем сейчас, придешь завтра и послезавтра. Через три дня будешь как новенький.
- Но я не болен??
- Ты хочешь дождаться, чтобы убедиться?! Поверь мне, это больнее, чем укол. Подожди, я принесу стерильные шприцы.
Он приносит:
- Если тебе хочется верить, что ты не заражен, верь!
Он делает мне два разных укола, уколы я ненавижу.
Какое-то ощущение от этих уколов грязи и запачканности. Итак, я запятнан. Я больше никогда не смогу сказать себе: я никогда не болел. Сорвали печать. Больше того, я даже не узнаю: заразила она меня или нет.
- Одевайся, спасибо за доставленное удовольствие созерцать твой стройный зад.
- Адам, большое спасибо.
- Так и быть, по старой дружбе, не поставлю тебя на учет!
Мы смеемся. Я одеваюсь.
- Адам… сколько я тебе должен за твое удовольствие, которое ты мне доставил?
- Ты что, с ума со временем сошел? Придешь завтра ровно в два. Девушка-то красивая?
- Не мне судить…
- Но в ближайшие дни не забирайся ни на кого, пока я не сделаю мазок и не проверю анализ мочи.
- Ты по-прежнему пьешь армянский коньяк?
- Это моя слабость, за неимением французского. Но тебе сейчас пить нельзя, надеюсь, ты это знаешь? Как сын врача. Ты не хочешь делать себе больно!
- Как раз хочу, - непонятно отвечаю я.
- Поэтому угощать коньяком я тебя не буду!
Мы прощаемся, он протягивает мне руку, поколебавшись, я жму ее. И боюсь идти в туалет… чтобы помыть руки. Я всего здесь боюсь, даже воздуха.
Лита, Лита…
Я еду в Елисеевский гастроном в центре. Там работает бывшая девушка двоюродного брата. Москва расчерчена по девушкам. Прошлым евам и нынешним мадоннам.
Вика сразу узнает меня и приветливо улыбается. Она похожа на дочь одной известной киноактрисы. И почему мне не нравится Вика?
- Здравствуй, мистер грация!
Я оборачиваюсь назад…
- Ты меня с кем-то перепутала.
- Такую фигуру невозможно ни с какой перепутать! Чем могу быть полезна? Ты совсем не ешь, такой стройный?
- Мне нужен французский коньяк.
- А итальянский шоколад не нужен?
- Говорят, швейцарский самый лучший.
Она на мгновение задумывается, стоя за прилавком. Светлая девочка, может, ее с Максом познакомить? Впрочем, ему нужна Брижжит Бардо.
- Разве только из запаса Министерства иностранных дел. Мне нужно будет пару дней. Сейчас каждая бутылка на счету.
Она смотрит мне в глаза.
- Ты можешь зайти в пятницу, к концу рабочего дня? Я должна буду вынести сама.
Она продолжает смотреть мне в глаза.
- Это очень неудобно?
- Ничего страшного.
- Спасибо большое.
Она прощально кивает.
- До встречи, - говорят ее накрашенные губы.
У дверей квартиры на Архитектора Власова меня ждет сюрприз, одетый в модные английские джинсы, которые я ей подарил. Обтягивающая блузка демонстрирует высоту груди. "Красивая" ли она? Я все ищу слова, я еще не нашел слов, чтобы ее описать. Она неописуема…
Она невольно берется за пуговичку блузки.
- Я не так выгляжу?
О, этот ее томный, бархатный голос, когда она говорит со мной.
- Что ты здесь делаешь?
- Я только хотела узнать, что сказал врач?
- С чего ты взяла, что я видел врача?
- Ты очень умный, Алешенька.
- Не очень, если я с тобой.
Она почувствовала слабинку, маленькую расщелинку. И уже повисла на мне, целуя в шею.
- Для этого есть телефон…
- Я его потеряла, бумажку, на которой он записан.
- Ты правда потеряла?
- Да, но я помню его наизусть, с первого мгновения. Я сказала правду… Я всегда буду говорить только правду. Но давай считать, что я его потеряла: я так хотела увидеть тебя. Обнять.
Ее руки соскользнули мне на пояс.
- Может, войдем в квартиру?!
- А можно?
- Не переигрывай, Лита. Ты не актриса.
Хотя…
- Я думала, ты рассердишься, когда увидишь, что я приехала. Что сказал врач, у тебя что-нибудь не так?
Я включил свет. Мне нравился ее символический язык, состоящий из эвфемизмов.
- Сказал, чтобы я привел ту, которая меня "наградила".
Она осеклась.
- Вколол два укола и сказал прийти завтра.
- Но у тебя ничего не болит?
Я усмехнулся:
- Душа. Знаешь, есть такая. Между двумя сосками расположена.
- Можно я ее поцелую и приласкаю?
- Ты уже меня поласкала. Спасибо, поэтому мне нужно ходить в венерологический диспансер. Чтобы вылечиться от твоих ласк.
Она вскинулась:
- Мне сегодня начали новый курс лечения и дали…
- Я рад за тебя. Какие у нас милые разговоры. Возвышенные, чувственные, почти шекспировские.
Она сникла, но через минуту опять встрепенулась:
- Ты голодный, я привезла тебе поесть?
- Мне совсем не до еды сегодня. Может, ты сможешь подсказать причину?
Большая слеза медленно выкатывается из ее глаза. И катится вниз.
Несмотря на ее ласковые уговоры, на все ее уговоры, мы спим под разными простынями. Она к тому же в халате, безропотно подчиняясь.
Утром я спешу в туалет и минуту спустя зову ее.
- Ты хотела знать - пожалуйста!
После мочеиспускания тонкие длинные нити тянутся из канала, не разрываясь, плавно опускаясь на воду. Как лески, но тоньше и прозрачней. Нити…
Она сначала не понимает. Потом опускается на колени.
Берет рукой и прижимает его к щеке. Совсем не брезгует. И трется об него щекой.
- Он хороший, он очень хороший…
Я беру туалетную бумагу и пытаюсь оборвать, отрубить нити. Я начинаю невольно возбуждаться и отвожу ее руку из-под него.
Как ласково она держала меня. Я поражаюсь сверху красоте ее обнаженных плеч из-под спавшего халата. Она уже целует мои колени.
На Котельнической набережной всегда пустынно. Как крепость с выступами стоит громадный дом.
Я проскальзываю, не коснувшись венерологической двери. Адам внимательно слушает мой рассказ о нитях и говорит:
- Хорошо, что я вколол тебе два укола. Очень вовремя, надеюсь, запарализовал его гнойное величество гонококк. Так как потом часто бывают воспаления - урологические.
Я удивленно смотрю на него. Маленький, как Наполеон, Адам командует мне:
- Снимай штаны!
Я еще более удивленно смотрю на него, но слушаюсь. Он делает мне укол, который болью отдается по всему телу.
Почему тот факт, что Адам - знакомый, смягчает ощущение оскорбления, что я - сын врача, должен лечиться в венерологическом диспансере, я не понимаю.
В пятницу, во второй половине дня, он объявляет, что я здоров. Взяв мазок из канала и проверив под микроскопом. Анализ мочи будет через три дня.
Никаких чувств у меня это не вызывает. Я не чувствовал, что я больной, я чувствовал себя униженным. Запачканным, нечистым и не целым. Каким-то гниющим, все равно заразным. Для своего тела, мозга, души.
Через центр я иду пешком. Предуик-эндная суета, все убегают с работы раньше; да и не работает никто…
- Привет, - говорит она. Вика достаточно хороша собой, чтобы работать продавщицей.
- Привет, - говорю я.
- Все для тебя сделала. - Она округляет большие глаза. И улыбается. - Подожди пять минут, я закончу и вынесу.
Я очень удивлен и ласково смотрю на нее. Она:
- У тебя синие глаза с голубым отливом.
- И что это значит?
- Мой любимый цвет. Мне очень нравится.
Я киваю автоматически и отхожу от прилавка, чтобы не задерживать очередь.
Я встречаю ее в длинном мраморном предбаннике (или холле). Елисеев, кажется, был купец. Купцы знали, как жить! Сейчас так не живут. Сейчас все принадлежит народу. Как жаль: хочется, чтобы хоть что-то принадлежало личности. Индивидууму. (А все принадлежит клике демагогов, цитирующих лозунги сифилитика Ленина. Интересно, кто его лечил тогда? Адама еще не было. Как и пенициллина…)
Вика одета достаточно модно и производит впечатление.
- Вика, тебе никто не говорил, что ты похожа на дочь известной киноактрисы?
- Говорили, часто, особенно после того, как вышел ее нашумевший фильм "Любовь". Только она выше. Как-то заходила со своим любимым - седоватым сценаристом, то ли писателем, он закупал ящики - на дачу.
- Сколько ему лет?
- Она ему в дочки годится, но смотрит на него обожающими глазами. А у него такие мешки от запоя, что…
Она запнулась. Мы вышли на Горького, в толкающуюся толпу.
- Поздравляю с окончанием рабочей недели!
- Было бы с чем!
Она протягивает мне фирменный пакет. Еще и пакет!
- Вот твой волшебный напиток. Надеюсь, пригласишь на рюмку?
Она смеется моему растерянному лицу.
- Не бойся, я пошутила.
Я объясняю, что это в подарок - за услугу. Умалчивая, кому и за какую услугу.
- Спасибо большое-пребольшое. Сколько я тебе должен?
- Поцелуй. У тебя все равно нет таких безумных денег. Мне директор дал из своей брони.
- И все-таки сколько я должен?
- Поцелуй.
Я взял ее руку и благодарно поцеловал.
Мы идем вниз по Горького. Она смотрит в мой профиль:
- Кто же та счастливица, которую ты развлекаешь вечером?
- Нет такой.
- С изумрудными, синими глазами…
- Никто не зарится.
- Хочешь сходить со мной в кино?
- Обязан!
- Я давно хочу посмотреть "Бег".
- Потрясающе сильный фильм.
- Ты уже видел? Как жаль…
- С удовольствием посмотрю еще раз.
- Но не ради обязанности?..
- Ради Булгакова. И классной игры актеров.
- Спасибо. - Она облегченно вздыхает.
- Ты благодаришь меня?!
Мы останавливаемся около тумбы с афишами. В течение года они канут в никуда, исчезнут навсегда, и Москва опустеет без них. Как осиротеет.
Меня постоянно толкают плечами, задами, но я не в настроении выяснять отношения.
Оказывается, Вика живет на Академической, и мы выбираем новый кинотеатр, около ее метро. За разговором я не замечаю, как мы спускаемся, выходим из метро и оказываемся около касс. Почему они всегда такие маленькие? Кассы…
- Ты голодный? - спрашивает она заботливо.
Я не могу питаться в этих кафе, забегаловках, стекляшках. Одно слово "общепит" вызывает у меня рвотное чувство.
- Двадцать минут до начала. А наспех глотать…
- Я захватила с собой несколько очень вкусных пирожков из слоеного теста. Не общепитовских, - утешает она.
Откуда она знает, о чем я думаю? И поражает меня еще больше, говоря:
- Я сама не терплю эти кафе!
И ее отточенный носик забавно морщится. Мы сидим с Викой на лавке, едим очень вкусные пирожки и глядим друг на друга. Она протягивает мне салфетку, и я неверяще смотрю на это чудо. Салфетки - это моя слабость, я не могу без них прикасаться к еде.
В буфете я предлагаю ей лимонад и бутерброды с красной икрой. Но по легкой девичьей усмешке понимаю, что ее этим не удивишь. Она же работает в Елисеевском - лучшем гастрономе отечества. И дым отечества нам сладок… Кому-то был приятен.
- Ты любишь сидеть ближе или дальше? - спрашивает она.
- Ближе, я на чтении посадил глаза.
Она опять проходится по моим глазам, смеемся. И свет гаснет.
"Бег" - мой любимый фильм, пожалуй, лучший из созданного в отечественном кинематографе. Актерский ансамбль великолепен, чего стоят одни Ульянов, Басов, Дворжецкий, Евстигнеев. Я до сих пор поражаюсь, что Алову и Наумову дали снять такой фильм. "Белая гвардия" - элита России - офицеры, аристократы, князья, - большевики растерзали их, разорвали и загнали в море. Полвека назад. А что бы было, если б было наоборот?
Викино плечо касается моего. В темноте я смотрю на ее щеку, грудь, верх бедер.